Иван Николаевич Пальмов
Человечики
Над берегом тучи чернее чернил
Непрошенный гость в них что-то забыл
Крадется вдоль глади небесной воды
Сгущаются пряди за речкой в сады
Ты можешь ругаться на темные очи
Не стоит боятся прогулок по ночи
В саду за кустами будет светло
Шепот губами и в миг рассвело
…
По дороге домой я обдумывал свое безумство, вернее решение, которое всякий назвал бы безумным. Я ни сколько не сомневался в правильности решения и как раз это, и наталкивало на бредовые мысли. Сразу возвращаться к мистеру Вульфу и нашей уединенной пристани не хотелось, потому, как принести мне было нечего, а возвращаться с пустыми руками? Псу ведь не объяснишь, что магазины ночью закрыты, хотя мой пес наверно бы понял. Он понимает принципы действия черных дыр во вселенной! Чего уж там магазины. Тем не менее, разочаровывать его не хотелось, к тому же прогулка выдалась замечательной. Морозный воздух слегка цепляет щеки, а моторный ритм походки нивелирует холод, и ты идешь не спеша, как будто бы шел всегда, а дорога твоя не кончится.
Рассвет прогонял тьму, сизые облачка чуть прикрывали небо, а воздух становился свежее. Закончилась и моя прогулка, я тихонько пытался войти, чтобы не будить мистера Вульфа, но он и не спал, а похоже всю ночь просидел у двери.
– Доброе утро мистер Вульф! – в полголоса прошептал я, будто снова пытаясь сохранить тишину.
Пес был очень рад, тому свидетельством был его шустрый хвост, которым он размахивал во все стороны.
– Держи, как обещал, налетай, – я преподнес завтрак мистеру Вульфу, а затем положил и себе.
– За завтраком можно было бы и обсудить кое что, – навязывался я .
Спустя долгую паузу, вызванную бурным аппетитом мистера Вульфа, он произнес:
– Очень вкусно. Я вижу, ты устал, не лучше ли нам поговорит позже, тебе нужно поспать.
– Вот как раз это можно и отложить. За целую ночь, всякое может случиться. К нам никто не приходил? – спросил я.
– Без тебя не начнут, я уверен. То чего ты ждешь, идет именно к тебе, но ждать нам придется, – с усилием окончил мистер Вульф.
– Ты со мной мой друг? – снова спросил я.
Пес кивнул и уставился на меня длинным взглядом.
–Спасибо, – коснувшись морды проронил я, затем вздохнул, откинулся в кресло и в мгновенье уснул.
Как зарево бьется, в окна летит
Ангел смеется, сердце свербит
Меняются лики и станы чудес
Сквозь милые блики шепот небес
Рисунок тринадцатый. Глава соответствующая.
…
Стекло будто лопнуло в оконной раме дождливого дня, а меня вместе с ним выбросило наружу. Целый город представился передо мной словно в один миг, вернее даже не так, город будто и был там всегда, а я вот так внезапно явился. Чувство целого с этим городом потрясало до глубины души, да как и вырывало ее наружу, острыми иглами пытаясь вырваться из плотских оков. Я бегу по набережной вдоль ограды, дальше углубляюсь в лес и, падая навзничь, изо всех сил пытаюсь надышаться. Над головой свисают деревья, изо рта к небу выходит пар, а я лежу и не могу сказать хоть слово. Спотыкаясь в мыслях, с глубоким вдохом во мне взрывается смех, становится тише, почти смолкает совсем и на глазах замирают слезы. Я вжимаюсь в землю с чудовищной силой, хватая ее как последнюю нить, проходящую сквозь время. Снова выдох и вновь, я закатываюсь со смеху, выгибаясь и молотя по земле.
Наконец я поднялся, из жуткого интереса ко всему что вокруг, не иначе и подошел к реке. Глядя в сторону моста, и дальнего берега я уже был готов повернуться и ждать, что за мной пустота, но удалив взгляд от серой дымки реки, обернувшись, я увидел все тот же город. Взяв камень с дорожки, бросил в реку и мой пронзительный вопль услышал бы дальний берег, если б только кто-то был там.
…
Добрую половину суток дом гремел от самой разнообразной музыки, и каждый раз она была новой. Теперь я уже не представлял себя на концерте, с гитарой в руках и микрофоном у горла, но и оставить ее я тоже не мог. Моей энергией и жизнью по-прежнему была музыка. Взгляни со стороны и увидишь, как подбрасывая крышу, дом станцует пого дэнс.
– Ты еще ждешь чего-то? – спросил мистер Вульф, как только утихла музыка и я перестал кричать размахивая его ушами перед мордой в такт.
– Я и не перестану, – серьезно ответил я. На лице будто и не было той безумной улыбки секундной давности.
– Ты разве не счастлив? Прости если это не так, – пробурчал мистер Вульф.
– Как бы там ни было, в чем-то ты прав. К черту концерты, толпы, вернее уже не сейчас. Наверное, будь у меня вечность, я бы ответил попозже, но сейчас сказать не могу.
– Причем же здесь время? – с детским интересом полюбопытствовал мистер Вульф.
– Мы еще ждем, а раз это так, когда-то дождемся, не знаю когда и догадаюсь навряд ли. Дождусь кончено и потому не знаю смогу ли ответить на твой вопрос, – с этой мыслью я сам для себя что-то понял. На инстинктивном уровне, что-то мне подсказало, что неведение мое не совсем уж и правда.
Рисунок четырнадцатый. Глава четырнадцатая.
…
– Ох, и дури же в твоей башке, ни чего попроще-то не приходило в голову? – усталый путник бродил по пустому городу, каждый раз приговаривая старую фразу.
– Дурная башка… – он плюнул и пошел дальше, молодой парень в старой одежде, босиком шел по тротуарам. Старые брюки его едва доходили до колен, а полосатая футболка с рукавами давно истерлась. За спиной путника висел рюкзак и что бы он ни делал, рюкзак всегда оставался на месте. Дел у путника было много, как и много домов было в городе, каждому из них должен был посвятить себя путник.
– Как жаль, что я не стал считать вас поочередно, может тогда б вы и кончились, – путник встал напротив дверей одного дома и огляделся. Ему жутко было при одной мысли, что в него придется зайти, но идти было нужно. Дверь, наконец, отперлась и вела она к веранде обвитой плющом, чистой, будто только минуту назад здесь хозяин пил чай. К сожалению, чая на столе не оказалось, да и прочей утвари тоже. Выдохнув остаток воздуха, путник отворил дверь и в гостиную.
– Ой! – крикнул путник, войдя в комнату, и не дожидаясь ответа, продолжал открывать двери настежь. Кругом было пусто, хоть и веяло домашним уютом, путник сразу понял, что ни кого нет. Едва обнаружив то, что искал, путник упал на колени и полез в рюкзак, ловко манипулирую замками карманов, так словно руки его были отдельной частью тела не привязанной к туловищу.
– Сыграй мне что-нибудь хорошее, – ласково сказал путник, поглаживая проигрыватель, и одновременно положил в него пластинку. Он сел напротив, скрестив ноги, слушая музыку и поджидая ответа.
Прорехи в мозгу наполнило время
Куда не пойду со мной это бремя
…
Суета убивает время, размеренность сходит на – нет, и ни что ей в своем бурном потоке не помеха. Дом, в котором поселились мы с мистером Вульфом, был так же далек от понятия суеты, как пингвины от белых медведей. Хозяин постройки давно уж мечтал поселиться в укромном местечке. Дом казалось, уже был достроен, но что-то упорно не давало ему заселиться. Чего-то не хватало этому дому, хорошей отделки, уюта, какой-то завершенности. Видимо именно для того в нем и стали жить мы, а может и просто нас пожалели.
Шло время, менялись сезоны, а еще чаще менялся дом. Краски исчезали и появлялись снова, помимо прочей работы теперь приходилось еще и расписывать дом. Розовый цвет на фасаде продержался не долго, так как вскоре нам надоел, тогда мы с мистером Вульфом решили покрасить его заново и сделали немного темнее. С тех пор хозяин дома привозил все новые краски, что бы освежить картинку его будущего крова. Покраска шла едва ли не весь день, пока в один момент он не стал попросту серым. Здесь что называется, переборщили. Хозяин был огорчен, хоть и не выдавал своих чувств, но мы это заметили и вот что я предложил.
– Он ведь совершенно не живой, – кивнув на дом, сказал я.
– Кто? Это про кого это ты сейчас? – изумился хозяин, так и не поняв о чем речь.
– Вы видели бриллиант? – спросил я.
– Это так из алмаза делают, камень – да? – непрерывно, глядя куда-то в сторону переспросил он.
– Угу. Камень ведь и правда красивый и отличается от других, но ведь как его не шлифуй, он все равно будет камнем. Вот и мы красим этот дом, как и все кто их красит, – я дал время обдумать метафору хозяину дома, а затем продолжи:.– Мы могли бы сделать картину, нарисовать что-то особенное, у нас выйдет, только позвольте, – окончил я.
–Прекрасно! – восхитился хозяин.
– Только почему вы говорите о себе во множественном числе? – продолжил он и осекся.
– Я не имел в виду лишь себя, хоть работаю действительно один, – ответил я и сразу же понял, что этого будет не достаточно.
–Секунду, вы хотели бы, что бы и я принял в этом участие? – недоуменно вопросил хозяин.
– Ни в коем случае, это работа касается только нас, и мы с радостью ею займемся, – пояснил я.
–Опять, – лицо хозяина не изменялось с тех пор, как я успел его чем-то ошарашить, – вот я знаю, что ты здесь один и сам я тоже один, о себя же когда я один, я говорю – я, – едва ли не на пальцах втолковывал мне хозяин.
– Вы ведь знаете мистера Вульфа? – прервал я монолог о местоимениях.
– Пса что ли? – дошло до него.
– Мы с мистером Вульфом, – подтвердил я.
– А он что, красить умеет? – будто уже поверив, спросил хозяин.
– Нет, крашу я один, но он много чего может, – с серьезным видом промолвил я.
Так что же нам нарисовать, подумал я, глядя на внимательно следившего за ходом моих мыслей мистера Вульфа. Мне всегда нравилось рисовать человечков, нет, не людей, а именно человечков, которые выражают одну только эмоцию и ни каких других больше. Такое личико можно изобразить любым: веселым, смешным, грустным и даже думающим о котах, у таких мыслей тоже есть выражение лица. Вовсе не обязательно думать как кот, и быть котом вы так же не обязаны, просто нужно знать, как они выглядят эти коты, и подумать об одном. Мораль состоит в том, что человечек не носит масок, у него есть только одно лицо и именно это лицо и есть он. А кто ты? ты не можешь быть человечком, но ты можешь его создать.
Тем временем работа уже началась, мистер Вульф строил мне рожи то ли позируя, то ли попросту хотел привлечь внимание. Неожиданно появился незваный гость, как черт из табакерки, откуда не возьмись. На вид человек пожилой, но при этом сохранивший статность фигуры и прямую осанку. Человека того я видел впервые, да и вообще люди здесь появлялись не часто. При всем при этом, я не тосковал по обществу, но был не прочь поболтать.
– Ты чего это пакостишь? – закричал дед, поглядывая на баллончик краски.
– Я, а с чего это? Неужели так скверно у меня выходит? – замявшись, уточнил я.
– А… так ты рисуешь значит, и что же там? – выпалил дед, как будто пытаясь извиниться, но извиняться все же не стал.
– А вы подойдите ближе, – предложил я.
– У тебя такие большие стены, а рисуночки маленькие, нужно рисовать крупнее, не видно же, – приговаривал дед, подходя все ближе.
Почти вплотную он подошел к стене и глядел очень долго, прошло минут пять.
– Красиво выходит, ты наверно художник? – всплеснув руками, восторгался дед.
– Нет, я не художник, хотя почему бы и нет. Все же я знаю, в чем мне льстят, – сказал я, спускаясь с высокого стула на котором недавно стоял.
– Как скажешь, только рисуй не так мелко – с улыбкой согласился дед, и уже было хотел уйти,– поторопись, если хочешь закончить – буркнул дед, после чего сделал вид что закашлялся и ушел.
Рисунок пятнадцатый (не последний). Глава пятнадцатая.
…
Музыка длилась бесконечно, перетекая из одной песни в другую, уже невозможно было понять, когда кончается одна и начинается следующая. Путник аккуратно привалился к стене, откинул рюкзак и из последних сил старался не уснуть. Сон накрывал его волной теплой бухты, не потому что не было сил держаться, а только от того, что он уже сотни раз слушал свои пластинки. Пластинки те, были самые разные, мелодичные, душевные, взрывные и утопические, в них сочетались все эмоции. Песен было очень много, а кончались они лишь под утро и как раз именно этот момент печалил путника больше всего. Что же такого печального происходило утром? А дело в том, что не происходило в этот момент ничего, а он очень ждал что произойдет. Парень был совсем молод, а на вид так прожил не меньше тысячи лет. Глаза его опустились к щекам, вены раздували вески, а пара тонких морщин навсегда врезалась в лоб. Белые волосы путника перестали переливаться на солнце, выгорели они совсем или просто он был седым, сразу и не поймешь.
– Пожалуйста, не кончайся сразу, – путник услышал начало последней песни и сразу же подскочил. Он медленно подкрался к проигрывателю, сел на одно колено, а второе прижал к груди.
– Еще одну песню, – сказал путник все так же сидя на одном колене и немного раскачиваясь. … Тишина. Так продолжалось еще минуту, пока дикий крик не раздался на весь дом, а путник в истерике не принялся биться об пол. Еще долго он лежал на полу, позабыв обо всем, в том числе и о песне, которая его сюда привела.
Путник собрался с духом и, упаковав обратно в рюкзак свои надоедливые пластинки, вышел из дома. На улице его, как и всегда к этому времени, поджидал верный пес. Собравшись духом, он потрепал загривок песика и сказал
–Дома скоро кончатся Вульф, и мы его найдем.
…
Иногда очень хочется не о чем ни думать, как это делают буддисты в медитации, ну или еще кто, только вот от чего– то у меня никогда не выходит. Неужели все люди постоянно о чем-то думают? Пожалуй, что да, вот только о чем, наверное, разница все же есть, думаешь ты о стуле, который перед тобой стоит или о том почему бы ему не растечься по полу, а затем, превратившись в летучую мышь, не сбежать от тебя подальше и от твоих дурных мыслей тоже. Ведь если думать о чем-то простом, можно и не понять живешь ли ты на свете или кто-то показывает тебе картинку, на которой ты есть. Существую ли я? Да, я точно существую, через меня проходит нить связующая все в этом мире, как и любая другая нить, проходящая через сущность, то есть мир. А, пустое все, не волнуйся не переживай, посмотри хороший фильм и ложись спать, свет то уж тебе кто-нибудь потушит.
«О, счастлив тот, кому дана отрада –
Надежда выбраться из непроглядной тьмы!
Что нужно нам того не знаем мы
Что ж знаем мы того для нас не надо»
– С огнем играешь, не иначе, – мистер Вульф пристально смотрел на меня уже который час, сидя в кресле и покуривая трубку, да так что уже весь дом был окутан дымом, едва ли что разглядишь.
–Это слова не мои, Вульф, – сказал я, прервав свой спектакль одного актера, на реплике Фауста. Хочешь и вправду узнать мое мнение? – снова отозвался я, меняя очередную портретную позу.
– Ты ведь не просто смеешься, верно, мой друг? – мистер Вульф, наконец, приподнялся и оставил свою трубку.
–Как по-твоему, на что все это похоже? – увильнул я, прекрасно понимая к чему ведет мистер Вульф.
–На сумасшествие, – прикинул мистер Вульф
– И у меня получается? – спросил я, абсолютно уверенный в ответе.
– Почти, – мистер Вульф выдохнул так, будто весь тот дым, что он выкурил из трубки только что разом вышел из него наружу.
–Именно это я и хотел услышать, – с улыбкой продекламировал я, – трудней всего ходить по грани и не свалиться с нее, но именно грань и есть настоящая жизнь. Когда ты пробудил свое тело, заставил бежать и на полной скорости еще не свалился в пропасть, можно почувствовать себя. Ты отделился от общей массы и не улетел в бездну, ты будто ожил.
Навалится груда бездушных камней
И станет ей худо как в царстве теней
Упьется ли море каплей вечного сна
Лежит на просторе стальная струна
По мне она ходит и в миг замирает
Лишь только со мною вместе играет
Зажгись где то море, сгорая со мной
Мое это горе, так я хоть живой
Рисунок шестнадцатый (надеюсь готово). Глава шестнадцатая.
…
Пеплом осыпало город, слегка приукрасив пейзажи желтым, над крышами все так же висели облака, а по небу белым блюдцем ходило солнце. Этот чудесный город так похож на многие что мы видели и не узнать его ни в одном. Темные улочки сужались к небу колодцами и вдруг выходили на громадную площадь, на которой запросто размещался маяк окруженный заводью.
– Там мы уже были, и ни чего хорошего не нашли, – сказал путник псу, который то и дело подпихивал его носом, едва они выходили на новую улицу.
– Мне кажется, мы ищем не там, – развел руками путник и сел подле пса. Пес долго всматривался в него, дожидаясь продолжения. И он продолжил: – должен быть другой дом, наверняка необычный, – они вместе сидели на брусчатке одной из площадей, смотрели друг на друга, и желание у них было только одно…
Не потеряться, помнить и верить, что единственная дорога верна – та, по которой идешь не спеша. Путник устал и уже не раз бы плюнул на все, да и рванул бы прочь, но с ним был пес, а в нем была его вера.
…
Череда картинок из лиц человечков украшала дом и только одна стена оставалась не тронутой. Мысли о том старике не давали мне завершить работу, а именно, его прощальная фраза. Может вовсе не стоило начинать, либо не нужно заканчивать. Мне советовали торопиться, а я уже так долго жду. Спешка сама по себе вещь опасная, все самые прекрасные моменты происходят не торопясь. Как бы там ни было, он сумел создать впечатление того, что чего-то знает, возможно, лишь впечатление и тогда он просто пришибленный дед, а возможно, дело вовсе не в картинках. Мистер Вульф не подозревал о предстоящем моменте, который предрекал дед и просто резвился по двору, на радостях цветущей вены. Погода была замечательной, воздушная свежесть чувствовалась в каждом глотке дыхания, а цветущий сад дополнял их фруктовым ароматом. Я взял краски и принялся рисовать. На сей раз мистер Вульф был менее словоохотлив и лишь иногда присаживался рядом посмотреть, как у меня выходит. На мой взгляд, получалось очень даже не плохо, улыбка на моем лице не сползала до самого вечера. Наконец завершив этюд, я присел рядом к мистеру Вульфу на стульчик, и мы еще долго созерцали мою работу.
–Тебе просто нравится смотреть или ты ждешь чего то? – спросил все же мистер Вульф, продолжая вглядываться в стену.
– Пожалуй, я уже задумался, – ответил я, хоть и не собирался говорить ничего вовсе.
– Там вряд ли появится что– то новое пока ты не нарисуешь, – продолжал мистер Вульф с тем же отрешенным взглядом.
– Зачем ты спросил? Я уже забыл про этого, чертова старика, – я напрягся.
– Ни о каком старике я не говорил. Но если уж ты начал, как думаешь, он придет к нам еще? – мистер Вульф явно действовал мне на нервы.
– Не знаю, лучше бы не приходил. Не здоровый у него интерес к живописи, – сказал я, и мы вдруг рассмеялись.
–А вообще, он ведь подарил мне надежду, – продолжил я после паузы, – чего мне бояться? Того чего я и так уже невесть сколько жду, нет уж, хоть и очень жаль.
– Я смотрю тебе и впрямь не страшно, – мистер Вульф улыбнулся.
– Да мой друг и картина закончена, – я кивнул на стену, и мы обернулись, глядя друг другу в глаза.
Меж тем старик продолжал существовать и колебать силы природы. Пусть в этот раз у него не получилось, зато, наверняка, выходило сотни раз. Так, например, с мальчишками готовыми верить в сказки и любые приметы. Кот не виноват, что он черный, да и черным его сделали мы, и этот старик тоже делал котов черными. Бывает же так, собрался поужинать в светском кругу и тут на … ну впрочем, все уже и так знают эту историю. Сложно ли сотворить судьбу человека? До определенной степени нет, но я не знаю, как далеко в этом вопросе зашел старик. Есть определенная пропасть, через которую перепрыгнуть нельзя, если только ты уже не на другой стороне. Положительный ответ уже заложен в суть вопроса того, кто его задает.
Рисунок семнадцатый (возможно последний). Глава семнадцатая.
…
Мелодия оставляет свет, а музыкой наполнено время. Неуловимо тонкий оттенок формирует сознание запаха в голове, и вот уже музыка перестает быть просто аккомпанементом во времени, становясь мостом между памятью и тобой. Прямо в нос отдает влажный речной воздух, переплетаясь, сбивается на душный сухой дым, и тело, словно поршень выбивает из легких пьянящую смесь. Вдруг послышалось что-то еще, звук какой-то другой, до боли знакомый. Из ностальгической дымки всплывают еще моменты, как кадры на пленке, засвечены и перекликаются через одну. Я давно уже понял все что услышал и слушал целую вечность, от того то мой мозг и не старался поверить. Пусть нити сигналов опустят провода, пусть никто не дергает нейроны мозга, только бы слышал он, только бы не уходил. Таким было желание всех моих «я» и сопротивляться было чудовищно трудно. На мое счастье, пусть и не всегда на него, у меня есть кто-то такой, кому интересно. Он не противоборствующая сторона, не герой отнюдь, ему попросту любопытно, что там с другой стороны. Кадры пустеют. При моей ли помощи? Не важно, воспоминание пропадает, словно в диффузии переходя к реальности. По вымощенной площади, на перекос от стоящей башни идет сутулый парень, одетый в черные лоскуты и пытается не спугнуть надежду.
