Карен М. Макманус
Двое могут хранить секрет
Глава 6
Эллери
Понедельник, 9 сентября
– Тут как в фильме «Дети кукурузы», – бормочет Эзра, сканируя взглядом коридор.
Он прав. Мы здесь всего пятнадцать минут, но я никогда не видела столько светловолосых, голубоглазых людей, собравшихся в одном месте. Даже здание школы Эхо-Риджа, в котором она размещается, обладает определенным пуританским шармом – оно старое, полы из широких сосновых досок, высокие арочные окна и косо срезанные потолки. Покинув кабинет советника по учебе, мы направляемся в наш новый общий класс, и с таким же успехом могли возглавлять парад, учитывая, как все на нас пялятся. Я хотя бы в своей одежде из самолета, которую постирала накануне вечером, готовясь к первому дню в школе, а не в фирменных одеяниях «Дэлтонса».
Мы проходим мимо доски объявлений, пестрящей разноцветными флаерами, и Эзра останавливается.
– Еще не поздно вступить в «Клуб Фор-Эйч», – сообщает он мне.
– Что это?
Он вглядывается.
– Сельское хозяйство, кажется. Как-то связано с коровами, по-моему.
– Нет, спасибо.
Он со вздохом пробегает глазами по остальным объявлениям.
– Что-то говорит мне, что здесь нет особо активного ЛГБТК сообщества. Интересно, есть ли здесь хоть один не такой, как все, школьник?
В обычных обстоятельствах я бы сказала, что должен быть, но Эхо-Ридж очень мал. На нашем потоке менее сотни учеников, а в школе в целом всего несколько сотен.
Мы отворачиваемся от доски объявлений, и в это время мимо нас проходит красивая девушка-азиатка в футболке группы «Строукс» и в ботинках «Доктор Мартенс» с наборными каблуками, с одной стороны волосы у нее коротко острижены под машинку, а с другой некоторые пряди выкрашены в красный цвет.
– Эй, Миа, ты забыла состричь другую половину! – окликает ее какой-то парень, вызывая усмешки двух других ребят по обе стороны от него, на них куртки для футбольных тренировок.
Девушка поднимает средний палец и, не сбиваясь с шага, тычет им в сторону парней.
Эзра сосредоточенно и внимательно смотрит ей вслед.
– Здравствуй, новая подруга.
Толпа перед нами внезапно расступается, и по коридору, почти идеально в ногу, шагают три девушки – блондинка, брюнетка и рыжая. Они с такой очевидностью являются в школе Эхо-Риджа Кем-то, что я только через секунду соображаю, что одна из них – Брук Беннетт из тира на «Ферме страха». При виде нас она останавливается и неуверенно улыбается.
– О, привет. Мэрф вам хотя бы позвонил?
– Да, позвонил, – отвечаю я. – У нас собеседование в эти выходные. Большое спасибо.
Вперед, с видом человека, который привык за все отвечать, выступает блондинка. На ней сексуальная школьная форма: рубашка с воротником под облегающим свитером, клетчатая мини-юбка и ботинки на высоких каблуках.
– Привет. Значит, вы близнецы Коркоран?
Мы с Эзрой киваем. Мы уже привыкли к внезапно свалившейся на нас известности. Вчера, когда мы с бабулей покупали продукты, кассирша, с которой я никогда раньше не встречалась, сказала: «Здравствуй, Нора… и Эллери», когда мы расплачивались. Затем, все время, пока мы укладывали продукты, она расспрашивала меня о Калифорнии.
Теперь вот эта блондинка наклоняет набок голову, глядя на нас.
– Мы всё о вас слышали. – Здесь она умолкает, но тон ее голоса уже сказал все за нее: «И когда я говорю всё, я имею в виду отца на одну ночь, провалившуюся актерскую карьеру, историю с ювелирным магазином и реабилитацией. Всё это». Впечатляет, сколько подтекста она умудряется вложить в одно коротенькое слово. – Я Кэтрин Нилссон. С Брук вы, видимо, знакомы, а это Вив. – Она показывает на рыжую девушку слева от нее.
Этого следовало ожидать. С момента приезда в Эхо-Ридж я постоянно слышу имя Нилссонов, а на этой девушке просто написано городская знать. Она не такая красивая, как Брук, но почему-то производит более сильное впечатление – с ее прозрачно-голубыми, как у сиамской кошки, глазами.
Мы все бормочем приветственные слова, и это похоже на какое-то неприятное собеседование. Вероятно, из-за оценивающего взгляда, которым Кэтрин окидывает Эзру и меня, словно взвешивает, стоит ли продолжать уделять нам время и внимание. Большинство присутствующих в коридоре лишь делают вид, что заняты своими шкафчиками, а сами ожидают вердикта.
– Присоединяйтесь к нам за ланчем. Мы сидим за дальним столом у самого большого окна.
Она отворачивается, не дожидаясь ответа, светлые волосы рассыпаются по ее плечам.
Эзра ошеломленно смотрит, как они удаляются, затем поворачивается ко мне.
– У меня сильное подозрение, что по средам они носят розовое.
В то утро у нас с Эзрой в основном одни и те же занятия, кроме урока перед самым ланчем – у меня математика по программе колледжа, а брат идет на геометрию. В математике он не силен. Поэтому в кафетерий я в итоге иду одна. Стою в очереди у стойке с едой, ожидая, что он в любой момент ко мне подойдет, но и когда я отхожу с полным подносом, его по-прежнему нигде не видно.
Я в нерешительности стою перед рядами прямоугольных столов, разглядывая море незнакомых лиц, когда кто-то произносит мое имя чистым командным голосом.
– Эллери!
Я поднимаю глаза и замечаю Кэтрин с поднятой рукой. Она манит меня.
У меня такое чувство, будто все помещение наблюдает, как я пробираюсь в дальний конец кафетерия. Потому, вероятно, что все как раз и наблюдают. На стене рядом со столом Кэтрин висит огромный плакат, который я могу прочесть, не пройдя еще и половины пути:
НЕ ЗАНИМАЙ ЭТУ ДАТУ
Осенний бал – 5 октября!!!
Голосуй за своего короля и королеву!
Когда я добираюсь до Кэтрин и ее подруг, рыжая девушка, Вив, подвигается, освобождая место на скамейке. Я ставлю поднос и сажусь рядом с ней, напротив Кэтрин.
– Привет, – произносит она, ее голубые кошачьи глаза осматривают меня сверху донизу. Если завтра мне придется надеть вещи из «Дэлтонса», она уж точно это заметит. – А где твой брат?
– Кажется, мы с ним разминулись, – говорю я. – Но он всегда в итоге появляется.
– Я буду посматривать, – произносит Кэтрин. Она вонзает бледно-розовый ноготь в кожуру апельсина и отрывает кусок. – Итак, мы все супер интересуемся вами, ребята. Новых учеников у нас не было с… – Она морщит нос. – Не знаю. С седьмого класса, наверное?
Вив расправляет плечи. Она маленькая, с острыми чертами лица, на губах ярко-красная помада, которая на удивление хорошо сочетается с ее волосами.
– Да. Это была я.
– Правда? Да, точно. Какой счастливый день. – Кэтрин рассеянно улыбается, по-прежнему сосредоточив внимание на мне. – Но смена школы в средних классах это одно. Выпускной год – это круто. Как вам живется у бабушки?
По крайней мере она не спрашивает, как это сделала вчера кассирша в продуктовом магазине, не рассталась ли я с «голливудским красавчиком». Кстати, ответ на это – нет. За последние восемь месяцев у меня не было ни одного свидания. Собственно, я их и не считаю.
– Да нормально, – отвечаю я Кэтрин, бросая взгляд на Брук. Если не считать негромкого приветствия, она сидит молча. – Правда, тихо тут у вас. А как вы здесь развлекаетесь?
Я надеюсь вовлечь в разговор Брук, но отвечает Кэтрин.
– Ну, мы чирлидеры, – говорит она, указывая на себя и Брук. – Осенью это отнимает много времени. А наши парни играют в футбол. – Она переводит взгляд на парня-блондина, который садится с подносом через несколько столов от нас. Весь стол занят ребятами в фиолетовых с белым спортивных куртках. Парень ловит взгляд Кэтрин и подмигивает, она посылает ему воздушный поцелуй. – Это мой парень, Тео. Он и Кайл, парень Брук, капитаны команды.
Кто бы сомневался. Парня Вив она не упоминает. Я испытываю легкое чувство солидарности – союз одиноких девушек! – но когда я посылаю Вив улыбку, то наталкиваюсь на ее холодный пристальный взгляд. У меня вдруг возникает ощущение, что я ступила на территорию, которую она не готова со мной разделить.
– Звучит весело, – неловко выворачиваюсь я.
Никогда не была ни футбольной болельщицей, ни чирлидером, хотя могу оценить спортивность и того, и другого занятия.
Вив прищуривается.
– Эхо-Ридж, может, и не Голливуд, но здесь не скучно.
Я даже не пытаюсь поправить Вив, что Ла-Пуэнте находится в двадцати пяти милях от Голливуда. В Эхо-Ридже все просто полагают, что мы жили среди кинодекораций, и никакие мои слова не убедят их в обратном. Кроме того, сейчас мы говорим не об этом.
– Я этого и не говорила, – возражаю я. – То есть я уже вижу, что здесь много чего происходит.
Вив мои слова не убеждают, но наконец нарушает молчание Брук.
– И ничего хорошего, – ровно произносит она. Когда она поворачивается ко мне, глаза у нее блестят и кажется, что ей просто необходимо отоспаться. – Это ты… твоя бабушка нашла мистера Баумена, да?
Я киваю, и по бледным щекам Брук начинают струиться слезы.
Кэтрин дожевывает и проглатывает дольку апельсина и похлопывает Брук по руке.
– Перестань об этом думать, Брук. Ты себя изводишь.
Вив преувеличенно вздыхает.
– Ужасная была неделя. Сначала мистер Баумен, потом весь этот вандализм по всему городу. – Тон у нее озабоченный, но глаза почти горят азартом, когда она добавляет: – Это станет первой статьей года для школьной газеты. Краткое изложение событий за всю неделю, перемежаемое рассказами учеников теперешнего выпускного класса о том, где они были пять лет назад. Такой материал могут перепечатать даже местные СМИ. – Вив смотрит на меня с чуть большей теплотой. – Мне нужно взять у тебя интервью. Это ведь ты нашла граффити у культурного центра? Ты и Малкольм.
– Да, – отвечаю я. – Это было ужасно, но и близко не так ужасно, как на кладбище.
Мне стало нехорошо, когда я об этом услышала, особенно когда попыталась представить, что должны чувствовать Килдаффы.
– Вся эта история просто жуть, – соглашается Вив, поворачиваясь к Кэтрин и Брук. – Надеюсь, ничего плохого не случится, когда вас объявят в следующий четверг.
– Объявят? – переспрашиваю я.
– На собрании утром в следующий четверг должны объявить состав королевского двора, – объясняет Вив, указывая на объявление о бале над плечом Брук. – До этого времени все голосуют. Ты загрузила приложение школы Эхо-Риджа? Пункт о голосовании в главном меню.
Я качаю головой.
– Еще нет.
Вив укоризненно цокает языком.
– Лучше поторопись. Голосование прекращается в следующую среду. Хотя бо́льшая часть двора уже фактически выбрана. Кэтрин и Брук бесспорные кандидатки на победу.
– Ты тоже можешь выставить свою кандидатуру, Вив, – великодушно замечает Кэтрин. Хотя я только что с ней познакомилась, мне ясно, на самом деле она считает, что у той нет ни малейшего шанса.
Вив легонько содрогается.
– Нет, благодарю. Не хочу попасть на радар какого-то чокнутого убийцы, который решил нанести новый удар.
– Ты правда думаешь, что это связано с балом? – с любопытством спрашиваю я. Вив кивает, и я возбужденно наклоняюсь вперед. Последние пару дней я почти непрерывно думаю об этих актах вандализма, и мне до смерти хочется поделиться своими теориями. Пусть даже с Вив. – Интересно. Возможно. В смысле, совершенно точно, что человек, который это делает, хочет, чтобы мы именно так и думали. И это тревожит само по себе. Но мне интересно… если тебе сошло с рук убийство и ты настолько наглый и хвастаешь теперь, что повторишь это пять лет спустя, МО совершенно другой.
Лицо Кэтрин выражает полное непонимание.
– МО? – спрашивает она.
– Modus operandi, это значит «образ действия» на латыни, – расшифровываю я, чувствуя интерес к теме. На этой почве я чувствую себя совершенно уверенно. – Ну, знаете, образ действия при совершении преступления? Лейси задушили. Это очень личный и жестокий способ убийства и маловероятно, чтобы предумышленный. А эти угрозы публичны и требуют планирования. Плюс они гораздо менее, ну, прямые. Мне кажется, это больше похоже на подражание. Хотя и не значит, что этот человек не опасен. Но, может, он опасен по-другому.
За столом на мгновение воцаряется тишина, пока Кэтрин не хмыкает и не откусывает от дольки апельсина. Задумчиво жует, уставившись неподвижным взглядом куда-то поверх моего плеча. «Ну вот, – думаю я, – она только что мысленно вычеркнула меня из списка привлекательного окружения. Немного же потребовалось времени».
Если бы Эзра сказал мне только раз, он сто раз мне говорил: «Никому не интересны твои теории убийства, Эллери». Очень плохо, что он не пошел со мной на ланч.
На лице Кэтрин возникает новое выражение, раздраженное и снисходительное одновременно.
– Тебя когда-нибудь выгонят из школы за эту футболку, – обращается она к кому-то.
Я оборачиваюсь и вижу Малкольма Келли в линялой серой футболке, на ней поперек груди печатными буквами написано в обратном порядке популярное ругательство.
– Пока что этого не случилось, – отвечает он.
В ярком свете флуоресцентных ламп школьного кафетерия я получаю возможность разглядеть его гораздо лучше, чем в культурном центре. Повернутая козырьком назад бейсболка приминает непокорные каштановые волосы, обрамляющие угловатое лицо с широко посаженными глазами. Они встречаются с моими, и в них проскальзывает узнавание. Он машет рукой, и от этого движения его поднос накреняется настолько, что парень едва не роняет его со всем содержимым на пол. Ужасно неловко, но и странным образом мило.
– Прошу прощения, – говорит Вив, когда Малкольм отворачивается, я никогда не слышала менее извиняющегося тона. – Но мне кажется крайне забавным, что первым обе угрозы увидел именно странноватый братец Деклана Келли. – Она многозначительно качает головой. – Угу. Что-то тут нечисто.
– О Вив, – вздыхает Кэтрин, как будто они уже по меньшей мере дюжину раз вели эту беседу в разных вариантах. – Малкольм нормальный. Немного ботаник, но нормальный.
– А по-моему, он не ботаник. – Брук так долго сидела молча, что ее внезапное высказывание заставляет всех вздрогнуть. – Может, он и был таким, но в последнее время стал привлекательным. Не таким красивым, как Деклан, но все равно.
Затем она снова опускает голову и начинает безучастно вертеть ложку, словно вклад в беседу забрал все имеющиеся у нее небольшие запасы энергии.
Кэтрин задумчиво смотрит на нее.
– Вот уж не думала, что ты заметила, Брук.
Я поворачиваю голову, высматривая Малкольма, и вижу, что он сидит с девушкой Мией из коридора и с моим братом. Я не удивлена; Эзра обладает способностью влиться в любую компанию, к которой он решил присоединиться. В любом случае, когда меня не пригласят за стол Кэтрин, я буду знать, куда идти за ланчем.
Вив фыркает.
– Красивый, тоже мне, – скучным тоном произносит она. – Деклану место в тюрьме.
– Ты думаешь, он убил Лейси Килдафф? – спрашиваю я, и она кивает.
Кэтрин озадаченно наклоняет голову набок.
– Но разве ты только что не говорила, что убивший Лейси человек оставляет угрозы по всему городу? – спрашивает она. – Деклан живет в другом штате.
Вив облокачивается на стол, пристально смотрит на подругу широко раскрытыми глазами.
– Ты живешь с Келли и, серьезно, не знаешь?
Кэтрин хмурится.
– Не знаю о чем?
Вив выжидает несколько секунд для максимального эффекта, затем усмехается.
– Деклан Келли вернулся в город.
Глава 7
Малкольм
Понедельник, 9 сентября
В Эхо-Ридже один бар, который технически только наполовину в городе, потому что находится как раз на границе с соседним Солсбери. В отличие от большинства заведений Эхо-Риджа, «Таверна Буковски» слывет местом, где можно уединиться. Несовершеннолетних здесь не обслуживают, но и документов на входе не спрашивают. Поэтому именно там я встретился с Декланом днем в понедельник, после первого дня в школе, где притворялся, что, мол, да, конечно, я знал, что мой брат здесь.
«Таверна Буковски» не очень вяжется с Эхо-Риджем. Она маленькая и темная, с длинной стойкой в передней части, несколькими изрезанными столами, расставленными по всему помещению, и мишенью для дартса и бильярдным столом в глубине. На стенах – только неоновая реклама «Будвайзера» с мигающим «в». Ничего красивого или оригинального в ней нет.
– А ты не мог дать объявление о своем приезде? – говорю я, садясь напротив Деклана. Подразумевается, что это шутка, но смешно не выходит.
– И тебе здравствуй, маленький братец, – говорит Деклан.
Я видел его меньше недели назад, но здесь он выглядит крупнее, чем в цокольной квартире тети Линн. Потому, может, что Деклан никогда не умещался в рамки Эхо-Риджа. Хотя вдвоем мы никогда раньше не сидели в «Буковски». Да и вообще нигде. Еще в начальной школе, когда папа старался приучить меня к футболу, Деклан изредка снисходил до игры со мной. Однако ему быстро наскучивало, и чем больше я мазал, тем сильнее он бросал мяч[4].
Через какое-то время я уже не пытался поймать мяч, а просто поднимал руки, защищая голову. «В чем дело? – жаловался он. – Я же не стараюсь тебя ударить. Доверься мне».
Он говорил это так, будто когда-либо сделал хоть что-то заслуживающее доверия.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спрашивает Деклан.
– Колу, наверное.
Деклан поднимает руку, привлекая внимание пожилой официантки в выцветшей красной футболке. Женщина натирает за стойкой пивные краны.
– Две колы, пожалуйста, – говорит он, когда она подходит к нашему столику. Она кивает без особого интереса.
Дождавшись ее ухода, я спрашиваю:
– Что ты здесь делаешь?
В уголке рта Деклана дергается мускул.
– Ты так это говоришь, будто я нарушаю какой-то судебный запрет. У нас свободная страна.
– Да, но…
Я умолкаю, потому что возвращается официантка, кладет перед нами салфетки для коктейля и ставит высокие стаканы колы со льдом. Мой телефон взорвался во время ланча, когда распространился слух, что Деклан в Эхо-Ридже. И он это знает. Он прекрасно знает, какую это вызовет реакцию.
Деклан наклоняется вперед, положив руки на стол. Они почти в два раза мощнее моих. В свободное от занятий время он работает на стройке, и это помогает ему держаться в лучшей форме, чем в школе помогал футбол. Он понижает голос, хотя кроме нас в «Буковски» сидят только два старика в бейсболках у дальнего конца барной стойки.
– Мне надоело, что со мной обращаются, как с преступником, Мэл. Я ничего не сделал. Ты не забыл? – Он проводит ладонью по лицу. – Или ты больше в это не веришь? А вообще верил?
– Конечно, верил. Правда. – Я толкаю соломинкой лед в стакане. – Но почему сейчас? Сначала Дейзи вернулась, а теперь ты? Что происходит?
При упоминании Дейзи на лице Деклана мелькает тень озабоченности так быстро, что я едва ее заметил.
– Я не вернулся, Мэл. Я все еще живу в Нью-Гэмпшире. Я приехал кое с кем повидаться, вот и все.
– С кем? С Дейзи?
Деклан тяжело вздыхает.
– Что ты так зациклен на Дейзи? Она все еще тебе нравится?
– Нет. Я просто пытаюсь понять, в чем дело. Я видел тебя на прошлой неделе, и ты ни слова не сказал, что приезжаешь. – Деклан пожимает плечами и тянет колу, избегая моего взгляда. – И знаешь, ты дерьмово подгадал по времени. С этой дрянью по всему городу.
– Ко мне-то какое это имеет отношение? – Он хмурится, когда я не отвечаю сразу. – Погоди. Ты что, шутишь? Люди думают, что я как-то с этим связан? И что дальше? Теперь я и за глобальное потепление отвечаю? Черт побери, Мэл. – Один из стариков у стойки бара оглядывается через плечо, и Деклан откидывается на спинку стула, сердито глядя на меня. – К твоему сведению. Просто чтобы не было недомолвок. Я приехал сюда не для того, чтобы писать бросающие в дрожь лозунги на указателях, стенах и на чем там еще.
– На могилах, – поправляю я.
– Да как угодно, – скрежещет Деклан, тихо и зловеще.
Я ему верю. Я не могу представить себе вселенную, в которой мой вспыльчивый, переполненный тестостероном брат наряжает трех кукол, как королев бала, и привязывает их к мавзолею. Легче вообразить, как он стискивает руки на горле Лейси и лишает ее жизни.
Господи. У меня дрожат руки, когда я беру стакан, встряхиваю лед в нем. Не могу поверить, что я только что об этом подумал. Я набираю колу в рот и с трудом проглатываю.
– Тогда зачем ты приехал? И как долго пробудешь?
Деклан допивает свою колу и делает знак официантке.
– На этот раз виски с колой, – говорит он, когда она подходит.
Поджав губы, она поочередно смотрит на нас.
– Сначала удостоверение личности.
Деклан лезет за бумажником, потом медлит.
– Знаете что? Забудьте. Просто еще колы. – Она пожимает плечами и отходит. Деклан качает головой, словно противен сам себе. – Видишь, что я сделал? Решил не выпивать, а хотел, потому что мне не хочется показывать свое имя женщине, которую я даже не знаю. Вот она, моя гребаная жизнь.
– Даже в Нью-Гэмпшире? – спрашиваю я.
Один из стариков у барной стойки постоянно на нас поглядывает. Не могу сказать, почему – то ли мое несовершеннолетие настолько очевидно бросается в глаза, то ли… потому.
– Везде, – говорит Деклан. Он снова умолкает, когда официантка приносит колу, потом салютует мне стаканом. – Знаешь, Мэл, хорошо, что у вас с мамой здесь все хорошо. Питеру нравится делать вид, что я не существую, но вас он не обижает. Тебе в итоге, может, обломится колледж.
Он прав, вполне возможно. Отчего я чувствую себя виноватым, поэтому сообщаю:
– Питер обещает поговорить с мистером Коутсом насчет работы для тебя.
Поскольку Бен Коутс был мэром Эхо-Риджа, когда погибла Лейси, он несколько раз давал интервью о том, что, по его мнению, случилось. «Трагический, случайный акт насилия, – всегда говорил он, – совершенный каким-то извращенцем, которого случайно занесло в наш город».
Деклан мрачно смеется.
– Гарантирую тебе, это чушь.
– Нет, они встречались в выходные Дня труда, и…
– Уверен, встречались. И могли даже упомянуть обо мне. Вероятно, в связи с тем, каким самоубийственным для карьеры будет решение нанять меня. Вот как обстоят дела, Мэл, и я не буду донимать этим Питера. Я не хочу вбить клин между ним и мамой. Или тобой. И буду держаться от тебя подальше.
– Я не хочу, чтобы ты держался от меня подальше. Я просто хочу знать, зачем ты здесь.
Деклан не отвечает сразу. Когда же начинает говорить, то в его голосе звучит усталость.
– Знаешь, что случилось у нас с Лейси перед ее смертью? Мы переросли друг друга. Но мы этого не знали, потому что были парой глупых подростков, которые всю жизнь были вместе и думали, что так должно быть и дальше. Если бы мы были обычными людьми, то со временем поняли бы, что надо разойтись, и так и получилось бы. Нам пришлось бы двигаться дальше. Закрутить с кем-то другим. – Он еще понижает голос. – Этим должно было бы закончиться.
Мужчина у барной стойки, который разглядывал нас, встает и направляется в нашу сторону. Когда он пересекает уже половину помещения, я осознаю, что он не так стар, как мне показалось: наверное, немного за пятьдесят, с толстыми руками и выпуклой грудной клеткой. Деклан не оборачивается, но резко встает и достает бумажник.
– Мне пора, – говорит он, бросая на стол десять долларов одной бумажкой. – Не переживай, ладно? Все хорошо.
Он стремительно проходит мимо мужчины, который зовет, полуобернувшись вслед ему:
– Эй. Ты Деклан Келли?
Деклан продолжает двигаться к двери, и мужчина повышает голос:
– Эй. Я с тобой разговариваю.
Деклан хватается за дверную ручку и, нажав плечом на дверь, распахивает ее.
– Я никто, – произносит он и исчезает за дверью.
Я не знаю, что будет делать мужчина – подойдет ко мне, а может, догонит Деклана на улице, – но он лишь пожимает плечами и, вернувшись к барной стойке, снова усаживается на табурет. Его приятель наклоняется к нему, что-то негромко говорит, и оба они смеются.
Мне вдруг приходит в голову, пока я в тишине допиваю колу, что с близкого расстояния жизнь Деклана кажется гораздо дерьмовее, чем это видится из другого штата.
Полчаса спустя я тащусь домой, потому что моему брату не пришло в голову спросить, прежде чем так внезапно удалиться, не надо ли меня подвезти. Я заворачиваю за угол к дому, где жила Лейси, и тут замечаю в нескольких шагах впереди себя на дороге девушку, которая катит за собой здоровенный чемодан.
– Эй, – окликаю я, когда подхожу достаточно близко и узнаю ее. – Уже уезжаешь?
Эллери Коркоран оборачивается, и в этот самый момент колесико чемодана наезжает на камень, и тот едва не вырывается из рук девушки. Она останавливается и аккуратно ставит его рядом с собой. Дожидаясь меня, она собирает волосы сзади и укладывает их в подобие пучка так быстро, что я не могу уследить за движениями ее рук. Просто завораживающее зрелище.
– Авиакомпания потеряла мой багаж больше недели назад, и его только что доставили. – Она закатывает глаза. – К нашим соседям.
– Да, не повезло. Но все же он нашелся. – Я показываю на чемодан. – Помочь?
– Нет, спасибо. Он не тяжелый. И бабушкин дом уже рядом.
Налетевший ветерок треплет выбившиеся пряди волос. Эллери такая бледная, с острыми скулами и упрямым подбородком, что казалась бы суровой, если б не ее глаза. Они чернильно-черные, огромные, чуточку раскосые, а ресницы такие длинные, что кажутся накладными. Я не осознаю, что рассматриваю ее, пока она не спрашивает:
– Что?
Я засовываю руки в карманы.
– Я рад, что встретился с тобой. Я хотел поблагодарить тебя за тот вечер. На сборе пожертвований. Понимаешь, за то, что ты не предположила, что я… злоумышленник.
Уголки ее рта приподнимаются в улыбке.
– Я мало что знаю о вандалах, но думаю, большинство из них вряд ли приходят в такой ужас от того, что сделали собственными руками.
– Да. Конечно. Но это было бы легче всего предположить. И большинство здесь так и делают. И это было бы… не очень хорошо для меня.
– Потому что твоего брата подозревали в убийстве Лейси, – подхватывает она. Совершенно спокойно, как будто мы говорим о погоде.
– Верно. – Мы продолжали идти, и меня неожиданно охватывает странное желание рассказать ей о моей встрече с Декланом. Мысли о ней мучают меня после ухода из «Таверны Буковски». Но это будет уже излишней откровенностью. Вместо этого я откашливаюсь и говорю: – Я… э… видел твою мать. Когда она приезжала на похороны Лейси. Она была… очень милой.
Милая не совсем подходящее слово. Сейди Коркоран была сгустком энергии, который пронесся по городу и наэлектризовал всех даже в разгар печальных событий. У меня сложилось впечатление, что она воспринимала Эхо-Ридж как одну большую сцену, но я был не против посмотреть тот спектакль. Нам всем требовалось отвлечься.
Эллери прищуривается, глядя вдаль.
– Забавно, как все здесь помнят Сейди. Я совершенно уверена, что, посети я любой из городов, где мы жили, никто меня там не узнает.
– Сомневаюсь. – Я исподтишка бросаю на нее взгляд. – Ты называешь свою маму по имени?
– Ага. Когда она ходила на пробы, она заставляла нас притворяться, будто она наша старшая сестра, и так и прилипло, – объясняет Эллери тем же прозаическим тоном. Она пожимает плечами, когда я поднимаю брови. – Матери дошколят не считаются в Голливуде особо сексуальными.
Позади нас слышится шум автомобиля – сначала слабый, затем такой громкий, что мы оба оборачиваемся. Свет фар надвигается слишком быстро, и я, схватив Эллери за руку, дергаю ее с дороги. Она выпускает ручку чемодана и вскрикивает, когда тот валится прямо под колеса приближающейся машины. Визжат тормоза, и ярко-красный «БМВ» останавливается в нескольких дюймах от чемодана.
Стекло водителя опускается, и Кэтрин высовывает голову. Кэтрин в фиолетовой куртке чирлидеров Эхо-Риджа; на пассажирском месте сидит Брук. Моя сводная сестра переводит взгляд на чемодан, когда я поднимаю его с земли и оттаскиваю в безопасное место.
– Куда-то едешь? – спрашивает она.
– Господи, Кэтрин. Ты едва нас не сшибла!
– Не сшибла же, – насмешливо говорит она. Поднимает бровь, когда Эллери принимает у меня ручку чемодана. – Это твой, Эллери? Ты ведь не переезжаешь опять?
– Нет. Долго рассказывать. – Эллери катит громадный чемодан к травянистому холмику перед домом ее бабушки. – Я уже почти пришла, так что… я догоню вас позже.
– Увидимся завтра, – говорю я, пока Кэтрин машет рукой и лениво тянет: – Пока-а-а-а-а. – Затем она хлопает ладонью по дверце машины и с прищуром смотрит на меня. – А ты кое-что от меня скрывал. Ты не сказал мне, что Деклан вернулся в город.
– Я понятия не имел, до сегодня, – отвечаю я.
Кэтрин смотрит на меня с подозрением. Брук наклоняется вперед и натягивает рукава фиолетовой чирлидерской куртки на ладони, как будто мерзнет. Она смотрит то на Кэтрин, то на меня, когда та спрашивает:
– Ты ждешь, что я тебе поверю?
Я чувствую, что раздражаюсь.
– Мне все равно, поверишь ты или нет. Это правда.
Мою сводную сестру и брата ничто не связывает. Деклан не приехал на свадьбу нашей мамы с Питером и не приезжает в гости. Кэтрин же ни разу не упомянула его имя за все четыре месяца, что мы живем вместе.
Я вижу, что мой ответ ее не убедил, но она указывает головой в сторону заднего сиденья.
– Залезай, мы тебя подвезем. – Она поворачивается к Брук и добавляет громко, чтобы я расслышал: – Добро пожаловать.
Брук раздраженно хмыкает. Не знаю, что это значит, и спрашивать нет желания. В настоящий момент Кэтрин раздражена до предела, но я устал идти пешком. Я забираюсь на заднее сиденье и едва успеваю захлопнуть дверцу, как Кэтрин дает по газам.
– Ну, все равно, что здесь делает Деклан? – спрашивает она.
– Не знаю, – отвечаю я, и тут до меня доходит, что́ именно в моем получасовом разговоре с Декланом тревожит меня с тех пор, как я вышел из «Буковски». Совсем не то, что я не знал о его присутствии в городе.
Меня тревожит то, что он не ответил ни на один из моих вопросов.
