Ислам Дахаев
Эбберт. Бесцветный человек
Край Верхнего Города мало отличался от Старого: те же узкие улочки, вымощенные древним, неровным булыжником, который словно помнил шаги людей нескольких веков назад. Фонарные столбы кривились набок, будто трости древнего великана, который однажды навалился на них всей тяжестью и забыл выпрямить.
Обшарпанные двухэтажные дома мирно теснились по обе стороны улочек, нависая оконными фасадами, словно заглядывая прохожим через плечо. Их крыши, покрытые выцветшей и потрескавшейся черепицей, напоминали Эбу шутовские колпаки – треугольные, с венчающим их перекрестием флюгера, который лениво скрипел на ветру.
Вечер медленно опускался на город. Редкие горожане торопились по своим делам. Лампы еще не зажглись, и улицы утопали в сумерках, как в сером мареве.
Переулок будто бы затаился, спрятался от звуков большой улицы, с которой доносился лязг старых карет и приглушенные шаги тех, кто прогуливался пешком.
Женщина в выцветшем плаще спешила через улицу, прижимая корзину к груди. Двое парней, притулившись у стены, бросили ей пару слов, на которые она даже не обернулась. Другая жизнь. Другая реальность
Временами до Эба доносились обрывки разговоров, стук копыт и отдаленный гул вечерних колоколов, оповещающий о конце дня. Очередной рабочий день подошел к концу.
Холодный ветер резал лицо, заставляя Эба плотнее закутаться в плащ. Но с каждым шагом, отдаляющим его от лечебницы Хоппа, напряжение в груди отпускало. У него своих проблем было предостаточно и без нежданным гостей в лице странного Салливана.
Эб шмыгнул носом, втягивая в себя холодный воздух, и тихо выдохнул.
Пора возвращаться.
Если опоздает, матушка будет злиться. А злой она нравилась ему еще меньше, чем обычно.
Он ненавидел старуху всей душой. Она была самой омерзительной из всех. Порой он ловил себя на мысли о побеге. Просто взять и уйти. Но даже думать об этом было глупо.
Кукольный Дом не отпускал своих игрушек. Куклы могли сломаться, сгореть, потеряться – но никогда не уйти по собственной воле.
Он был рабом. Пусть это называли иначе, суть не менялась.
Кукла. Чья-то кукла. Без права голоса, без возможности сказать «нет». Обреченный работать, голодать, ломаться – но никогда не уйти.
Тех, у кого не было семьи, продавали в Кукольные Дома. Там они превращались в экспонаты для “господ”. Эб сплюнул. Тошно было даже думать об этом.
И никто не возражал. Никто даже не замечал.
Кого волнуют сироты?
Никого.
Эб жил в Кукольном Доме уже одиннадцать лет.
Достаточно, чтобы привыкнуть ко всему. Казалось бы. Но даже он, со всей своей изворотливостью, все еще находил в этом месте вещи, к которым невозможно было привыкнуть.
Он встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. В конце концов, ему жилось куда легче, чем другим. Он знал, когда стоит соврать, кому польстить и как вовремя исчезнуть из поля зрения.
