Кейси Эшли Доуз
Предание Темных: Вечность не предел
Ратвен с легким изумлением оборачивается ко мне.
–Ничего не прояснилось! – заявляю я – по какому праву нас удерживают на самолете! Сказали, что не будут, но он – тыкаю в стюарда – буквально вцепился в меня, сестра свидетель! Насильно прицепил ремнями к креслу..
– Ух-х – мягко ухмыляется Гордон – звучит, как сцена из какого-то эротического фильма. Кажется, я слишком поздно к вам подоспел и пропустил все самое занимательное.
– Вам смешно? – ощериваюсь, готовая вновь схватиться за блюдце.
Его брови тут же вновь в искреннем беспокойстве взлетают вверх:
– Нисколько, мне действительно очень жаль, что мой человек вас перепугал. Но поймите меня правильно, было бы неловко, если бы вы выпрыгнули из борта и разбились в лепешку – вновь снисходительная улыбочка – вот ситуация бы вышла, а? И кто бы поверил, что я всего лишь хотел помочь?
– Кому помочь? – оборачиваюсь и щелкаю пальцами перед носом Милли – ты забыла? Они без нашего спроса увезли нас от Лео! Просто бросили его там и все! А когда я пыталась уйти, стюард стал хватать..
Ратвен сцепляет пальцы в замок. Теперь улыбочка и приветливо-флиртующий тон уходят из его голоса. Остается лишь спокойный, серьезный тон делового человека, точно знающего что, от кого, когда, в каком количестве и каким образом ему нужно получить.
Теперь он уже не похож на эдакого дурачка-весельчака. Теперь я действительно вижу перед собой бизнес-акулу.
– Тэд не знал, что я прикажу взлетать. Он действовал исключительно в ваших интересах – человек в панике способен совершить непоправимые вещи, вредящие ему же самому. Не думаю, что ваш приятель был бы рад встретиться с вами в том же месте, но.. немного в иной форме.
– Я не собиралась выпрыгивать из самолета -цежу – просто не надо было его трогать с места..
– Я же говорю..
– Да-да, время. Я помню. Каждая минута дорого стоит..
– А эта проверка охраны, они обычно надолго – кивает он – мы и так задержали вылет, чтобы дождаться вас..
Какая честь! А с какой стати им вдруг ждать нас?
– Так и летели бы! Сказали бы, что не можете ждать, мы бы вышли из самолета, а вы бы полетели.
Он пристально глядит мне в глаза, словно пытаясь вывести на правду чище любого детектора лжи:
– Вышли бы? Вы ведь не просто так, полагаю, спешили улететь, мисс Бёрнелл – небрежно отмахивается – простите, забыл ваше имя..
– Потому что я вам его и не называла.
Хотя, я и фамилию не называла. Подозреваю, эти данные ему известны из билетов, которые можно было почерпнуть в диспетчерской, которая и передала нас ему.
– Так вот, мисс Бёрнелл, подозреваю, на ваш отлет были серьезные причины. И забыть о них лишь из одной солидарности с другом? Это красиво – задумчиво соглашается он, после чего вскидывает бровь – но разумно ли?
Да, однако вот
(..и, положа руку на сердце, едва ли здесь возобладали мои дружеские порывы. будь это обычный общественный рейс – мы бы полетели и без него, принеся тысячу извинений и объяснений, почему должны это сделать. но здесь.. слишком подозрительная ситуация, чтобы лететь самой с сестрой..)
дело было совсем не в солидарности.
– Мое вмешательство – продолжает своим размеренным тоном Ратвен – избавило вас от сложного морального выбора и позволило остаться с чистой совестью.
Его губы трогает легкая лукавая улыбка:
– Лично вы не бросали своего друга, но при этом так же очень скоро будете дома и сможете решать свои дела, не подстраиваясь под его проблемы, возникшие с охраной аэропорта.
Да уж, а он определенно не так наивен, каким показался.
Ну верно, наивные люди миллиардами не ворочают.
– Но как же Лео? – неуверенно поникает Милли, видимо, не смея выражать по отношению к своему очередному кумиру эмоций агрессии – ему же тоже надо..
– Лео – мягко перебивает ее он – это ваш приятель, верно? Думаю, он спокойно прилетит следующим рейсом. Так что все отлично. Ведь проблемы у него, почему задерживаться должны и вы? Логично?
Пристальный взгляд вновь на меня.
– Думаю, вы проницательны, мистер Ратвен, но не настолько, как о себе мните – замечаю я – основная наша проблема не в солидарности с другом, а в вашей странной щедрости. Частный рейс, не пойми откуда взявшиеся места, неизвестный человек..
Он вновь довольно улыбается:
– Вот видите! Уже и проблем нет. «Неизвестный» человек стал известным мной, который, по тоже уже вполне понятным причинам, озвученным вашей сестрой, согласился взять вас на борт своего самолета. Как разрешилась и проблема с вашим «похищением», которая, на деле, лишь является моей очередной помощью вашей транспортировке. Думаю, мы уладили этот вопрос?
Внимательно смотрю на него.
В глазах же Милли больше восхищения, чем растерянности и озадаченности. Впрочем, кому я вру- в ее глазах их вообще не осталось. А ее «как же Лео», кажется, было чисто фразой приличия, которую надо сказать и тут же можно о ней забыть.
– Жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах – он деликатно указывает на рассыпанные фрукты и, заметно более сухим тоном, велит стюарду – Тэд, принеси дамам новую фруктовую тарелку.
Когда Тэд собирает фрукты и уходит, Гордон протягивает мне руку:
– Но все же, несмотря на знакомство, надеюсь, что полет для нас всех будет приятным. Может, все-таки напомните мне свое имя?
Еще немного думаю, но глядя, как Милли вновь за обе щеки заталкивает оставшийся виноград, снисходительно протягиваю свою в ответ:
– Дженна. Так меня зовут.
– Ах да, конечно – улыбка еще более широкая и повинная – Дженна Бёрнелл. Прошу прощения, столько имен, неудивительно..
Он проворачивает тот же финт, что с Милли, и касается губами тыльной стороны моей ладони.
Может, он, конечно, и излишне манерный, да и с пластикой явно перегибает – но по большому счету, сложно не согласиться с его, пусть и до талого циничной, но разумной логикой.
Если он адекватный, и действительно отвезет нас домой – то это удобно. Действительно лучше, чем если бы от страха и переживаний, отказались от рейса из-за задержки с Лео, а после выяснилось бы, что (ну надо же!) больше нет богачей, желающих нас довести. И билетов, как сказали еще утром – тоже.
Вот радость-то, возвращаться обратно в село.
Понимаю, что с каждой минутой испытываю в Ратвену все меньше неприязни и все больше благодарности, и … даже какого-то уважения? Не каждый человек способен так холодно и здраво мыслить, не опираясь на эмоции.
А между тем наставление Лео «я не верю в случайности – и тебе не советую» безответно стучится в моей голове, явно не грозясь быть услышанным.
– Спасибо, что откликнулись на нашу просьбу – заявляю в итоге, опустив руку – вы же действительно везете нас домой, в Лэствилл1?
Мелодичный смешок:
– А еще остались какие-то сомнения? Конечно, прямиком в Лэствилл. Меня тоже там ждут дела. Крайне важные.
На последних словах он как-то играючи вскинул брови, но при этом глаза его серьезно сверкнули.
Его манера общения настолько напоминает мне манеру общения Локида, что я даже на мгновение задаюсь вопросом – не он ли передо мной, только в другом обличье? Он же может менять их, как костюмы на маскараде?
Но тут же вспоминаю слова Милли о том, что она его уже видела, и в новостях, и вживую..
В общем, еще до того, как Локид вообще узнал о нашем существовании, а Влад пожелал обратно из монстра напялить на себя костюм человека.
Так что исключено.
– Небольшой городок – замечаю я вкрадчиво.
– Да, но именно таким городкам порой и нужна помощь – улыбка – а помощь нуждающимся, это мой долг. Так сказать, предназначение.
Да уж. Один только вопрос – откуда у него столько денег на это предназначение. Как можно успеть к двадцати пяти (ну точно не старше тридцати) заработать столько миллиардов? Пусть подскажет, я тоже хочу.
Но естественно, в лицо я такого не говорю.
Он смотрит на часы и с досадой (скорее больше наигранной, чем искренней) сообщает:
– Прошу меня простить, но ждут дела. Вынужден удалиться к себе. Однако, Тэд к вашим услугам. Любые напитки, еда.. он вам все предложит и разместит. К слову, для более удобного ночлега есть гостевая комната. Небольшая, но кровать там удобная.
Он подмигивает мне, словно говоря о том, что лично убедился в удобности этой кровати. Надеюсь, не тем способом, о котором я думаю, иначе не хочу ее даже касаться.
Хотя, боже, сплю же я на кроватях в отелях. Смешно думать, что там живут, сменяя друг друга, лишь одни святые отцы, давшие обет.
Он еще раз улыбается нам и скрывается за своей дверью, которая, следом за ним, вновь заезжает на место. Почему-то, памятуя о его быстром смене тона ранее с «лебезящего» на «деловой», мне кажется, что едва он повернулся к нам спиной – как вся эта приторная улыбочка, точно по щелчку, без остатка сошла с его лица, оставив лишь бесстрастное выражение.
Как и подобает настоящим бизнесменам.
Вживую я таких масштабов бизнесменов, конечно, не видела – но фильмы смотрела. Там они именно так и представлены. Хладнокровные, расчетливые красавцы, в меру галантные, иногда сверкающие белоснежной улыбкой, покоряющей будущую жену, как в «Легенде»..
– Какие же у тебя двойные стандарты – со смешком заявляет Милли, вырывая меня из мыслей.
Изумленно оборачиваюсь и замечаю, что пока мы остались одни. Ратвен ушел, Тэд тоже куда-то подевался. А Милли смотрит на меня, не скрывая веселья.
– О чем ты?
– Ой да ладно – усмехается – вижу, как ты смотришь на Ратвена. Конечно – такой загадочный, увез без спроса, красивый, богатый, манерный, галантный..
Она на мгновение замолкает и хитро сверкает глазами:
– Никого не напоминает?
– Милли! – одергиваю ее – к чему эти глупые сравнения?
– А к тому, что когда тоже самое сделал Влад, ты ополчилась на него и мы в итоге съехали. Думаешь, не понимаю, что к чему и почему? А как Ратвен тоже самое – так все. Герой-любовник.
–Какой герой-любовник, это просто смешно – фыркаю и сажусь на кресло – просто он приятный и поступил красиво.
– О, очень красиво – саркастично соглашается она – увез нас без спроса, не дал выбора и вынудил бросить друга..
– Ты же сама только что тащилась от него.
– Я – да – невозмутимо соглашается сестра – но просто говорю факты и указываю на твое лицемерие. А то вечно я одна виновата.
– Милз.
– Просто знай. А то вдруг ты сама за собой не замечаешь.
– Спасибо – прикладываю руку к сердцу – чтобы я без тебя делала.
Мгновение мы молчим, после чего не сдерживаемся и смеемся. Сложно сказать, что нас заставляет пребывать в таком хорошем настроении в такой спорной ситуации. С моей стороны – чудовищные открытия ночи, бросили Лео, спешка отъезда, волнительный взлет.. Со стороны сестры – кругом тайны ото всех, ужасная сестра, из-за работы которой досрочно заканчивается отпуск, не попрощались нормально с Илинкой и Сандрой, опять-таки бросили Лео..
Но при этом мы смеемся довольно искренне и от всей души.
То ли дорогой салон самолета, то ли обаятельность Ратвена, то ли мысль о том, что мы скоро будем дома и увидим родных – но что-то из этого точно заставляет нас пребывать в отличном расположении духа.
За что, почему-то, даже не становится стыдно.
– Надо будет позвонить Лео, как сядем – замечаю сестре – а то он, наверное, с ума там сошел. Прикинь, самолет тронулся и у-у-у, до свидания.
– Да мы сами чуть не рехнулись – хохочет она.
И кажется, за весь отпуск мы еще не были так близки, как сейчас в этот злосчастный перелет.
– Ага – смеюсь – как ты бойко накинулась на этого стюарда, чуть не задушила! «Бей его, бей его»!
– А ты! – кивает она в ответ – это блюдо, я думала ты его с концами шандарахнешь ему об голову! Еще немного – и мы бы точно его уделали, а?
Мы опять смеемся.
– Да уж, оперативно сработали.
– А все говорят, парни должны защищать слабый пол – фыркает Милли – да мы с тобой круче любых парней. Так назвизделяем!
– Ага, главное чтобы фруктовая тарелка под рукой оказалась – говорю я, и мы, едва было успокоившись, разражаемся новым неуместным приступом смеха.
Наверное, это смех облегчения.
– Еще бы маме позвонить.. – протягивает Милли – она-то обрадуется, что мы прилетаем, так же и хотела..
– Ага, только позвонить-то сможем уже только приземлившись – жму плечами – смысла не будет. Лучше сюрприз сделаем.
– Не поздно будет для сюрпризов? Разница-то во времени, не забывай. Когда прилетим, уже часов девять у них будет. Проще будет у тебя остановиться, а к ней уже с утра поехать.
– Милз, у меня в холодильнике мышь повесилась. Уж лучше потратиться на такси.
– Ну ладно.
– Только надеюсь, ты не собираешься рассказывать ей все подробности нашего отдыха?
Милли фыркает, будто бы оскорбленная допущением одной этой мысли:
– Я похожа на дуру? Нет, конечно, я приеду и первым делом скажу: мама, мы капец как круто отдохнули, Дженну в замок увез какой-то чужой чувак, с которым она по пьяне подписала договор, не прочитав. Мы в итоге все туда переехали, включая Лео, которого встретили вообще случайно. Там творилась всякая фигня и у хозяина замка явно нелады с башкой, но он прикольный и до жопы богатый. Еще при нас там грохнули двух мужиков в лесу, а какое-то время с нами жил чувак-иллюзионист, который в итоге испарился, когда обвалилась стена от времени..
Специально делает на этом упор, показывая, что, придя в себя и обдумав все как следует – все-таки нашла все те «пробелы» и не поверила ни единому слову моей байки об исчезновении Локида:
– ..а, еще мы попали под черный дождь, когда с неба сыпались змеи и лягушки! В общем, клево отдохнули. Мам – она идеально имитирует озадаченный вид – мам, а зачем ты звонишь в скорую? У меня нет температуры, не переживай, я отлично себя чувствую.
После чего уже нормально смотрит на меня:
– Так ты себе это представляешь?
И мы опять смеемся.
Удивительно, что после этой тирады Милли даже не попыталась по новой канючить правду о том, что случилось пока она спала. Видимо, она как и я, почувствовала эту тонкую, ранее недосягаемую нам идиллию, и решила ее не портить.
Мы сидим еще пару часов, впервые за долгое время вот так вот свободно и без склок болтая не о чем, совсем как в давние времена, когда я еще училась в школе и была ей, наверное, как Лео своей сестре Кэти. Внимательная, добродушная и всегда знала, как к ней подступиться.
Когда приходит время, мы уходит в гостиную комнату поспать. Гостиная, которую Ратвен описал, как «маленькая, но кровать удобная», оказывается настоящем мини-люксом лучших отелей. Оценив еще раз дорогое убранство, я все-таки спрашиваю у сестры:
– Ты вот о Ратвене так много знаешь.. а не знаешь, чем он заработал себе все это состояние?
– Да вроде он его не зарабатывал – жмет плечами – у него предки дико богатые. Сеть роскошных отелей или типо того.. короче целая династия богачей.
А, ну тогда все сразу становится понятным.
Когда мы ложимся спать – сестра, досыта наевшаяся и едой, и будоражащими приятными впечатлениями – засыпает достаточно быстро. А вот у меня тот же самый «коктейль», напротив, вызывает бессонницу. Все ворочаюсь с боку на бок, прокручивая в голове уже случившиеся события, с того момента, как тронулся самолет..
Понимаю, что заснуть не удастся.
Что ж, на такие случаи всегда есть проверенный способ. Что можно найти удобнее для работы такой уж кровати? На подобной мне точно поработать еще не скоро доведется, если доведется вообще.
Тихо, чтобы не разбудить сестру, лезу к своему чемодану, еще в самом начале занесенному на борт Тэдом, и достаю тубу с картинами. Вынимаю ту, которую наполовину очистила. Хотя, в слабом свете люминесцентных ламп, предназначенных как раз для ночного освещения (типо ночников), не сразу разбираю и вначале вынимаю неверное полотно.
Уже законченное.
Но вот, наконец, дохожу до нужного. Лицо женщины (матери Лале), ее рыжие волосы, зеленые глаза, и часть зеленого платья уже очищены. Невероятно красивая женщина.
Перстни на руках тоже очищены, как и вся правая рука.. а вот левая еще наполовину нет. Решаю, что именно с нее и начну сегодняшнюю работу.
Беру нужный инструмент, но требуется какое-то время, чтобы при таком слабом свете навостриться работать. А выходить работать в главный салон самолета, который хорошо освещен – не вариант. Ведь когда я «отрублюсь», меня может обнаружить Тед или сам Ратвен – и возникнет куча ненужных вопросов.
Потому подстраиваюсь под обстоятельства.
Собственно, это в природе человека – подстраиваться под обстоятельства, потому уже очень скоро я начинаю работать ловко и хорошо и при свете этим ламп, будто бы всегда работала только так и никак иначе. И в награду за это водоворот, простив мое трусливое бегство из замка, соглашается – даже из самолета, несущего нас на крыльях ночи обратно в Штаты, прочь от последнего из выживших участников событий – забрать меня с собой в прошлое.
В долгожданный, сокрытый пеленой мрака 1448-ой год, чтобы поведать тайну того, что же вынудило приятного валашского принца из XV-го века пойти на сделку с Темными и в итоге навсегда обернуться тем ужасным монстром, которого я видела той ночью..
-2-
1448 год, Май.
Османская империя.
Город Эдирне.
У ворот дома не оказывается привратника – что, впрочем, неудивительно, учитывая что новые жильцы его только вселились – потому Лале отворяет сама. Идет по тропинке, окруженная прелестным ароматом цветущих мандариновых деревьев. Ей не часто доводится бывать в самом Эдирне, покидая пределы дворца, но и Нурай-хатун не каждый день возвращается обратно в родной город и приглашает ее в гости.
Хотя, учитывая ее довольно странную просьбу, обычным гостеприимством это едва ли можно назвать..
Но вот мысли Лале отвлекаются на какую-то неразбериху, что шумным гулом царит ближе ко входу в дом. Снуют служанки, повсюду лежат сундуки и тюки с вещами. Даже стоит огромный чугунный чан для готовки.
По скромному разумению Лале – если в такой махине приготовить еды, то ею можно будет целый месяц кормить весь город, да притом еще и останется.
– Поживей, Дамла! – сердито требует Нурай-хатун, еще не заметившая приближающегося к ней силуэта Лале – этак до ночи не разберем..
Тут ей на глаза попадается этот самый чан и лицо приятельницы становится еще более сердитым:
– Почему этот чан оставили тут? Весь проход занимает!
Крепкая пухлощекая служанка обиженно морщит нос, точно они тут на равных правах и подобное обращение ей претит:
– Почему оставили – этак не меня, а поваров спрашивайте, госпожа. А перенести нельзя, он эвон как на солнце раскалился, все руки обожжем!
– Все-то тебе не так, на все обратное слово найдется – раздраженно бросает Нурай – ну оберните тряпками да перенесите.
Она подходит к одному из сундуков и достает несколько кусков полотна, после чего протягивает служанке:
– На вон. От прежних хозяев, им-то уж точно без надобности. Не свои же тряпки тебе давать для грязной работы.
Та, недовольно ворча, берет тряпки и накрывает ими чан. Однако, доделав до конца, вновь начинает ворчать, точно старая собака, которая не может разгрызть кость оттого, что зубы все давно выпали, но и отдать ее не желает. Посасывает, измазывая слюнями, да ворчит:
– Ну где там эта Сайжи? Я что ж, сама тащить буду? Сама я не смогу.
Нурай окончательно злится и раздраженно машет в сторону шикарного дома:
– Так ступай, позови ее!
Дамле, казалось, только этого и добивалась все это время. Ее хмурое полнощекое лицо тут же радостно озаряется и она прытью уносится в дом. Глаза Нурай недовольно сверкают, но тут Лале уже окончательно подходит и касается ее рукой. Подруга оборачивается и растерянно улыбается:
– Ох, Лале, не заметила.. – и вновь кивает на удаляющийся силуэт служанки – эдак все, теперь ищи свищи ее. Ближайший час не найдешь.
Но вот негодная служанка забывается и девушки обмениваются приветствиями, после чего уже сами неспешно зашагивают к дому, подальше от нещадно палящего солнца.
– Кто бы мог подумать, что я в этом доме у тебя в гостях окажусь – улыбается Лале – думала, что Сафие приду поздравлять с новосельем, а получилось, что тебя..
– Точно – смеется Нурай – Халиль-паша ведь этот дом ей построил как свадебный подарок, да только не ко двору пришелся. Молодые и не жили в нем. Только завезли вещи – и сразу вывезли.
– Ну хорошо, что повод хоть радостный.
Сафие рассказала Лале это еще до того, как эта новость стала общеизвестной и уж точно до того, как весь дворец знал об их отъезде. Дело было в том, что Дамета назначили бейлербеем Румелии и отправили туда порядки наводить. Ну, естественно, и Сафие за ним – это ведь не меньше, чем на несколько лет. Теперь-то, имеет, наконец, законное право за ним следовать.
– Да, это хорошо – как-то отстраненно кивает Нурай – ну а теперь мы вот тут устраиваемся. Пока дом на год сняли, а там видно будет..
Лале думала, что они его купили – но выходит, Халиль-паша решил оставить его все-таки для дочери. Что ж, разумное решение – однажды, ведь, они с Даметом все-таки вернутся в столицу, вот тогда по достоинству подарок главного визиря и оценят.
Они уже почти доходят до крыльца, когда Нурай, наконец, позволяет себе глянуть на корзинку в руках Лале, которую до этого старательного избегала глазами, будто бы и не видит вовсе:
– Там холст и краски? – голос тихий, благоговейный – ты взяла?
– Конечно, ты же просила. Только зачем они?
– Пойдем – голос еще тише, после чего оборачивается, словно боясь быть кем-то застигнутой – пойдем за мной, там расскажу.
Следуя за Нурай (и не до конца понимая, кого именно они избегают или опасаются), Лале обходит дом и оказывается в живописном дворике с прудом.
Подруги располагаются прямо на шелковых подушках на мраморном бортике. Весенний ветер покрывает рыбью поверхность воды и покачивает кувшинки. Вокруг царит безмятежное спокойствие – и никого, кроме них двоих.
Только здесь, наконец, лицо Нурай вдруг становится умиротворенным и спокойным. С некоторой печальной ностальгией, она чуть опускает кончики пальцев в пруд и говорит:
– Это лучшее место в доме. Моя отдушина. Обожаю воду. Когда мне было тринадцать, я целый год с родителями у моря жила. Самое счастливое время. Свободное. Встаешь рано утром, бежишь на пустой пляж, и ноги в воду..
И вот взгляд Нурай становится каким-то что ли виноватым, когда она поднимает его на подругу. Словно она стыдится своей просьбы, но при этом ничего не может с собой поделать:
– Лале, сделай мне подарок. Нарисуй море. Я знаю, ты сможешь, как настоящее, лучше всех во дворце рисуешь..
– Море? – Лале немного удивляется.
Что здесь такого запретного, что Нурай так засмущалась? Лале жмет плечами и улыбается:
– Хорошо, я попробую.
Подруга чуть не подпрыгивает от радости:
– Да? Спасибо! Я эту картину буду у себя в комнате прятать, никто не увидит..
Лале изумляется все больше:
– Зачем же прятать? Море не запрещено рисовать.
Взгляд девушки вновь поникает. Она вынимает руку из воды, как-то бегло отирает о платье и вся скукоживается:
– Явузу точно не понравится.. скажет опять – дурь в голове.
Лале растерянно кладет ладонь на плечо подруги и спрашивает доверительным голосом:
– Может, я лезу не в свое дело, Нурай, но не жалеешь ли, что вышла замуж за него?
Однако, Нурай нисколько не злится такому вопросу – хотя Лале не удивилась бы подобной реакции, памятуя их разговор в Ночь Хны. Напротив, девушка всерьез задумывается, после чего отвечает:
– Многие говорят, я за деньги и статус выходила. Мне это, конечно, важно было. Но он мне важнее был. Такой решительный, сильный и немного несчастный. Казалось, ему лишь нужно немного любви, чтобы, наконец, обрести самого себя. И я, которая сможет ему с этим помочь.. Эдак ведь у нас, девушек, всегда – подавай угнетенных да несчастных, чтобы их исцелять.
– А почему он несчастный-то?
– Ну, Явуз ведь много лет в опале у султана был, ты не знала?
Признаться, Лале вообще еще годом ранее про Явуза ни разу даже не слышала.
– Но вот до свадьбы в его несчастье весь мир был виноват – Нурай как-то обессиленно злится – а после одна я стала. Все хорошее между нами быстро исчезло. Не нужно было ему исцеление да помощь – нужно было лишь конкретного виновного найти, и я отлично на эту роль сгодилась.
Она вновь как-то устало опускает руку в воду, словно желая найти в ней силы, после чего смотрит на Лале:
– Так что да, сейчас уже жалею, что вышла за него.
Но тут же тряхнула головой, словно бы желая прогнать грустные мысли, а вместе с ними и разговор, зашедший туда, куда не положено в семейном доме замужней женщины. После чего вновь смотрит на корзинку Лале:
– А можно прямо сейчас начать море рисовать?
На самом деле, Лале бы сначала немного подготовиться к этому – может, посмотреть рисунки какие другие, как море выглядит, или почитать о нем, как описывают, или послушать.. но подруга выглядит такой несчастной, что ей хочется сейчас хоть посильно поднять ей настроение. Потому она с готовностью кивает:
– Конечно, можно.
Расстелив холст на мраморном парапете, Лале начинает готовить краски, смешивая цвета, чтобы получить нужные ей оттенки. Нурай наблюдает за этим, точно за каким-то волшебством, и даже иногда подсказывает (у кромки оно чуть светлее, а у горизонта словно совсем синее-синее.. можно даже еще чуть черного добавить), каким должна выглядеть вода.
Как вдруг с внешнего двора слышится резкий звучный голос.
Нурай тут же подскакивает, точно ошпаренная, едва не перевернув часть красок, ближе к которым сидела:
– Ох нет, это он! Явуз! Скорее прячь все!
Девушка хватает полотна, краски, принимается метаться, а Лале лишь изумленно наблюдает за этим, немного опешив. Но вот мгновение – и она уже помогает подруге сгребать принадлежности в корзину, после чего прикрывает ее салфеткой, скрывая от глаз.
– И ты, пожалуйста, прячься!
– Я? – Лале изумленно топчется – Нурай, но что плохого-то..
– Прошу тебя, Лале! – и уже спешит ее подталкивать в полутемную нишу, откуда сразу ее и не приметить будет.
Лале не совсем понимает, к чему это.
Ладно еще рисунок.. хотя и это не совсем понятно. Чем Явузу может не угодить картина моря? Но она-то.. Что плохо было бы в том, если бы Явуз увидел Лале в их доме? Даже не в доме, а во дворе. Лале не знает таких правил, при которых после замужества запрещается с подругами видеться, да в гости их звать.
Но вот уже через пару мгновений, едва Лале успевает укрыться в своей нише (вернее, быть впихнутой туда подругой), как во дворе показывается Явуз-Паша. Все такой же мерзкий и противный – а после новых подробностей, что она о нем узнала – теперь он Лале кажется даже еще более отвратительным, чем при первой встрече.
Как все-таки удивительно, насколько может меняться восприятие внешности человека в зависимости от изменения отношения к нему!
С ним появляется и молодой помощник в янычарской форме.
– Сейчас, Кемаль, я возьму.. и вернемся поскорее.
– Хорошо, господин.
Явуз замечает супругу и теперь уже голосом, гораздо более грубым и жестким даже в сравнении с тем, которым он обращался к помощнику, бросает ей:
– Нурай! Где тот пергамент в оленьей коже, что я вчера приносил!? Живо принеси мне его! Да поторопись!
– Одну минуту, господин..
Нурай склоняет голову и спешит в дом. Достаточно быстро она возвращается со свитком. Явуз берет его, даже не глядя на супругу:
– Ладно – очевидно, вместо «спасибо» – а ты что делала?
В голосе ни капли любопытства или искреннего интереса. Скорее вопрос командира, уточняющего у солдата, чем он тут занимался в его отсутствие и чего полезного сделала, остолоп эдакий.
Нурай начинает заикаться:
– Я.. мы.. вещи разбирали.
Теперь мужчина уже поднимает и упирает в нее суровый взгляд, не сулящий ничего хорошего:
– Вещи лежат во дворе, возле них никого! Чем ты тут занимаешься?
Девушка опускает голову, но муж жестко ее за руку и трясет, заставляя смотреть на него:
– Думаешь, если вернулась в Эдирне, то как в девичестве прохлаждаться будешь? День замужней женщины – это труд во благо мужа и молитва! А где твой труд?
Лале так и подмывает выбраться из укрытия и сказать Явузу все, что она думает о его словах и о нем самом. После чего отбросить его паршивую руку, что так грубо вцепилась в запястье Нурай.. но понимает, что для подруги так будет только хуже (иначе бы она не прятала ее), потому лишь прикусывает язык, стараясь удержать гнев внутри.
Нурай что-то бормочет в ответ, но вот Явуз-паша, окончательно выйдя из себя, снова трясет жену и в этот раз – под конец резко выпускает ее руку. Отчего девушка теряет равновесие и с гулким «БУХ!» падает на мраморные плиты.
Из надтреснутой губы, которой она неудачно приложилась о плиты при падении, течет струйка крови.
А цепкий взгляд мужчины уже падает на бортик пруда и капли небесно-голубой краски на нем, чуть пролитой при спешной сборе художественных инструментов в корзинку.
–Это еще что.. – хмурится он, касаясь пальцами краски, после чего нюхает ее, точно сторожевой пес.
Оглядывается.
И тут находит то, что искал.. заметив корзинку, он одних махом ноги переворачивает ее, рассыпая баночки и кисти. Теперь его глаза начинают сверкать совсем уж безумным огнем:
– Вот оно что!
Он тут же возвращается обратно к Нурай, которая еще не успела даже подняться, и уже заносит руку над ее лицом…
– Господин, не нужно! – Кемаль было дергается к паше, но получив в ответ испепеляющий взгляд, тут же отступает обратно.
Лале же хватает этого мгновения, чтобы выскочить из укрытия и в мгновение ока вклиниться между Явузом и Нурай, точно единственный барьер. Она заслоняет подругу своим телом за мгновение до того, как, вернувшись взором от помощника, Явуз успевает довершить начатое.
– Оставьте ее! – шипит она, не в силах больше сдерживать ярость – не смейте!
Явуз-паша замирает с занесенной рукой.
Каким бы отвратительным и безумным он ни был, но даже такому как он известно, что трогать племянницу султана далеко не самое разумное решение (особенно, учитывая замечание Нурай о том, что он и так совсем недавно вернул себе его расположение после годов «изгнания»).
– Ты.. – цедит он, стараясь из-за плеча Лале вновь уцепиться взглядом за Нурай – еще и подруг сюда водишь?!
– Как можно так обращаться с живым человеком! – продолжает кричать Лале, все больше и больше распаляясь и повышая голос, между тем ловко заслоняя собой подругу от любых посягательств и даже проворных взглядов Явуза – она ничего плохого не сделала!
– Прочь, девчонка, не лезь в чужую семью! Ты и так уже бед наделала! Нурай заслужила наказание из-за тебя!
Гнев Лале просто переходит все видимые и невидимые барьеры. Она теперь делает шаг вперед – уже не просто заслоняя, а наступая на Явуза-пашу:
– Не перекладывайте ответственность! Только на это вас и хватает? – она слышит тонкий испуганный писк Нурай позади, очевидно, пришедшей в ужас от одних этих слов, но Лале не останавливается – это ваши решения и действия! В них не виноваты ни я, ни Нурай! Только вы!
