Карен М. Макманус
Двое могут хранить секрет
– Карты, – сообщаю я Эзре. Даю ему одну плюс еще листок бумаги. – И заявления о приеме на работу.
Эзра хмурится.
– Ты хочешь здесь работать?
– Ну, мы же на мели, ты не забыл? И где еще мы можем работать? Вряд ли здесь есть что-нибудь в пешей доступности.
Ни у кого из нас нет водительских прав, и я уже понимаю, что бабуля на роль шофера не годится.
Эзра пожимает плечами.
– Хорошо. Давай заполним.
Я выуживаю из сумки две ручки, и мы почти успеваем заполнить заявления до того, как подходит наша очередь покупать билеты. Я складываю заявления и засовываю их в наружный карман сумки, когда мы выходим из кабинок.
– Опустим их, когда пойдем домой.
– Куда идем сначала? – спрашивает Эзра.
Я разворачиваю карту и изучаю ее.
– Похоже, сейчас мы в детской зоне, – докладываю я. – «Темные дела» налево. Вон там «Лаборатория злых наук». Направо «Кровавый шатер». Название, вероятно, говорит само за себя. А «Дом ужасов» прямо. Правда, до семи он закрыт.
Наклонившись над моим плечом, Эзра понижает голос.
– Где погибла Лейси?
Я указываю на крохотную картинку с изображением колеса обозрения.
– Под ним. Ну, во всяком случае, там нашли ее тело. Полиция считала, что она, вероятно, с кем-то там встречалась. Думаю, дети Эхо-Риджа постоянно пробираются в парк после закрытия. Тогда никаких камер наблюдения там не было. – Мы оба поднимаем глаза к ближайшему зданию, на углу которого мигает красный огонек. – Теперь, очевидно, есть.
– Хочешь начать оттуда? – спрашивает Эзра.
У меня пересыхает в горле. Группа детей в масках и в черной одежде проносится мимо нас, один из них так сильно ударяется о мое плечо, что я спотыкаюсь.
– Может, посмотрим на игры, – предлагаю я, сворачивая карту. Куда легче было бы получить удовольствие от посещения места преступления до знакомства с семьей жертвы.
Мы проходим мимо киосков с едой и ярмарочными играми, останавливаясь, чтобы понаблюдать, как парень нашего возраста топит нужное количество корзин подряд, чтобы выиграть для своей подружки мягкую игрушку – черного кота. Следующий павильон представляет собой своего рода тир, где каждый из двух участников пытается поразить двенадцать мишеней в ящике. Какой-то тип, лет сорока на вид, в неприлично потрепанной охотничьей куртке, вскидывает с грубым хохотом кулак и резко сгибает руку в локте, словно дергает за рычаг.
– Моя взяла! – радуется он и тычет в плечо стоящего рядом подростка.
Сам мужчина слегка спотыкается от этого движения, а парень, отпрянув, отступает.
– Может, вы дадите пострелять еще кому-нибудь.
Красивая девушка за стойкой примерно моего возраста, у нее длинные каштановые волосы, собранные в хвост, который она встревоженно теребит.
Мужчина в охотничьей куртке взмахивает помповым ружьем, которое держит в руке.
– Рядом со мной полно места. Любой может сыграть, если он не такой уж трус.
Говорит он громко и немного невнятно.
Девушка складывает на груди руки, словно собирает все силы для придания голосу суровости.
– Вы можете сыграть в массу других игр.
– Ты просто злишься, что никто не может меня победить. Знаешь что, если кто-нибудь из этих слабаков выбьет больше очков, чем я, я выйду из игры. Кто хочет попробовать?
Он поворачивается к маленькой толпе, собравшейся у павильона, лицо у него худое, грязное.
Эзра толкает меня в бок.
– Как ты можешь устоять? – вполголоса спрашивает он.
Я колеблюсь, дожидаясь, не вызовется ли кто-нибудь постарше и посолиднее, но когда никто не решается, я выхожу вперед.
– Я хочу.
Я встречаюсь взглядом с девушкой; глаза у нее карие, ярко накрашенные, под ними темные полукруги теней. У нее такой вид, будто она неделю не спала.
Тип несколько раз моргает, затем перегибается пополам в преувеличенном поклоне. От этого движения он едва не падает, но выправляется.
– Что ж, приветствую, мадам. Вызов принят. Я даже заплачу за вас. – Он извлекает из кармана две мятые долларовые бумажки и подает их девушке. Та с опаской берет их и резко бросает в ящик перед собой, словно они обжигают руки. – Никто никогда не скажет, что Вэнс Пакетт не джентльмен.
– Вэнс Пакетт? – вырывается у меня, прежде чем я успеваю прикусить язык.
Это один из бывших Сейди? Тот, который «красавчик»? Либо в Эхо-Ридже она придерживалась гораздо более низких стандартов, либо своего максимума он достиг в старших классах.
Он прищуривает налитые кровью глаза, но в них не мелькает и искорки узнавания. Неудивительно, когда я собираю волосы сзади, ничто во мне не напоминает Сейди.
– Я вас знаю?
– Ах. Нет. Просто… хорошее имя, – мямлю я.
Девушка с хвостом нажимает на кнопку, чтобы вернуть мишени на место. Пока я иду ко второй позиции, Вэнс поднимает ружье и прицеливается.
– Чемпионы первые, – громко объявляет он и начинает быстро палить.
Хотя он явно пьян, ему удается поразить десять из двенадцати мишеней. Закончив, он поднимает ружье и целует его ствол, отчего девушка морщится.
– Всё без изменений, – объявляет Вэнс и быстро взмахивает в мою сторону рукой. – Ваша очередь, миледи.
Я поднимаю лежащее передо мной ружье. По случайности я обладаю тем, что Эзра называет необычным чувством цели, несмотря на ноль спортивных талантов во всех остальных областях. Руки у меня скользкие от пота, когда я закрываю один глаз. «Не передерживай», – напоминаю я себе, – просто целься и стреляй».
Я нажимаю на курок и промахиваюсь по первой мишени, но близко к цели. Рядом со мной усмехается Вэнс. Я поправляю прицел и во вторую – попадаю. В толпе позади меня поднимается шум, когда я укладываю остаток мишеней в верхнем ряду, и к тому моменту, когда я выбиваю девять, люди хлопают. На десятой мишени аплодисменты нарастают и переходят в победный клич и приветственные крики, когда я выбиваю последнюю и заканчиваю с одиннадцатью очками. Эзра поднимает вверх обе руки, как будто мне только что засчитали тачдаун[1].
Вэнс таращится на меня, разинув рот.
– Да ты проклятая подсадная утка.
– Двигай дальше, Вэнс, – выкрикивает кто-то. – В городе новый шериф.
Толпа смеется, Вэнс злобно скалится. В течение нескольких секунд мне кажется, что он не уступит. Затем он, фыркая, бросает ружье на стойку.
– Игра в любом случае закончена, – бормочет он, отходя и проталкиваясь сквозь толпу.
Девушка поворачивается ко мне с усталой, но благодарной улыбкой.
– Спасибо. Он стоял тут почти полчаса, отпугивая всех. Я боялась, что он в любую минуту начнет палить в толпу. Это всего лишь пульки, но все равно. – Достав из-под стойки влажные салфетки, она тщательно протирает ружье Вэнса. – Я ваша должница. Хотите бесплатные браслеты на посещение «Дома ужасов»?
Я почти соглашаюсь, но вместо этого достаю наши с Эзрой заявления о приеме на работу.
– Вообще-то, не могли бы вы замолвить за нас словечко своему начальнику? Или кто тут занимается наймом на работу?
Девушка не торопится брать у меня заявления и поправляет хвост.
– Дело в том, что они берут ребят только из Эхо-Риджа.
– Мы из него, – весело говорю я. – Мы только что сюда переехали.
Она хлопает глазами.
– Да? Вы… Ой. – Я прямо вижу, как в голове у нее складываются части головоломки, пока она разглядывает нас с Эзрой. – Вы, наверное, близнецы Коркоран.
Всю неделю одна и та же реакция. Она как будто вдруг все о нас знает. Проведя всю жизнь в орбите города, где каждый бьется за признание, странно без усилий добиться узнавания. Я не уверена, что мне это нравится, но не возражаю против результатов, когда она протягивает руку за нашими заявлениями.
– Я Брук Беннетт. На следующей неделе мы будем в одном классе. Что ж, посмотрим, чем я могу помочь.
Глава 5
Малкольм
Воскресенье, 8 сентября
– У тебя четыре вида газированной воды, – сообщает Миа из недр нашего холодильника. – Не вкуса. Бренда. «Перрье», «Сан-Пеллегрино», «Лакруа» и «Полар». Последняя не из самых лучших, поэтому, думаю, это привет твоим скромным корням. Хочешь?
– Я хочу колы, – говорю я без особой надежды. Экономка Нилссонов, которая закупает все продукты, не является поклонницей сахара-рафинада.
Воскресенье перед началом школьных занятий, и мы с Мией здесь одни. Мама и Питер уехали покататься после ланча, а Кэтрин с подругами отправилась за покупками в преддверии начала учебного года.
– Боюсь, это не вариант, – говорит Миа, доставая две бутылки лимонной «Полар» и протягивая одну мне. – В этом холодильнике только «чистые» напитки.
– По крайней мере, она сильногазированная.
Я ставлю бутылку на кухонный остров рядом со стопкой рекламных проспектов, которые ежедневно начали поступать для Кэтрин из колледжей: колледж Брауна, Амхерст, Джорджтаунский, Корнелл. Учитывая средний балл Кэтрин, ее притязания кажутся чересчур амбициозными, но Питеру нравится, когда люди стремятся к высокой цели.
Миа открывает свою бутылку и, морщась, делает большой глоток.
– Фу. Вкус, как у чистящего средства.
– Знаешь, можно пойти к тебе.
Миа так энергично трясет головой, что ее темные, с красными кончиками волосы падают ей в лицо.
– Нет, спасибо. Напряжение в доме Квонов зашкаливает, мой друг. Возвращение Дейзи повергло всех в шок.
– Я думал, она вернулась домой на время.
– И мы все так думали, – произносит Миа тоном рассказчика. – И однако же она остается.
Мы с Мией дружим отчасти потому, что давным-давно Деклан дружил с ее сестрой Дейзи. Лейси Килдафф и Дейзи Квон с детского сада были лучшими подругами, поэтому, как только Деклан и Лейси начали встречаться, я видел Дейзи почти столько же, сколько и Лейси. Дейзи была моей первой любовью; самой красивой девушкой, какую я видел в своей жизни. Я никогда не мог понять, что Деклан нашел в Лейси, когда рядом была Дейзи. А Миа тем временем была влюблена и в Лейси, и в Деклана. Мы были парой неуклюжих детей, таскавшихся за своими выдающимися братом и сестрой и их друзьями и жадно подбиравших любые крохи внимания, которые те бросали в нашу сторону.
А затем все рухнуло.
Лейси погибла. Деклан уехал, подозреваемый и покрытый позором. Дейзи поступила в Принстон, как она и собиралась, получила диплом и нашла прекрасную работу в консалтинговой фирме в Бостоне. Потом, проработав едва ли месяц, она вдруг все бросила и вернулась к родителям.
Никто не знает, почему. Даже Миа.
В замке звякают ключи, и в прихожей слышится громкое хихиканье. В кухню стремительно входит Кэтрин вместе со своими подругами Брук и Вив, все трое увешаны разноцветными фирменными пакетами.
– Привет, – произносит она. Бросает свои пакеты на кухонный остров, едва не столкнув бутылку Мии. – Не ходите сегодня в «Белвью-молл». Там полный бардак. Все уже покупают платья к осеннему балу.
Она тяжело вздыхает, как будто сама не занималась тем же. Накануне вечером мы все получили по электронной почте приветственные письма от директора, включая ссылку на новое школьное приложение, которое позволяет посмотреть расписание и подписаться онлайн на дополнительные занятия. Уже прислали избирательный бюллетень, по которому теоретически можно проголосовать за любого из нашего класса на выборах в королевский двор бала. Но на самом деле все знают, что четыре места из шести уже заняты Кэтрин, Тео, Брук и Кайлом.
– Даже и не собиралась, – сухо отвечает Миа.
Вив фыркает.
– Ну, там все равно нет «Хот топика»[2].
Кэтрин и Брук хихикают, хотя у Брук при этом немного виноватый вид.
Моя жизнь и жизнь Кэтрин во многом входит в противоречие, и в первую очередь это касается наших друзей. Брук-то, думаю, ничего, но Вив – промежуточное звено в этой тройке подруг, и неуверенность превращает ее в стерву. А может, она просто такая и есть.
Миа наклоняется вперед, прижав средний палец к подбородку, но я не даю ей заговорить, схватив с острова завернутый в целлофан букет.
– Нам надо успеть до дождя, – говорю я. – Или града.
Кэтрин поднимает брови в сторону цветов.
– А это для кого?
– Для мистера Баумена, – отвечаю я, и ее дразнящая усмешка пропадает.
Брук издает сдавленный звук, и ее глаза наполняются слезами. Даже Вив замолкает. Кэтрин вздыхает и облокачивается о рабочий стол.
– В школе без него будет совсем не то, – говорит она.
Миа спрыгивает с табурета.
– Как же достало, что людям в этом городе сходят с рук убийства.
Вив фыркает, заправляя за ухо прядь рыжих волос.
– Тот, кто его сбил, скрылся, но это же случайность.
– Только не для меня, – заявляет Миа. – В том, что сбил, возможно. Но не бегство. Мистер Баумен мог сейчас быть жив, если бы совершивший это остановился и вызвал помощь.
Кэтрин обнимает Брук, которая начинает беззвучно плакать. И так всю неделю – когда бы я ни встретил кого-нибудь из школы; сейчас все нормально, а в следующую минуту они начинают плакать. Что, пожалуй, наводит на воспоминания о смерти Лейси. Только нет журналистов с видеокамерами.
– Как вы доберетесь до кладбища? – спрашивает у меня Кэтрин.
– На маминой машине, – отвечаю я.
– Я ее заперла. Возьми тогда мою, – говорит она, доставая из сумочки ключи.
Я совершенно не против. У Кэтрин «БМВ Х6», который очень приятно вести. Она не часто это предлагает, но я хватаюсь за каждую возможность. Я беру ключи и поспешно ухожу, пока она не передумала.
– Как ты ее выдерживаешь? – ворчит Миа, пока мы выходим на улицу. Затем оборачивается и идет задом наперед, разглядывая огромный дом Нилссонов. – Ну, полагаю, у тебя здесь неплохие привилегии, да?
Я открываю дверцу, сажусь в машину и оказываюсь в салоне, отделанном кожей цвета сливочного масла. Иногда мне до сих пор не верится, что это моя жизнь.
– Могло быть и хуже.
До кладбища Эхо-Риджа недалеко, и Миа проводит большую часть поездки, быстро перебирая запрограммированные Кэтрин радиостанции.
– Нет. Нет. Нет. Нет, – бормочет она до того момента, как мы въезжаем в кованые железные ворота.
Кладбище в Эхо-Ридже историческое, есть могилы, датируемые семнадцатым веком. Деревья вокруг древние и такие громадные, что их ветки смыкаются над нами, как навес. Вдоль гравиевых дорожек растут высокие, переплетающиеся кусты, а все вместе окружено каменным забором. Надгробные плиты всех форм и размеров: крохотные таблички, едва различимые в траве, высокие стелы с именами, выбитыми на них печатными буквами, несколько статуй ангелов и детей.
Могила мистера Баумена находится на новом участке. Мы сразу же ее замечаем; траву перед ней не видно из-за цветов, мягких игрушек и записок. На простом сером камне вырезано его имя, годы жизни и надпись:
Скажи мне, и я забуду
Научи меня, и, возможно, я запомню
Увлеки меня, и я научусь.
Развернув букет, я молча кладу его поверх остальных. Я думал, что захочу что-то сказать, когда приеду сюда, но к горлу подкатывает тошнота, и я не могу вымолвить ни слова.
Мы с мамой навещали родню в Нью-Гэмпшире, когда погиб мистер Баумен, поэтому похороны мы пропустили. Отчасти я об этом жалел, но, с другой стороны, испытывал облегчение. В последний раз я был на похоронах пять лет назад, когда хоронили Лейси. Ее положили в гроб в платье, которое она купила для осеннего бала, и все ее подруги тоже пришли на похороны в бальных платьях – яркие пятна в море черного цвета. Было жарко для октября, и я помню, как потел в своем колючем костюме, стоя рядом с отцом. Взгляды и перешептывания насчет Деклана уже начались. Брат стоял в стороне от нас, неподвижный, как статуя, а отец оттягивал ворот сорочки, словно задыхался от пристальных взглядов.
После убийства Лейси мои родители продержались полгода. Да и до этого отношения у них были не очень. Казалось, что все ссоры происходили из-за денег – счетов за коммунальные услуги, ремонта автомобиля и второй работы, которую, по мнению мамы, должен был найти папа, когда ему сократили ставку на складе. Но в действительности дело заключалось в том, что в какой-то момент они перестали друг друга любить. Они никогда не кричали, просто кипели скрытым негодованием, и оно распространялось по всему дому, как ядовитый газ.
Сначала я обрадовался его отъезду. Потом, когда он стал жить с женщиной в два раза его моложе и стал забывать присылать деньги, я испытал жгучую злость. Но я не мог этого показать, потому что злостью стало то, что люди говорили про Деклана приглушенным, обвиняющим тоном.
Дрожащий голос Мии возвращает меня к действительности.
– Как плохо, мистер Баумен, что вас нет. Спасибо за то, что вы всегда были такой хороший и никогда не сравнивали меня с Дейзи, в отличие от всех других учителей. Спасибо, что сделали научные занятия почти интересными. Я надеюсь, что карма даст пинка под зад тому, кто это сделал, и он получит по заслугам.
У меня щиплет в глазах. Я моргаю и смотрю в сторону, и неожиданно мой взгляд замечает в отдалении что-то красное. Я снова моргаю, потом прищуриваюсь.
– Что это?
Миа заслоняет глаза от солнца и прослеживает мой взгляд.
– Что именно?
С того места, где мы стоим, сказать невозможно. Мы начинаем пробираться по траве через участок приземистых могил колониальной эпохи, на которых вырезаны черепа с крыльями. «Здесь покоится тело миссис Сэмюэл Уайт», – читаем мы на последней, мимо которой проходим. Миа, отвлекшись на минуту, делает вид, что хочет пнуть камень.
– У нее было собственное имя, идиот, – говорит она[3].
Тут мы наконец оказываемся достаточно близко от того, что привлекло наше внимание, когда мы стояли у могилы мистера Баумена, и мы застываем на месте.
На сей раз это не просто граффити. С крыши мавзолея свисают три повешенные за шею куклы. На всех короны и длинные, блестящие платья, пропитанные красной краской. И совсем как у культурного центра, красные буквы кровью стекают по белому камню под ними:
Я СНОВА ЗДЕСЬ
ВЫБИРАЙ СВОЮ КОРОЛЕВУ, ЭХО-РИДЖ
СЧАСТЛИВОГО ОСЕННЕГО БАЛА
Кричаще яркий, заляпанный красным корсаж украшает соседнюю с мавзолеем могилу, и на меня накатывает тошнота, когда я узнаю участок кладбища. На похоронах Лейси я стоял почти на том самом месте, где стою сейчас. Миа в ярости вскрикивает, когда приходит к тому же выводу, и бросается вперед, словно собирается смахнуть с могилы Лейси кажущийся окровавленным корсаж. Я успеваю схватить ее за руку.
– Не надо. Мы не должны ничего трогать. – И затем мое отвращение быстро сменяется новой неприятной мыслью. – Черт. Я снова буду тем, кто об этом сообщит.
На прошлой неделе мне вроде как повезло. Новая девушка, Эллери, вроде бы поверила мне, поэтому, когда мы вернулись в центр, чтобы сообщить взрослым, она не упомянула, что застала меня с баллончиком в руке. Но по культурному центру все равно пополз слух, который с тех пор меня и преследует. Дважды за одну неделю – мало приятного. Расходится со стратегией «Затаись, пока не пронесет», над которой я работаю с тех пор, как Деклан уехал из города.
– Может, кто-то уже сообщил и полиция просто еще не приехала? – произносит, оглядываясь, Миа. – Середина дня. Люди постоянно приходят сюда и уходят.
– Думаю, мы уже узнали бы.
Каналы распространения сплетен в Эхо-Ридже быстры и надежны. Даже мы с Мией входим теперь в этот круг, поскольку у Кэтрин есть мой номер сотового.
Миа прикусывает губу.
– Мы можем уйти, и пусть кто-нибудь другой позвонит в полицию. Правда… мы же сказали Кэтрин, что едем сюда. Поэтому ничего не выйдет. Впечатление будет только хуже, если ты ничего не скажешь. Кроме того, это просто… очень жутко. – Она ковыряет носком ботинка «Доктор Мартенс» густую ярко-зеленую траву. – Я хочу сказать, думаешь, это предостережение или что? В смысле, то, что случилось с Лейси, случится снова?
– Мне кажется, что они хотят произвести такое впечатление.
Я стараюсь говорить обычным тоном, но голова идет кругом, пока я пытаюсь осмыслить открывшуюся нам картину. Миа достает телефон и начинает фотографировать, обходя мавзолей, чтобы снять его со всех ракурсов. Она почти заканчивает, когда громкий шорох заставляет нас подпрыгнуть. Сердце тяжело бьется у меня в груди, пока из кустов в дальнем углу кладбища не выбирается знакомая фигура. Вэнс Пакетт. Он живет за кладбищем и, вероятно, каждый день срезает здесь путь до… куда уж он там ходит. Я бы сказал, в винный магазин, но по воскресеньям он закрыт.
Вэнс идет по дорожке в сторону главного входа. Всего в нескольких шагах от нас он наконец нас замечает, бросив в нашу сторону скучающий взгляд, который сменяется испуганным, когда он видит мавзолей. Вэнс так резко останавливается, что едва не падает.
– Какого черта?
Вэнс Пакетт единственный персонаж в Эхо-Ридже, история жизни которого после средней школы хуже, чем у моего брата. У него была подрядная фирма, пока на него не подали в суд за некачественную проводку в доме, который дотла сгорел в Солсбери. С тех пор это непрерывный спуск на дно бутылки виски. Примерно в то же самое время, когда Вэнс установил спутниковую антенну на крышу Питера, по соседству с Нилссонами произошла серия мелких краж со взломом, поэтому все сделали вывод, что Пакетт нашел новый способ оплачивать свои счета. Хотя его ни разу ни на чем не поймали.
– Мы только что это нашли, – говорю я. Не знаю, почему я чувствую необходимость объясниться с Вэнсом Пакеттом, но ничего не попишешь.
Он, шаркая, приближается, засунув руки в карманы оливково-зеленой охотничьей куртки, обходит мавзолей по кругу и по окончании осмотра испускает тихий свист. От Вэнса, как всегда, слабо пахнет алкоголем.
– Красивые девушки лежат в могилах, – изрекает он наконец. – Знаете эту песню?
– А? – переспрашиваю я.
Но Миа отвечает:
– «Смитс».
Во всем, что касается музыки, ей нет равных.
Вэнс кивает.
– Подходит этому городу, верно? Эхо-Ридж продолжает терять своих королев осеннего бала. Или их сестер. – Он переводит взгляд на трех куколок. – Кто-то творчески подошел к делу.
– Это не творчество, – холодно произносит Миа. – Это ужасно.
– А я никогда и не говорил, что это не так. – Вэнс громко втягивает носом воздух и делает движение, будто стреляет. – Почему вы до сих пор здесь? Бегите и сообщите властям.
Мне не нравится, что Вэнс Пакетт мне приказывает, но и оставаться здесь мне не хочется.
– Мы как раз собирались.
Я уже иду к машине Кэтрин в сопровождении Мии, когда резкий окрик Вэнса заставляет нас обернуться. Он указывает на меня дрожащим пальцем.
– Скажи этой своей сестре, чтобы она для разнообразия не высовывалась. Похоже, не самый подходящий год для того, чтобы стать королевой осеннего бала.
