Жюль Верн
Таинственный остров
Часть первая
Потерпевшие крушение
Глава первая
Ураган 1865 года. – Крики в воздухе. – Воздушный шар подхвачен ураганом. – Шар опускается. – Кругом вода. – Пять пассажиров. – Что происходит в корзине. – Земля на горизонте. – Развязка.
– Мы поднимаемся?
– Нет, наоборот, мы опускаемся!
– Хуже, мистер Сайрес, мы падаем!
– Ради бога, выбрасывайте балласт!
– Вот последний мешок!
– Шар поднимается?
– Нет!
– Я слышу плеск волн!
– Под нами море!
– Оно, должно быть, от нас в пятистах футах!
– Выбрасывайте все, что только можно!.. Не жалейте ничего!.. Бросайте скорей, иначе мы погибнем!..
Крики эти раздавались в воздухе над безбрежной пустыней Тихого океана около четырех часов дня 23 марта 1865 года.
Вероятно, все еще помнят страшный северо-восточный ураган, разразившийся в этом году во время равноденствия, когда барометр упал до 710 миллиметров. Ураган продолжался, не утихая, с 18 до 26 марта. Он охватил территорию шириной тысяча восемьсот миль, между тридцать пятой параллелью северной широты и сороковой южной параллелью. Причиненные им разрушения в Азии, Европе и в Америке, где, собственно, он и начался, на экваторе были огромны. Многие города превратились в груды развалин, вместо зеленеющих лесов образовались беспорядочные кучи вырванных с корнями деревьев, реки вышли из берегов и затопили окрестности, сотни судов были выброшены на берег, тысячи людей, убитых, покалеченных или утонувших, – вот что оставил на память о себе этот страшный ураган. По своим ужасным последствиям он превосходил те бури, которые уничтожили Гавану 25 октября 1810 года и Гваделупу 26 июня 1825 года.
В то время, когда одна за другой происходили катастрофы на суше и на море, не менее ужасная драма разыгрывалась и в воздухе. Воздушный шар, подхваченный ураганом, летел со скоростью девяносто миль[1] в час, вращаясь в бешеном вихре, как если бы он попал в середину воздушного водоворота.
Внизу, под воздушным шаром, прикрепленная к охватывающей его веревочной сетке, качалась корзина с пятью пассажирами, едва видимыми среди густых облаков, пропитанных парами тумана и мелкими, как пыль, брызгами воды, долетавшими с бушующей поверхности океана.
Откуда летел этот шар, ставший игрушкой ужасной всесокрушающей бури? В какой точке земного шара поднялся он в воздух? Не мог же он отправиться в путь во время урагана? А между тем ураган продолжался уже пять суток, и первые его признаки появились еще 18 марта. Вероятно, шар летел издалека, потому что за сутки он пролетал не менее двух тысяч миль.
Но откуда бы ни мчался этот шар, пассажиры не могли определить пройденное ими расстояние, потому что им не на что было ориентироваться. Кроме того, они, видимо, даже не чувствовали страшного ветра. Шар летел с бешеной скоростью, одновременно вращаясь вокруг себя, а они не ощущали ни этого вращения, ни движения вперед в горизонтальном направлении. Их взгляды не могли проникнуть сквозь густую пелену тумана и плотных облаков, обволакивающих корзину. Они даже не могли с уверенностью сказать, день ли сейчас или ночь. Ни свет, ни рев бушующего океана не доходили до воздухоплавателей в этой мрачной беспредельности, пока они держались в верхних слоях атмосферы. Только быстрый спуск шара напомнил им об опасности погибнуть в волнах океана.
Между тем шар благодаря тому, что из корзины был выброшен почти весь груз, состоявший из запасов провизии, оружия и прочего снаряжения, снова поднялся на высоту четырех тысяч пятисот футов. Пассажиры, узнав, что внизу под ними не земля, а море, справедливо заключили, что вверху гораздо безопаснее, чем внизу, и поэтому, не колеблясь, выбросили из корзины даже самые необходимые вещи, заботясь только о том, чтобы как можно выше подняться над раскинувшейся под ними бездной.
Ночь прошла в тревоге, которую, наверное, не перенесли бы люди менее энергичные и слабые духом и еще до наступления катастрофы умерли бы от страха. Наконец стало светать, и ураган как будто начал стихать. С самого утра 24 марта погода, видимо, начала меняться к лучшему. На заре облака поднялись выше. Постепенно ураган перешел на «очень свежий» ветер, и скорость перемещения воздушных потоков уменьшилась вдвое, хотя ветер был еще очень силен и дул, как говорят моряки, «бриз в три рифа». Однако по сравнению с ураганом погода стала гораздо лучше.
Часам к одиннадцати нижние слои атмосферы почти очистились от облаков. Ураган, по-видимому, не пошел дальше на запад, – он просто «убил» сам себя. Может быть, он рассеялся электрическими разрядами, как это случается иногда с тайфунами Индийского океана.
Но в это же время воздухоплаватели заметили, что шар снова, хотя и медленно, опускается ниже. Газ из него постепенно улетучивался, и оболочка шара опадала, растягиваясь и удлиняясь, принимая вместо сферической формы яйцеобразную.
Около полудня аэростат находился на высоте не более двух тысяч футов над поверхностью моря. Но благодаря своей вместимости – его объем равнялся пятидесяти тысячам кубических футов[2] – он мог еще долго держаться в воздухе, поднявшись на большую высоту и перемещаясь в горизонтальном направлении.
Пассажиры выбросили за борт даже последние запасы провизии и все, что было у них в карманах, чтобы облегчить корзину. Один из воздухоплавателей взобрался на кольцо, к которому были прикреплены концы веревочной сетки, и стал крепче связывать на всякий случай нижний выпускной клапан аэростата. Но его попытка не дала желаемых результатов: шар продолжал опускаться. Они были не в силах удержать его в верхних слоях атмосферы.
Они должны погибнуть!
Там, внизу, нет земли. Кругом, насколько мог охватить взгляд, не было видно ни одного клочка твердой земли, ни одной выступающей из моря скалы, за которую мог бы зацепиться якорь.
Под ними расстилался безбрежный океан, где волны продолжали бушевать с прежней яростью. Хотя шар и опускался, пассажиры из своей корзины все же могли окинуть взором горизонт радиусом не менее сорока миль. Но – увы! – на всем этом пространстве виднелись только огромные волны с белыми гребешками, несущиеся друг за другом!
Необходимо во что бы то ни стало удержать шар и не дать ему погрузиться в волны. Однако, несмотря на все усилия, шар опускался все ниже и ниже, продолжая в то же время стремительно перемещаться по направлению ветра, то есть с северо-востока на юго-запад.
Положение несчастных пассажиров было катастрофическим! Они уже не могли управлять аэростатом. Все их попытки ни к чему не привели. Оболочка шара все более и более опадала. Газ улетучивался, а они были не в состоянии этому помешать. Шар продолжал опускаться, и в час дня корзина висела почти в шестистах футах над поверхностью океана.
Освободив корзину от всего багажа, пассажиры могли продлить еще на несколько часов свое пребывание в воздухе и ровно на столько же отсрочить неизбежную катастрофу. Но если до наступления ночи земля не появится, воздухоплаватели, корзина и шар навсегда исчезнут в волнах океана.
Оставался, впрочем, еще один способ, который мог дать некоторую надежду на спасение при благоприятных обстоятельствах. Прибегнуть к этому способу отважились бы только энергичные люди, умеющие без страха смотреть смерти в лицо. И воздухоплаватели сделали это. Ни одного слова протеста, ни одной жалобы не слетело с их уст. Они решили бороться до последней минуты и, насколько от них зависит, задержать падение аэростата в клокочущую бездну. Его корзина, сплетенная в виде четырехугольного ящика из тростника, не была приспособлена для того, чтобы держаться на воде и заменить собой лодку. В случае падения она непременно должна была утонуть.
В два часа дня аэростат находился примерно в четырехстах футах над морем. В это время послышался мужественный голос – голос человека, сердце которого не знает страха. Ему отвечали другие голоса, не менее энергичные.
– Все выбросили?
– Нет! Остались еще деньги – десять тысяч франков золотом!
– Бросайте их!
И тяжелый мешок тотчас упал в море.
– Ну что? Поднимается теперь шар?
– Немного, но скоро он снова начнет падать!
– Что можно еще выбросить?
– Больше ничего нет!
– Есть!.. Корзина!..
– Держитесь за сетку!.. Рубите веревки!.. Долой корзину!
Это и в самом деле было единственным и последним средством облегчить аэростат. Аэронавты перебрались на веревочную сетку над кольцом и, держась за петли, бесстрашно смотрели на кипевшие под ними океанские волны. Веревки, прикреплявшие корзину, перерезали, и освободившийся от лишней тяжести аэростат снова поднялся на две тысячи футов.
Всем известно, какой чувствительностью к изменению нагрузки обладают аэростаты. Достаточно выбросить даже самый легкий предмет, чтобы вызвать перемещение шара вверх в вертикальном направлении. Аэростат, плавая в воздухе, держит точный, математически верный баланс. Если значительно уменьшить груз, шар в ту же минуту стремительно поднимется кверху. То же самое произошло и на этот раз.
Однако аэростат недолго продержался на такой высоте и вскоре снова начал опускаться. Газ быстро улетучивался, а воздухоплаватели не имели возможности заделать отверстие в оболочке шара. Аэронавты сделали все, что могли, и теперь им оставалось надеяться только на чудо.
В четыре часа дня всего лишь пятьсот футов отделяло аэростат от поверхности океана.
Вдруг послышался громкий лай. Это лаяла собака, принадлежавшая одному из пассажиров, она тоже вцепилась в сетку возле своего хозяина.
– Топ что-то увидел! – закричал один из пассажиров.
Вслед за ним другой радостно крикнул:
– Земля! Земля!
Аэростат, который ветер с утра увлекал в юго-западном направлении, за эти несколько часов пролетел значительное расстояние, многие сотни миль, и теперь на горизонте действительно показалась гористая полоса земли.
Но эта земля была еще далеко, милях в тридцати под ветром. Чтобы добраться до нее, понадобится не менее часа, если, конечно, ветер не изменится и не отнесет шар в сторону. Целый час!.. А что, если шар раньше этого срока потеряет весь оставшийся газ?
Положение и в самом деле было ужасным! Аэронавты ясно видели берег, до которого им необходимо было добраться во что бы то ни стало. Они не знали, остров это или материк, не знали даже, в какую часть земного шара их занес ураган. Но это земля, а обитаема она или нет – им пока все равно. Им нужно только добраться туда!
Однако вскоре стало ясно, что аэростат не может больше держаться в воздухе. Он почти касался поверхности воды. Гребни громадных волн уже не раз лизали нижние концы сетки, еще более утяжеляя ее, и воздушный шар временами даже погружался в воду. Теперь он летел над водой прыжками, точно подстреленная птица.
Полчаса спустя земля была на расстоянии одной мили, но шар уже почти не двигался вперед. Обвисший, растянутый, весь в крупных складках, похожий на большой мешок, воздушный шар, еще сохранявший в верхней части немного газа, без пассажиров мог бы еще пролететь гораздо дальше, но теперь он постепенно опускался все ниже и ниже. Аэронавты, вцепившиеся в сетку, очутились по пояс в воде и плыли за шаром, преодолевая волны, которые заливали их клокочущей пеной. Но в ту минуту, когда они уже были на волосок от смерти, совершенно неожиданно оболочка шара легла на воду, надувшись, словно парус, и поплыла вперед, подгоняемая ветром. Может быть, благодаря этому им удастся добраться до земли…
До берега оставалось не больше двух кабельтовых[3], когда вдруг раздались страшные крики – шар совершенно неожиданно подпрыгнул вверх после того, как в него ударил сильный порыв ветра, поднявшись примерно на полторы тысячи футов, однако, вместо того чтобы двигаться прямо к земле, полетел почти параллельно берегу, попав в боковой воздушный поток. К счастью, через две минуты он снова стал понемногу приближаться к земле и наконец упал на прибрежный песок в нескольких десятках футов от воды.
Аэронавты, помогая друг другу, довольно быстро выпутались из веревочной сетки. Ветер подхватил освобожденный от тяжести аэростат, и он, подобно раненой птице, в предсмертной агонии собравшей все свои силы, взвился кверху и исчез в облаках.
В корзине было пять пассажиров, не считая собаки, а на берегу оказалось только четверо. Пятого, очевидно, унесло неожиданно налетевшей волной. Это и позволило облегченному аэростату подняться вверх в последний раз и затем, спустя несколько минут, благополучно достигнуть земли.
Как только четверо потерпевших крушение, но спасшихся аэронавтов почувствовали под ногами твердую землю, так сразу же закричали, думая о том, что надо спешить на помощь пропавшему товарищу:
– Может быть, он теперь как раз плывет к берегу!.. Надо его спасти!.. Спасем его!..
Глава вторая
Эпизод Гражданской войны в Америке. – Инженер Сайрес Смит. – Гедеон Спилет. – Негр Наб. – Моряк Пенкроф. – Герберт. – Неожиданное предложение. – Свидание в десять часов вечера. – Бегство во время бури.
Выброшенные ураганом на берег люди не были ни воздухоплавателями по профессии, ни любителями воздушных прогулок. Это были отважные военнопленные, которым удалось убежать при необыкновенных обстоятельствах. Раз сто за это время поврежденный воздушный шар мог навеки погрузить их в бездну океана. Но судьба предназначила им другую участь. Поднявшись 20 марта из Ричмонда, осажденного войсками генерала Улиса Гранта[4], они теперь находились на неизвестном острове в семи тысячах миль от этого города, столицы штата Виргиния, главного укрепленного пункта южан во время Гражданской войны Севера и Юга. Их воздушное путешествие продолжалось пять суток.
Вот при каких любопытных обстоятельствах произошел побег пленников, закончившийся исчезновением одного из аэронавтов.
В феврале 1865 года во время сражения под Ричмондом, который генералу Гранту никак не удавалось захватить, несколько офицеров-северян попали в руки неприятеля и были отведены в город. В числе пленных оказался и Сайрес Смит, один из выдающихся офицеров федеральной армии, состоявший при штабе главнокомандующего.
Сайрес Смит, уроженец Массачусетса, считался среди южан самым знаменитым инженером. Федеральное правительство поручило ему на время войны управление железными дорогами, стратегическое значение которых было неоценимо. Худой, костлявый, лет около сорока пяти, он по-военному коротко стриг начавшие уже седеть волосы и носил густые усы. Особенно обращала на себя внимание его голова, одна из тех красивых «нумизматических голов», которые как будто специально созданы для изображения на монетах и медалях. Живые, горящие глаза и редко улыбающийся рот дополняли описание наружности этого замечательного во всех отношениях человека. Несмотря на полученное прекрасное специальное образование, Сайрес Смит, подобно многим своим американским коллегам, начал профессиональную деятельность простым рабочим с молотком и киркой в руках. Благодаря этому он обладал не только солидными научными познаниями, но и крепкими мускулами, а соединяя теорию с практикой, достигал таких результатов, которые были бы немыслимы при других условиях. Смит-ученый разрабатывал проекты, а Смит-практик приводил их в исполнение. Суровая школа жизни закалила его характер и научила не терять самообладания. Даже в самые критические минуты он смело смотрел в глаза опасности, уверенный, что знания и опыт всегда помогут ему выйти из любого затруднения, лишь бы только у него хватило настойчивости и силы воли.
В дополнение к перечисленным качествам Сайрес Смит был олицетворением храбрости. Он участвовал почти во всех сражениях этой междоусобной войны. Начав службу в рядах волонтеров от штата Иллинойс, Смит под командованием генерала Гранта участвовал в осаде Коринфа, в сражениях при Падуке, Бельмонте, Порт-Гибсоне, Питтсбург-Лэндинге, Уилдернессе, на Блэк-ривер, Чаттануге и на Потомаке. Это был солдат, достойный своего генерала, который с гордостью говорил: «Я никогда не считаю убитых!» Сотни раз за это время Сайрес Смит мог оказаться в числе тех, кого не хотел пересчитывать грозный Грант, но судьба хранила его до той минуты, когда он был ранен и взят в плен на поле битвы под Ричмондом.
В тот же день и час вместе с Сайресом Смитом попал в плен к южанам еще один северянин. Это был не кто иной, как Гедеон Спилет – знаменитый корреспондент не менее знаменитой газеты «Нью-Йорк Геральд»[5], который, сопровождая северную армию, передавал сообщения о ходе военных действий. Он принадлежал к числу тех замечательных английских или американских журналистов, которые ни перед чем не отступают и готовы рисковать даже собственной жизнью, чтобы получить точные сведения и сообщить их своей газете в кратчайший срок.
За время своей литературной деятельности Гедеон Спилет исколесил весь свет. Для него не было ничего невозможного, когда дело касалось его профессии, когда он знал, что может сообщить своей газете что-нибудь интересное. Одновременно солдат и художник, Спилет презирал опасность и ради удовлетворения своего профессионального любопытства готов был на все: он под градом пуль писал свои заметки и, не обращая внимания на свист ядер, опытной рукой чертил карандашом планы местности или делал зарисовки каких-нибудь характерных сцен.
Как и Сайрес Смит, Спилет участвовал почти во всех сражениях и неизменно шел в первых рядах, с револьвером в одной руке и блокнотом в другой. Но он не перегружал телеграфные провода бесконечными депешами, как это часто делают корреспонденты, желающие наполнить газетные столбцы своими сообщениями. Каждая его заметка, краткая, ясная и конкретная, заслуживала самого серьезного внимания, освещала какое-нибудь важное событие и высоко ценилась редакцией. При этом ему не было чуждо и чувство юмора. Так, во время боя на Блэк-ривер, желая сохранить свое место у телеграфного окошка для того, чтобы первым сообщить своей газете о результате битвы, Гедеон Спилет в течение двух часов диктовал телеграфисту главы из Библии. Это стоило «Нью-Йорк-Геральд» две тысячи долларов, но зато газета первой опубликовала известие об этом сражении.
Гедеон Спилет был человеком высокого роста, лет около сорока. Белокурые с рыжеватым отливом бакенбарды обрамляли его лицо, на котором выделялись спокойные, живые и очень зоркие глаза – это были глаза человека, привыкшего одним взглядом замечать до мельчайших подробностей все, что оказывалось в поле его зрения. Крепкое здоровье позволяло ему легко переносить всевозможные лишения, неизбежные при том образе жизни, который он вел.
Уже десять лет Гедеон Спилет работал постоянным корреспондентом «Нью-Йорк Геральд», посылая в редакцию не только свои статьи и сообщения, но и рисунки, потому что так же хорошо владел карандашом, как и пером. Перед тем как его взяли в плен, он как раз иллюстрировал одну из батальных сцен, а последними словами в его блокноте были: «Один из южан целится в меня и…» И Гедеон Спилет остался невредим, потому что и тут обычное счастье ему не изменило: он не получил даже царапины, потому что стрелок промахнулся.
Сайрес Смит и Гедеон Спилет знали друг о друге только понаслышке в то время, когда в качестве пленников попали в Ричмонд. Инженер довольно быстро поправлялся от своей раны и во время выздоровления познакомился с журналистом. Новые знакомые очень понравились друг другу, вскоре эта симпатия превратилась в дружбу, чему немало способствовало их обоюдное желание при первом же удобном случае убежать из города, чтобы присоединиться к армии генерала Гранта. Однако случай этот все не представлялся. Пленники, правда, не были лишены некоторой свободы и могли разгуливать по всему городу, но Ричмонд так хорошо охранялся, что побег следовало рассматривать как нечто невозможное.
Спустя некоторое время в Ричмонд к Сайресу Смиту пробрался его слуга, преданный ему всей душой. Этот храбрый человек был негром, родившимся в поместье родителей инженера, его мать и отец были рабами, однако Сайрес Смит уже давно дал ему вольную, так как по своим убеждениям принадлежал к противникам рабства. Освобожденный невольник, впрочем, не воспользовался предоставленными ему правами и остался у своего хозяина, которого любил больше всех на свете. Это был мужчина лет тридцати, сильный, ловкий, умный, кроткий, подчас наивный, постоянно улыбающийся, услужливый и добрый. Его звали Навуходоносор, но длинное библейское имя было заменено более удобным для произношения и коротким: Наб.
Когда Наб узнал, что его хозяин ранен и взят в плен, то, недолго думая, ушел из Массачусетса, пробрался к Ричмонду и, пустив в дело всю свою хитрость и ловкость, рискуя собственной жизнью, в конце концов все-таки сумел проникнуть в осажденный город. Как же был удивлен и в то же время обрадован Сайрес Смит при виде своего слуги и каким восторгом светились при этом глаза преданного Наба – этого нельзя и выразить словами.
Но если Набу удалось пробраться в Ричмонд, то выбраться из него было гораздо труднее или, вернее, невозможно, потому что южане следили за каждым шагом пленников. Нужно было подождать стечения каких-нибудь особенно благоприятных обстоятельств, чтобы решиться на побег с некоторыми шансами на успех, но случай такой все не представлялся, да и едва ли можно было рассчитывать, что он когда-нибудь представится.
Между тем Грант продолжал все так же энергично вести свои наступательные действия, но южане защищались очень упорно. Победа под Питтсбургом обошлась ему очень дорого, а Ричмонд, несмотря на то, что к осаждавшей его армии Гранта присоединился еще и генерал Батлер со своими войсками, все еще не сдавался, и ничто пока не давало надежды на близкое освобождение пленников.
Гедеона Спилета бездеятельное и скучное пребывание в плену не только лишало возможности следить за ходом всех перипетий войны, но и не доставляло интересных материалов для его блокнота, и он хотел любой ценой выбраться из Ричмонда и даже несколько раз пытался бежать, однако каждый раз его останавливали непреодолимые препятствия.
Между тем осада Ричмонда продолжалась, и если пленникам не терпелось убежать из Ричмонда, чтобы присоединиться к армии Гранта, точно так же желали выйти из города и многие из осажденных, чтобы стать в ряды армии южан. Больше всех мечтал об этом Джонатан Форстер, ярый сторонник отделения южных штатов. Дело в том, что не только пленникам нельзя было выбраться из Ричмонда, в том же положении находились и все горожане, и даже весь гарнизон осажденного города, как железным кольцом обложенного неприятелем, то есть войсками северян. Губернатор Ричмонда давно уже не получал никаких известий об армии генерала Ли, а между тем было крайне необходимо дать знать о печальном положении города и потребовать скорейшей присылки подкреплений. В это время Джонатану Форстеру пришла в голову мысль перелететь на аэростате за линию осады и таким образом добраться до лагеря южан.
Губернатор, конечно, охотно дал свое согласие на осуществление смелого проекта. В течение нескольких дней приготовили аэростат и предоставили его в распоряжение Джонатана Форстера, с которым выразили желание отправиться в воздушное путешествие еще пятеро южан. Они запаслись оружием на случай, если им придется защищаться, спустившись на землю, а также деньгами и провиантом, если их воздушное путешествие сверх ожидания затянется надолго.
Отправление шара было назначено в ночь на 18 марта, и воздухоплаватели рассчитывали, что небольшой северо-западный ветер поможет им через несколько часов добраться до штаба генерала Ли.
Но ожидавшийся на 18 марта попутный северо-западный ветер оказался совсем не простым ветром, как это предполагали накануне. Еще с самого утра появились все признаки начинающейся бури, а через несколько часов ураган был уже так силен, что Форстеру пришлось отложить на некоторое время свое путешествие, потому что разбушевавшаяся стихия грозила гибелью как воздушному шару, так и аэронавтам.
Аэростат, наполненный газом и надежно привязанный, находился на главной площади Ричмонда и был готов отправиться в путь, как только стихнет ветер. В городе все, конечно, очень интересовались отправлением воздушного шара и с нетерпением ждали, когда прекратится буря.
18 и 19 марта не принесли никаких изменений к лучшему в состоянии погоды, напротив, буря как будто бы даже еще усилилась, и большого труда стоило удерживать на привязи воздушный шар, который каждую минуту мог сорваться и улететь в пространство.
Прошла еще ночь. Утром 20 марта ураган продолжал свирепствовать. Об отправлении шара нечего было и думать.
Этот день, однако, ознаменовался чрезвычайно важным событием. Какой-то совершенно незнакомый Сайресу Смиту человек остановил его на улице. Это был моряк по имени Пенкроф, лет тридцати пяти – сорока, крепко сложенный, загорелый, с живыми, часто мигающими глазами на очень симпатичном и добром лице. Уроженец северных штатов, Пенкроф побывал во всех морях Старого и Нового Света и за время своих странствий испытал все, что только может вынести существо на двух ногах и без перьев. Следует добавить, что это был человек в высшей степени смелый и энергичный, ради достижения своей цели готовый на любой риск. В начале года Пенкроф по делам приехал в Ричмонд из Нью-Джерси вместе с пятнадцатилетним юношей, сыном его бывшего капитана, Гербертом Брауном, сиротой, которого он любил, как родного сына. Пенкрофу не удалось выехать из города до начала осады, и, таким образом, он тоже оказался в блокаде, к своему большому неудовольствию, и с этого самого момента задумал бежать из Ричмонда любым способом. Он тоже слышал о знаменитом инженере Сайресе Смите и знал, как тяготится каждой минутой, проведенной в плену, этот решительный человек. Вот почему Пенкроф решил в этот день поговорить с инженером о том, что так интересовало их обоих.
– Мистер Смит, вам очень надоел Ричмонд?
Инженер пристально посмотрел на человека, задавшего ему этот странный вопрос. Тот, не смущаясь, продолжал, понизив голос:
– Мистер Смит, вы хотите бежать?
– Когда? – быстро спросил инженер.
Вероятно, такой вопрос вырвался у него невольно, потому что он еще не успел хорошо рассмотреть незнакомца, предлагавшего ему бежать. Но, всмотревшись проницательным взглядом в честное лицо собеседника, Сайрес Смит уже не сомневался, что видит перед собой не шпиона, а человека, которому можно довериться.
– Кто вы такой? – отрывисто спросил он.
Пенкроф отрекомендовался.
– Хорошо! – ответил Сайрес Смит. – А каким способом вы предлагаете мне бежать?
– А очень просто. При помощи вон того лентяя-шара, который болтается там без толку и как будто только нас с вами и дожидается!..
Моряку не нужно было пояснять свою идею. Инженер все понял с первого слова и, схватив Пенкрофа за руку, повел его к себе. Там Пенкроф подробно изложил свой план, в сущности, оказавшийся очень простым. В случае неудачи они рисковали только своей жизнью. Ураган свирепствовал, это правда, но такой ловкий и смелый инженер, как Сайрес Смит, сумеет, наверное, справиться с аэростатом. Если бы Пенкроф умел управлять воздушным шаром, он, не задумываясь, отправился бы на нем и не один, а с Гербертом, конечно. Он и не такое видел на своем веку, и неужели ему надо бояться урагана?
Сайрес Смит слушал моряка не перебивая, но глаза его лихорадочно блестели. Удобный случай, которого он так долго ждал, наконец представился, а Сайрес Смит был не такой человек, чтобы им не воспользоваться. Проект Пенкрофа, правда, очень опасен, но в том, что он предлагает, нет ничего невозможного. Ночью, несмотря на бдительность охраны, им, вероятно, удастся незаметно пробраться к аэростату, забраться в корзину и перерезать канаты… Конечно, они рискуют быть убитыми, но, с другой стороны, им может и посчастливиться, и если бы не эта буря… Но если бы не эта буря, аэростат давно бы улетел, и так давно ожидаемая возможность не представилась бы.
– Я не один!.. – сказал Сайрес Смит.
– Сколько же человек хотите вы взять с собой? – спросил Пенкроф.
– Двоих: моего друга Гедеона Спилета и слугу Наба.
– Значит, вас трое, – сказал Пенкроф, – а с Гербертом и со мной будет пятеро… Ну, а так как на шаре должны были подняться шестеро…
– Довольно. Мы летим! – воскликнул Сайрес Смит.
Под словом «мы» следовало подразумевать и журналиста, но Гедеон Спилет был не из тех людей, которые из-за возможной опасности отказываются от своих намерений, и, когда ему рассказали о плане Пенкрофа, он одобрил его безоговорочно. При этом он только выразил удивление, как такая простая мысль до сих пор не пришла в голову ему самому. Что касается Наба, то его и спрашивать было незачем: он торжественно объявил, что готов следовать за своим господином куда угодно и на чем угодно.
– Итак, сегодня вечером, – сказал Пенкроф, – мы все впятером будем разгуливать вокруг шара в качестве любопытных!..
– Сегодня вечером, в десять часов, – ответил Сайрес Смит. – Только бы буря не утихла до тех пор!..
Пенкроф простился с инженером и отправился домой, где оставался молодой Герберт Браун. Смелый мальчик, конечно, знал о намерениях моряка и не без некоторой тревоги ожидал результатов его переговоров с инженером. Да, эти пять человек, собиравшиеся подняться на аэростате в такую страшную бурю, и в самом деле были людьми, не знающими страха…
Желание пленников исполнилось, ураган не прекращался, и Джонатан Форстер со своими компаньонами не мог даже подумать подняться в воздух в тростниковой корзине под воздушным шаром. Погода в этот день была ужасной. Сайрес Смит боялся только, чтобы аэростат, привязанный канатами и метавшийся из стороны в сторону, то поднимаясь кверху, то пригибаясь к земле, не разорвался на тысячу кусков. Несколько часов бродил он по почти пустой площади, наблюдая за шаром. Пенкроф, засунув руки в карманы и часто зевая, как человек, который не знает, как убить время, разгуливал по противоположной стороне площади и также внимательно следил за шаром, боясь, что он лопнет или сорвется с привязи и исчезнет в облаках.
Наконец наступил вечер, а следом за ним и ночь, темная и сырая. Густые клубы тумана, окутывающие весь Ричмонд, словно облака, висели над самой землей. Шел дождь со снегом, и было довольно холодно. Казалось, буря вынудила осаждающих и осажденных заключить перемирие, и пушки решили умолкнуть, внимая завываниям урагана. На улицах не было ни души. И в самом деле, едва ли была необходимость в такую ужасную погоду охранять площадь, посередине которой отчаянно бился шар.
Все благоприятствовало бегству пленников, но каким будет путешествие в такую бурю?!
– Вот так погодка! – ворчал Пенкроф, покрепче нахлобучивая шляпу, которую срывало ветром. – Но это ничего не значит, мы справимся…
