Иван Николаевич Пальмов
Человечики
…
Как затишье перед бурей мерно назревала тишина, и наше присутствие выдавало лишь дыхание. Мистер Вульф сидел на диване, зачарованно глядя в окно, и в том же окне отражался мой силуэт освященный луной. Будь у нас часы или капающий водопровод мы давно бы уж сошли с ума. Комната словно поглощала нас, объединяя своей темнотой в целое. Предпосылки такого поведения естественно были, но вот кто нам сказал, кто дал понять, что случится что-то сейчас? Этим вопросом можно задаваться бесконечно долго, приходя к тому, почему именно это и как раз сейчас, но об этом думать не стоит. Будь хоть что-то иначе, ты непременно поймаешь себя ровно на той же мысли. То что случается, все неизбежно, меняется только время и раз уж суждено взойти солнцу сегодня, оно и взойдет, но и на другой результат есть не меньше шансов. Вселенная настолько стара, что количество возможных вариантов событий бесконечное множество, а раз так все чего ты ждешь, обязательно случится. Только надо дождаться.
Мы оба оглянулись и посмотрели друг другу в лицо. Точнее я глядел на морду. Неважно, момент напряженный. Мистер Вульф улыбнулся, не знаю, что было на моем лице, но я попытался ответить.
Он давно меня ждал, хоть и был всегда рядом. Темнота сгущается к центру, и едва она заполнит все целиком, прежний мир перестанет существовать и начнется новый.
Только страница перевернутый лист
Лишь заискриться все так же не чист
Новая сфера большой карнавал
Чистая вера и черный портал
– Привет! – крикнул парень с балкона, размахивая собакой. – Мистер Вульф очень рад тебя видеть и я тоже.
Передо мной раскинулась нелепая картина, будто художник эпохи романтизма увековечил улочку старых домов и тут самым непристойным образом вылезли эти двое. От их выразительно улыбчивых лиц мне становилось дурно, я окончательно потерял нить времени места и бытия, но все же счастье внутри играло безмерно. Прочь все пространства, измерения, да и все кругом, до чего нет дела душе. Я с вами друзья мои, навеки и не открещусь от вас ни когда.
–Боб, спускай этого лохматого ко мне, живо! Задушить бы вас обоих, засранцы вы эдакие, – улыбка так и распирала мое лицо, и даже на тот жалкий миг пока они скроются в доме, спускаясь по лестнице мне тяжко было оставить их.
Померкло небо над луной
Сгорает блеклая лампада
На смену шаг и мир другой
Начнется новая баллада
Прошло ужасное количество времени, а мы будто и не расставались. Так кто же это все придумал? Если приглядеться мир держится почти что на черепахе с большими слонами, а поверх них летает маленькая муха с миллионами глаз и дергает нас за веревочки. Баланс наш зыбок до крайности, основанной на случае, которого и вовсе могло не произойти, если бы у истории был конец. Моя память наполнилась событиями, вспышки моментов все чаще мелькали в мозгу, и каждая вспышка заставляла задуматься. Вернее думал я уже после, а тогда мне просто казалось, что все это выдумка, параллельный мир, придуманный и забытый, что бы вспомнить в самый неподходящий момент. Словно все было не со мной, будто я никогда не бродил по барам в надежде стать музыкантом, будто ни когда не был в размалеванном мною же доме. Вот и теперь я не верю глазам, а друзья мои рядом.
– Извините, конечно, может, вы назовете меня болваном, но… – не окончив мысли, я осекся.
– Ну, раз хочется – ты болван, – сказал Боб, напротив, не промедлив ни на секунду.
– Ладно, давай после, – продолжил, наконец, я. Тем временем мы уже шли по аллее неизвестно откуда возникшей.
– Нет уж говори, я, знаешь ли, с некоторых пор ждать не люблю, – побуждал Боб переходя мне дорогу и замедляя шаг.
– Да ну, вздор какой, – сказал я и попытался тут же обойти Боба
– Вздор говоришь, ну ладно, как отыщешь в своей башке что дельное, сообщи, – Боб улыбнулся и посмотрел на мистера Вульфа, а тот ответил своим коронным умиляющим взглядом.
– Я живой? – вдруг я решился и задал вопрос. Вопрос, который был почти утерян в моей голове, едва ли благополучно не забыт.
–Что значит живой? – переспросил Боб, лицо его стало суровым, а вот улыбка, нахально еще зияла на губах.
– Тогда просто скажи, где мы? – слегка ослабив напор, продолжал я.
–Ты не умер если хочешь знать, доказать тебе я этого не могу, но поверь, будь иначе, мне бы этого и не потребовалось. Знай, что ты существуешь, и неважно где, просто ты есть, – Боб наверное не закончил, сделал паузу и тут заговорил снова я.
–Я помню, как мы в последний раз попрощались, помню, что на кого-то был зол, а ощущение такое будто бы на себя.
– Сейчас-то не все ли равно?
– Мне что– то осталось сделать, не припомнишь чего? – вопросом ответил я.
–Нет, этого я уже помнить не в силах. Откуда мне знать, что там в твоей голове, – Боб пытался закончить, он поглядывал на мистера Вульфа, на деревья и фонари, стараясь вовсе не думать.
– Пойдем чаю, что ли попьем. А ведь и правда, какая мне разница, – я снова заулыбался и тоже не о чем не думал, может мистер Вульф в тот момент взял на себя этот груз, за нас обоих.
Раздольные парки с газонной травой растилась вдоль города, да так что иных и не видно было конца, горизонт размывала серая дымка облаков и тумана. Как раз именно такой парк мы пересекали в поисках местечка, где можно будет угоститься чаем. Глядя на зеленую траву под ногами я и не заметил как Боб и мистер Вульф устремили взгляды вдаль, пытаясь вдалеке рассмотреть нечто и от того ускоряли шаг. Следом за ними побежал и я, они уже достаточно оторвались, и мне пришлось трусить за ними вдогонку. Они остановились, после чего поравнявшись с ними, я тоже это увидел – там вдалеке сидели люди.
Не задумывались, каково это посмотреть на себя со стороны? В буквальном смысле, не фигурально выражаясь, а просто увидеть, как ты сидишь себе на траве. Впрочем, что рассуждать о невозможном, этим человеком уже все равно будешь не ты, ты будешь тем, кто смотрит. Присутствие облика не дает осознания понимать его как свой облик, а следовательно и тело твое лишь маска которую ты берешь взаймы. Мы все големы в которых вселили людей.
Мы приближались все ближе, но силуэты, сидящие на траве, так и оставались силуэтами. Словно призрак оазиса в пустыне под муками помутнения. Ты хочешь увидеть больше, но как ни старайся, перед тобой одно и то же. Самый правдивый сон не сравниться с этим чувством, но даже во сне я бы изо всех сил попытался проснуться. Слава богу, что это произошло позже, не в тот миг, когда искал своих друзей, когда они рядом и чувство бессилия не бросает тебя в бешенство.
В призраке жизни, что не видно конца мы бродили в поисках смысла, умоляющего нашу свободу. Кто не был свободен, никогда не искал смысла жизни, узники не видят дороги. Мысль, повернувшаяся в таком ключе, давала не просто надежду, а цель. Правда, тогда я еще не знал, что цель моя скоротечна, да и по сути своей бессмысленна. Бродя по готическим улочкам, мы внезапно оказались в местечке, ни чем не связанным с предыдущим пейзажем, захолустные трехэтажные домики окружали двор. Неприметный подвальчик одного из домов украшала винтажная вывеска с надписью «Queen Rose». Бывалая, казалось бы, надпись ввела нас в ступор.
Завсегдатай всех наших хороших дней, ну и не только, всегда была музыка. Неважно был это блюз, джаз, рок, кантри или хоть регги неизменно с Бобом Марли, саунд треком моей жизни, пожалуй, всегда был грандж. Едва мы вошли в бар, как в ту же секунду на нас вылилась волна грохота в стиле панк рок. Мы оценили теплый прием, раскат припева пришелся как раз во время, эпичности моменту добавил бармен, не то специально, не то по оплошности взорвав бокал с неизвестным напитком, который так и не будет выпит, но оставит еще большие споры в вопросе о самых мощных коктейлях вселенной. Подойдя к стойке, мы вежливо попросили чаю. Бармен будто готовился и возможно даже репетировал такой случай. Он выставил перед нами поднос с чашками, чайником, сливками и всем что только могло пригодиться, затем сказал неизвестно что, однако в лице его показалась доброжелательность и учтивость, следом на сцену полетела бутылка, и вместо рок панков вышел скрипач и двое виолончелистов. Воспользовавшись паузой между двумя выступлениями, бармен сказал:
– Рад вашему визиту господа, иначе этому безумству не было бы и конца. И как скрипач только не повесился, – продолжал он меланхолично.
– Не высокие потолки и обилие виски, – выдвинул свою версию касательно скрипача Боб. Кстати сказать, скрипач был метра два с лишним росту и едва не задевал потолок, при этом сутулясь.
– Безумно рады у вас побывать, если вы кончено не против слова безумно. Я бы мог выразиться иначе – ужасно или жутко. Пожалуй, лучше безумно, согласитесь, – протараторил я, пытаясь отвлечь внимание бармена от реплики Боба.
– На этого товарища я, по правде сказать, не рассчитывал – он указал на мистера Вульфа, распластавшегося на стойке.
– А вот это вы зря. Как по вашему, кто из нас самый главный? – непонятно к чему, спросил Боб. Бармен испуганно покосился на пса, затем улыбнулся ехидной улыбкой и сказал.
– Причем здесь это?
– Притом, что ты уже целую вечность сидишь и готовишь чай неизвестно для кого, а скрипач как ты уже сам успел заметить, играет сейчас свою первую мелодию, – Боб уставился на чуть седого бармена, бледного как стена за ним, но при этом достаточно справного. Он смотрел долго в ответ Бобу, сначала удивленно и почти жутко, а затем совсем печально, отрешенно, будто то бы сквозь.
–Ты к чему-то очень готовился, потому как, видимо что-то знал, а теперь забыл, нечто очень важное в твоей жизни. Прости, но иначе ты бы так и не вспомнил, – я встал из-за стойки и поставил чашку на блюдце.
– Спасибо за чай. – Уже у выхода, прокричал Боб.
–Наш первый спасенный, – заметил я, едва мы вышли из бара.
– Хорошо бы, оно было так, – сказал Боб.
Легкий ветерок треплет кончики листьев, в городе без места и времени, едва желтые деревья никогда не сбросят листву, а их крона не зальется солнцем. Пространство покинуло этот мир, а время застыло в мгновении, вечность утонула в облаке серого дыма, позабыв себя здесь навсегда. Как же прекрасен томному взгляду закат, зависающий в небе. Прекрасный новый мир. Мы поняли его дословно, едва успев войти, пусть Боб и проклинал его заевшие миллионы раз песни, а я чуть до беспамятства не приковал себя к небу лежа в первый день на траве, да явно и мистеру Вульфу было бы что сказать, вот только почему-то теперь он молчал. Боб прекрасно знал, насколько умен наш пес, хоть и пока они были вместе, он не проронил ни слова. Наш славный город был полон и других обитателей, а может и не был, вероятнее стал. Между нами образовалась негласная тайна, так еще бы, бывают ли тайны гласными. Суть тайны передать, в общем, то можно: ты не знаешь ничего о городе, ни о каком другом, важно именно не знать, хотя можно и помнить. Все живут себе тихонько и чего-то ждут, а ведь оно не случится. Без времени ждать удивительно сложно.
С того самого момента как нами был покинут странный или даже я бы сказал подозрительный бар, никто из нас не проронил ни слова. Мы мерно шагали по пустым дорогам, Боб глядел куда-то в небо, затем посмотрел на меня, будто пытаясь задеть тишину, но все же он промолчал, как молчал и я, будто из солидарности к обету мистера Вульфа. Казалось, уже пес заговорит первым, как вдруг Боб спросил:
– Ты был в других барах или заведениях вроде того?
– Нет, не был – ответил я. – Хочешь еще куда-нибудь зайти?
– Надо попробовать, – предложил Боб и потащил меня за руку.
– Это зачем еще? – сопротивляясь, спросил я.
– Бар ведь странный, не уж то все такие. Надо это проверить. – Боб встал напротив, глядя в глаза, он пытался отыскать в них тайну, которая, как можно подумать, мне известна лучше, чем ему.
Оглянувшись назад, в сторону бара, все трое ринулись, будто ведомые бесами обратно, туда, где их тайна могла бы стать истиной. Казалось, еще минуту назад свершилось сие действо, но добраться до него, как и вернуться не представилось возможным. Улицы словно гуляли, расставляя тупики лабиринта, и лишь бросали свой высокомерный каменный взгляд на все попытки троих друзей.
–Надо найти место, – сказал я, и мы снова остановились.
– Место? – несколько машинально спросил Боб.
–Людей здесь уйма, а вот человек попался только один, – парировал я.
– Толпа незнакомцев, необщительных и весьма, скрытных, – продолжал мою мысль Боб.
– Бегущих незнакомцев, а ведь должно быть у каждого есть дом, вон их ведь сколько. Ты видел их, – в тот момент я и сам не знал утверждать мне или спрашивать.
–Едва ли. Чудно, не спорю, и где ж они были? – понял ли меня Боб, но ответил он так, как и полагалось отвечать, вопросом, не оставляющих сомнений.
– Полагаю им страшно, – с некоторой скорбью произнес я, – от того они и не говорят с нами.
– Детский сад, жмурки и домики. Ловить нам их что ли? – с этими словами Боб застыл в позе, затем мельком глянул на меня одними зрачками и ринулся бегом по улице. Мы хвостом увязались за ним.
Пес догнал Боба в считанные секунды, когда тот еще бежал по прямой улице, зеленой ото мха и плюща, что обвивал частый ряд скамеек. На одной из таких полу природных лавочек сидел грузного вида мужчина, во фраке и с цилиндром на голове. Верно, я прочитывал мысль Боба – «этот от нас не уйдет». Да вот только сама мысль была не верной. Едва ли мы и на сто метров сумели приблизиться к этому воплощению капитализма нашего безумного города. Мужчина обернулся к нам, неохотно оперся на трость, встал и зашагал прочь. Несмотря на то, что все его движения совершались исподволь, неохотно и вроде бы совсем медленно, он успел удалиться от нас так далеко, что вскоре мы потеряли его из виду. Словно мысль, пролетевшая в голове – действо, было закончено, не успев так толком и начаться. При этом каждый из нас успел разглядеть беглеца до мельчайших деталей, будь то лакированные туфли или даже гравировка карманных часов с изображением ястреба. Запыхавшись в узком переулке, мы стояли с Бобом и поджидали возвращающегося мистера Вульфа, который ни как не хотел прекращать погоню. К возвращению ретивого пса я стоял, согнувшись, опираясь на колени, а Боб и вовсе без сил скатился по стене на брусчатку.
– Как-то не правильно он от нас ушел, мы значит со всей душой… – Боб поводил руками по воздуху, изображая концовку фразы.
– Эдак, нам их ни когда не поймать, – подытожив, продолжал я.
– Кончайте уже мистер Вульф, я прекрасно знаю, что ты что-то от нас скрываешь, пес ты паршивый, – ополчился на зверька Боб.
–Эй, не трогай лохматого, – заступился я.
– извиняйте мистер Вульф, но только у тебя одного такая довольная морда, – сказал Боб, потихоньку вставая и отряхиваясь.
– Так может он действительно прав? Зачем бегать, выпытывать? Место невероятно прекрасное и по-моему он это понимает лучше чем мы, – с этой репликой я и не заметил как мистер Вульф очутился у меня на руках, чего раньше, кстати, ни он, ни я друг другу не позволяли.
От наших улыбок, иль от чего-то еще, воздух прозрел, а скрытое солнце делало его желтым. В такие минуты, пожалуй, уместна доля сентиментальности погруженной в еще не совсем старый, но уже забытый хороший фильм. Все будто на киноленте.
Будь это место указано на карте и воспето устами в легендах, вы все равно его бы не нашли. В самом то месте искать не возможно, тут тысячу раз сделаешься суеверным и каждый раз будешь ждать тумана раздвигающего свои могучие стены забвения. Представится ль пред нами Бразил или утянет Кракен на самое дно. Пусть я конечно и преувеличиваю своего слона, но, тем не менее, порой настороженность в скользь и проходит со страхом, как киль корабля бы мог проходить, над колоссальных размеров кальмаром. Всякий случайный мог бы сойти здесь с ума, предаться ужасу, не поборов страха. Потому то, сюда и занесло именно нас, счастливых оболдуев, не боящихся здешних тайн. Говоря же о случае, наверняка нельзя говорить только о нас, случайность не мыслима без времени и места. Исходя же из всего перечисленного, можно сказать только то, что бесконечность не допускает оплошностей и в ней все когда-нибудь случается.
Из каменных улиц выходила дивная аллея, переходящая в парк, увитых плющом деревьев, прилегающих ограждений, которые, показались бы джунглями, не имея под собой абсолютно ровного газона и таких же дорожек. Блеклые фонари поддавались плющу лишь на половину, так и не приняв до конца, чью-то сторону. Ровно под одним из прочих фонарей была скамейка, мы осмотрелись кругом, выдохнули усталость и сели.
– Должна же быть цель, как считаешь? – спросил Боб.
– Иногда достаточно только помечтать и цель сама тебя найдет, – я попытался ответить.
– В нашем положении без нее нельзя.
– Чего же ты хочешь?
– То чего я хотел, я добился, а чего я сейчас хочу, я не знаю.
–А положение, что с ним не так?
– Мы во вселенной, вечно текущем измерении, где нужны мать их check pointы, иначе наше движение утонет в одной бледной картинке, как стрела Зенона и все его черепахи с атлетами.
В это мгновение я улыбнулся и не скрытно зевнул, ко мне нагнулся фонарь, отворив его дверцу, я подул на свечу. Ночь, словно неловко споткнувшись, упала, выбегая из-за солнца.
Небо свободы возьми меня в рай
На лоне природы со мною играй
Бросай меня выше словно дитя
Пусть будет тише ночь без огня
Словно моргнув, ночь отступила так быстро, как и не было ее вовсе. Ночь исчезла, а вместе с нею и весь пейзаж превратился в нечто совершенно иное. Откуда не возьмись, выросли небоскребы, увешанные интерактивными щитами, по улицам стали разъезжать подобия автомобилей или вроде того и толпы людей на тротуарах, в расписанных костюмах и платьях. Пожалуй, гул всех этих новшеств и разбудил день. Вчерашнее безумие, сегодня может показаться образцом адекватности, когда, не услышав ни единого слова, в бесконечной болтовне я очнусь посреди всего этого, а рядом нет их. Мистер Вульф и Боб исчезли, как будто на новой сцене их просто не должно быть. Я сижу на тротуаре, меня обступают и пихают прохожие. Девушка во всем блестящем, как золоченая фольга ударила меня зонтом, рядом с ней был такой же блестящий мужчина, только серебреного оттенка и тоже чем-то меня ударил. Пройдя еще несколько шагов, они одновременно обернулись, сделали жалостливые выражения лиц, а после улыбнулись и пошли дальше. Не понимать происходящего, казалось бы, норма, но на этот раз меня это угнетало. Посидев еще немного на бетонном покрытии нелепого парада, я поднялся, и уж было дюжился идти, но всякий раз поток разворачивал меня в стороны. Должно быть, смешно этим кривлякам, было смотреть на меня, открывающего рот истукана, а мне совсем было не смешно и даже как то жутковато. Наконец я остановил одного прохожего и вцепился в него, лишь бы не ушел.
– Кто ты такой? Куда ты идешь? – резко спросил я у такого же расфуфыренного красавца, как и все остальные, только улыбка у него в отличие от всех, куда-то исчезла.
– Чего вам всем надо здесь, зачем ты тут? – едва спросив это, я уже понял, что такой вопрос поставил бы в тупик даже нормального человека, что уж говорить об этом павлине.
– Отстань от меня, – крикнул павлин и вырвался в тот же миг.
Снова собирая на себе недоуменные взгляды и толчки, я постарался уйти как можно скорее. Наконец мне показалось, что я куда-то пришел. Здесь кончались потоки идущих, и начиналось торжество фанатиков поклоняющихся самим себе. Одетые во все яркое, пестрое настолько, что рябит в глазах, они плыли у меня перед глазами в огромной чаше. Посреди чаши бил фонтан светящейся жидкости. Все кругом плескались, вздымая руки и крича, не обращая внимания ни на кого кроме себя. Столько людей и все они будто одного возраста, ни кто не стар и не юн. В какой-то момент мне показалось, что одна девушка бежит прямо ко мне, но пробежала она мимо, а затем на коленях скатилась к фонтану и посмотрела вверх. Я тоже поднял глаза к небу, и попытался увидеть, чего же там она в нем нашла, а после когда уже опускал глаза, понял, небо таким не бывает. Вечерами в преддверии холодного дня закат случается розовым, но это ведь только закат. На этом небе было много таких закатов, да и солнце далеко не одно. В следующий миг я оказался на земле, зазевался и упал на гладкий пол, покрытый каплями краски. Рядом со мной уже сидел какой-то парень, мне казалось, что именно он-то мне все и объяснит. Он выглядел мессией. Прошла наверно минута, а может и больше, тогда как я не выдержал и решил говорить первым.
