Жанна Половцева
Идиот и дура
– Так получилось.
– Плохо-плохо, тут её не возьмут, с матерью жила, и то ругались.
– Ладно, придумаем что-нибудь.
– И я-то не могу, я-то у сына живу. А так кто ж ещё?
– Ладно, ладно.
– Придумай, милок.
– И вот ещё. Это чьё кольцо, не знаете?
– Мамино.
– Вероникино, Вероникино, она его берегла шибко. Есть было нечего, и то не продала. Золотое, говорила, память о муже. Любила его очень, подлеца. Ой, извините, всяко в жизни бывает.
– А давно оно у неё?
– Да сколько знаю её, всё на пальце носила.
– А сколько знаете?
– Так уж… Ента пигалицей ещё была. До травмы ещё.
– До какой травмы?
– Так это ж она вон с той лестницы пала. Головой-то ушиблась сильно. Вот и тронулась умом-то. Маленькая была ещё. Не досмотрели.
– Ладно. Спасибо. Пошли.
– Ак мне-то что, Вам спасибо, приветили. Добрый человек, добрый.
– Ну, и что мне с тобой делать?
– Добрый человек.
– Да не добрый я.
– Злой?
– И не злой. Просто некогда мне с тобой возиться. Вот уехал из-за тебя, знаешь, что мне сейчас будет?
– Убьют?
– Почти.
– Маму всегда убивали.
– Вот, видишь – знаешь! У тебя хоть документы какие-нибудь есть?
– Есть. Я прятала. На, – паспорт был завёрнут в газету и сложен в полиэтиленовый мешочек.
– Виктория Николаевна Булаева. Понятно. А почему «Веточка»?
– Мамочка так звала: Веточка – тоненькая, гнётся на ветру. Кто захочет, обломит. Жалко… Обратно не прирастёт. Дерево умрёт, Веточка умрёт. Что с дуры взять. И ты не хочешь.
– Хватит прибедняться. Поехали.
– Куда?
– К Лёле твоей. Если она жива ещё.
– Тоже умерла?
– Вполне возможно. Слушай, давай ты поживёшь немного в той больнице, в другой, а я закончу работу, узнаю всё о Лёле и тебя отвезу к ней. Она ж тебя любит!
– Не буду в другой жить, не буду! – заорала Веточка, запрыгала по машине, как бешеная кошка – салон после неё придётся чистить.
– Сидеть! – приказал. Истерика не прекратилась. – Всё! Всё! Не будешь! Уймись!
Она остановилась на полу и вдруг уснула. То ли из сил выбилась, то ли прикидывается.
Голова пухла. По трассе – три часа туда, три обратно. Если повезёт, за пять можно обернуться. Ещё неизвестно, что там. Держала ли мать связь с этой Лёлей, или всё наобум. И нужна ли эта ненормальная этой Лёле? Тоже неизвестно. Тогда одна дорога ей – в психушку. Позвонить надо. Что будет!
– Лёвчик, ты там скажи БОСу, что кроме меня тётку хоронить некому. А завтра я, как штык, с утра буду.
– Какую тётку? Ты где? Ты с ума сошёл?
– Почти. Сойдёшь тут. Он знает про тётку – ты скажи ему. Пока.
Ну, поехали!
Город пересекли спокойно. Веточка продолжала лежать на полу, а, когда светофоры прекратились, осторожно вползла в кресло и молча, не шевелясь, стала рассматривать придорожные пейзажи.
Вдруг она ожила и забила руками в стекло.
– Остановись! Остановись!
– Что ещё? – Остановились.
– Лес! Мне надо в лес.
– Зачем тебе в лес?
– Надо, – Веточка кокетливо потупила глаза.
– А, ну иди.
– Евгений смотрел, как она мечется по редкому лесу, ища скрытное местечко, и думал: нажать сейчас на газ, развернуть машину и уехать; всё равно кто-нибудь подберёт, сдаст в полицию, а те – куда надо, и кончились его мучения с этой девицей. Совесть, может, и погрызёт, но хуже остаться без работы. И что у него сегодня день такой неудачный!
– Жека! Жека! Иди скорее сюда! Скорее! Скорее!
– Что тебе надо от меня? Штанишки подтянуть?
– Нет-нет! Иди скорее! – она бегала на четвереньках, нарезая круги вокруг какого-то цветка, – Смотри!
– Что смотреть?
Веточка схватила его за руку и потянула вниз (пропал костюм).
– Видишь?
– И что?
– У неё маленький хоботок, вон он, и она им собирает нектар. Она так кушает. Видишь?
– Не вижу.
–Ну, как же не видишь, вон он. Хоботок. Ма-а-ленький такой, вот такусенький. Видишь?
– Вижу.
– Врёшь ты всё, не видишь.
– Поехали, мне некогда.
– Ой, ягодки! Какие ягодки! Их можно кушать, я знаю, они не ядовитые, это другие ядовитые. На, поешь, она принялась пихать Евгению в рот землянику.
– Отстань ты от меня!
– Я хочу ягоды, я хочу ягоды, я хочу ягоды…
– Ё… бэ-тэ, – выругался Евгений, – навязалась ты на меня.
– Я быстро! – заползала по поляне.
Жека откинулся на спину, уже не заботясь о костюме, и сквозь ветки деревьев стал рассматривать далёкое небо. Дремлющая память оживилась знакомым в детстве ощущениям. Если немного полежать, не двигаясь, раскинув руки, то начнёт казаться, что ты летишь, летишь, летишь; и никаких забот, только голубое небо вокруг, спокойное, бездонное.
– Мама говорила, что в небе живут Ангелы, – тихо сказала Веточка, – у них белые крылышки и розовые дудочки, они веселятся и играют. У каждого ангела есть свой человек, которого он бережёт. И если человек делает плохо, ангел грустит. А ведь от грусти можно умереть. Мамин ангел умер. И больше некому стало её беречь.
Они помолчали.
Веточка пристроилась рядом, уткнулась Жеке в бок. От неё приятно пахло земляникой.
– От чего умерла мама?
– Она дёрнула плечом и не ответила.
Было тихо и уютно. Даже шум, проносящихся машин, немыслимо как вписывался в эту тишину.
– Мама пила. Когда папа ушёл. Потом стало нечем платить за квартиру. Пришлось продать. Тётя Нюра соседка была. Сын её купил – дядя Витя. Я помню у неё кота, огромного такого, пушистого. Он нисколько не ходил. Всё лежал и мурлыкал. Толстый был. Тётя Нюра жалела маму, и меня. Больше никто не жалел. Попросила, чтобы её работать взяли в больницу. Тётя Нюра воровала у неё вино, говорила – не пей, у тебя дочь! Я тоже воровала и выливала. Мама плакала: сказала – виновата, что я с лестницы упала… А то мама бы раньше умерла. У тебя большая квартира?
– Нормальная.
– А у нас вот такая была, – она обрисовала пальцем вокруг тела Жеки, – там сначала тряпки и вёдра хранились. А той квартиры я не помню, только кота тёти Нюриного, – она вдруг соскочила, – вот такой был кот. Р-Р-Р, – и начала напрыгивать на Евгения, – Р-Р-Р!
– Ты же сказала, он лежал и не двигался.
– И ты такой же. Вставай, чего разлёгся! – Она поднялась и величественно пошла к машине, – тебе же некогда!
– Мн-да, за тобой не поспеешь.
– Возвращаю! – взмахнула рукой.
Некоторое время она развлекалась, перебирая содержимое бардачка. Евгений отдыхал. Найдя фломастер, она издала зов индейца Могикан и принялась разрисовывать коленку. Впереди замелькала полосатая палочка.
– Ё… бэ-тэ! Чёрт! Вот влип! – он глянул на спидометр, прикидывая на сколько влип. Машина стормозила далеко за гаишником. Гаишник не счёл за труд пройтись.
Жека привычно потянулся к заднему сиденью за барсеткой… и похолодел – документы так и остались в офисе!
– Жека, посмотри, какое солнышко!
– Какое солнышко, дура! Какое солнышко! Из-за тебя я сейчас вообще останусь без машины. Тебя сдадут в психушку, а я долго буду доказывать, что не верблюд! Дёрнуло меня связаться с тобой! Идиот! Идиот! – Он судорожно пошарил по карманам, выудил несколько тысячных, ещё какую-то мелочь и кредитную карту. Хотя вряд ли без прав он сможет откупиться.
– Старший лейтенант Тимошин, – представился гаишник, – выйдите, пожалуйста, из машины.
Евгений вышел.
– Понимаете, товарищ старший лейтенант, вон сестра у меня, она очень больна, её надо…
– Всё понимаю, только нарушать зачем? Ваши документы.
– Командир, может, договоримся?
– Договоримся-договоримся. Документы. – Такого не прошибить.
– Ой, дяденька, что это у Вас? – Веточка вытекла из машины, перебралась через капот и протянула руку к погонам гаишника, – Какие звёздочки красивые! Подарите, дяденька!
– Ветка, сядь немедленно в машину!
– Подарите, подарите, подарите, – канючила Веточка, толкая лейтенанта в плечо, и пытаясь заглянуть ему в глаза.
Гаишник испуганно-брезгливо отступал назад и косился на её руки. Покрашенные красным фломастером, они создавали полную иллюзию какой-то проказы. Жеку осенило. Он схватил Ветку и начал оттаскивать от гаишника, та цеплялась и визжала.
– Ветка, иди немедленно в машину, что ты делаешь, тебе нельзя ни к кому прикасаться. Извините, товарищ лейтенант, я не думал, что она выйдет. Психичка, да ещё подцепила какую-то заразу. Отцепись, дура! – он еле отодрал дуру от гаишника и потащил к двери, – Извините, пожалуйста, сейчас я её закрою и подойду. – Ветка извивалась, пытаясь вырваться.
– Ладно, поезжайте, – махнул лейтенант и побежал назад.
– Спасибо Вам, – крикнул вслед Жека, и, запихав орущую Ветку на сиденье, хлопнув дверкой.
– Ну, поехали, пока он не передумал.
– Р-Р-Р,– изобразила из себя кошку, и тут же успокоилась, замурлыкала и начала слюнявить руки и стирать с них следы фломастера.
– Хоть какая-то польза от твоей придури! – накричал на неё Евгений.
– У тебя жена есть?
– Что?
– Жена.
– Жена? Нет!
– А как же ты без жены?
– При чём здесь жена? – Жека никак не мог понять связи с только что происшедшим событием и отсутствием жены. Хотя, какая логика с дуры?
– Мамы нет, жены нет, а кто же тебе кушать варит, стирает?
– Для этого не обязательно иметь жену?
– А для чего обязательно?
– Для любви.
– И что, тебе любви не надо?
– ?
– Ты не хочешь любви?
– Что ты ко мне привязалась?
– Ты не умеешь.
– Я не умею? Театр – пожалуйста, подружки – да ради бога, салоны – на, шопинг – как без этого! И что? Всё мало, всё чего-то не хватает…
– Любви?
– Да, ладно! Я должен быть рядом всё время, и деньги для блажи всякой! А как совместить?! Вот хоть на изнанку вывернись, а не совместить! И никто этого не понимает! Никто! – Евгений завёлся и уже просто орал слова, не замечая, что Веточка вытаращила глаза и испуганно вжалась в кресло, – А ты что думала – всё просто? Любовь! Любовь! – Ветка как-то странно задёргалась и заревела, – Что? Что ты воешь?
