Кейси Эшли Доуз
Предание Темных: Вечность не предел
Но даже этот напор, которому подвластно уже было бы сбить с толку и мыслей любого, не вводит Явуза даже в малейшее смятение. Он бросает еще один презрительный взгляд на краски:
– Значит, художества тут у вас..
И, воспользовавшись агрессией Лале, при которой она, наступая на него, оставила Нурай.. пытается ловко ускользнуть мимо и уже протягивает руку, чтобы жестко ухватить жену..
– Нет! Не смейте трогать!
Лале в последний момент, точно легкая и быстрая птичка, успевает перехватить его руку, больно вцепившись в нее..
ВСПЫШКА! Как и в предыдущие разы, что-то необъяснимое, заставляющее при касание порой видеть фрагменты прошлого того человека, которого она коснулась, уносит ее в темноту..
«…Ну, Хюма! Расскажи нам, как твой сынок султаном станет! Ха-ха-ха!
Халиме
(..кто это?
– в прошлом: фаворитка султана мурада, почти королева этого дворца – все с большим отвращением отвечает Шахи-хатун, еще глядя в след Халиме – теперь: никто. просто забытая всеми бывшая наложница..)
заливается звонким смехом, и остальным девушки тут же подхватывают. Сейчас Халиме выглядит совсем иначе, чем та, которой Лале видела ее на Ночи Хны.
Конечно, она во-первых гораздо моложе.. но во-вторых, гораздо более богаче одета. Самая изысканно разряженная из девушек. Восседает, словно королева, а ее шеи и руки украшены множеством изысканным драгоценностей. Хищная довольная улыбочка говорит о том, что она мало того, что знает о своем положении – так еще и прекрасно им пользуется.
Ха-ха-ха!
Звуки утопают в мягких обивках, не покидая пределов обеденной комнаты гарема.
Сама же Хюма, совсем просто одетая, как и прочие рабыни, стоит у двери, понурив голову. Несчастная, бледная..
– Ты поздно пришла – скалится Халиме, продолжая себя потешать – тут, у стола для любимых девушек султана, больше нет мест. Можешь пойти туда, к безродным, к своим! А можешь рассказать нам про Мехмеда-Великого-Султана, и мы найдем тебе уголок где-нибудь с краю. Все же с веселым представлением обедать приятнее!
И вновь смех со всех углов.
– Ну будет вам, девушки – едва сдерживая улыбку, вмешивается Явуз-паша.
Тоже моложе, но оттого не менее противнее и отвратительнее:
– Будет, зачем вы так. Может, и впрямь султаном станет четвертый сын..
Все снова дружно начинают смеяться – причем сам Явуз первее всех, едва договаривает последнее слово.
– Ладно – переведя дыхание, заявляет он – пойду я, не буду вам мешать..
Но направляет было к двери, но та в этот момент отворяется и не хватает лишь мгновения, чтобы дать ему ею по голову.
Входит Айше.
У Лале перехватывает дыхание, когда она вновь видит свою мать.
– Доброго всем дня, госпожи.. Явуз-паша.
Взгляды Айше и Явуза пересекается.
Обоим явно от этого неприятно и они спешат разойтись. И тут, давая убраться восвояси отсюда Явуза, Айше отступает и замечает Хюму, все еще стоящую возле дверей. Она искренне удивляется:
– Хюма-хатун, почему вы тут стоите? Пойдемте за стол.
– Там нет для меня места.. – робко, едва слышно, сообщает Хюма.
Айше удивленно оглядывает стол:
– Как нет, если есть? Вон же. Пойдемте, сядете рядом со мной.
Девушка мягко, но требовательно, берет Хюму за руку и ведет к своему месту – одному из лучших, в самом центре.
Даже Явуз, который было уже почти ретировался, застывает, изумленно открыв рот:
– Это место для членов семьи султана.. это не по правилам!
Айше одаривает его самым презрительным из всех возможных взглядов, полным неподдельного отвращения к одному тому, что она вынуждена ему отвечать:
– Не знаю таких правил. Я сестра султана, могу я садить рядом с собой кого захочу?
– М-можете..
Впервые Лале наблюдает Явуза таким растерянным и испуганным.
– Ну и славно. Устраивайтесь, Хюма-хатун. Халиме-хатун – она одаривает любимицу султана холодным взглядом – подвиньтесь, пожалуйста, немного..
Та сверкает на нее ненавистью, но, не смея ничем перечить, лишь покорно выполняет просьбу…»
.. Лале открывает глаза и трет гудящий висок.
Почему он так болит?
Оглядевшись, понимает, что лежит на тех же плитах, рядом с Нурай. Очевидно, она потеряла сознание и разомкнула пальцы, а Явуз, конечно же (разве удивительно?) вместо того, чтобы схватить ее за ту руку, которой она вцепилась тогда в него – с великим удовольствием просто позволил ей грохнуться вниз, больно ударившись о плиты.
Однако, оглядевшись, его единственного она и не замечает. Вот Нурай сидит рядом, вытирая кровь с губы, рядом растерянный Кемаль.. Но Явуза нигде не видно.
– Где он? – спрашивает Лале.
Нурай вновь озабоченно вытирает кровь:
– Испугался твоего обморока, ушел. Кемаль, тебе нужно идти за ним – указывает она помощнику.
Собственно, удивительно, что он до сих пор так и не поступил. Очевидно, ему еще придется за это поплатиться.
На молодой человек, на вещее удивление Лале, вместо того, чтобы тут же опомнится и кинуться следом за своим господином – вдруг опускается рядом с Нурай, достает платок и осторожно помогает ей вытирать кровь с губ, после чего так же бережно вытирает руки, которые она успела испачкать в крови:
– Мне так жаль, госпожа.. Ненавижу себя, что позволил ему..
Нурай испуганно машет руками:
– Ну что ты, Кемаль, ты не мог. Он бы тебя убил!
И все же благодарно касается его ладони, накрывая ту руку, что держит платок. Лале замечает, что в их пересеченных взглядах что-то мелькает. Очень тонкое, едва уловимое.. Но такое красивое. И пророчащее им обоим большие беды..
* * *
Лале отказывается, чтобы ее провожали, потому идет знакомой тропинкой к воротам одна. Несмотря на произошедшее, гложат ее совсем не потерянные краски (добудет новые), ни поступок Явуза-паши (разве впервой?) и даже не открытие чувств между Нурай и помощником ее супруга, о которых они, должны быть, сами еще не догадываются, но которые очень скоро станут явными.
Гложет ее то, что она увидела из воспоминания Явуза.. Ее мать, Хюма, Халиме..
(..даже жаль ее, шахи-хатун, халиме…
– напрасно! она-то в свое время никого не жалела! мать твою в могилу свела!..)
(..кто бы мог подумать.. четвертый сын, а дождался своей очереди. да еще и в четырнадцать лет падишахом стал!
слышится тяжелый вздох дайе-хатун:
– ох.. слишком высокую цену она за это заплатила. и она, и айше твоя милая с ней заодно..)
Неужели это правда?
Халиме ненавидела Айше, мать Лале – это очевидно было ей даже по этому видению. Ненавидела за то, что всячески поддерживала девушку, которую та унижала.. Хюму. Мать Мехмеда.
Может ли быть так, что ее мать в самом деле могла каким-то образом поплатиться за это жизнью? И что к этому причастна та, кто еще жива – Халиме? Но скажет ли она ей что-то?
Очень вряд ли, иначе бы сказала еще в Ночь Хны, как и про ту абсурдную примету.
Вероятнее всего, эта тема отчего-то под строжайшим запретом в замке.
Потому и Шахи-хатун ничего не говорит Лале, потому и Дайе-хатун
(..мать твоя тебя любила больше жизни.. все готова была за тебя отдать. и отдала.
– что тогда случилось, наставница? – голос мехмеда чуть надламывается – почему меня все так возненавидели? ведь я был просто ребенком.
– ах, мой птенчик, если бы я могла рассказать.. но ты ни в чем не виноват! и она не виновата. да никто.. так распорядилась судьба..)
ничего не сказала Мехмеду.
Лале так погружается в свои мысли, что даже не замечает у ворот силуэта, и лишь в последний миг отскакивает, не успев врезаться. Поднимает голову, и с удивлением узнает в нем своего рыжеволосого друга.
– Аслан? А ты зачем здесь?
– Лале – он же, кажется, совсем не удивлен, а скорее обрадован этой неожиданной встречей – я пришел забрать кое-что из служебных вещей Дамета. Он не успел сдать и меня попросил. А ты к Нурай приходила?
– Да.. – она отводит взгляд, не желая развивать тему.
Друг чувствует это моментально:
– Что ж, понятно. А сейчас куда?
– Обратно – жмет плечами – во дворец.
– Пешком? Одна?
– Ну да, а что в этом такого? Тут совсем близко..
– Лале-Лале! – недовольно перебивает ее, качнув головой- так нельзя! Ты молодая красивая женщина, богато одетая к тому же. А тут в округе кого только нет.
– Ты преувеличиваешь – улыбается она – я добралась сюда так же и ничего, видишь? В порядке.
– Правильно говорил Али-Бей – снисходительно отвечает Аслан, все еще немного сердито глядя на нее – отвага граничит с безумством, и главное сохранять баланс, не падая в одну из крайностей. Ты, Лале, так вот прогуливаясь в одиночку здесь – этот баланс явно теряешь.
Эти попытки Аслана напущения на себя недовольного вида умудряются развеселить Лале даже сейчас, когда она выходила совсем хмурая из дома. Она смеется, забавляясь, и друг в итоге лишь отмахивается:
– Все с тобой ясно, что тут поделаешь? За вещами придется позже зайти. Пойдем, провожу тебя.
– Это не обязательно – продолжает хохотать она.
– Ну конечно. Кстати, раз уж оказались тут вместе в этих местах – давно хотел тебе показать кое-что интереснее. Конечно, придется небольшой круг от маршрута сделать, но ты не пожалеешь, а?
Лале не думает и мгновения:
– Конечно, идем.
– Даже не спросишь, что «это» такое?
– Просто если мне не понравится, а путь окажется слишком дальним – я тебя поколочу! – со смехом заявляет она, демонстрируя ему свои маленькие бледные кулачки, нелепо выглядящими даже в одном таком положении.
Аслан смеется, крепко обнимает ее, после чего пропускает на выход из ворот первой, идя сразу же следом.
Долго время она идет, ведомая направление Аслана, совершенно спокойно, болтая обо всем подряд. Но вот в какой-то момент друг обходит ее со спины, закрывает глаза, и заявляет, что остаток пути придется проделать так. А когда Лале говорит, что таким образом они не доберутся и к закату – он уверяет, что идти осталось совсем немного.
Впрочем, Лале сложно сказать, сколько они прошли (с закрытыми глазами, ориентируясь лишь на ощущения и голосовые ориентиры друга) по времени. Просто в какой-то момент ее ноги начинает что-то мягко щекотать, и она было решает, что Аслан завел ее либо в лес, либо куда-то, где есть много-много кустов.. только.. это «что-то» совсем ее не колет, значит каких-то мягких кустиков..
Когда она уже, кажется, начинает осваиваться к подобному шествию – Аслан вдруг убирает руки:
– Та-дам!
И тут Лале видит, что же щекотало ей ноги.
Она стоит прямо посреди поля тюльпанов.
Цветов, давших ей имя.
Полотно из тысяч и тысяч нежных растений колыхается, как море, переливаясь разными оттенками.
– Я привел последнюю – дурачливо заявляет Аслан, обращаясь к цветам – теперь все тюльпаны в сборе!
– Какая красота.. – у Лале перехватывает дыхание. Она тут же опускается, теперь оказавшись с ног на головы окунутая в тюльпанные ряды.
– Мы вовремя, сейчас самый цвет – протягивает ей руку, вынуждая вновь подняться – пойдем, есть идея получше!
И вот они уже бегут по этому полю, позволяя цветом не просто щекотать их ноги, а закутывать, точно в какое-то волшебное одеяло, одарить насыщенным приятным запахом. То и дело Лале на бегу нагибается и умудряется коснуться одного или двух цветов, но не срывает ни один.
– Почему не хочешь? – удивляется он – радовали бы тебе в комнате.
– Я лучше буду приходить и любоваться ими так часто, как смогу! Ни в какой из лучших ваз они все равно не будут смотреть так красиво, как тут, на поле – все вместе в своем великолепии!
Она вновь бегают и бегают, пока вдруг подол платья Лале за что-то не зацепляется, едва не порвав его.
– Ай!
– Осторожно! Стой – Аслан обходит подругу и, присев, осторожно ее освобождает платье от ухватившей его коряги, оказавшейся тут, словно ложка дёгтя в бочке меда – готово. А то оторвалось бы, и стала бы, как ласточка.
– Ласточка?
– Ну да – теперь они уже, выдохшись, спокойным шагов идут по полю – есть одна легенда из моего детства.. странно – хмурится – я ведь почти не помню его, но некоторые сказки, что мне рассказывали, и песни колыбельные – так и засели в голове..
– Так и о чем эта сказка? – глаза Лале сияют любопытством – ну, про ласточку?
– А, ну в общем, жила-была девушка. Маленькая, легкая – ветер сильнее подует и унесет! – он с нежной улыбкой смотрит на подругу – прямо как ты. Но при этом очень храбрая, вообще ничего не боялась – вновь взгляд на нее, но теперь уже с едва заметной укоризной – и снова как ты…
«..однажды она гуляли по полям да зашла совсем далеко. И познакомилась с самим солнцем! Тут же его полюбила – такое оно было яркое, лучистое и теплое. Солнце тоже полюбило храбрую маленькую девушку. И предложило ей стать его женой. Она согласилась. Радостно побежала прощаться с родней.
Но родня совсем не обрадовалась новости. Замуж за солнце? Разве это возможно? Не бывать такому!
Девушку заперли в темном подполе. Но она сбежала. Родственники погналась за ней – разъяренные, готовые растерзать, лишь бы не отдавать странному жениху. Но она превратилась в птичку и взлетела вверх, к любимому.
Успели родственники только кусок платья ее вырвать сзади перед превращением…»
–..поэтому у птички и вышел такой странный оборванный хвост.
Однако, живой интерес Лале уже совсем не касается птичьего хвоста:
– Так а они-то смогли быть вместе?
– Кто?
– Ласточка и Солнце!
– Не знаю. Об этом мне не рассказывали. Ну или
(..сломанная кисть при таком обряде – это самый дурной знак. означает, что девушка никогда не выйдет замуж. а если и соберется, то умрет накануне замужества…)
(..солнце тоже полюбило храбрую маленькую девушку. и предложило ей стать его женой..)
( ..пожалуйста, ласточка! не надо!
но вот лео хватает мою руку, так же смотря на меня, но при этом на кого-то другого, и молебно кричит:
– не лети за солнцем! ты погибнешь!..)
(..но так было не всегда. когда-то его стены были полны жизни. а потом.. жизнь погасла, и он совсем окаменел..)
я не помню.
-3-
Лале такой ответ не нравится. Она хмурит лоб и в итоге придумывает решение:
– Значит, мы можем придумать свой конец – наставляет палец на Аслана – хочу.. чтобы после всех приключений и поисков друг друга они снова встретились! И всегда – всегда и навсегда – были вместе!
– А может без приключений? – усмехается он – сразу?
Лале смеется:
– Какие же сказки без приключений?
– Ладно – он направляет ее правее, выводя с тюльпанного поля – идем, а то меня совсем потеряют. В отличии от вас, госпожа, мне среди дня прохлаждаться не дозволено.
– Дурак! – смеется Лале и хлопает его по плечу.
До самого дворца они обсуждают сказку и спорят по поводу концов, придя в итоге к выводу – что, ладно, так и быть – пусть приключений будет немного, и они будут не слишком уж тяжелыми, но будут. И в итоге ласточка и солнце смогут быть вместе. Только уже не девушка обернется птичкой и полетит к солнцу, а солнце обернется юношей и спустится к девушке..
– По-моему – заключает друг, заводя ее во дворец – мы не конец моей сказке придумали, а уже какую-то совершенно новую выдумали.
– И пусть! Мне она очень нравится.
В итоге, проводив, Аслан оставляет ее, убегая по своим делам, а Лале решает направиться в новую библиотеку. По большому счету – она еще не открылась, но, если быть откровенными – для полного открытия осталось лишь до конца разложить свитки и книги по местам, большинство из которых сейчас просто лежат горами на полу.
Лале это знает, потому что уже украдкой забегала туда, посмотреть одним глазком.
Лале очень нравилась и старая библиотека Мурада II, но проблема стала в том, что она так разрослась, что перестала умещаться на своем старом месте, потому ее и перенесли в новое, специально выстроенное для этого здание.
Однако, сейчас Лале намеревается пойти в библиотеку уже не просто, чтобы «посмотреть одним глазком», а с определенной целью.
Увидев, как многое значит картина, которую попросила нарисовать ее Нурай (и как малое из приятного получает сейчас та в своей жизни) – Лале твердо решила сделать картину как можно лучше. А поскольку морей она не видела, то нарисовать море более живым и насыщенным ей помогут описания. Конечно, те, которые давала Нурай – хороши, но только для палитры..
Лале же хочет понять всю суть моря, его.. едва ли не чувства, ощущения, пробуждающиеся в душе при виде этого необъятного и глубинного.. затем, чтобы передать все это на холсте.
Но чтобы все это понять, ей и потребуются книги, в которых она постарается отыскать живые описания моря.
Зайдя в библиотеку, она обнаруживает, что та совершенно пуста и безмолвна. Ну еще бы – она ведь неоткрыта. Хотя, по большому счету, и в старой библиотеке она редко кого заставала среди стеллажей.
Лале порхает между гор свитков и книг, стараясь одновременно оглядывать и расставленные, и те, что расставить еще не успели.. как вдруг замечает в конце залы человека, поглощенного чтением и настолько тихого, что она поначалу и не приметила его, решив, что здесь никого нет.
– Влад!
Она улыбается и несется к знакомой фигуре. Он едва успевает обернуться, когда она кидается ему на шею. Влад же лишь сдержанно кладет руки ей на талию, после чего так же поспешно их убирает.
– Библиотеку еще не открыли, а ты уже здесь? – смеется.
Юноша улыбается одними уголками губ:
– Собственно, как и ты.
– Я по делу – важно заявляет она.
– Собственно, как и я.
Услышав это, Лале с любопытством заглядывает через его плечо в свиток на столе:
– Это история? – удивленно бормочет.
– Когда-нибудь ею станет – сухо – сейчас это устройство современной османской армии.
– О..
Она вновь отстраняется, так как Влад весьма недвусмысленно ведет плечом, вынуждая ее сделать шаг назад. После чего вновь оборачивается, встав так, что заграждает собой обзор на свитки и будто бы чего-то ждет.
– Ну.. наверное ты уже знаешь о нашем военном деле больше, чем лучшее генералы – жмет она плечами – столько изучаешь..
– Пока не знаю – вновь холодный сухой ответ – но скоро буду.
– Тебе это так интересно?
Его ледяные голубые глаза сверкают мраком, а тон становится уже не просто сухим, а даже жестким:
– Мне это важно.
И тут Лале осекается. Пусть и запоздало, но до нее все-таки доходит.
Конечно, ведь Влад однажды вернется в свою родную страну. И все эти знания.. Если он решит применить их против османов, то
(.. я отомщу за них! венграм, османам, боярам.. отомщу им всем! стану их самым страшным кошмаром! <..> и если месть сжигает дочиста – я сгорю заживо! но и они – все они – сгорят вместе со мной!..)
и правда станет их идеальным врагом. Врагом, который знает соперника лучше, чем он сам.
Не поэтому ли дядя Мурад, еще давних четыре года назад, когда Влада и его брата только пленили и привезли во дворец, просил Лале с ним
(..нам крайне необходимо, что этот мальчик перестал воспринимать османскую империю своим врагом. а, с позволения, настроен он достаточно враждебно. что бы изменить его мнение не поможет даже султанское слово. нужен кто-то.. кто без всяких слов покажет ему наглядно, что здесь он может себя чувствовать ничуть не хуже, чем дома. и более того – что теперь это место он может считать своим домом..)
подружится? Неужто уже тогда, за два года до предательства Грэдиша, смерти отца и старшего брата Влада, дядя Мурад понимал, к чему все идет? Понимал, что с большей вероятностью до престола Валахии в итоге доберется никто иной, как именно Влад, и не потому ли
(..обретя здесь друга, он гораздо быстрее почувствует себя комфортно, примет и устрой нашей страны. ведь сложно видеть врага в том, кто сердцу близок, верно?..)
так беспокоился об этом? Не потому ли желал его дружбы с собственной племянницей, дабы быть уверенным в его привязанности к ней, а значит ко всей султанской семье, а значит – быть наверняка убежденным в том, что он окажется надежным султану правителем, никогда не пойдет против его воли, и.. не предстанет их врагом.
Ведь опасен тот враг, что движем местью – ибо в бою не оглядывается он назад и не страшится смерти.
Но еще более он опасен, если притом знает, куда бить. Потому что силы для удара у него хоть отбавляй. Он сгорит – да, но уж точно пред тем его пламя сожжет ни один город дотла.
Эти мысли, такие очевидные (и, впрочем-то, едва ли новые) почему-то обдают Лале, будто ведром холодной воды.
Очевидно, эмоции эти отражаются на ее лице, потому что тут же меняется выражение Влада. Его плотно сжатые губы, тут же смягчаются. Мрак уходит из глаз, а брови, что еще мгновение назад сходились у переносице, хмурятся уже в беспокойстве:
– Я тебя напугал?
– Не то чтобы.. – бормочет она – просто.. это так странно. Я считала.. но, конечно же понимаю..
Речь получается бессвязная, лишенная смысла и сумбурная, но, кажется, Влад ее все равно прекрасно понимает. Он не спешит разубеждать Лале, утешать ее или что-то из того, что непременно бы стал делать Аслан в такой ситуации.
Это не в его духе. Он не лжет даже ради «блага».
Но, сделав шаг вперед, к ней, он берет ладошки Лале в свои и легонько сжимает, чуть склонив голову, чтобы суметь заглянуть ей в глаза:
– Прости, я не хотел тебя пугать. Но хочу, чтобы ты знала – я никогда не причиню
(..вновь озарило лучом света вековую тьму. и он ни за что не причин тебе вреда. никогда..)
тебе вреда. Вы с Асланом – свои. И всегда ими будете, независимо от того, кто в каком лагере однажды окажется. Мы всегда будем на одной стороне – третьей, отличной от любых тех двух, которые могут быть. Понимаешь меня?
Внутри Лале все еще остаются тревожные чувства, но теперь они не расцветают, а напротив, угасают – чему она безумно рада. Потому неуверенно кивает.
Влад слегка улыбается и прижимает ее к себе теперь уже более чувственным жестом, чем в начале. Из-за существенной разницы в росте, она вновь оказывается прижата лицом к его груди и вновь слышит биение его сердца.
Тук-тук-тук..
Вновь учащенное. Как тогда, во дворе летнего домика..
Чуть дернув плечиками, Лале при этом не высвобождается до конца из его объятий. Лишь настолько, сколько требуется для того, чтобы отнять лицо от его груди и поднять к глазам.
Поскольку голова Влада была опущена и покоилась на ее плече, то когда Лале это провернула – они оказываются лицом к лицу в нескольких сантиметрах друг от друга.
Требуется мгновение, чтобы Влад осознал, что именно так резко поменялось. Осознал это, а так же позволил себе вновь осознать и то, что ее пребывание в его руках – такой маленькой, беззащитной, но при этом открытой ему, доверяющей беспрекословно и всецельно – неодолимо влечет его. Как и всегда влекло, начиная еще давних два года назад, когда ледяной комок внутри него, в которой он решил обратить свое сердце, начал таять.
Тот, кто поставил себе цель стать безупречным воином, защитником своей страны, безжалостно отсекать все слабости и идти лишь за холодным разумом – еще тогда обнаружил себя обычным человеком. Живым человеком, который не мог оставаться рядом с ней равнодушным, как бы не хотел.
Лале пробуждает в нем желание жить по-другому. Позволить себе чувствовать и наслаждаться этим. Будто бы каким-то образом создав во мраке его души, решившей жить лишь во имя мщения, небольшой светлый лучик.
И теперь отважно отвоевывает его каждый день и каждую минуту, не давая мраку его потушить.
Поначалу этот светлый лучик, который она как-то зародила там, казался ему лишним и чуждым. Он его раздражал, как раздражало и то, что у него не получается его выдворить из своего мрака.
Но теперь Владу кажется, что этот лучик – его неотъемлемая часть. И без него он уже не будет собой. Как не будет собой и без Лале, которая поддерживает жизнь этого лучика в густой тьме его душе, освещая ее и давая увидеть, что там осталась не только жажда мести – но многое-многое другое, тщательно сокрытое темнотой от посторонних глаз.
Все факела, врывающиеся в эту тьму – сразу гаснут.
И лишь лучик Лале способен осветить ее, открывая ей одной-единственной потаенные глубины его души.
Лале улыбается, глядя ему в глаза, и он видит в их отражении себя. Только совсем в другом свете – в том, котором видит его она сама. Чуть улыбнувшись, Влад мягко заправляет выбившуюся прядь ей за ухо и легонько щелкает по носу. Лале улыбается еще шире и вновь приникает к его груди – а ему хочется обнять ее еще крепче, и никогда не отпускать. Защитить своими объятиями от всего жестокого мира, которому она по-прежнему слишком доверяет.
Медленно одна его рука перекочевывает по ее спине чуть выше, касаясь прядей мягких, волнистых волос. Он перебирает их – осторожно, бережно, едва тревожа.. После чего отстраняется, но смыкает пальцы своей руки на одной из ее ладоней:
– Так а что ты-то здесь искала?
– Красивое описание моря. Может тебе попадалось?
Теперь, рядом с Владом, Лале совершенно позабыла все те проблемы, что отягощали ее с утра. Нурай, Явуз, и даже то видение с ее матерью.. Все они поблекли, точно ненастоящие.
– Между текстами о военном устройстве? – мягко уточняет Влад и улыбается, показывая, что всего лишь шутит – идем, видел недавно что-то из магрибских рукописей..
После чего, не отпуская ее ладони, тянет за собой к нужным стеллажам. Они перебирают множество и множество полок, но им уже не так важно, найдут ли они свиток.
Ведь самое важное они уже давно нашли.
-4-
Явуз-паша входит во двор и размашисто шагает к дому.
– Бесы бы их попутали.. До сих пор ничего не убрано! А уже вечер!
Он гневно оглядывает сундуки, на которые и напоролся, неуклюже стукнувшись ногой – и чан, накрытый тряпками
(..нурай подходит к одному из сундуков и достает несколько кусков полотна, после чего протягивает служанке:
– на вон. от прежних хозяев, им-то уж точно без надобности. не свои же тряпки тебе давать для грязной работы.
служанка, недовольно ворча, берет тряпки и накрывает ими чан..)
и по-прежнему стоящий в проходе.
– Нурай! Дамла! Сайжи!
Но никто не появляется. Чертыхнувшись, мужчина подходит к чану и скептично глядит на то, чем он накрыт, после чего цедит:
– Еще и тряпками какими-то обвесили, как в прачечной.. соседи подумают, что мы деревенщины какие.
Он принимается раздраженно срывать куски ткани с чана, собирая и комкая их в руках. Но она из тряпок вдруг привлекает его внимание. Сквозь мутную серую пелену на ее поверхности
(..это смесь воска и отваров трав – она долго и сложно готовится, но если нанести ее на полотно – его изображение будет скрыто.
– навсегда? – ужасается лале.
– что вы, Лале-хатун! чтобы оно вновь стало явном, достаточно лишь будет прогреть холст. например, положить его на печь..)
(..почему оставили – этак не меня, а поваров спрашивайте, госпожа. А перенести нельзя, он эвон как на солнце раскалился, все руки обожжем!..)
проглядывает изображение.
Явуз едва не роняет полотно, желая отбросить от себя, точно дикую змею, когда видит знакомое лицо, глядящее на него – да простит Всевышний – прямо с бумаги!
Потому что в руках он держит портрет дочери великого визиря – Сафие-хатун..
-5-
Наше время.
В небе над Атлантическим океаном.
Я прихожу в себя, как обычно, с большим трудом, резко втянув ртом воздух. Как-то я уже задавалась вопросом, что будет, если однажды воздух закончится прежде, чем успею всплыть на поверхность – и с каждым возвращением мне кажется, что время это становится все ближе и ближе, отчего вопрос все актуальнее.
Жан говорил, что прежние реставраторы в принципе не могли работать с полотном – вся краска за ночь возвращалась обратно, а их преследовали кошмары. Однако, что, если моя плата за возможность работать с ними – и даже более того – это однажды остаться в них самих? Стать частью полотна, так как едва ли можно стать частью прошлого? Во-первых, потому что оно уже прошло и новых «актеров» не принимает, во-вторых, потому что наблюдаю я за событиями со стороны, не «вселяясь» ни в кого из них.
Сажусь на кровати.
Едва воздуха в легких становится достаточным, этот вопрос, как все предыдущие разы, вновь отходит назад, в стеллажи «до лучших времен» и «подумаем об этом позже».
На первый план выступает настоящее потрясение от того, что я увидела перед тем, очнуться.
Явуз нашел картины!
Что же будет с Лале, когда он узнает (или догадается?), кто автор картин. Почему-то теперь, после гипотезы Лео о реинкарнации, я уже не могу так равнодушно наблюдать за прошлым, как за каким-то фильмом. Зная, что эта девушка может быть Я в своей прошлой жизни..
Конечно, звучит, как бред, о чем я и сказала Лео.. но если на то пошло, ведь действительно слишком много совпадений..
Еще раньше это вызывало у меня сомнения, просто я не позволяла себе поверить в возможность настолько глубинных слоев сверхъестественного. Но с другой стороны, если я верю в перемещение в прошлое с помощью старого куска бумаги, видела монстра-вампира и карпатскую нечисть, то почему заодно не поверить в перерождение душ и в прошлые жизни?
А еще в то, что в этой прошлой жизни я совсем не боялась Влада, в ужасе сбегая от него.. а наоборот, кажется.. любила?
Не этим ли обусловлено его отношение, которое было значительно странным с самого
(..ты очень красивая, дженна..)
(..дженна. я правда готов.. и больше всего хочу тебе сказать всю правду, которая только у меня есть. ты – та, которая заслуживает ее больше всех остальных..)
(..нет, я очень хорошо к тебе отношусь.. одной из немногих, к кому действительно хорошо отношусь..)
(..несколько сантиметров между людьми – это много или мало?..)
(..я очень соскучился, дженна, так соскучился <… >но не могу этого не сказать. однажды ты поймешь, что я имею ввиду..)
моего появления в замке? Вряд ли это можно списать на дружескую привязанность, обусловленную «троицей неразлучников». Потому что Лео, который (допустим, окей, на мгновение) в прошлой жизни был Асланом – почему-то пришелся ему не по вкусу. Они постоянно цапались, ссорились и едва не доходили до драки.
А вот отношение Влада ко мне.. да, его точно нельзя назвать дружеским. Думаю, когда Локид говорил обо
(..эта красотка оказалась очень похожа на его подругу юности..)
мне, он опять лукавил. Играл, так сказать. Сейчас я уверена, что говоря «подруга» он имел ввиду значение слова «девушка, партнер», а не «друг».
Выходит, его «особенное» отношение ко мне обусловлено тем, что очень-очень давно их с Лале связывала искренняя любовь? Быть может, она даже была единственной во всем мире, кого он действительно любил?
Это он хотел, чтобы я однажды поняла?
Но даже если так, не стоит забывать, что и тогда, когда это было – он тоже был не безобразным чудовищем из Темных, а всего лишь юношей. Да, пусть мрачным и поглощённым местью всей Османской империи и миру в целом, но человеком.
Мысли в моей голове начинают биться с такой силой, не находя себе там места, что она сейчас, кажется, взорвется. Да уж, я желала успокоится работой с картинами – а в итоге увиденное меня так взбудоражило, что, кажется, сон мне теперь не грозит в принципе.
