Роберт Джордан
Колесо Времени. Книга 4. Восходящая Тень
«Ну нет, – мрачно подумал Ранд. – Свет, раз их можно ранить, раз они истекают кровью, значит есть способ их уничтожить. Должен быть способ! Должен!»
Ему нужна была передышка, хотя бы на краткий миг, чтобы перевести дух и собраться с силами. Неожиданно он отпрыгнул и покатился по широченной кровати, скорее почувствовав, чем увидев, как клинки, едва не задев его, рассекают льняные простыни. Перекатившись, он приземлился на ноги и, чтобы удержать равновесие, ухватился за маленький столик. Стоявший на столике золотой с серебряной насечкой кубок зашатался и чуть не упал. Один из его двойников вскочил на развороченную постель и, осторожно ступая, двинулся вперед с мечом наготове. Гусиный пух разлетался из распоротой перины под его ногами. Остальные медленно направились в обход, по-прежнему не обращая внимания друг на друга. Их притягивал только Ранд. Глаза их поблескивали, словно холодное стекло.
Неожиданно Ранд содрогнулся от боли, пронзившей его руку, – крохотный, ростом не больше шести дюймов, двойник вытаскивал из раны свой меч. Инстинктивно Ранд ухватил его в пригоршню, прежде чем тот успел уколоть снова. Двойник корчился в его руке, злобно оскалив зубы. Ранд с ужасом увидел, как из полированного серебра выбирается множество маленьких отражений. Ладонь, сжимавшая врага, онемела и похолодела, словно тот высасывал тепло из живой плоти. Но жар саидин, распирая, наполнил Ранда изнутри, и стремительный поток хлынул в обледеневшую руку.
Маленькая фигурка вдруг лопнула, как мыльный пузырь, и Ранд почувствовал, что в него вливается энергия, будто исчезнувший двойник возвращал ему часть отнятой жизненной силы. Пульсирующая энергия вливалась в него толчками, так что он даже содрогался.
Ранд поднял голову, дивясь, что еще жив, и увидел, что крохотные отражения пропали. Три больших двойника остались, но стояли шатаясь, словно теряли силу, по мере того как он ее обретал. Однако стоило Ранду взглянуть на них, как они двинулись вперед, разве что чуть осторожнее, чем прежде.
Ранд начал отступать, угрожая клинком то одному, то другому, отчаянно пытаясь найти выход. Если он не изменит тактику, они убьют его – рано или поздно. На этот счет сомнений у него не было. Однако он подметил, что между его двойниками существует некая связь. Когда он поглотил крохотного двойника – при мысли об этом Ранда чуть не затошнило, но ведь поглотил же, иначе не скажешь, – это не только привело к исчезновению остальных малышей, но и ослабило больших, хотя бы ненадолго. Может быть, если ему удастся проделать то же самое с одним из больших, он уничтожит всех троих.
Едва Ранд подумал о том, чтобы поглотить этих двойников, его замутило, но иного выхода он не видел. «Я не вижу другого способа. А как я это сделал? О Свет, как?» Нужно схватить одного из противников или хотя бы дотронуться до него – почему-то он был уверен в этом. Но если приблизиться к отражениям-двойникам, его вмиг пронзят три клинка. «Отражения. А реально ли они отражения?»
Надеясь, что он не окажется в дураках, ибо это значило оказаться покойником, Ранд позволил своему мечу исчезнуть. Он готов был вернуть его в то же мгновение, но стоило пламенеющему клинку раствориться в воздухе – как и руки врагов оказались пустыми. Судя по их лицам, одно из которых было обезображено кровавой раной, они были озадачены. Но прежде чем Ранд успел схватить одного из них, все трое прыгнули на него, и четыре тела, сплетясь, покатились по усыпанному стеклом ковру.
Мертвенный холод пронзил Ранда, пробирая до костей. Тело его онемело, и он почти не чувствовал, как впиваются в бока и спину осколки стекла и фарфора. Нечто близкое к паническому ужасу билось о кокон пустоты. Возможно, он совершил роковую ошибку. Противников было трое, и каждый намного больше того, которого он вобрал в себя. Потому-то они и отнимали у него больше тепла. И не только тепла. По мере того как холод сковывал Ранда, пустые глаза его двойников наполнялись жизнью. С леденящей уверенностью он понял, что его смерть не положит конец этой борьбе. Эти трое будут сражаться друг с другом, пока не останется лишь один, и тот обретет его, Ранда, жизнь, его память – и станет им.
Ранд сопротивлялся из последних сил – и чем больше слабел, тем ожесточеннее боролся. Он усилил поток саидин, наполняя себя ее жаром. Даже тошнотворный привкус порчи не смущал его, ибо чем острее он ощущал тошноту, тем сильнее наполняла его саидин. И уж если его мутит, значит он еще жив, а раз жив, значит в состоянии сражаться. «Но как? Как? Как я справился с тем, маленьким?» Поток саидин пронизывал все его существо; казалось, если он не одолеет этих троих, Сила истребит его самого. «Как я это сделал? Как?» – в отчаянии спрашивал себя Ранд. А сейчас ему оставалось только пропускать сквозь себя поток саидин и пытаться достичь… дотянуться…
Один из троих двойников исчез – Ранд буквально почувствовал, как тот влился в него, ощущение было такое, будто он свалился на каменный пол с изрядной высоты. В тот же миг исчезли и остальные двое. Ранд действительно упал – толчок отбросил его назад, и он, лежа на спине и уставившись в богато украшенный лепниной и золочеными рельефами потолок, мог лишь изумляться, что до сих пор дышит.
Между тем Сила продолжала проникать в него, заполняя все его существо. Ранда тошнило, его выворачивало, но он чувствовал себя живым, живым настолько, что жизнь, не омытая саидин, казалась ему теперь лишь бледной тенью настоящей жизни. Он ощущал едва уловимый запах восковых свечей и масла, наполнявшего лампады, чувствовал спиной каждую ворсинку ковра. Каждая его рана, каждый порез, каждый ушиб давали о себе знать острой болью. Но он продолжал держаться за саидин.
Видимо, один из Отрекшихся пытался его убить. Или все они вместе? Это могли быть только Отрекшиеся, если, конечно, сам Темный уже не вырвался на свободу. «Но в этом случае, – подумал Ранд, – я бы так легко не отделался». По-прежнему сохранялась нить, связующая Ранда с Истинным Источником.
«А может, я сам, того не ведая, чуть было не убил себя, настолько возненавидев то, чем я стал теперь? О Свет, я должен научиться управлять этим».
Морщась от боли, Ранд поднялся на ноги и, оставляя на ковре кровавые следы, заковылял к постаменту, на котором покоился Калландор. Все его белье пропиталось кровью, сочившейся из многочисленных ран. Юноша взял в руки меч, и хрустальный клинок засветился, принимая устремившуюся в него Силу. Меч, который, казалось, был сделан из стекла или хрусталя, мог рубить не хуже закаленной стали, однако в действительности Калландор не был мечом. Это был са’ангриал, чудом сохранившийся с Эпохи легенд. С помощью тех немногих ангриалов, что уцелели до сей поры, можно было направлять поток Силы такой мощи, какой без этого приспособления уничтожил бы того, кто решился на подобное. Са’ангриалы попадались еще реже, и обладатель са’ангриала настолько превосходил могуществом владельца ангриала, насколько тот превосходил обычного человека. Калландор же, воспользоваться которым мог только мужчина, был одним из самых мощных са’ангриалов – три тысячи лет легенды и пророчества напрямую связывали его с Возрожденным Драконом. С Калландором в руках Ранд мог одним ударом сровнять с землей стены города, с таким оружием он справился бы даже с одним из Отрекшихся. «А это, конечно же, был Отрекшийся. Это их рук дело – не иначе».
И вдруг Ранд понял, что Берелейн почему-то затихла и от нее не доносится ни звука. Он обернулся, страшась увидеть ее мертвой.
Дрожащая женщина по-прежнему стояла на коленях, вжавшись в стену. Она успела натянуть свое платье, словно надеясь укрыться за ним, как за каменной стеной. Лицо ее было белым как снег. С трудом разжав губы, Берелейн пролепетала:
– Кто… который из вас… который… – Закончить фразу она так и не смогла.
– Здесь только я, – успокоил ее Ранд, – только я, с которым ты говорила так, будто мы обручены.
Он рассчитывал, что шутка поможет ей прийти в себя: в конце концов, у этой женщины твердый характер и не ей падать в обморок при виде истекающего кровью мужчины. Но Берелейн склонилась перед ним, уткнувшись лицом в пол.
– Лорд Дракон, нижайше умоляю простить меня за то, что я осмелилась нанести вам столь ужасное оскорбление. – Она запиналась, и голос ее звучал испуганно и смиренно, что было вовсе на нее не похоже. – Забудьте мою непозволительную дерзость, милорд Дракон, прошу вас. Клянусь, что никогда более не осмелюсь вас потревожить. Клянусь перед Светом, именем моей матери.
Ранд освободил поток Силы, удерживавший воздушный щит, и ветерок зашевелил платье Берелейн.
– Не за что просить у меня прощения, – устало сказал Ранд. Он и вправду устал, и устал смертельно. – Ты можешь идти, куда пожелаешь.
Женщина нерешительно поднялась и, протянув перед собой руку, поняла, что невидимой стены больше нет. Подобрав юбки, она осторожно двинулась к выходу. Осколки стекла хрустели под ее бархатными туфельками. Не дойдя до двери, Берелейн остановилась и обернулась – правда, взглянуть Ранду в глаза она так и не решилась.
– Если желаете, я пришлю айильскую стражу. Или пошлю за кем-нибудь из Айз Седай, чтобы они занялись вашими ранами.
«Эта женщина скорее согласилась бы остаться наедине с мурддраалом, а то и с самим Темным, нежели со мной, однако храбрости ей не занимать».
– Спасибо, – тихо ответил он, – ничего не нужно. Лучше никому не знать о том, что здесь случилось. До поры. Я сам сделаю все, что нужно.
«Это был Отрекшийся. Отрекшийся, и никто другой».
– Если таково повеление милорда Дракона… – С этими словами Берелейн присела в неловком реверансе и скользнула за дверь, видимо опасаясь, что он изменит свое решение.
– Скорее она осталась бы с самим Темным, – пробормотал Ранд, когда за женщиной закрылась дверь.
Хромая, он доплелся до сундука, стоявшего в ногах постели, и присел на него; Калландор он положил на колени, не решаясь отнять от него окровавленных рук. С этим оружием он был опасен даже для Отрекшихся. Чуть попозже он пошлет за Морейн, чтобы она уврачевала его раны, кликнет стражу из-за дверей и вновь станет Драконом Возрожденным. Но не сейчас. Сейчас он хотел побыть простым пастухом по имени Ранд ал’Тор.
Глава 3
Размышления
Несмотря на поздний час, в широких коридорах Твердыни было полно народу: мужчины и женщины в черных с золотом одеяниях служителей Твердыни или в ливреях слуг того или иного благородного лорда двигались нескончаемым потоком. То здесь, то там можно было встретить Защитника без шлема и оружия, а то и в небрежно расстегнутом кафтане. При виде Перрина и Фэйли слуги и служанки кланялись или приседали в реверансах и, не задерживаясь, спешили дальше. Некоторые солдаты при встрече с ними вздрагивали и нехотя склоняли голову, прикладывая руку к сердцу, но все без исключения ускоряли шаг, будто желая оказаться как можно дальше.
Вдоль стен было расставлено множество высоких светильников, но зажжен был только каждый третий или четвертый. В промежутках царил полумрак, делавший висевшие на стенах гобелены и стоявшие кое-где сундуки недоступными взору. Взору кого угодно, только не Перрина. В сумраке глаза его загорались золотистым огнем. Юноша шагал от светильника к светильнику, будто не замечая разницы между светом и темнотой. Многие в Твердыне так или иначе прознали, что глаза у него какие-то чудные, правда, на этот счет никто особо не распространялся. Фэйли, та, похоже, усматривала в этом некий признак особой связи его с Айз Седай – в таких делах, считала она, все одно не разобраться, а потому лучше принимать все как есть и не допытываться. Однако Перрину всякий раз становилось не по себе, когда случайный встречный таращился на его светящиеся во мраке глаза. Никто не позволял себе распускать язык по этому поводу, но юноше казалось, что это лишь подчеркивает его чужеродность.
– И что они на меня так пялятся? – пробормотал Перрин, когда седовласый Защитник, годившийся ему чуть ли не в отцы, оказавшись рядом, так заспешил прочь, что едва не побежал. – Боятся они меня, что ли? Раньше такого не было. Косились, конечно, но все же не так. И вообще, почему они все здесь толкутся, вместо того чтобы спать?
Служанка, тащившая ведро и швабру, неуклюже присела и поспешила мимо, не решаясь поднять глаза. Фэйли ободряюще пожала ему руку:
– По-моему, стражникам, если они не на дежурстве, не полагается быть здесь в такое время. Но дело в том, что многие из них не прочь провести часок-другой с хорошенькой служаночкой в покоях своего лорда, покуда тот в отлучке. Они там милуются и воображают себя лордами и леди. Солдаты знают, что ты водишься с господами, вот и побаиваются: а вдруг ты расскажешь какому-нибудь лорду, что видел их здесь в неурочное время. Ну а слуг здесь много оттого, что большая часть их работы приходится как раз на ночь. Какой хозяин потерпит, чтобы они днем болтались у него под ногами со своими щетками да тряпками?
Перрин с сомнением кивнул. Конечно, в таких делах Фэйли понимает больше его. Ведь отец ее – богатый купец, и в его доме наверняка уйма слуг, да и охрана, надо думать, имеется – товар сторожить. И уж всяко все эти люди наводнили коридоры не из-за того, что с ними приключилось то же, что и с ним. Случись с кем такое, его бы и духу в Твердыне не осталось – бежал бы без оглядки.
«И все-таки почему он целил в меня?» – подумал Перрин.
Он не собирался ссориться с Рандом, однако считал, что должен во всем разобраться. Юноша непроизвольно ускорил шаг, и Фэйли пришлось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за ним.
Несмотря на богатство внутреннего убранства: позолоту, тонкую резьбу и мозаики, – Твердыня прежде всего была крепостью, а потому внутри ее, как и снаружи, все было приспособлено для обороны. В местах пересечения коридоров в потолках были проделаны люки, а в стенах узкие бойницы, позволявшие держать под обстрелом внутреннее пространство. Перрин и Фэйли поднимались по узким извилистым лестницам, утопленным в толще стен; оконца, проделанные в этих стенах, давали возможность обстреливать находившиеся ниже коридоры. Впрочем, все эти ухищрения оказались напрасными – они не помогли Твердыне устоять против айильцев, первого неприятеля, прорвавшегося в ее стены.
Торопливо взбираясь по одной из лестниц – юноша, однако, не замечал спешки, не будь с ним Фэйли, он шел бы куда быстрее, – Перрин уловил слабый запах пота и приторно-сладких духов, но не обратил на это особого внимания. Он представлял себе, как встретится с Рандом и спросит его: «Зачем ты хотел убить меня? Ты что, уже с ума сходишь?» Задать этот вопрос было не так-то просто, да и простого ответа ждать не приходилось.
Вступив в темный коридор у самой вершины Твердыни, Перрин едва не уткнулся в спину какого-то благородного лорда, сопровождаемого двумя личными стражниками. Все трое были без доспехов, ибо носить их в Твердыне разрешалось только Защитникам, но на поясе у каждого висел меч. В этом не было ничего необычного, но то, что они стояли здесь, в темноте, всматриваясь в яркий свет в конце коридора, наводило на размышления. Свет исходил из зала, располагавшегося перед покоями, которые были отведены Ранду. Или которые он сам для себя выбрал. Или, скорее всего, которые присмотрела для него Морейн.
Поднимаясь по лестнице, Перрин и Фэйли вовсе не старались двигаться бесшумно, но лорд и его телохранители были настолько поглощены наблюдением, что поначалу никто из них не заметил новоприбывших. Затем один из одетых в голубое воинов, по-видимому, заслышал шаги – он дернулся, обернулся и при виде Перрина разинул рот. Ругнувшись, стражник развернулся навстречу юноше и ухватился за рукоять меча, вытащив его из ножен на добрую ладонь. Другой тут же последовал его примеру. Судя по напряженным позам, телохранители приготовились отразить нападение, но оба отвели глаза, стараясь не встречаться взглядом с Перрином. От стражников исходил острый запах страха. Такой же запах исходил и от благородного лорда – правда, тот умело держал свой страх в узде.
Благородный лорд Ториан повел себя жеманно, словно на балу. Погладив темную заостренную бородку, он вытащил из рукава надушенный платок и поднес его к шишковатому носу, который, впрочем, не казался таким уж большим в сравнении с его ушами. Тонкий шелковый кафтан с атласными отворотами лишь подчеркивал грубые черты лица. Лорд бросил взгляд на рукава рубахи Перрина, вновь поднес к носу платок и только затем слегка склонил голову.
– Да осияет вас Свет, – учтиво приветствовал он юношу. Глаза Ториана и Перрина встретились, и лорд поспешно отвел взгляд, однако выражение его лица не изменилось. – Надеюсь, у вас все в порядке? – продолжал он любезно, пожалуй даже чересчур любезно.
Перрину не было никакого дела до того, каким тоном говорил Ториан, но небрежный оценивающий взгляд, брошенный им на Фэйли, заставил юношу сжать кулаки. Однако он сдержался и спокойно ответил:
– Да осияет Свет и вас, благородный лорд Ториан. Рад видеть, что вы помогаете оберегать покой лорда Дракона. Кое-кому на вашем месте могло бы прийтись не по вкусу то, что теперь он занимает эти палаты.
Ториан сдвинул тонкие брови:
– Пророчество сбылось, и Тир сыграл в этом предреченную ему роль. Вполне возможно, что под водительством Возрожденного Дракона Тир достигнет еще большего величия. О каком же недовольстве может идти речь? Впрочем, час уже поздний. Позвольте пожелать вам спокойной ночи. – Лорд еще раз окинул взглядом Фэйли и чуть поспешнее, чем подобает его сану, зашагал по темному коридору. Телохранители, словно хорошо натасканные псы, последовали за ним по пятам.
– Ты мог бы быть с ним повежливее, – укоризненно промолвила Фэйли, как только Ториан удалился. – Ты говорил с ним ровно чурбан неотесанный. Раз уж ты решил здесь остаться, изволь научиться как следует обходиться с благородными лордами.
– А что он на тебя так уставился? Как будто собирался тебя обнять и, уж поверь мне, вовсе не по-отечески.
Фэйли насмешливо хмыкнула:
– Он не первый мужчина, который пялит на меня глаза. Но если кто-нибудь вздумает дать волю рукам, я его быстро окорочу – будь спокоен, Перрин Айбара. И обойдусь при этом без твоей помощи. – И все же, несмотря на эту отповедь, вид у девушки был скорее довольный.
Почесывая бороду, Перрин смотрел вслед благородному лорду и его спутникам, пока те не свернули за угол, удивляясь, как эти тайренские лорды умудряются не употеть до смерти в этакой духотище.
– Ты заметила, – обратился он к Фэйли, – что его цепные псы не отпускали рукояти мечей, пока он не оказался от нас в добрых десяти шагах?
Фэйли хмуро посмотрела на него, затем окинула взглядом темный коридор, по которому удалился Ториан со стражниками, и задумчиво кивнула:
– Пожалуй, ты прав. Но в чем тут дело, я не понимаю. Перед тобой и Мэтом они не лебезят, как перед ним. По-моему, здешний народ относится к вам с опаской и старается держаться подальше, как от Айз Седай.
– Похоже, – заметил Перрин, – нынче дружба с Возрожденным Драконом не такая надежная защита, как прежде.
На сей раз Фэйли удержалась от того, чтобы вновь предложить ему покинуть Тир, но невысказанная просьба сквозила у нее в глазах. Перрин сделал вид, что ничего не замечает. Начни она упрашивать, ему бы так легко не отделаться.
Не успели они дойти до передней, как навстречу им выскочила Берелейн. Подобрав юбки, Первенствующая Майена неслась так быстро, что, прибавь она чуть-чуть шагу, можно было бы сказать, что она бежит.
Желая угодить Фэйли и показать, что при случае и он может быть учтивым, Перрин отвесил церемонный поклон – он готов был держать пари, что даже у Мэта не получилось бы лучше. Фэйли, напротив, едва наклонила голову, да и реверанс у нее вышел весьма небрежный. Берелейн пронеслась мимо, не обратив на них никакого внимания, и в ноздри Перрину ударил резкий, словно исходящий от воспаленной раны, запах смертельного страха. Юноша поморщился – страх, который испытывал Ториан, был ничем в сравнении со всепоглощающим, паническим ужасом, охватившим Берелейн. Перрин выпрямился, не отводя взгляда от удалявшейся женщины.
– Загляделся, – лукаво заметила Фэйли. Мысли Перрина были заняты тем, что могло перепугать Берелейн чуть ли не до смерти, и в ответ он машинально произнес:
– Она пахнет так…
Из бокового прохода в дальнем конце коридора неожиданно выступил Ториан. Лорд схватил Берелейн за руку и обрушил на нее поток слов; Перрину удалось расслышать лишь некоторые – что-то вроде упреков в непомерной гордыне и обещаний покровительства. Женщина отвечала резко и отрывисто, и вид у нее при этом был весьма независимый. Первенствующая Майена вырвала руку и удалилась. Судя по горделивой осанке, это происшествие помогло ей овладеть собой. В следующий момент Ториан заметил, что за ним наблюдают, и, поднеся к носу платок, скрылся в боковом коридоре.
– Пахнет она «Эссенцией рассвета», – мрачно заметила Фэйли, – а впрочем, какое мне до этого дело! Кто-кто, а эта штучка не станет охотиться на медведя, хотя медвежья шкура неплохо смотрится на стене. Нет, она замахнулась на солнце.
Перрин недоуменно нахмурился:
– Медведь, солнце… О чем это ты?
– Вот что, ступай-ка ты дальше один. Сдается, после такой передряги мне лучше всего улечься в постель.
– Делай как знаешь, – отозвался Перрин, – только не пойму я тебя. Ты ведь вроде не меньше меня стремилась выяснить, что же произошло.
– Без меня обойдешься. Что-то не тянет меня встречаться с… Рандом, а сейчас – особенно. Вы и вдвоем прекрасно обо всем потолкуете. Было б вино, а остальное приложится.
– Несешь какую-то чушь, – пробормотал Перрин, почесав в затылке. – Если хочешь спать, отправляйся, но лучше тебе говорить малость повразумительнее, а то я ничего в толк не возьму.
Фэйли внимательно посмотрела ему в глаза и неожиданно прикусила губу – видно, для того, чтобы удержаться от смеха.
– Ох, Перрин, что мне в тебе больше всего нравится, так это твое простодушие. – В ее голосе, вне всякого сомнения, серебром прозвучали нотки веселья. – Ступай к… своему другу, поговори с ним, а поутру расскажешь мне то, что сочтешь нужным. – Поднявшись на цыпочки, девушка коснулась губ Перрина быстрым поцелуем и столь же быстрым шагом удалилась по коридору.
Перрин покачал головой и, опасаясь, что в коридоре вновь покажется Ториан, проводил девушку взглядом, пока она не свернула на лестницу. Правда, на сей раз фатоватый лорд не появился.
«Порой кажется, что мы на разных языках говорим», – подумал юноша и зашагал к освещенной передней.
Передняя представляла собой круглый зал более пятидесяти шагов в поперечнике. С высокого потолка свисала добрая сотня подвешенных на цепях золоченых светильников. Зал окаймляли полированные колонны из краснокамня, а пол, похоже, был монолитной плитой черного с золотистыми прожилками мрамора. До того как Артур Ястребиное Крыло объединил все земли от Хребта Мира до самого океана Арит под властью единого государя, этот зал был передней покоев королей Тира. После распада империи Ястребиного Крыла королевская власть в Тире так и не восстановилась, и на протяжении тысячи лет в запыленных чертогах обитали одни лишь мыши. Ни один из благородных лордов не осмелился поселиться в них.
В центре зала, выстроившись кольцом и отставив копья под строго выверенным углом, застыли по стойке смирно полсотни Защитников в сверкающих шлемах и латах. То, что лица их были обращены во все стороны света, означало, что они готовы отразить нападение, откуда бы ни появился враг. Их командир, капитан, отличием которого служили два невысоких белых плюмажа на шлеме, держался чуть менее напряженно. Он стоял, подбоченясь и положив руку на рукоять меча, всем своим видом подчеркивая важность возложенного на него поручения. Защитники испускали запах страха и неуверенности, подобно людям, которым приходится жить под сенью шаткого утеса и постоянно убеждать себя, что он не рухнет им на головы. Во всяком случае, не рухнет сегодня. Не прямо сейчас.
Перрин прошел мимо них. Шаги его отдавались гулким эхом. Капитан дернулся было ему навстречу, но, поняв, что Перрин не намерен задерживаться, остановился. Разумеется, он не хуже любого другого в Тире знал, кто такой Перрин. Чужеземец, путешествующий в обществе Айз Седай, друг самого лорда Дракона, не из тех, кому простой капитан Защитников вправе преградить путь. Защитникам было поручено оберегать лорда Дракона, но капитан знал, хотя, возможно, и не признавался в этом даже самому себе, что парадное кольцо полированных доспехов не более чем показуха.
Настоящая стража находилась за колоннами. Там сидели Девы Копья, застывшие так неподвижно, что, казалось, сливались с камнем, хотя их куртки и штаны в серовато-бурых разводах были предназначены для того, чтобы маскироваться в Пустыне. Шестеро Дев, шестеро айильских женщин, предпочитающих жизнь воительниц хлопотам у домашнего очага, бесшумно скользнув к двери в мягких, зашнурованных до колен сапогах, преградили ему путь. Все они были загорелыми и рослыми, самая высокая была лишь на пядь ниже Перрина. Волосы Дев, разных оттенков рыжего цвета, были коротко острижены. Две держали в руках короткие роговые луки, и, хотя они не были натянуты, воительницы успели наложить стрелы на тетиву. Остальные были вооружены тремя или четырьмя короткими копьями, и у каждой был маленький круглый щит. Хоть древки копий и были короткими, зато наконечником можно было пронзить человека насквозь, так что из спины торчала бы пара дюймов стали.
– Вряд ли я позволю тебе войти, – заявила женщина с огненно-рыжими волосами и улыбнулась, как показалось Перрину, не без ехидства. Впрочем, улыбка айилки ничего не значила: у айильцев не принято выражать свои чувства. – Сдается мне, сегодня он не желает никого видеть.
– Позволишь ты или нет, Байн, но я войду.
Не обращая внимания на копья, Перрин взял ее за плечи. Однако это не слишком ему помогло – Байн ухитрилась приставить копье к его шее с одной стороны, тогда как Чиад, Дева с волосами посветлее, приставила свое копье с другой. Стоит воительницам немного нажать – и наконечники встретятся у него в горле. Остальные Девы лишь наблюдали – они были уверены, что Байн и Чиад в состоянии справиться и без них. Впрочем, Перрин не растерялся.
– Некогда мне с вами препираться, – заявил он, – к тому же вы, помнится, не больно-то слушаете тех, кто вам перечит. Так что я пошел. – С этими словами Перрин легонько приподнял Байн и отодвинул ее в сторону.
Чиад достаточно было лишь чуточку надавить копьем, чтобы брызнула кровь, но, увидев расширенные глаза Байн, она убрала острие и усмехнулась:
– А может, показать тебе одну игру, которая называется «Поцелуй Девы»? По-моему, у тебя не худо бы вышло. Уж во всяком случае, ты бы кое-чему научился.
Одна из стражниц громко расхохоталась. Наконечник копья Чиад покинул его шею.
Перрин глубоко вздохнул, надеясь, что Девы этого не заметили, – с того момента как их копья коснулись его шеи, он впервые осмелился перевести дух. Правда, ни одна из них не прикрыла лица, их шуфы, напоминавшие темные шарфы, были обернуты вокруг шеи, но Перрину было неведомо, всегда ли айильский обычай требовал прикрывать лицо вуалью перед убийством.
– Может, как-нибудь в другой раз, – сказал Перрин.
Девы ухмыльнулись: видно, Байн сказала что-то смешное, а то, что он не понял шутки, развеселило их еще пуще. Том говаривал, что всякий спятит, пытаясь понять женщину, откуда бы она ни была родом и какое бы положение ни занимала. И он, конечно, был прав.
Перрин протянул руку к золоченой дверной ручке в виде оскаленной львиной морды, когда Байн промолвила:
– Ну смотри, тебе за это ответ держать. Он только что выставил кое-кого, и уж поверь, эта персона могла бы составить ему куда более приятную компанию.
«Понятно, кого она имеет в виду, – подумал юноша, распахивая дверь, – ведь отсюда выходила Берелейн. Что-то сегодня творится невообразимое…»
Однако стоило Перрину бросить взгляд на комнату, как он и думать забыл о Первенствующей Майена: зеркала были разбиты, весь пол усеян стеклянными брызгами, осколками фарфора и пухом из распоротых перин. Раскрытые книги валялись между перевернутых стульев и табуретов. А в ногах кровати, тяжело привалившись к одному из поддерживающих балдахин столбов, опираясь на Калландор, сидел Ранд, глаза его были закрыты. Выглядел он так, будто выкупался в крови.
– Зовите Морейн! – распорядился Перрин, обращаясь к айильским стражницам. Жив ли Ранд? Если жив, ему потребуется лечение Айз Седай. – Скажите, чтоб поторопилась! – Он услышал, как позади кто-то ахнул и сорвался с места.
Ранд поднял голову. Лицо его напоминало кровавую маску.
– Прикрой дверь, Перрин.
– Ранд, скоро придет Морейн… Ты пока отдохни… Она…
– Перрин, закрой дверь.
Хмурясь и неодобрительно ворча, айильские стражницы отступили за дверь. Не обращая внимания на вопросительный взгляд украшенного белым плюмажем командира, Перрин захлопнул дверь.
Он двинулся по ковру к Ранду, стекло хрустело под его сапогами. Оторвав ленту от располосованной льняной простыни, Перрин наложил повязку на рану, зиявшую на боку Ранда. Рука его друга, сжимавшая рукоять прозрачного меча, напряглась и обмякла. И тут же сквозь повязку проступила кровь. Царапины и порезы покрывали Ранда с головы до пят, во многих ранках поблескивали осколки. Перрин беспомощно пожал плечами – оставалось лишь дожидаться Морейн, он сделал все, что мог.
– Ранд, во имя Света, ответь, что ты учудил? У тебя такой вид, будто ты сам с себя кожу содрать пытался. Ты ведь и меня чуть было не прикончил.
Ранд молчал, и Перрину показалось, что он и не собирается отвечать.
– Это был не я, – произнес он наконец тихо, чуть не шепотом, – вовсе не я, а один из Отрекшихся.
Только сейчас Перрин почувствовал, как напряжены его мышцы, и попытался расслабиться, но это ему не удалось. Отрекшиеся! Он ведь и сам помянул их в разговоре с Фэйли, помянул не случайно, но при этом старался не думать о том, что именно предприняли бы Отрекшиеся, узнав, где находится Ранд. Ведь сумей кто-то из них низвергнуть Ранда, он возвысился бы сразу после освобождения Темного. А если Темный вырвется на свободу, Последняя битва закончится, так и не начавшись.
– Ты в этом уверен? – так же тихо переспросил Перрин.
– Так должно быть, Перрин. Не иначе. Но…
– Но если кто-то из них явился за мной, так же как и за тобой… Ранд, где же тогда Мэт? Ведь это значит, что он испытал нечто подобное, и ежели остался жив, то, скорее всего, думает, что это твоих рук дело. Небось уже спешит сюда выразить тебе благодарность.
– Или припустил верхом к городским воротам, – отозвался Ранд, пытаясь выпрямить спину. Засыхавшие потеки крови то и дело трескались, и его плечи и грудь вновь и вновь покрывались кровью. – Перрин, если он погиб, тебе надо поскорее убраться от меня, и как можно дальше. Думаю, вы с Лойалом правы насчет этого. – Он умолк, не отводя от Перрина изучающего взгляда. – Вам с Мэтом, поди, хотелось бы, чтоб я и на свет не родился и, уж во всяком случае, чтоб вы меня отродясь не видали.
