Завод получил заказ на экспериментальную партию снарядов, пришлось работать две недели без выходных.
Город оживал, весной на улицах появились движущиеся трамваи, но не в сторону её работы, на конечной остановке этого маршрута был фронт.
Не через неделю, а через две она подошла к этому самому дому с матерчатой сумкой в руке. Спешила. После двух месяцев капустной диеты перестали шататься зубы, спала опухоль с ног. Сейчас бабушка поможет дорогим людям. Второй этаж, третий, квартира, постучала, дверь не заперта.
Переходя из одной комнаты в другую, она наклонялась над каждой кроватью, над каждым диваном, искала, пусть слабое, свидетельство жизни. Не нашла. Пять человек, любившие друг друга, сначала делили паёк, а потом честно разделили смерть. И ещё поняла бабушка: неделю назад они, скорее всего, были живы.
Как долго, выйдя из квартиры, она стояла на лестничной площадке третьего этажа, не помнила.
– Если бы трамваи ходили, я бы, конечно, привезла им этот кочан на неделю раньше, – закончила рассказ.
Я посмела задать ещё один вопрос, он был важен для меня.
– А как же капуста? Ты съела её?
– Что ты! Когда вышла из дома, увидела мужчину. Если сквозь лицо человека проступает череп, он уже не жилец, так мы считали тогда. Но и я зимой, наверное, выглядела не лучше, а выжила. Мужчина менял тельняшку на еду, я отдала ему кочан.
– Целый кочан капусты постороннему человеку в блокадном городе?!
– Да.
Я была потрясена расточительностью, мама бы выгодно продала.
– А тельняшку не взяла? Для чего тебе она, сколько их у моряков …, – любопытство не было исчерпано, деликатности жизнь ещё не научила.
– Тельняшка не нужна, конечно, но взяла.
– Для чего?
– Человек же не милостыню просил, а менял вещь … Зачем его унижать?
Именно, в этот момент, вопрос, почему бабушка осталась жива, перестал для меня быть загадкой.
В чистенькой кухне, давно требующей ремонта, в загаженном доме среди распадающейся страны размышлял четырнадцатилетний подросток, как повезло много лет назад мужику, замученному голодом, и как он удивился, должно быть, тому, что понадобилась какой-то странной женщине среди бомбёжек, голода и горя, его, совсем, даже, не новая, тельняшка…
Но оставался ещё один, злободневный в то время, вопрос:
– Бабушка, вы не думали тогда, что легче было бы сдать немцам город?
– Поверь, никому из тех, кого я знала, эта мысль не приходила в голову.
Вот и все ответы.
Она дожила до девяносто двух лет. На болезни не жаловалась, ела мало, не принимала лекарств, не мерила давление, не верила врачам. Устала, ослабла и не проснулась утром.
«Чёрному» дому повезло, фасад чистили струями песка, дом оказался светло-серым, отреставрировали балконы, восстановили лепнину. На подъезде и новых воротах арки – кодовые замки. Первый этаж занят обувным магазином, пиццерией, туристической фирмой и салоном сотовой связи.
Трамваи, которых так не хватало жителям в блокаду, стали лишними в центре города. Рельсы демонтировали, улицы заполнил легковой транспорт, автобусы.