bannerbannerbanner
Капитал

Карл Генрих Маркс
Капитал

Полная версия

В каждой стране устанавливаются известные общие сроки платежей. Отчасти эти сроки платежей основываются на естественных условиях производства, связанных со сменой времен года, – прочие факторы цикличности воспроизводства мы оставляем в стороне. Этими сроками регулируются также и те платежи, которые не порождаются непосредственно товарным обращением, как, например налоги, ренты и т. д. Масса денег, потребная в определенные дни года для этих разбросанных по всей стране платежей, вызывает периодические, но совершенно поверхностные пертурбации в экономии средств платежа.[122] Из закона скорости обращения средств платежа вытекает, что масса средств платежа, необходимых для всех периодических платежей, каков бы ни был их источник, находится в обратном[123] отношении к продолжительности платежных периодов.[124]

Развитие денег как средства платежа вызывает необходимость накоплять деньги перед сроками уплаты. В то время как собирание сокровищ, как самостоятельная форма обогащения, исчезает вместе с развитием буржуазного общества, оно, наоборот, растет вместе с последним в форме накопления резервного фонда средств платежа.

с) мировые деньги

Выходя за пределы внутренней сферы обращения, деньги сбрасывают с себя приобретенные ими в этой сфере локальные формы – масштаба цен, монеты, разменной монеты, знаков стоимости – и опять выступают в своей первоначальной форме слитков благородных металлов. В мировой торговле товары развертывают свою стоимость универсально. Поэтому и самостоятельный образ их стоимости противостоит им здесь в качестве мировых денег. Только на мировом рынке деньги в полной мере функционируют как товар, натуральная форма которого есть вместе с тем непосредственно общественная форма осуществления человеческого труда in abstracto. Способ их существования становится адекватным их понятию.

В сфере внутреннего обращения только один какой-нибудь товар может служить мерой стоимости, а следовательно, и деньгами. На мировом рынке господствует двойная мера стоимости – золото и серебро.[125]

Мировые деньги функционируют как всеобщее средство платежа, всеобщее покупательное средство и абсолютно общественная материализация богатства вообще (universal wealth). Функция средства платежа, средства, служащего для расчетов по международным балансам, преобладает. Отсюда лозунг меркантилистской системы – торговый баланс.[126] Международным покупательным средством золото и серебро служат по существу тогда, когда внезапно нарушается обычное равновесие обмена веществ между различными нациями. Наконец, они функционируют как абсолютно общественная материализация богатства там, где дело идет не о купле или платеже, а о перенесении богатства из одной страны в другую, и где это перенесение в товарной форме исключается или конъюнктурой товарного рынка, или самой поставленной целью.[127]

 

Как для внутреннего обращения, так и для обращения на мировом рынке каждая страна нуждается в известном резервном фонде. Следовательно, функции сокровища возникают частью из функции денег как средства обращения и средства платежа на внутреннем рынке, частью из их функции как мировых денег.[128] Для последней роли всегда требуется действительный денежный товар, золото и серебро во всей их телесности, вследствие чего Джемс Стюарт характеризует золото и серебро, в отличие от их локальных заместителей, как money of the world [мировые деньги].

Движение золотого и серебряного потока имеет двоякий характер. С одной стороны, отправляясь от своих источников, он разливается по всему мировому рынку, перехватывается в различной степени различными сферами национального обращения, входит в их внутренние каналы обращения, замещает сношенные золотые и серебряные монеты, доставляет материал для предметов роскоши и застывает в виде сокровищ.[129] Это первое движение совершается при посредстве прямого обмена национального труда, реализованного в товарах, на реализованный в благородных металлах труд стран, добывающих золото и серебро. С другой стороны, золото и серебро постоянно перемещаются туда и сюда между сферами обращения различных наций, следуя в этом своем движении за непрерывными колебаниями вексельного курса.[130]

Страны развитого буржуазного производства ограничивают сокровища, массами сконцентрированные в банковских резервуарах, необходимым для их специфических функций[131] минимумом. За известными исключениями, чрезмерное по сравнению со средним уровнем накопление сокровищ в резервуарах свидетельствует о застое товарного обращения, или о приостановке течения товарных метаморфозов.[132]

Отдел второй: превращение денег в капитал 

Глава четвертая: превращение денег в капитал

1. Всеобщая формула капитала

Товарное обращение есть исходный пункт капитала. Историческими предпосылками возникновения капитала являются товарное производство и развитое товарное обращение, торговля. Мировая торговля и мировой рынок открывают в XVI столетии новую историю капитала.

Если мы оставим в стороне вещественное содержание товарного обращения, обмен различных потребительных стоимостей, и будем рассматривать лишь экономические формы, порождаемые этим процессом, то мы найдем, что деньги представляют собой его последний продукт. Этот последний продукт товарного обращения есть первая форма проявления капитала.

Исторически капитал везде противостоит земельной собственности сначала в форме денег, как денежное имущество, как купеческий и ростовщический капитал.[133] Но нет надобности обращаться к истории возникновения капитала для того, чтобы убедиться, что деньги являются первой формой его проявления. История эта ежедневно разыгрывается на наших глазах. Каждый новый капитал при своем первом появлении на сцене, т. е. на товарном рынке, рынке труда или денежном рынке, неизменно является в виде денег, – денег, которые путем определенных процессов должны превратиться в капитал.

Деньги как деньги и деньги как капитал сначала отличаются друг от друга лишь неодинаковой формой обращения.

Непосредственная форма товарного обращения есть ТДТ, превращение товара в деньги и обратное превращение денег в товар, продажа ради купли. Но наряду с этой формой мы находим другую, специфически отличную от нее, форму Д – Т — Д” превращение денег в товар и обратное превращение товара в деньги, куплю ради продажи. Деньги, описывающие в своем движении этот последний цикл, превращаются в капитал, становятся капиталом и уже по своему назначению представляют собой капитал.

Присмотримся ближе к обращению Д – Т – Д. Подобно простому товарному обращению, оно проходит две противоположных фазы. Первая фаза, Д – Т, купля, представляет собой превращение денег в товар. Вторая фаза, Т – Д, или продажа, – обратное превращение товара в деньги. Единство обеих фаз составляет совокупное движение, в котором деньги обмениваются на товар и потом этот самый товар обменивается опять на деньги, товар покупается ради продажи, или, если оставить в стороне формальные различия между куплей и продажей, на деньги покупается товар и на товар – деньги.[134] Результат, в котором угасает весь процесс, есть обмен денег на деньги, Д – Д. Если я на 100 ф. ст. покупаю 2 000 ф. хлопка и снова продаю эти 2 000 ф. хлопка за 110 ф. ст., то в конечном счете я обменял 100 ф. ст. на 110 ф. ст., деньги на деньги.

Очевидно, прежде всего, что процесс обращения Д – Т – Д был бы совершенно нелеп и бессодержателен, если бы он представлял собой лишь обходный путь для того, чтобы данную денежную стоимость обменять на ту же самую денежную стоимость, например 100 ф. ст. на 100 фунтов стерлингов. Несравненно проще и надежнее метод собирателя сокровищ, который хранит у себя свои 100 ф. ст., вместо того чтобы подвергать их опасностям обращения. С другой стороны, когда купец продает купленный им за 100 ф. ст. хлопок, то совершенно независимо от того, выручает ли он при этом 110 ф. ст., или 100 ф. ст., или даже только 50 ф. ст., его деньги описывают своеобразный и оригинальный путь, совершенно отличный от простого товарного обращения, когдa, например, крестьянин продает хлеб и на вырученные деньги покупает себе одежду. Итак, прежде всего мы должны охарактеризовать формальное различие между кругооборотами ДТ – Д и ТД – Т. Вместе с тем обнаружится и различие по существу, скрывающееся за этими формальными различиями.

 

Посмотрим сначала, что общего в обеих этих формах.

Оба кругооборота распадаются на одни и те же противоположные фазы: Т – Д, продажа, и ДТ, купля. В каждой из обеих фаз противостоят друг другу одни и те же два вещных элемента – товар и деньги и два лица в одних и тех же характерных экономических масках – покупатель и продавец. Каждый из обоих кругооборотов представляет собой единство одних и тех же противоположных фаз, и оба раза это единство осуществляется при посредстве трех контрагентов, из которых один только продает, другой только покупает, а третий попеременно покупает и продает.

Но что уже с самого начала разделяет кругообороты Т – ДТ и Д – Т – Д, так это обратная последовательность одних и тех же противоположных фаз обращения. Простое товарное обращение начинается продажей и заканчивается куплей, обращение денег как капитала начинается куплей и заканчивается продажей. Там товар, здесь деньги образуют исходный и конечный пункты движения. В первой форме роль посредника во всем процессе играют деньги, во второй, наоборот, – товар.

В обращении Т – ДТ деньги, в конце концов, превращаются в товар, который служит потребительной стоимостью. Следовательно, тут деньги затрачиваются окончательно. Напротив, в противоположной форме Д – Т – Д покупатель затрачивает деньги лишь для того, чтобы получить деньги в качестве продавца. Покупая товар, он бросает деньги в обращение с тем, чтобы вновь извлечь их оттуда путем продажи того же самого товара. Он выпускает из рук деньги лишь с затаенным намерением снова овладеть имя. Таким образом, деньги здесь лишь авансируются.[135]

В форме Т – Д – Т одни и те же деньги дважды меняют свое место. Продавец получает их от покупателя и уплачивает их другому продавцу. Весь процесс в целом, начинающийся получением денег за товар, заканчивается отдачей денег за товар. Обратно протекает процесс в форме Д – Т – Д. Не одни и те же деньги, а один и тот же товар два раза меняет здесь свое место. Покупатель получает его из рук продавца и снова передает его в руки другого покупателя. Как в простом товарном обращении двукратное перемещение одних и тех же денег вызывает их окончательный переход из одних рук в другие, так здесь двукратная перемена места одним и тем же товаром приводит деньги обратно к их исходному пункту.

Обратный приток денег к их исходному пункту не зависит от того, продается ли товар дороже, чем он был куплен, или нот. Это обстоятельство влияет лишь на величину притекающей обратно денежной суммы. Самое явление обратного притока имеет место, поскольку купленный товар снова продается, т. е. поскольку описывается полностью кругооборот Д – Т – Д. Следовательно, здесь мы находим чувственно воспринимаемую разницу между обращением денег как капитала и их обращением просто как денег.

Кругооборот Т – Д – Т совершенно закончен, как только деньги, вырученные от продажи одного товара, унесены куплей другого товара. И если обратный приток денег к исходному пункту здесь все-таки произойдет, то лишь благодаря возобновлению или повторению всего процесса. Если я продаю квартер хлеба за 3 ф. ст. к на эти 3 ф. ст. покупаю платье, то для меня эти 3 ф. ст. истрачены окончательно. Я уже не имею к ним более никакого отношения. Они принадлежат торговцу платьем. Если бы я продал второй квартер пшеницы, то деньги вернулись бы ко мне обратно, но не вследствие первой сделки, а лишь вследствие ее повторения. Деньги снова удаляются от меня, если я доведу эту сделку до конца, совершив новую куплю. Следовательно, в обращении ТД – Т затрата денег не имеет никакого отношения к их обратному притоку. Напротив, в Д – Т – Д обратный приток денег обусловливается самим характером их затраты. Без этого обратного притока всю операцию надо признать неудавшейся или процесс прерванным и еще незаконченным, так как недостает его второй фазы – продажи, дополняющей и завершающей куплю.

Кругооборот Т – Д – Т имеет своей исходной точкой один товар, а конечной точкой другой товар, который выходит из обращения и поступает в потребление. Потребление, удовлетворение потребностей, одним словом – потребительная стоимость есть, таким образом, конечная цель этого кругооборота. Напротив, кругооборот Д– Т – Д имеет своим исходным пунктом денежный полюс и, в конце концов, возвращается к тому же полюсу. Его движущим мотивом, его определяющей целью является поэтому сама меновая стоимость.

В простом товарном обращении оба крайние пункта имеют одну и ту же экономическую форму. Оба они – товары. И притом товары равной стоимости. Но зато они качественно различные потребительные стоимости, например хлеб и платье. Обмен продуктов, обмен различных веществ, в которых выражается общественный труд, составляет здесь содержание движения. Иначе обстоит дело в обращении Д – ТД. На первый взгляд оно представляется, вследствие своей тавтологичности, бессодержательным. Оба крайние пункта имеют одну и ту же экономическую форму. Оба они – деньги, следовательно, не являются качественно различными потребительными стоимостями, ибо деньги представляют собой как раз такой превращенный образ товаров, в котором погашены все особенные потребительные стоимости последних. Сначала обменять 100 ф. ст. на хлопок, а затем снова обменять этот хлопок на 100 ф. ст., т. е. окольным путем деньги на деньги, то же на то же, – такая операция представляется столь же бесцельной, сколь и нелепой.[136] Одна денежная сумма может вообще отличаться от другой денежной суммы только по величине. Процесс Д – Т – Д обязан поэтому своим содержанием не качественному различию между своими крайними пунктами, – так как оба они деньги, – а лишь их количественной разнице. В результате этого процесса из обращения извлекается больше денег, чем первоначально было брошено в него. Хлопок, купленный, например, за 100 ф. ст., снова продается за 100 + 10 ф. ст., или 110 фунтов стерлингов. Поэтому полная форма рассматриваемого процесса выражается так: Д – Т – Д', где Д' = Д + ΔД, т. е. равно первоначально авансированной сумме плюс некоторое приращение. Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью, я называю прибавочной стоимостью (surplus value). Таким образом, первоначально авансированная стоимость не только сохраняется в обращении, но и изменяет свою величину, присоединяет к себе прибавочную стоимость, или возрастает. И как раз это движение превращает ее в капитал.

Возможно, правда, что в Т – Д – Т оба крайних пункта, Т и Т, например, хлеб и платье, являются количественно различными стоимостями. Крестьянин может продать свой хлеб выше его стоимости или купить платье ниже его стоимости. С другой стороны, его может надуть торговец платьем. Но для самой этой формы обращения такие различия в стоимости представляют собой нечто чисто случайное. Эта форма обращения, в противоположность ДТ – Д, ничуть не утрачивает своего смысла и значения, если оба крайние пункта, например хлеб и платье, эквивалентны друг другу. Более того, равенство их стоимостей представляет здесь собой условие нормального хода процесса.

Повторение, или возобновление продажи ради купли, так же как и самый этот процесс находят меру и смысл в лежащей вне этого процесса конечной цели, – в потреблении, в удовлетворении определенных потребностей. Напротив, при купле ради продажи начало и конец представляют собой одно и то же, а именно деньги, меновую стоимость, и уже вследствие одного этого данное движение бесконечно. Как бы то ни было, из Д получилось Д + ΔД; из 100 ф. ст. – 100 + 10 фунтов стерлингов. Но рассматриваемые только с качественной стороны, 110 ф. ст. представляют собой то же самое, что и 100 ф. ст., а именно деньги. И с количественной стороны 110 ф. ст. – такая же ограниченная сумма стоимости, как и 100 фунтов стерлингов. Если бы эти 110 ф. ст. были израсходованы как деньги, они вышли бы из своей роли. Они перестали бы тогда быть капиталом. Извлеченные из обращения, они окаменевают в сокровище, и здесь уж ни один фартинг не нарастает на них, хотя бы они лежали до второго пришествия. Следовательно, раз дело идет о возрастании стоимости, потребность в таком возрастании присуща 110 ф. ст. так же, как и 100 ф. ст., потому что обе эти суммы представляют собой ограниченные выражения меновой стоимости, и, следовательно, они имеют одно и то же призвание приближаться к абсолютному богатству путем увеличения своих размеров. Правда, на один момент первоначально авансированная стоимость в 100 ф. ст. отличается от 10 ф. ст. прибавочной стоимости, наросшей на нее в обращении, но это различие тотчас же расплывается снова. В итоге процесса получается не так, что на одной стороне имеется первоначальная стоимость в 100 ф. ст., а на другой – прибавочная стоимость в 10 фунтов стерлингов. Получается единая стоимость в 110 фунтов стерлингов. Последняя имеет форму, столь же пригодную для того, чтобы снова начать процесс возрастания, как и первоначальные 100 фунтов стерлингов. Заканчивая движение, деньги образуют его новое начало.[137] Следовательно, конец каждого отдельного кругооборота, в котором купля совершается ради продажи, уже сам по себе образует начало нового кругооборота. Простое товарное обращение – продажа ради купли – служит средством для достижения конечной цели, лежащей вне обращения, – для присвоения потребительных стоимостей, для удовлетворения потребностей. Напротив, обращение денег в качестве капитала есть самоцель, так как возрастание стоимости осуществляется лишь в пределах этого постоянно возобновляющегося движения. Поэтому движение капитала не знает границ.[138]

Как сознательный носитель этого движения, владелец денег становится капиталистом. Его личность или, точнее, его карман – вот тот пункт, откуда исходят и куда возвращаются деньги. Объективное содержание этого обращения – возрастание стоимости – есть его субъективная цель, и поскольку растущее присвоение абстрактного богатства является единственным движущим мотивом его операций, постольку – и лишь постольку – он функционирует как капиталист, т. е. как олицетворенный, одаренный волей и сознанием капитал. Поэтому потребительную стоимость никогда нельзя рассматривать как непосредственную цель капиталиста.[139] Равным образом не получение единичной прибыли является его целью, а ее неустанное движение.[140] Это стремление к абсолютному обогащению, эта страстная погоня за стоимостью[141] являются общими и для капиталиста и для собирателя сокровищ, но в то время как собиратель сокровищ есть лишь помешанный капиталист, капиталист есть рациональный собиратель сокровищ. Непрестанного возрастания стоимости, которого собиратель сокровищ старается достигнуть, спасая[142] деньги от обращения, более проницательный капиталист достигает тем, что он все снова и снова бросает их в обращение.[143]

Те самостоятельные формы – денежные формы, – которые стоимость товаров принимает в процессе простого обращения, толъко опосредствуют обмен товаров и исчезают в конечном результате движения. Напротив, в обращении Д – Т – Д и товар и деньги функционируют лишь как различные способы существования самой стоимости: деньги как всеобщий, товар – как особенный и, так сказать, замаскированный способ ее существования.[144] Стоимость постоянно переходит из одной формы в другую, никогда, однако, не утрачиваясь в этом движении, и превращается таким образом в автоматически действующий субъект. Если фиксировать отдельные формы проявления, которые возрастающая стоимость попеременно принимает в своем жизненном кругообороте, то получаются такие определения: капитал есть деньги, капитал есть товар.[145] Однако на самом деле стоимость становится здесь субъектом некоторого процесса, в котором она, постоянно меняя денежную форму на товарную и обратно, сама изменяет свою величину, отталкивает себя как прибавочную стоимость от себя самой как первоначальной стоимости, самовозрастает. Ибо движение, в котором она присоединяет к себе прибавочную стоимость, есть ее собственное движение, следовательно ее возрастание есть самовозрастание. Она получила магическую способность творить стоимость в силу того, что сама она есть стоимость. Она приносит живых детенышей или, по крайней мере, кладет золотые яйца.

Как активный субъект этого процесса, в котором она то принимает, то сбрасывает с себя денежную и товарную формы и в то же время неизменно сохраняется и возрастает в этих превращениях, стоимость нуждается прежде всего в самостоятельной форме, в которой было бы констатировано ее тождество с нею же самой. И этой формой она обладает лишь в виде денег. Деньги образуют поэтому исходный и заключительный пункт всякого процесса возрастания стоимости. Она была равна 100 ф. ст., теперь она равна 110 ф. ст. и т. д. Но сами деньги играют здесь роль лишь одной из форм стоимости, потому что их здесь две. Не приняв товарной формы, деньги не могут стать капиталом. Таким образом, здесь деньги не выступают против товаров полемически, как при накоплении сокровищ. Капиталист знает, что всякие товары, какими бы оборвышами они ни выглядели, как бы скверно они ни пахли, суть деньги в духе и истине, евреи внутреннего обрезания, и к тому же чудотворное средство из денег делать большее количество денег.

Если в простом обращении стоимость товаров в противовес их потребительной стоимости получала в лучшем случае самостоятельную форму денег, то здесь она внезапно выступает как саморазвивающаяся, как самодвижущаяся субстанция, для которой товары и деньги суть только формы. Более того. Вместо того чтобы выражать собой отношение товаров, она теперь вступает, так сказать, в частное отношение к самой себе. Она отличает себя как первоначальную стоимость от себя самой как прибавочной стоимости, подобно тому как бог отец отличается от самого себя как бога сына, хотя оба они одного возраста и в действительности составляют лишь одно лицо. Ибо лишь благодаря прибавочной стоимости в 10 ф. ст. авансированные 100 ф. ст. становятся капиталом, и как только они стали им, как только родился сын, а через сына и отец, тотчас снова исчезает их различие, и оба они едино суть: 110 фунтов стерлингов.

Стоимость становится, таким образом, самодвижущейся стоимостью, самодвижущимися деньгами, и как таковая она – капитал. Она выходит из сферы обращения, снова вступает в нее, сохраняет и умножает себя в ней, возвращается назад в увеличенном виде и снова и снова начинает один и тот же кругооборот.[146]Д —Д', деньги, порождающие деньги, – money which begets money, – таково описание капитала в устах его первых истолкователей, меркантилистов.

Купить, чтобы продать, или, точнее, купить, чтобы продать дороже, Д ~– Т – Д', представляет на первый взгляд форму, свойственную лишь одному виду капитала – купеческому капиталу. Но и промышленный капитал есть деньги, которые превращаются в товар и потом путем продажи товара обратно превращаются в большее количество денег. Акты, которые совершаются вне сферы обращения в промежутке между куплей и продажей, нисколько не изменяют этой формы движения. Наконец, в капитале, приносящем проценты, обращение Д – Т – Д' представлено в сокращенном виде, в своем результате без посредствующего звена, в своем, так сказать, лапидарном стиле, как Д – Д', как деньги, которые равны большему количеству денег, как стоимость, которая больше самой себя.

Таким образом, Д – Т – Д' есть действительно всеобщая формула капитала, как он непосредственно проявляется в сфере обращения.

122“В духов день 1824 г., – сообщает г-н Крейг парламентской комиссии 1826 г., – в Эдинбурге был такой громадный спрос на банкноты, что к 11 часам мы не имели в своем распоряжении ни одной банкноты. Мы по очереди обращались к различным банкам с целью занять банкноты, но не могли ничего получить, и многие сделки пришлось совершить при помощи slips of paper [клочков бумаги], но уже к 3 часам пополудни все банкноты вернулись в те банки, из которых они уплыли. Они только прошли через несколько рук”. Хотя среднее число банкнот, действительно обращающихся в Шотландии, не достигает и 3 млн. ф. ст., тем не менее в те дни года, когда производятся различные платежи, идут в дело все имеющиеся у банкиров банкноты, т. е. на сумму – приблизительно – 7 млн. фунтов стерлингов. При этом банкноты выполняют лишь одну-единственную специфическую функцию и, раз она выполнена, немедленно притекают обратно в те банки, из которых они вышли (John Fullarton. “Regulation of Currencies”, 2nd. ed. London, 1845, p. 86, примечание). Для пояснения прибавим, что во время появления работы Фуллартона за вклады в Шотландии выдавались не чеки, а только банкноты
123* У Маркса здесь, по-видимому, описка, так как между массой необходимых средств платежа и продолжительностью платежных периодов существует не обратная, а прямая зависимость. Ред
124На вопрос: “Если бы пришлось в течение года произвести платежи на 40 млн., то хватило ли бы этих 6 млн. ” (золотом) “для всех оборотов, которых потребовала бы в этом случае торговля?”, Петти отвечает с присущим ему мастерством: “Я отвечаю: да. Если бы все обороты представляли такие короткие периоды, как например неделя, что и имеет место среди бедных ремесленников и рабочих, получающих и платящих деньги каждую субботу, то для производства платежей на 40 млн. нужно было бы 40/52 миллиона. Если же оборот совершался бы в четверть года, что соответствует тому, как мы обычно платим ренту и налоги, то потребовалось бы 10 миллионов. Следовательно, предполагая, что в общем периоды платежей представляют среднюю величину между 1 неделей и 13 неделями, мы должны сложить 10 млн. и 40/52 млн. и взять половину, которая равна 5 1/2 миллионам. Таким образом, если бы мы имели 5 1/2 млн., нам хватило бы денег” (William Petty. “Political Anatomy of Ireland 1672”. edit. London, 1691, p. 13, 14)
125Отсюда ясна нелепость всяких законодательных мер, предписывающих национальным банкам накоплять лишь тот благородный металл, который функционирует в качестве денег внутри страны. Общеизвестны, например, “милые препятствия”, созданные таким образом самим Английским банком на пути своей собственной деятельности. О великих исторических эпохах относительного изменения стоимости золота и серебра см. Карл Маркс. “К критике политической экономии”, стр. 136 и сл. [настоящее издание, том 13, стр. 137 и сл. ]. Добавление к 2 изданию. Сэр Роберт Пиль в своем банковском акте 1844 г. старался выйти из затруднения тем, что разрешил Английскому банку выпускать банкноты, обеспеченные серебром (в слитках), причем, однако, запас серебра не должен был превышать одной четверти золотого запаса. Стоимость серебра при этом определяется по его рыночной цене (золотой) на лондонском рынке, {К 4 изданию. Мы опять переживаем эпоху интенсивного относительного изменения стоимости золота и серебра. Лет 25 тому назад отношение стоимостей золота и серебра было 151/2: 1, теперь оно приблизительно выражается как 22: 1, и стоимость серебра по сравнению с золотом все еще продолжает падать. По существу ото вызвано переворотом в способе добычи этих двух металлов. Раньше золото добывалось почти исключительно путем промывки золотоносных аллювиальных пластов, т. е. продуктов выветривания золотоносных пород. Теперь этот метод уже оказывается недостаточным и оттесняется на задний план непосредственной разработкой самих жил золотоносного кварца – метод, который был, правда, известен еще древним (Diodor, III, 12 —14), но до сих пор практиковался лишь как побочный. С другой стороны, не только были открыты новые колоссальные залежи серебра в западной части Скалистых гор, но благодаря железным дорогам был облегчен доступ к ним и к мексиканским серебряным рудникам, вследствие чего сделалось возможным непрерывно подвозить современные машины и топливо, а следовательно, значительно расширить масштаб добычи серебра и понизить издержки. Однако формы нахождения этих двух металлов в рудных жилах весьма различны. Золото попадается обыкновенно в виде самородков, но зато в крайне ничтожных количествах, рассеянных в кварце; вся масса жилы должна быть поэтому измельчена, после чего золото приходится вымывать или извлекать ртутью. На 1 000 000 граммов кварца добывается при этом от 1 до 3, очень редко 80—60 граммов золота. Серебро редко встречается самородками, но обыкновенно в особых рудах, сравнительно легко отделимых от остальной массы жилы и содержащих значительное количество, от 40 до 90 процентов, серебра; или же оно заключается в небольших количествах в рудах, которые сами по себе заслуживают разработки, например медных, свинцовых и т. п. Уже отсюда видно, что в то время как труд, затрачиваемый на добычу золота, скорее увеличился, труд по добыче серебра значительно уменьшился, так что падение стоимости последнего объясняется совершенно естественно. Это падение стоимости выразилось бы в ещё более значительном падении цены, если бы цена серебра и в настоящее время не поддерживалась на определенном уровне искусственными средствами. Но до сих пор разрабатывается лишь небольшая часть американских залежей серебра, и потому имеются все шансы, что стоимость серебра еще долгое время будет понижаться. В том же направлении влияет относительное уменьшение спроса на серебро для предметов потребления и роскоши, замена его плакированными изделиями, алюминием и т, п. Отсюда ясен весь утопизм биметаллических мечтаний о том, чтобы путем принудительного международного курса поднять стоимость серебра до прежнего отношения 1: 15 1/2. Скорее серебру предстоит все более и более утрачивать свое свойство денег на мировом рынке. Ф. Э. )
126Противники меркантилистской системы, которая считает целью мировой торговли получение золота и серебра в размере сальдо активного торгового баланса, в свою очередь совершенно не поняли, в чем состоит функция мировых денег. Что ложное понимание международного движения благородных металлов лишь отражает в себе ложное понимание законов, регулирующих массу средств обращения, – это я обстоятельно показал на примере Рикардо (“К критике политической экономии”, стр. 150 и сл. [см. настоящее издание, том 13, стр. 119 и сл.]). Его ошибочная догма: “Неблагоприятный торговый баланс никогда не возникает иначе, как только вследствие избытка средств обращения... Вывоз монеты вызывается ее дешевизной и является не следствием, а причиной неблагоприятного баланса”50 – встречается уже у Бар бона: “Уравнение торгового баланса (если таковое происходит) не есть причина вывоза денег данной нации: последний происходит вследствие разницы в стоимости благородных металлов в различных странах” (N. Ваrbоп, цит. соч., стр. 59). Мак-Куллох в “The Literature of Political Economy: a classified catalogue”. London, 1845, хвалит Барбона за это предвосхищение Рикардо, но благоразумно избегает упомянуть хотя бы одним словом те наивные формы, в которые облекаются у Барбона абсурдные предпосылки “currency principle” 60. Некритичность и даже прямая недобросовестность этого каталога достигает своего апогея в отделах, посвященных истории теории денег; тут Мак-Куллох виляет хвостом перед лордом Оверстоном (экс-банкиром Лойдом), сикофантом которого он является и которого oн именует “facile princeps argentariorum” [“несомненным князем банкиров”]
127Например, при субсидиях, денежных займах на ведение войн или с целью помочь банкам возобновить платежи наличными и т. п. стоимость требуется именно в денежной форме
128Примечание к 2 изданию. “В самом деле, едва ли можно желать более убедительного доказательства, что механизм резервных фондов в странах с металлическим обращением дает возможность покрыть все необходимые международные обязательства без какой-либо заметной поддержки со стороны общего фонда обращения, чем та легкость, с которой Франция, едва оправившись от удара, нанесенного опустошительным иностранным вторжением, была в состоянии выплатить в течение 27 месяцев контрибуцию приблизительно в 20 миллионов [фунтов стерлингов], наложенную на нее союзными державами, и притом значительную часть этой контрибуции выплатила звонкой монетой, без всякого заметного сокращения или расстройства своего внутреннего денежного обращения и даже без всяких тревожных колебаний вексельного курса” (Fullarton, цит. соч., стр. 141). {К 4 изданию. Еще более разительным примером является легкость, с которой та же самая Франция в 1871—1873 гг. сумела выплатить в течение 30 месяцев, и опять-таки в основном звонкой монетой, в десять с лишним раз большую сумму контрибуции, Ф. В.}
129“Деньги распределяются между различными нациями сообразно той потребности, которую последние в них испытывают... везде притягиваясь товарами” (Le Trosne, цит. соч., стр. 916). “Рудники, непрерывно дающие золото и серебро, дают их в количестве, достаточном для удовлетворения потребностей каждой нации” (J. Vanderlint, цит. соч., стр. 40)
130“Вексельные курсы поднимаются и падают каждую неделю и в известные моменты года достигают уровня, неблагоприятного для одной нации, а в другие моменты—столь же неблагоприятного для ее соперниц” (N. Barbon, цит. соч., стр. 39)
131Эти различные функции могут вступить между собой в опасный конфликт, как только к ним присоединяется функция служить фондом, обеспечивающим размен банкнот.
132“Количество денег, превышающее то, что абсолютно необходимо для внутренней торговли, есть мертвый капитал... и не приносит никакой прибыли той стране, которая этими деньгами обладает; они просто вывозятся и опять ввозятся посредством внешней торговли” (John Bellers. “Essays about the Poor”. London, 1699, p. 13). “А что делать, если у нас слитком много монет? Мы можем переплавить наиболее тяжелые из этих монет и превратить их в драгоценную посуду, в золотые или серебряные сосуды и утварь, или послать их как товар туда, где в них нуждаются или желают их получить, или ссудить под проценты там, где процент высок” (W. Реtty. “Quantulumcunque concerning Money, 1682”, p. 39). “Деньги – это не более как жир политического тела, избыток их делает его неповоротливым, а недостаток причиняет ему болезнь... подобно тому, как жир служит как бы смазочным маслом при движении мускулов, питает при недостатке пищи, заполняет пустоты и украшает тело, точно так же действуют и деньги в государстве, – они ускоряют его деятельность, питают иностранным продуктом в случае неурожая у себя дома, погашают долги... и все украшают; впрочем”, – иронически заключает автор, – “последнее относятся главным образом к тем лицам, которые имеют деньги в изобилии” (W. Petty. “Political Anatomy of Ireland”, p. 14, 15) 61
133Противоположность между властью земельной собственности, покоящейся на отношениях личного подчинения и господства, и безличной властью денег хорошо схвачена в двух французских поговорках: “Nulle terre sans seigneur”. – “L'argent n'a pas de maitre” [“Нет земли без господина”. – “Деньги не имеют хозяина”]
134“На деньги покупают товар и на товар покупают деньги” (Mеrcier de la Riviere. “L' ordre naturel et essentiel des societes poliliques”, p. 543).
135“Когда покупают какую-либо вещь с целью перепродажи, то употребленная при этом сумма называется авансированными деньгами; если же вещь покупается не для перепродажи, то можно сказать, что деньги были истрачены” {James Sleuarl. “Works” etc., edited by General Sir James Sleuarl, his son, London, 1805, v. I, p. 274)
136“Деньги не меняют на деньги”, – восклицает Мерсье де ля Ривьер по адресу меркантилистов {Mercier de la Riviere, цит. соч., стр. 486). В одном сочинении, которое специально трактует о “торговле” и “спекуляции”, мы читаем: “Всякая торговля заключается в обмене разнородных вещей; и выгода” (для купца?) “возникает именно вследствие этой разнородности. Обмен одного фунта хлеба на один фунт хлеба не принес бы ни малейшей выгоды... отсюда выгодный контраст между торговлей и игрой, которая представляет собой лишь обмен денег на деньги” (Th. Corbet. “An Inquiry into the Causes and Modes of the Wealth of Individuals; or the Principles of Trade and Speculation explained”. London, 1841, p. 5). Хотя Корбет не замечает, что Д – Д, обмен денег на деньги, есть форма обращения, характерная не только для торгового капитала, но и для всякого капитала вообще, он, по крайней мере, признает, что эта форма одного из видов торговли, а именно спекуляции, совпадает с игрой; но вот является Мак-Куллох и находит, что всякая купля для продажи есть спекуляция, и, таким образом, разница между спекуляцией и торговлей совершенно исчезает. “Всякая сделка, при которой один индивидуум покупает продукт с той целью, чтобы снова продать его, фактически есть спекуляция” (MacCulloch. “A Dictionary Practical etc. of Commerce”. London, 1847 p. 1009). Гораздо наивнее Пинто – Пиндар амстердамской биржи: “Торговля есть игра” (это положение он заимствует у Локка) “и, конечно, играя с тем, у кого ничего нет, нельзя выиграть. Поэтому, если бы кто-нибудь в течение долгого времени всегда и у всех выигрывал, ему пришлось бы добровольно возвратить большую часть своего барыша, чтобы начать игру снова” (Pinto. “Traite de la Circulation et du Credit”. Amsterdam, 1771, p. 231).
137“Капитал... делится на первоначальный капитал и на прибыль, прирост капитала... хотя практика тотчас же снова присоединяет эту прибыль к капиталу и вместе с ним пускает в оборот” (Ф. Энгельс. “Наброски к критике политической экономии” в журнале “Deutsch-Franzoesischt Jahrbuecher”, издаваемом Арнольдом Руге и Карлом Марксом. Париж, 1844, стр. 99 [см. настоящее издание, т. 1, с. 557]).
138Аристотель противопоставляет хрематистике экономику. Он исходит из экономики. Поскольку последняя представляет собой искусство приобретения, она ограиичивается приобретением благ, необходимых для жизни или полезных для дома и государства. “Истинное богатство (ό άληθινός πλόϋτός) ρостоит из таких потребительных стоимостей; ибо количество собственности этого рода, необходимое для хорошей жизни, не безгранично. Существует, однако, искусство приобретения иного рода, которое обыкновенно и совершенно правильно называется хрематистикой; для последней не существует, по-видимому, границ богатства и собственности. Товарная торговля” (“ή καπηλική” ηначит буквально розничная торговля, и Аристотель берет эту форму потому, что в ней решающую роль играет потребительная стоимость) “по природе своей не принадлежит к хрематистике, так как здесь обмен распространяется лишь на предметы, необходимые для них самих” (покупателей в продавцов). Поэтому, – говорит он дальше, – первоначальной формой товарной торговли была меновая торговля, но с ее расширением необходимо возникают деньги. С изобретением денег меновая торговля неизбежно должна была развиться в καπηλική, в товарную торговлю, а эта последняя, в противоречии с ее первоначальной тенденцией, превратилась в хрематистику, в искусство делать деньги. Хрематистика, далее, отличается от экономики тем, что “для нее обращение есть источник богатства (ποιιητική χρημάτων...διά χημάων μεταβολής). Βся она построена на деньгах, ибо деньги суть начало и конец этого рода обмена (τό γάρ νόμισμα στοιχετον και πέρας τής άλλαγής έστίν). Οоэтому-то и богатство, к которому стремится хрематистика, безгранично. Подобно тому, как безгранично в своем стремления то искусство, для которого его цель означает не средство, а последнюю конечную цель, так как такое искусство стремится все ближе и ближе подойти к этой цели, – тогда как те искусства, которые преследуют лишь отыскание средства для известной цели, не безграничны, ибо сама цель полагает им границы, – подобно этому и хрематистика не знает границ для своей цели, ее цель есть абсолютное обогащение. Экономила, а не хрематистика, имеет границу... первая ставит своей целью нечто отличное от самих денег, вторая стремится лишь к их увеличению... Смешение этих двух форм, переходящих одна в другую, дало некоторым повод рассматривать сохранение денег и увеличение их количества до бесконечности как конечную цель экономики” (Aristoteles. “De Republica”, edit. Bekker, кн. I, гл. 8 и 9, в разных местах).
139“Не товар” (тут в смысле потребительной стоимости) “имеет определяющее значение для промышленного капиталиста... деньги его конечная цель” (Th. Chalmers. “On Political Economy etc.”, 2nd edit. Glasgow, 1832, p. 1C5, 166).
140“Купец почти ни во что не ценит уже полученную прибыль, по всегда стремится к новой” (A. Genovesi. “Lezioni di Economia Civile” (1765), издание Кустоди сочинений итальянских экономистов, Parte Moderna, t. VIII, р. 139).
141“Неутолимая страсть к прибыли, auri sacra fames [священная жажда золота] всегда определяет деятельность капиталистов” (MacCulloch. “The Principles of Political Economy”. London, 1830, p. 179). Само собой разумеется, эта точка зрения ничуть не мешает Мак-Куллоху и K0 при теоретических затруднениях теоретических затруднениях, например, при рассмотрении перепроизводства, превратить того же самого капиталиста в доброго бюргера, которому нужны только потребительные стоимости, которого мучит поистине волчий аппетит к сапогам, шляпам, яйцам, ситцу и другим потребительным стоимостям, имеющим весьма непосредственное отношение к семейному очагу.
142“Σώζειν” [“ρпасать”] – характерное выражение греков для обозначения накопления сокровищ. Равным образом, по-английски “to save” значит и “спасать” и “сберегать”.
143“Та бесконечность, которой вещи не достигают, двигаясь в одном направлении, жостигается ими путем кругообращения” (Galiani [цит. соч., стр. 156]).
144“Не сама по себе данная материя составляет капитал, а стоимость этой материи” (J.B. Say. “Traite d'Economie Politique”, 3èmе ed. Paris, 1817, t. II, р. 429).
145“Обращающиеся деньги [currency] (!), употребленные с производительной целью, суть капитал” (Macleod. “The Theory and Practice of Banking”. London, 1855, v. I, ch. 1, P. 55). “Капитал—это товары” (James Mill. “Elements of Political Economy”. London. 1821. p. 74).
146“Капитал... непрерывно умножающая себя стоимость” (Sismondi. “Nouvcaux Principes d'Economie Politique”, т. I, p. 89).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86 
Рейтинг@Mail.ru