Жорж Сименон
Мегрэ в меблированных комнатах
Приземистый Люка сделал несколько шагов навстречу патрону, он приближался, словно побитый пес.
– Мы думаем, что он выкарабкается, – тут же шепотом сообщил инспектор. – Вот уже три четверти часа, как он находится в операционной.
Мадам Жанвье с красными глазами, в криво сидящей шляпке, умоляюще посмотрела на комиссара, как будто бы он мог хоть чем-то помочь. Внезапно она разрыдалась, уткнувшись в платок.
Мужчину с длинными усами, скромно стоящего в сторонке, Мегрэ не знал.
– Это сосед, – объяснил Люка. – Мадам Жанвье не могла оставить детей одних; она позвонила соседке, и муж последней предложил проводить жену инспектора.
Мужчина, прислушивающийся к разговору, вежливо поздоровался и наградил Люка благодарной улыбкой.
– Что говорит хирург?
Они стояли прямо у дверей операционной и потому переговаривались почти шепотом. В другом конце коридора, словно суетливые муравьи, всегда что-то зажав в руках, беспрестанно сновали медицинские сёстры.
– Пуля не затронула сердце, но застряла в правом легком.
– Жанвье что-нибудь сказал?
– Нет. Когда патрульная полицейская машина прибыла на улицу Ломон, он был без сознания.
– Как вы думаете, месье комиссар, его спасут? – мадам Жанвье была беременна, ее щеки украшала россыпь веснушек.
– Нет никаких оснований для того, чтобы он не выкарабкался.
– Вот теперь вы понимаете, почему я никогда не могу уснуть, когда он уходит на дежурство!
Супруги жили за городом, в городке Жювизи, в доме, который Жанвье построил тремя годами ранее, и все из-за детей, которых было трудно воспитывать в парижской квартире. Полицейский безумно гордился своим фруктовым садом.
Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами, а затем тоскливо уставились на дверь, которая все не открывалась и не открывалась. Мегрэ достал из кармана трубку, но тут же засунул ее обратно, вспомнив, что в здании запрещено курить. А ему так не хватало доброй затяжки. Он чуть было не решил спуститься во двор, чтобы разжечь трубку.
В присутствии мадам Жанвье Мегрэ не хотел расспрашивать Люка о том, как все произошло. Он также не мог оставить мадам Жанвье в одиночестве. Если не считать Люка, – правую руку комиссара, – Жанвье всегда был его любимым инспектором. Мегрэ взял Жанвье к себе в отдел еще мальчишкой, как сейчас взял Лапуэнта, и ему до сих пор случалось называть своего сотрудника «Малышом Жанвье».
Наконец дверь открылась. Но в коридоре появилась лишь рыжая медсестра, которая, не глядя на ждущих людей, устремилась к другой двери. В руке женщина держала некий предмет, который никто не успел рассмотреть. Сестра шла так быстро, что ни Мегрэ, ни Люка, ни мадам Жанвье, ни сосед четы Жанвье не решились ее остановить, чтобы расспросить о ходе операции. Все четверо внимательно вглядывались в лицо медсестры, и все четверо разочарованно вздохнули, потому что на физиономии работницы больницы читалась лишь обычная профессиональная сосредоточенность.
– Мне кажется, что, если с ним случится несчастье, я тоже умру, – сказала мадам Жанвье, которая никак не решалась присесть на стул и продолжала стоять рядом с мужчинами, опасаясь потерять хотя бы секунду в тот момент, когда дверь наконец распахнется.
Послышался шум. Кто-то открыл обе створки двери. Все присутствующие увидели больничную каталку. Мегрэ схватил за руку мадам Жанвье, не давая ей броситься вперед. В какой-то миг комиссар испугался: ему показалось, что лицо инспектора Жанвье прикрыто простыней.
Но когда носилки поравнялись с ним, он понял, что ошибся.
– Альбер!.. – закричала женщина, еле сдерживая рыдания.
– Т-с-с… – сказал хирург, снимая резиновые перчатки.
Глаза Жанвье были открыты, и, должно быть, он находился в сознании, потому что у него на губах появилась слабая улыбка.
Инспектора повезли в одну из палат, и его жена вместе с Люка и соседом двинулись следом, а комиссар в это время обратился к врачу.
– Он будет жить?
– Да ему вроде бы как не с чего умирать. Конечно, выздоровление будет долгим, как это всегда бывает, когда задето легкое, он должен будет соблюдать все предписания врачей, но в целом его жизни не грозит никакая опасность.
– Вы извлекли пулю?
Хирург зашел в операционную и уже через минуту вернулся оттуда, зажав в руке вату, перепачканную кровью, – в нее был завернут кусочек свинца.
– Я заберу пулю с собой, – сказал Мегрэ. – Вам я верну ее позднее. Он ничего не сказал?
– Нет. Находясь под наркозом, раненый пробормотал несколько слов, но он говорил очень невнятно, а я был слишком занят, чтобы прислушиваться.
– Когда я смогу задать ему интересующие меня вопросы?
– Он должен прийти в себя после перенесенного шока. Вероятно, вы сможете поговорить с ним завтра около полудня. Это его жена? Скажите ей, чтобы не волновалась. И пускай не пытается встретиться с ним раньше завтрашнего дня. Согласно полученным инструкциям, мы выделили инспектору отдельную палату и сиделку. Извините, но в семь часов утра у меня следующая операция.
Мадам Жанвье все же настояла на своем, и ей позволили взглянуть на мужа, после того как тот оказался в постели. Пока медперсонал обустраивал больного, посетители ждали в коридоре, а затем им всем разрешили удостовериться, что с Жанвье все в порядке.
Тихим голосом мадам Жанвье давала рекомендации сиделке, пятидесятилетней женщине, которая больше походила на переодетого мужчину.
Оказавшись на улице, никто не знал, что делать. Поблизости не оказалось ни одного такси.
– Я ручаюсь, что все будет хорошо, – заверил Мегрэ супругу раненого инспектора, – доктор не видит никаких поводов для беспокойства. Приходите в госпиталь завтра около полудня, раньше не стоит. Я буду следить за новостями и сообщать их вам по телефону. Подумайте о детях…
Чтобы найти машину, они были вынуждены дойти до улицы Гей-Люссака, и тут усатый мужчина отвел Мегрэ в сторону.
– Не волнуйтесь за нее. Положитесь на мою жену и на меня.
Лишь оставшись вдвоем с Люка, Мегрэ подумал о том, что он не спросил у мадам Жанвье, есть ли у нее деньги. Дело происходило в конце месяца, зарплату еще не выдавали, а комиссар не хотел, чтобы мадам Жанвье ежедневно толкалась в поезде и в метро. А поездка на такси требует немалых средств. Завтра он этим займется.
Наконец повернувшись к Люка, комиссар закурил трубку, которую он давно держал в руке, и спросил:
– Что ты обо всем этом думаешь?
Они находились всего в двух шагах от улицы Ломон и потому дружно двинулись в сторону дома с меблированными комнатами, которые сдавала мадемуазель Клеман.
В этот поздний час пустынная улица выглядела особенно провинциальной: двух- или трехэтажные частные особнячки, зажатые между доходными домами. Одним из таких строений оказался и дом мадемуазель Клеман – крыльцо с тремя ступенями, табличка на фасаде:
«Меблированные комнаты на месяц».
Двое полицейских из Пятого округа, беседующих невдалеке от входа, поприветствовали комиссара.
Дверь была освещена, как и окна справа на первом этаже. Мегрэ не понадобилось нажимать на звонок. Их сразу же заметили и открыли дверь. Инспектор Ваше́ бросил на комиссара вопрошающий взгляд.
– Он выкарабкается, – сообщил Мегрэ.
Из комнаты, расположенной с правой стороны, раздался женский голос:
– Что я вам говорила?
Очень странный голос – детский и веселый. Тут же в дверях показалась и обладательница этого голоса, высокая полная женщина, которая необыкновенно сердечно произнесла:
– Счастлива познакомиться с вами, месье Мегрэ.
Она напоминала огромного младенца: розовая кожа, пухлое личико, большие круглые голубые глаза, очень светлые волосы и платье, похожее на яркий леденец. Глядя на нее, было трудно поверить, что произошло нечто серьезное, трагическое; казалось, что мир вокруг прекрасен.
Комната, в которую женщина пригласила посетителей, оказалась уютной гостиной, на столе стояли три рюмки с ликером.
– Я – мадемуазель Клеман. Мне удалось уговорить всех моих жильцов отправиться по кроватям. Но конечно, если понадобится, я их всех позову. Так ваш инспектор не погиб?
– Пуля пробила легкое.
– В наши дни хирурги заштопают такую рану в доли секунды.
Мегрэ был ошеломлен. Он совершенно иначе представлял себе и этот дом, и его владелицу. Оба инспектора, Воклен и Ваше́, которых Торренс отправил на место происшествия, посмеивались, глядя на изумленного начальника. Более разбитной Воклен даже подмигнул Мегрэ и указал глазами на толстую девицу.
Должно быть, ей исполнилось сорок или сорок пять лет, но складывалось впечатление, что годы не коснулись этой женщины. Невзирая на солидные размеры, мадемуазель Клеман выглядела невесомой. В ней всего было в избытке, и, вопреки обстоятельствам, казалось, что толстушка в любую секунду зальется радостным смехом.
Речь шла о расследовании, которым Мегрэ почти не занимался. Он ни разу не выезжал сюда. Комиссар работал в кабинете, позволив руководить операцией донельзя довольному Жанвье.
Никто на набережной Орфевр и подумать не мог, что это дело, которое окрестили «Делом Аиста», представляет хоть малейшую опасность.
Пятью днями ранее, незадолго до закрытия, между часом и двумя часами ночи двое мужчин вошли в небольшой бар на улице Кампань-Премьер на Монпарнасе. Бар назывался «Аист».
