Иван Николаевич Пальмов
Человечики
Рисунок шестой (палитра). Глава шестая.
…
Облака всегда были миром фантазий, для всех, с самого детства. В облаках можно увидеть все что угодно, а спрятать за ними можно еще больше. Среди пустоты белого света, очень трудно найти серые, бледные кусочки дыма, но только не мне. За годы, что прошли здесь в белоснежно ярком свете, я сумел бы увидеть даже маковое зернышко с расстояния в тысячу миль. Одно только радует тех, кто не видит цели, пустота и полная безмятежность. Я отправился в путь.
«ну что, посмотрим, что они прячут»? – я кивнул стулу, а затем начался истерический хохот, я пинал стул и он будто вместе со мной закатывался от смеха. Едва улыбка сошла с моих уст, я поглядел вдаль и снова увидел облака, а затем дурацкую табуретку, плюхнулся на пол и зарыдал. Маленькая надежда промелькнула в душе, остатки рассудка вновь возвращали меня в жизнь.
…
–Мистер Вульф, не соизволите прогуляться? – приподняв брови, я играючи посмотрел на пса.
– Непременно Сэр, – будто ответил мне Вульф. Я придумывал фразы для Вульфа, в голове проигрывал диалог и был, абсолютно, доволен нашей беседой. Ни один собеседник не понимал меня лучше, чем мистер Вульф. Мы могли спорить и говорить о чем угодно.
В философии нет полной определенности, точного достоверного и тождественного понятия, а потому скептик и философ никогда не приходят к единому мнению. Несомненно, во мне боролись сразу несколько человек, одного то я любезно и предоставил мистеру Вульфу, и он был скептик. Вульф вечно сомневался в моих утверждениях, нередко приводил разумные доводы и едва ли не убеждал.
– Давно ли ты ел старина? – поинтересовался Вульф, который, кстати, ни в чем себе, с некоторых пор не отказывал.
– Чревоугодие не грех, да? – парировал я.
– Ты бросаешься в крайности.
– Знаешь ли ты, как долго человек может обходиться без пищи? – спустя паузу я поспешил ответить на свой вопрос, – двадцать один день, представь. Представь как немного нужно, чтобы работал сложнейший в мире механизм.
– Когда-нибудь твои крайности доведут тебя до могилы.
– Так мы не о еде, что ли говорим?
– Я с удовольствием поговорю о еде, если желаешь…
– Я не конкретно о какой-то булочке говорю… в целом. Беда не в том, что человечество скоро превратится в аккуратно сваленных колобочков, проблема такова, что еда возомнила о себе больше чем ей полагалось. Слово «кушанье» могло и не появиться в нашем диалекте, не будь еда чем-нибудь большим энергии для человека. Пища начинает забивать уже не животы, она проникает повсюду, возможно, скоро не останется места и для тебя.
– Может ты прав, а может такой сам по себе и тебе так удобнее рассуждать, у тебя нет средств для того чтобы испытать обе стороны. Что если энергия пищи и дает нам жизнь в полном объеме, и именно так мы можем ощутит в ней себя?
– Будь я уверен в правоте твоих слов, мистер Вульф, уж, наверное, мы бы осуществили твою идею. Сложный ответ всегда кажется вернее, вот почему мы все еще не набили себе животы и не занялись сладким сном. Поедим еще, не к спеху.
Рисунок седьмой (надеюсь я тебе не надоел). Глава седьмая.
…
Облака вот – вот навалятся на меня, они уже совсем близко, вытяни руку, прикоснись и они укроют тебя. У самого края облака, я остановился, переводя дух, и уже легкая дымка едва не отделившаяся от большого кома щекочет мой нос. Я иду сквозь облако, кругом маленькие частички воздуха вперемешку с водой будто разделяют мир на пиксели. Идти сквозь облако тяжело, натужно, но мне-то надо узнать, что за ними. Покрываясь зыбкой изморозью, ты будто и сам переходишь в состояние частиц, разлетаясь на мелкие доли, словно испаряясь.
…
Навалившись к стене, сидя на полу в полной безмятежности, я чешу ухо мистера Вульфа. Наверное, как просыпаясь, можно почувствовать, что перебрался в другой мир, где не действует та магия, что еще секунду назад в тебе была. Реальность ли это? Попробуй, угонись за ней, чем чаще я выпадал из нее, тем призрачнее становилась грань. Нет, я пока еще не сумасшедший, но возможно когда-нибудь моя фантазия доведет меня. Нужно сопротивляться, необходимо быть собой, верить в то, во что всегда верил и постараться быть идеалистом. Осознать свое сумасшествие не сложно, страх бережет тебя, и ты это понимаешь, как боль, как опасность.
За окном ярко светит солнце, и его лучи озаряют весь дом. Мы только позавтракали с мистером Вульфом и разошлись по своим делам. Я сел читать книжку, а мистер Вульф растянулся вдоль широкого лучика света, лежавшего на полу гостиной. В руках у меня был Конан– Дойл, конечно же его знаменитый «Шерлок Холмс», то и дело переносящий меня в различные закоулки Лондона. Подчас мне уже не столько нравилось само действие детектива, как описание места в коем происходило действо. Над городом плывет серая дымка, испарины появляются на каменных домиках Викторианской эпохи, гулко мчатся лошадиные повозки по мостовой, мальчишка горланит с кипой газет, вот уже во всей суете находится место и для меня. Я стою как-нибудь с краю, едва ли мелькая в картинке, лишь у моста в преддверии Темзы маячит мой силуэт.
Рисунок восьмой (еще и еще). Глава восемь.
…
Пой вечно, на небе кричи
Глянь на душу больно
Лежат кирпичи
Пой вечно как вольно
Дыши и не больно
Рождается эхо в тиши
–Слышишь ?! – я понял все сразу и закричал во весь голос, уже и не столько в надежде, как просто включая логику мысли. Я сам себя слышу, вовсе уже и не в голове, мой голос вырвался наружу. Я понял это, как только перестал думать о сказанном, а вернее спетом, ведь когда поешь, слова идут сами собой. Если меня можно услышать, наверное, кто-то должен слушать. Я стал кричать, теперь уже не видя света, во мраке облака, веря в то, что здесь не один.
…
– Мы с тобой очень даже похожи, а? – я обращался к мистеру Вульфу, – ты согласен или просто не говоришь? – снова спросил я.
– Ты хочешь спросить меня на счет Хемингуэя? – мистер Вульф уже не лежал на полу, а сидел с важным видом в кресле, держа трубку в одной из своих лохматых лап.
– Причем здесь Хемингуэй? Я вообще его не упоминал, – немного хмурясь, ответил я. Вопрос мне показался совершенно неуместным.
–Ну что ж давай послушаем тебя – пес сделал сильный глоток дыма и задержал дыхание.
– Вопросы ведь задаю я и ответ, по сути, даю сам же… – тут я отвел взгляд и задумался.
– А можешь ли ты вспомнить, что когда то было иначе, по-другому, хоть один волнующий вопрос, на который ты сам бы себе не ответил? Нет мой друг, вопросы всегда рождались в тебе и кто бы там что не сказал, ты последний, кто отвечал и именно этот ответ оставался. – он кивнул.
– Ты видишь тот же мир что и я, ощущаешь себя центром, почему же этот мир не твой? – трубка, внезапно, оказалась в моей руке, и я машинально потянул ее ко рту
– Я не очень хочу быть центром чего бы там ни было, – словно с укором в голосе произнес Вульф, сглотнув все в одно слово.
– Как то я уже понял, что не мы с тобой здесь главные, а значит мы всего лишь части. Но ведь мы доли одного целого, как атомы одной молекулы, как единый материк. Верно ведь Вульф? – повернувшись к стене, я бормотал это, опустив голову. Вульф не ответил, а от него этого сейчас и не требовалось. Как будто он знал. Вскоре оглянувшись, я увидел как пес по-прежнему дремал на солнце.
Рисунок девятый. Глава девять.
…
Запахи жизни дают нам воспоминанья, мы можем не помнить день, но отдельный момент, можно забыть даже чувства, но только не запахи. Прохладное утро огромного, едва ли проснувшегося города, кирпичные улицы, чуть свет совсем без солнца и вместо ветра замерзает воздух. Начинается суета, кругом машины, люди снуют, а тебе все равно, ни дел, ни забот, живешь эпизодом, будто из фильма и чувствуешь миг. Таким запахом меня окружало облако, и это было первое воспоминание, мне оно показалось чудесным. До сих самых пор я и секунды не пытался вспомнить свою прежнюю жизнь или не мог отчего-то. Облако рассеивалось с каждым шагом, а я все еще пытался удержать воспоминание, контраст смазался, все произошло не так уж внезапно, но эмоциям и без того не было предела. Передо мной как из картинки выстроился мост. Вдоль моста тянулись кузничные узоры оград, а венчали его стеклянные фонари, стоявшие по бортам. Куда тянется мост неизвестно, да и важно ли это, но мост уходил далеко, пологой дугой оставляя загадку.
…
– У тебя весь мир перед носом, а ты сидишь тут в четырех стенах, – мистер Вульф с плеча выказывал недовольство, а я стоял у окна.
– Хочешь прогуляться, так я не держу, айда на все четыре стороны, – все так же глядя в окно, сказал я.
– А сам чего? – напрашивался мистер Вульф
– Далеко не уйдешь, а близко мне не хочется. Видал я, знаете, – я повернулся и пошел прочь от окна, мистер Вульф и тут увязался следом
– Тогда простой вопрос: – как долго ты собираешься здесь сидеть? – заглянув в окно и отвернувшись, тут же спросил мистер Вульф.
– Видишь ли, мне задолжали, – мистер Вульф посмотрел подозрительно, – у меня украли мечту, вот как вернут, так я и уйду. – продолжил я.
– То есть, как это украли? Небось сам и профукал, тоже мне потерпевший, – небрежно бросил мистер Вульф.
–Увы, мой друг, но я ее осуществил, – рухнув на кресло, произнес снова я, – только не знаю для кого.
– И в чем же была твоя мечта, мой друг? – последние два слова пес произнес как будто бы дразнясь.
– С двенадцати лет я мечтал спеть на сцене перед огромной толпой, – не замечая издевки начал я, – я играл на гитаре, сочинял музыку, каждый день представляя будто оказался по ту сторону концерта. Прошу помянуть мое слово, я никогда не сомневался в успехе и не представлял себя кем– то другим.
–Ну а в целом я тебя понял, – мистер Вульф неожиданно перебил.
–Меня не было там, ты понимаешь? – закричал я.
–Ну и что с того, перестать быть человеком? – негромко, но бойко, снова перебил меня мистер Вульф.
Спустя паузу я все же продолжил:
– Наверное, у всех когда-то была мечта, может в детстве, не важно. Мечта не должна быть просто мечтой, мечта – есть цель, а к цели нужно стремиться. Потому я сижу в четырех стенах и смотрю на все из окна.
– Не думал создать новую цель? Это возможно, – предложил мистер Вульф
–Посиди со мной, – прошептал я словно самому себе, и с надеждой глядя в преданные глаза, через время, погрузился в сон.
Рисунок десятый (склейка). Глава десять.
…
За шагами по мосту следовали отзвуки босых ног, я прошел немного, а времени прошло будто уйма. Вдруг я услышал посторонний звук, остановился и после долгой отдышки затаился, вслушиваясь и напрягая все тело. Слабое журчание перетекало в шум, и под мостом уже виднелась река. Вода заполняла только для нее определенное пространство, не выходя за рамки устья без краев. Я перегнулся через мост, и первым желанием моим было, конечно, прикоснуться к воде, окунуть в нее руки, но она была далеко, хоть и казалась совсем близкой. Пошарив руками кругом, я нашел камень и легонько подбросил его в реку, мне стало интересно, и я стал считать, камень все никак не издавал свой булькающий звук. Отсчитав с минуту я снова пошел дальше и сделав, по меньшей мере, сотню шагов, услышал булькающий звук. Спустя еще сто шагов у меня за спиной вновь раздался звук, но теперь другой, звонкий и жесткий, будто камень о камень. Со всех ног я помчался за звуком, и как прежде увидел камень на мосту рядом с оградой, мало ли тут камней, конечно, но этот был совсем как тот. Чудно, подумал я, взял камень и швырнул его со всей силы.
…
На нашей стороне зимой и не пахло, по-прежнему лил дождь, с утра были заморозки и похоже время здесь остановилось. Продолжались мои усилия в облагораживании дома, он уже и выглядел иначе, не было видно кирпичей на стенах, закрылись сваи под потолком, и как-то даже запахло уютом. Мне полюбилось наше пристанище, свободное и обособленное, ни кому не ведомое, уединенное. Мистер Вульф, конечно, порывался покинуть жилище, но как оказалось, и это была всего лишь прогулка. Бывало, мистер Вульф уходил надолго, без него становилось худо, и когда он возвращался, я безумно был рад, но всеми силами старался не выдать этого. Я ругал пса, как только мог и сам же просил у него прощения, спустя пару дней мы как прежде завязывали долгие споры.
– Читать мне больше нечего, может, ты расскажешь свою историю? – предложил я мистеру Вульфу
– Я, видишь ли, пес, а у псов истории однообразны и скучны, так что увольте мой друг. Не стану травить басен о тяжелой собачьей доле, – сказал мистер Вульф, все чаще употребляя обращение «мой друг», к моей персоне.
– Пожалуй, тогда я начну? – снова предложил я, в нетерпении завязать разговор.
Мистер Вульф вместо ответа лишь вытянул морду и сделал приглашающий жест, будто подает мне что-то на блюде.
– Я всегда мечтал побывать в Англии, Франции, Италии и еще в Бельгии тоже. Я верю, что окажусь там, не знаю когда, но когда-нибудь я там буду. А тревожит меня только одно, что если они к тому времени перестанут быть такими, какие они есть сейчас, да и всегда, пожалуй, были.
– Какими это? – неловко перебил мою возвышенную речь мистер Вульф.
–Вершинами мира цивилизации, не важно, средневековье то или новейшее время, они всегда были столпами эпохи. Вдруг с ними что-то случится, просто не смогу увидеть их прежними. А то, что увижу, я точно знаю. Не спрашивай откуда, мне известно о них и мне этого хватает. Пожалуй, если узнать каждую деталь, то уж можно увидеть, что представляет из себя целое.
– Как хороший рассказ о месте, услышав который, покажется, будто ты сам там побывал, – снова перебил мистер Вульф, но уже более тактично, дождавшись паузы.
Луна опустилась в овраг, садится изморозь на желтую траву и мы снова не заметили, как минула огромная ночь.
– Доброе утро, мистер Вульф, – я почти засыпал, и куда только девалась бодрость ночных разговоров…
– Ложись спать, – посоветовал мистер Вульф.
– Обязательно придумай рассказ, завтра расскажешь. Я спать, – пробурчал я.
– Я попробую, – улыбнулся в ответ мистер Вульф.
Рисунок одиннадцатый. Глава одиннадцать.
…
Ну что друзья, вот вы и попали в мир безграничной фантазии полного воображения абсолютной анархии. Если вам все еще не страшно, вы либо ангел, либо идиот. Хочется чего-то реального, забудьте – это вам не Диснейленд, здесь нет человечков в двухметровых мышках, тут исключительно мыши.
Признаться, страха во мне было не мало, но все же, какая-то беззаботная претензия на ангела или идиота во мне была. Скорее мне было просто интересно, но в то же время пугливо. Глядя на мост, облака и совсем уже не помня про стул, я испугался. Больное воображение не раз играло со мной злую шутку и на сей раз, я боялся его как никогда. Наконец, наваждение прошло или только усилилось с другого конца, но теперь я жутко боялся потерять, что имелось и не увидеть нового. Я хотел поговорить с любой душой, живой или умершей, но внезапно замыкался и гнал всех прочь. Лакомый кусок так и оказывался у меня во рту еще не испеченным. Начало одного порождает конец другому и наоборот. Если я действительно так уж хочу прекратить блуждать в пустоте, так почему же не хочу заполнить ее? Боюсь. Наверно и впрямь боюсь … себя, конечно, кого же еще.
…
Совсем уже заснеженный сад смотрел в наши глаза и радовал их блестящими иглами белых ветвей. Мы в свою очередь лишь сидим на крыльце, а перед нами рождается утро. Солнце ярко светило на небе, отражая еще большие блики от снега. Вдвоем сидели мы не долго, пес несколько раз бросил ко мне призывающий взгляд, и не дожидаясь ответа ринулся взбивать пушистые сугробы. Я вовсе и не возражал, так как мистера Вульфа сегодня придется закрыть в доме на целый день, потому что меня ожидала работа. Шел большой товарняк, которого мы ждали почти месяц, деньги в моих карманах не появлялись уже давно, а потому я был рад этой новости.
– Не озоруй тут без меня, – я начал собираться, периодически выкрикивая указания псу на день.
– Сытно заживешь блохастик. Не унывай! – взлохматив загривок мистера Вульфа, сказал я.
– Дай лапу,– попросил я песика на прощание и тот вежливо ее подал.
На станциях в морозные дни было не людно, вот и сегодня, несмотря на большую погрузку, не было ни кого. Рельсы как с ночи стояли в снегу, запорошены намертво, едва ли поймешь, что тут идет железная дорога. Но только лишь подумав об этом, к месту действия тут же начали стекаться люди и машины, впрочем, их тоже было не так уж много. Два больших грузовика привезли с собой по три человека каждый, а еще лопаты, их было меньше чем людей. Как и всегда перед таким мероприятием начинается долгая подготовка, в виде перекуров, затяжных историй и плана действий. «План действий» – почему то предлагается именно в таких ситуациях, где казалось бы лозунг «бери больше, кидай дальше» подходит на все сто, но нет, нужен план. Тем временем ожидание затянулось, и как только я это понял, мы начали переходить к действиям. Грузчикам раздали лопаты, и мы полезли в вагоны, нас оказалось трое, вагонов было столько же, каждый сам за себя.
Каждая лопата выброшенного из вагона угля понемногу отделяла меня внешнего мира, как кот в коробке, один и никого больше. Подобные мысли и раньше навевали на меня страх. Спокойствие и уединение так хорошо, что даже страшно, чем меньше я, тем больше свободы. Я ловлю себя на мысли что меня поглощают и начинаю бороться, столь судорожно и спешно, что тонущий в момент истины, поплыву или нет. Я не хочу свободы в капсуле, уменьшающейся до размеров не сопоставимых с вселенной, я хочу свой мир.
– Слышь, пацан, а ну вылезай, давай пока не сдох там совсем, – огромный дядька с усищами кричал видимо в мой адрес, кто он вообще? …
–Мне еще чуток осталось, – ответил я, не понимая чего ему собственно надо.
–Ушли уже все, темно, ты еще заночуй тут, – снова кричал дядька
Моего ответа не последовало сразу, и лишь через пять минут я снова отозвался:
– Все, я вылезаю.
Похоже, моя реплика была не нужной, так как если он ждал меня, то все равно дождался бы, а так…
Ужасно мокрый, грязный как сам уголь я выпрыгнул из вагона и едва не свалился на снег, а сдержало меня лишь то, что перед глазами снова возник тот самый дядька усач. Он направился в мою сторону, а я тихонько побрел навстречу, попутно накидывая куртку и надевая шапку.
– Ну, ты даешь, все разгрузил? – обратился ко мне дядька, – пойдем, поглядим, – он кивнул, и полез в вагон.
– Ты завтра приходи, я тебя на станцию возьму, – не раздумывая предложил дядька, и не дождавшись ответа спросил, – тебя как звать то?
–Меня?– переспросил я тут же.
На лице дядьки исказились все мышцы, и он так и не смог подобрать нужную гримасу.
– Я не приду, завтра точно нет, – выдавил я из себя.
– А чего нет то? Не можешь завтра, приходи послезавтра или в четверг, – несколько недовольно пробубнил дядька.
–Дело обстоит несколько сложнее, нежели вам представилось. Я неплохо заработал сегодня, перекидав девятнадцать тысяч двести сорок лопат всего за двенадцать часов, у вас же мне придется работать по восемь часов и, пересчитав деньги на часы, выйдет не лучшая сделка. Но дело вовсе не в деньгах, перекиданных лопатах или часах, поймете ли вы? – через огромную паузу, не отрывая взгляд, я произнес, – есть нечто большее и я его очень жду, цель на пути к которой, нашлось место для вас. Я должен ждать, а потому не смогу прийти ни завтра не даже в четверг. – Окончив мысль, я оторвал взгляд и медленно пошел прочь.
– Бывай парень, дурной ты конечно, – дядька помотал головой и уставился вниз.
Я отчего-то рассмеялся прерывисто и истошно, будто подражая его словам, оборачиваясь и улыбаясь.
Рис12
…
Вот уже несколько шагов я сделал к низу, понимая, что мост пошел на убыль. Трепет густого тяжелого ветра изредка ходил поперек, сбивая в сторону волосы и пробирался под кожу шершавой зябью. Время застыло в тщедушном напряжении, как тысячи мыслей успевших заполонить мозг в моменты решений. Мысли летят быстро, перебираясь одна на другую, не успев сказать себя, и вот ты хватаешь одну, первую, которая прыгала выше всех и уже не вспомнишь другие. Если же удержать секундные мысли, диву даешься, как ты успел пропустить их, обдумать в столь маленький срок. Время жутко не постоянная единица, живущая сама по себе, хотя и возможно только в моей голове.
