Ирина Евгеньевна Павлова
Калина красная
Заметил, как два чёрных силуэта дрогнули, а потом сделали шаг вперёд, приобретая черты людей. Оба были высокими, широкоплечими, подтянутыми и явно в хорошей боевой форме. Один был с изумрудными глазами и чёрной копной волос, собранной в хвост, второй же, казалось, был то ли седым, то ли сереброволосым, с довольно короткой стрижкой. Такую видел на службе, когда мы прибыли в город, у заморских торговцев. Глаза были ярко-синими, холодными. Кожа у обоих была сероватого оттенка, явно намекавшая на их нечеловеческое происхождение.
– Уэйн? – обратился синеглазый к соратнику.
– Уступаю, – усмехнулся тот и сделал шаг назад, снова окутываясь тьмой.
– Теперь ты страж миров, грешник, – сказала снова самая молчаливая фигура. – Это великая честь и ответственность. Не подведи своего учителя и миры.
Зал очень быстро наполнялся густым туманом, и мне стало казаться, что вот теперь я точно задохнусь. Когда видимость пропала совершенно, инстинктивно закрыл глаза и чувствовал, как в груди бешено стучит сердце.
Почувствовал на коже дуновение ветра, и, открыв глаза, увидел нашу с Виолой поляну, а потом услышал осторожные и довольно тихие шаги. Резко обернулся, натыкаясь взглядом на синеглазого.
– Ну здравствуй, ученик.
– А если я не хочу быть учеником? – решил узнать. – Если я хотел забвения?
– Не тебе решать, что ты хочешь, – он пожал плечами. – Я в своё время тоже не выбирал, выбрали за меня.
– Почему вас зовут древние? Вы не друиды?
– Друиды, но мы первые, что вступили на эту службу.
– Значит, она никогда не закончится?
– Закончится, – ответил он довольно безразличным голосом. – Либо ты заслужишь прощение и переродишься, либо проиграешь твари, и сам ею станешь.
– Чудесные перспективы, – буркнул.
– Учиться у меня или нет, уже решать тебе, – он отвернулся и пошёл в лес.
– Ты не очень заботливый учитель, – протянул я и пошёл за ним.
– Я учитель, а не нянька, – он снова пожал плечами. – Ты уже не ребёнок и должен понимать разницу.
– И долго ты будешь меня учить?
– Это зависит только от тебя.
Да, учитель достался мне не очень эмоциональный и многословный. С другой стороны, он же не мой приятель, чтобы весело общаться, он и на человека не шибко похож. Но раз выбора нет, значит, будем учиться, а там, быть может, он ответит на мои вопросы.
Глава 7.
Настоящее время
Смотрел на тварь, что лютовала в деревне всё это время, и вспоминал свою жизнь, смерть и обучение с Феланом. Он мне тогда и сказал, что Виола не ушла на перерождение, а осталась здесь, в мире живых. Стала беспокойным духом, но не враждебным, ибо не было искренней ненависти в её сердце и душе. А потому смогла слиться с природой вокруг и получить подобие покоя.
Так почему сейчас, передо мной стояла Виола? Она источала такую ненависть и жажду крови, что казалось, она сущность, что живёт и питается живыми уже не одну тысячу лет. Лишь один раз такую тварь встречал и проиграл бы ей, если бы не позвал учителя.
– Виола, – позвал девушку. – Это правда, ты?
Она чуть склонила голову, а потом оскалила полный рок клыков и кинулась на меня. Крутился на поляне как смерч, стараясь не угодить на её клыки и когти. Силы и скорости ей было не занимать, а я всё пытался понять, почему это случилось? Как моя милая и добрая Виола, которая даже на костре не смогла искренне возненавидеть своих палачей, превратилась в тварь после смерти?
Задумался настолько, что не заметил её очередной выпад, и она смогла выбить меч из моей руки. Да что такое?! Отскочил в сторону, подбирая нужную траекторию, чтобы и в зубы не попасть, и до меча добраться. Вот не зря Фелан всё время на меня ворчал и говорил, что я растяпа и пора уже меч к моей руке привязывать, ибо, сколько можно его ронять. Надо, надо было послушать учителя и действительно его привязать.
Потребовалось время, но мне всё же удалось заставить тварь подойти к краю поляны, чтобы самому броситься в центр за мечом. Едва клинок оказался в моей руке, как лезвие вновь покрылось туманом, и я в самый последний момент успел выставить блок, чтобы парировать атаку острых, как кинжалы, когтей твари.
Видел, что она меня не узнаёт. Да что там меня! Она сама себя не осознавала, а учитывая, что она попробовала плоть и кровь живых, прежней ей уже не стать никогда. Суровую правду обо всех трёх мирах Фелан вдалбливал в меня долгую сотню лет. Я был не самым радивым учеником, но всё же и не самым плохим. Плохие ведь не прожили бы шесть сотен лет, выполняя свой долг в одиночку?
Иногда пересекался с другими друидами, но знал далеко не всех и видел тем более. Даже тот же Фелан не мог точно сказать, сколько нас всего в мире. Неизменно было только количество древних – восемь. Таких, как мы было больше, а вот сколько, кто его знает. Общих сборов у нас не бывает, но, возможно, сто́ит устраивать, чтобы делиться вот такими историями о необычных тварях.
Отпрыгивая в очередной раз от твари, зацепился за спутанную и довольно прочную траву на поляне, из-за чего не смог полностью уклониться от атаки. Меч из моей руки снова выпал, а рука повисла непослушной плетью. Кровь довольно обильно побежала из раны по коже и начала окроплять траву.
В магии я был не очень искусен, но сейчас выбора не было особо. Быстро начертил в воздухе символ и, активировав, атаковал тварь. Она же, в отличие от меня, увернулась очень ловко, и я лишь сломал дерево на краю поляны.
Отскочив в очередной раз, снова запнулся и рухнул на землю, громко и самозабвенно матерясь. Почувствовал холод и резко обернулся, смотря в лицо той, что любил семьсот лет назад. Она оскалилась в кровожадной ухмылке и выбросила руку с острыми когтями вперёд, намереваясь пробить мне сердце. Понимал, что увернуться у меня не получится, просто не успею, как и сотворить заклинание.
– Прости, что не успел тогда, – прошептал и закрыл глаза, смирившись, что стану тварью от руки возлюбленной.
– Рановато ты прощения просишь, – услышал знакомый голос, с лёгким налётом язвительности и открыл глаза ровно в тот момент, чтобы увидеть, как Виола, пронзённая мечом, обращается прахом, который разносит по поляне ветер в тот же миг.
– Фелан? – удивлённо спросил и с трудом поднялся на ноги.
– Тебя Тион перед смертью покусал? – спросил он, изогнув вопросительно бровь, а я поражался тому, насколько живее стала его мимика, да и в голосе было словно больше жизни. – Что ты подставляешь под когти таким тварям?
– Ты как-то изменился, – протянул, так как это не давало мне покоя.
– Хм-м, – задумался он, – возможно.
– С чего бы вдруг? И почему Виола стала тварью? Ты говорил, она нашла упокоение.
– Я сказал, что она слилась с природой вокруг и её ненависть была не искренней и недостаточно большой, чтобы стать тварью.
