Взгляд этот был такой силы – что хотя я стояла, а монстр сидел, и хотя я была свободна, а он заперт и даже прибит к стене, но мне почудилось, что это я связана и обездвижена, что это я беспомощно и жалко смотрю снизу вверх, ожидая своего конца.
Все слова, что я собиралась сказать – вылетели из головы. А инстинкт толкнул в грудь, вынуждая отшатнуться от прутьев – скрыться от давящего взгляда… Инстинкт требовал, что я должна убежать, спрятаться. И никогда не вставать на пути этого существа с ледяными глазами.
Но я никуда не убежала, а лишь судорожно перевела дыхание. Посмотрела на тарелку, которую до онемения сжимала в пальцах.
“Ты собиралась всех спасти… но испугалась простого взгляда?” – укорила я себя. И чтобы не передумать, не медля ,взяла с крюка на стене связку ключей. Они были от двери, а сами кандалы могли отпереть только старшие стражники. Впрочем, сейчас ирбиса держали даже не цепи, а гвозди.
Они усложняли мою задачу…
Мой изначальный план был в том, чтобы вежливо поприветствовать пленника, передать еду, быть максимально нормальной, в течение пары дней наладить дружественное общение… (не то чтобы я была в этом сильна, но я бы постаралась). А уж потом осторожно выяснила бы про нападение на храм.
Тут ведь нет сокровищ. Запасов еды не так уж много. Если дело в мести, то я постаралась бы помогать, чтобы пленник не страдал. А взамен – он не стал бы устраивать кровавую резню.
План и без того был шаткий, а уж из-за этих гвоздей и вовсе становился мало возможным! Я по глазам монстра поняла – он не простит, не забудет своих ран. И от мести так легко не откажется. Но всё же – я попробую. Постепенно, шаг за шагом.
Ведь, как говорит Ньяра, добро удесятерится.
Что там вначале… нужно поздороваться?
Кивнув своим мыслям, я повернула ключ в замке и зашла в темницу. Здесь кровью пахло ещё гуще. Атмосфера стояла мрачная. Я двигалась, будто под толщей воды. Монстр жутко следил за мной из-под полуопущенных век.
“Добрый день”, – хотела произнести я, но запнулась. Какой же он добрый? Желать благословение Ньяры тоже глупо, дикари в неё не верят. Тогда что сказать?
Впервые я так остро ощутила недостаток знаний о правильном общении.
– …здравствуйте, – всё же произнесла я. Мужчина даже не моргнул в ответ.
– Принесла вам поесть… – я торопливо убрала крышку с тарелки, чтобы он увидел.
Я старалась не смотреть ни на раны, ни на голый торс, ни в яркие глаза, светящиеся в полумраке. В итоге выбрала точку между бровей.
Тихо звякнули цепи.
И мужчина растянул разбитые губы в усмешке. Удлинённые звериные клыки сверкнули, отражая свет, падающий из крохотного окна.
– И как, по-твоему, я должен это сеъсть? – хрипло спросил он.
Я сглотнула ком.
– Я… я могла бы вас покормить, – прошептала я.
Кажется, такой ответ его удивил. Он коротко зло усмехнулся. Зазвенели потревоженные цепи, и мужчина скорчился от боли в раненых руках. А потом выдохнул слова вместе с паром:
– У тебя сердечко колотится, как у испуганной пичужки, айла. Ещё и человек… Лучше улетай отсюда, пока крылышки целы.
– Н-но… вы должны поесть, – упрямо сказала я. – Тут печёная репа и сухари…
– Если приблизишься, откушу твои маленькие пальчики, – грубее рыкнул он. – Спорю, они будут повкуснее репы.
– …ваша раса ест человечину? – опешив, спросила я.
– Конечно. На завтрак и ужин. А ещё заражаем скверной через взгляд. Так что лучше беги.
Я нахмурилась.
Я знала, что про взгляд – это неправда. Такая же, как то, что я краду бинты ради крови. Ведь иначе все солдаты бы уже болели. А у Тии отец не смотрел никому в глаза, и всё равно заразился.
А раз неправда, значит, и про человечину он соврал. Или пошутил… Значит, он шутит со мной? Это ведь хорошо, верно?
Я не была уверена, как к этому относиться.
В любом случае уходить так просто я не собиралась.
– Пожалуйста, – вслух сказала я, – вы ведь голодны. Позвольте мне вас покормить… господин ирбис… Вам же от этого будет лучше.
И сделала крохотный шажок вперёд – он дался мне с трудом. Ледяной взгляд оборотня пробирал до костей. Зрачки мужчины сузились в точки, будто наводя прицел. У меня заныла шея – ровно в том месте, куда каждую ночь опускается лезвие его острого меча.
– Надеешься отравить, айла?
– Нет, я не собираюсь…
– Тогда что это? Мнимая доброта местных святых сестёр? А ты, значит, самая чистенькая из них? – с отвращением рыкнул он.
“Он не знает, что я осуждённая преступница”, – мелькнула мысль. Она предала мне сил. Я снова сделала крохотный шажок вперёд. В конце концов – он ведь обездвижен. Мне ничего не грозит…
– Птичка сама летит в пасть зверю, – прокомментировал это пленник. – Знаешь, хоть кто я?
– Да. Вы… вы арх Дейвар.
– … – он сощурил синие глаза.
– Я лишь хочу поступить правильно.
Шажок.
– И облегчить ваши дни здесь.
Ещё шажок.
– …чтобы не множить зло.
Снова шажок.
Я судорожно выдохнула – пар дыхания развеялся облачком. До пленника их оставалось ещё как минимум два шага… Но тут он резко дёрнулся, что-то обвило мою лодыжку, и я потеряла равновесие. Ахнула, тарелка выскользнула из рук, а сама я полетела на мужчину. Упала на его горячую грудь, упёрлась ладонями, и тут же ощутила, как мою спину крепко оплела рука… Но как?! Он что, вырвал её, несмотря на гвоздь?!
Я была поймана.
– Откуда ты знаешь моё имя? – рявкнул монстр, опалив моё ухо раскалённым дыханием.
– Откуда ты знаешь моё имя? – рявкнул монстр, опалив моё ухо раскалённым дыханием.
Жар чудовища будто проникал в меня через его кожу, в тех местах, где он соприкасался со мной.
Он прижимал меня к своему горячему твёрдому торсу так сильно, что я не могла вздохнуть. Теперь я и правда чувствовала себя пойманной птичкой – маленькой и слабой – которая по глупости угодила в лапы хищнику.
– Кто сказал тебе моё имя? – повторил ирбис. Это был не просто вопрос, а приказ того, кто привык править. И от силы этого приказа что-то задрожало внутри меня, жалобно зазвенело, и острая тяга подчиниться – сказать всё-всё – схватила мою душу ничуть не слабее, чем мужская рука, что держала меня за спину.
Я не смогла ответить, лишь потому, что язык онемел от испуга.
– Если не скажешь, то я, пожалуй, приму твоё предложение пообедать. Потому что ты права, птичка, я ужасно голоден. Для начала попробую на вкус твоё ушко.
И я почувствовала, как полузвериные клыки царапнули мочку моего уха.
Нервы у меня сдали.
Я взвизгнула от страха, дёрнулась изо всех сил, пнула ногами и, видимо, попала в рану, потому что мужчина глухо зарычал, а его хватка ослабла. Я кубарем свалилась на сырой пол и тут же отпрыгнула к дальней стене.
Застыла, судорожно хватая ртом воздух и прижимая ладонь к горящему уху.
Дейвар сцепил зубы выпрямляясь. Теперь, когда он стоял на ногах – высокий, подавляющий своей внутренней и внешней силой – я снова ощутила себя как во сне – ощутила, будто надо мной безжалостно занесли смертоносный меч.
Сердце в груди замерло, по привычке готовое, что сейчас его стук оборвётся. Но ирбис не приближался. Не мог.
Мужчина был полностью в человечьем обличии. Обе ладони он уже сорвал с гвоздей, из жутких сквозных ран по его пальцам стекали ручейки крови. Но антимагические цепи на запястьях и щиколотках не позволяли монстру отойти от стены и напасть на меня.
Я была в безопасности… но всё во мне кричало об обратном.
– Я слышала ваше имя от военных! – вырвался из горла запоздалый ответ.
Дейвар окинул меня пронзительным ледяным взглядом.
– Неужели? Уверен, никто моего имени не знал.
– Я… я говорю правду… – голос у меня сипел. И я сглотнула.
На самом деле это была “полуправда”. Солдаты и правда говорили при мне имя этого ирбиса… но то были вражеские солдаты в вещем сне.
Наверняка сейчас Дейвар прислушивался к стуку моего сердца. Так оборотни могут определить, если им говорят уж слишком откровенную ложь. Но что он определил по поводу меня – было неясно.
Стряхнув кровь с ладоней, мужчина дёрнул уголком разбитых губ. И снова я не смогла понять, что это значит. Не верит? Смеётся надо мной?
– Зачем ты принесла еду, птичка? – спросил он, не сводя с меня взгляда.
– Чтобы помочь…
– Какая в ней отрава? Что-то хитрое без запаха…
– Никакой! Я могу доказать. Съесть и…
– Зачем тебе это?
– Я хочу облегчить ваши дни!
– Чушь! – рыкнул Дейвар, заставив меня вздрогнуть.
“Ты дура, если думаешь, я тебе поверю”, – читалось в свирепом выражении его лица.
От тяжёлого запаха крови, от напряжения у меня закружилась голова. Я больше не могла тут оставаться – мои внутренние силы кончились ещё в тот момент, как ирбис схватил меня и прижал к себе.
Мой план провалился на первом же шаге.
Дейвар не верит мне. Считает врагом. И еду не примет, как и моё предложение помочь. А ничего другого я сейчас предложить не могла. Любые мои слова он воспринимает как ложь и ловушку. Чтобы я сейчас не сказала – похоже, сделаю лишь хуже.
– Я, пожалуй, пойду… – пробормотала пересохшими губами.
– Лети, птичка… пока можешь, – с оскалом выдохнул пленник. Глаза его холодно сверкнули. Цепи звякнули, и моё сердце пропустило удар.
Одновременно я услышала шаги снаружи. Кто-то спустился к темницам! Возможно, Янтар или его напарник. Я не стала больше задерживаться, торопливо вышла из камеры, повернула ключ в замке, повесила связку на стену и, придерживая зелёный подол храмового одеяния, побежала к выходу.
У подножия лестницы стоял Янтар. Разгоняя сумрак, над его плечом светился магический огонёк.
– Ну и видок! Ты что, с ним обнималась? – заметив меня, пошутил оборотень.
Его шутка попала в точку, но я помотала головой отрицая. Сердце всё ещё стучало в груди слишком быстро, и, наверное, Янтар это услышал – потому что у оборотней слух куда лучше, чем у людей.
– Всё в порядке? – как будто заволновался он.
В порядке ничего не было.
Горло сжал спазм.
Я вдруг поняла ясно как день – изменить будущее будто совсем непросто.
Почти невозможно…
Но так и должно быть. Испытание на пути искупления и не может быть простым. Я должна найти путь – как бы хорошо он не был спрятан.
Но одно дело – решить, и совсем другое – сделать…
…
Так началась череда непростых дней.
Снова и снова я лишала себя обеда и носила еду пленнику. Но он только окидывал меня прожигающим душу взглядом. А потом вовсе опускал голову, переставая реагировать, будто меня не было в камере. Если я всё же пыталась протянуть тарелку, то ирбис грубо отбрасывал её – печёная репа неизменно оказывалась на полу.
Там она сиротливо лежала, оледеневшая от холода. Даже мыши её не ели – словно звериным инстинктом чувствовали в Дейваре опасного хищника и не рисковали приближаться к его камере.
Но для меня подобное было роскошью. Я была обязана разбить лёд между нами. Любым способом. Раз с едой не получалось, то я пыталась завести разговор – но получала в ответ лишь холодный пристальный взгляд – такой, словно ирбис хотел проникнуть в мою голову и понять – какие цели я преследую.
И на вопросы не отвечал, будто говорить со мной было для него равносильно беседе с неразумной молью. Тишина, что повисала в такие моменты, меня страшила – она нашёптывала вкрадчивым голосом демона, который нет-нет, да выглядывал из полированных влажных камней, которыми был выложен пол темницы.
“Ничего не получится, Элиза, – твердил демон отражений. – Ты не сдвигаешься с мёртвой точки. Просто возьми из хранилища меч и пронзи его гнилое сердце – разом всех осчастливишь. Или хотя бы готовь план побега, пока не стала жертвой резни”.
Чтобы заглушить этот дурацкий голос, я, как могла, разговаривала ирбисом. Задавала вопросы, чтобы наладить связь (это мне Тия подсказала). Дейвар неизменно молчал, и это превращалось в глупый сбивчивый монолог:
“Как ваше самочувствие, господин ирбис? …подозреваю не очень? Вижу, что не очень… Наверное, и спать неудобно. Я могу придумать что-то с подушкой, но… Вы, наверное, её порвёте в клочки. Но если нет – то кивните. Хм… Не киваете. Так я и думала. Кстати, на улице сегодня такая вьюга – аж с ног сбивает. Смотрительница говорит, это святая Ньяра злится, что не все её заветы соблюдают. Но по мне – это глупость, по заветам Ньяра желает всем добра, даже преступникам, с чего бы ей тревожить людей. Ой… А в кого вы верите?”
– Это такая изощрённая пытка? – хрипло предположил ирбис на третий день, когда я снова с порога начала рассказывать про погоду. – Лучше позови своих дружков. Пусть прихватят хлысты и гвозди. Позже и они всё это опробуют на собственной шкуре. А вот заговорить тебя до смерти будет проблематично. Может, пытка молчанием тебе пойдёт больше?
Это был самый длинный его монолог за всё время, так что я даже онемела на мгновение. Обрадовалась, потом ещё раз прокрутила в голове то, что сказал Дейвар, и вежливо спросила:
– А можно обойтись совсем без пыток?
– Можно, – задумчиво сказал ирбис.
– А без смерти? Без смерти – можно? – попытала я удачу.
Дейвар не ответил, только обжёг взглядом.
На этом наш разговор был окончен.
Но я порадовалась даже такому успеху. И стала перебирать в уме варианты, что ещё можно сделать. Прежде всего мне хотелось позаботиться о ранах пленника.
Из-за антимагических кандалов они заживали плохо – особенно на ладонях. Хотя Дейвар (в уме я пыталась называть его по имени) вёл себя так, будто он и в сырой холодной камере остаётся королём мира – на самом деле страдал от сильной боли. Я угадывала это по состоянию его мощного тела. На висках и упрямом лбу блестела испарина, у глаз темнели круги, а его пальцы непроизвольно подрагивали. Было похоже, что у мужчины лихорадка – всё из-за воспалившихся ран.
Поэтому на четвёртый день я раздобыла лечебную мазь и воду, чтобы промыть его раны – но стоило мне приблизиться к ирбису, как он вскинул взгляд и произнёс:
– Ещё шаг – и ты умрёшь, птичка.
Тон у него был такой – что я сразу поверила – так и случится.
И не рискнула подойти.
Потом он повторял эти слова каждый раз, когда я собиралась приблизиться.
Я даже запомнила тут прямоугольный камень на полу, где начинало звучать это предупреждение. Это был камень – до края которой он мог дотянуться.
Я мысленно нарекла его “границей”, и решила для себя, что моя задача – сдвинуть её ближе. Но в итоге за следующие дни не продвинулась и на миллиметр – только теперь на границе сгрудились вещи: плед, деревянная миска с водой, кристалл для очищения, мазь от ран, чистая ткань для перевязки и засохшая уже булочка – та самая, которую дала мне повариха.
Каждая из этих вещей для меня была маленьким сокровищем.
Миску я вырезала и засмолила сама – мне подсказывала Тия – её мама раньше делала такие. Плед был у меня единственный и теперь я спала в тулупе, чтобы не окоченеть от холода. Мазь от ран отдал Янтар – верно решил, что я прошу для себя, а освежающий тело кристалл я выпросила у Фаиры – она поделилась им в обмен на то, что я помою за неё окна в правом крыле. Я драила их всю ночь, радуясь, что сестра вообще пошла навстречу.
Но для Дейвара все эти вещи были мусором, который не стоили его внимания.
С каждым днём я всё отчётливее осознавала – он знает, что здесь ненадолго. И что все, кто живёт в храме – обречены. Он и на меня смотрел, как на мертвеца, который зачем-то продолжает дёргаться, хотя давно уже можно просто лечь и расслабиться в ожидании конца.
С момента, как я вошла в камеру Дейвара, прошла почти неделя. А между тем сон о нападении на обитель продолжал сниться мне каждую ночь.
В нём почти ничего не менялось. Почти…
И это “почти” заключалось в малюсеньком нюансе…
Теперь, когда вражеские солдаты притаскивали меня к арху Дейвару – он отрубал мне голову молча, без прежних слов о гнили.
Вообще без каких-либо слов. Кажется, он даже почти не смотрел на меня. Будто и правда решил обойтись “без пыток”.
Это значило – сон о будущем меняется, если я меняю настоящее. Вот только настоящее меняться так просто не желало. Я ощущала сопротивление реальности так, будто пыталась смять застывшую глину холодными пальцами. Не получалось совсем ничего – только пальцы обдирала.
Но всё же я продолжала стараться. Не сдавалась. Не могла сдаться! У меня ещё были идеи! Время есть… Судя по некоторым признакам во сне – ирбисы напали на обитель под конец зимы. Только в то время бывают столь сильные снежные бури…
Значит, в запасе ещё несколько недель.
И одну из них я уже бездарно потратила.
***Фаира
Два десятка младших и старших сестёр собрались в церемониальном зале храма Ньяры. Под сводчатым потолком терпко пахло благовониями. В каменных чашах потрескивал огонь, на алтаре лежало подношения – свежие цветы, ленты, клыки разных зверей и хлебный ломоть.
Сразу за алтарём на пьедестале возвышался каменный трон с широкими подлокотниками, уходящая высь спинка была украшена искусной рунической резьбой. На этом троне было позволено сидеть лишь многоликому божеству – прародителю великого зверя и первого человека. Отцу всех существ Тиарри.
Если верить писанию, прародитель и сейчас сидел на троне. Как и на всех остальных подобных тронах в каждом священном храме – ведь Бог он на то и бесконечное создание, чтобы быть способным находиться во множестве мест одновременно. А многоликий к тому же обладает десятком разных “ликов”, и с разной просьбой можно обратиться к разным частям его духа.
Руны именно этого трона взывали к лику “Ньяра” – самой милостивой части многоликого. Считалось, что Ньяра дарует прощение и излечение каждому, а её дух столь милостив, что она всегда готова услышать молитву чистого сердца…
Но Фаира, стоящая в зале среди других сестёр, в это не верила.
Ведь иначе справедливый многоликий бог остановил бы руку Мореллы и заткнул бы ей рот.
– Во имя света небесного, прими дар Ньяры, – певуче произносила смотрительница, занося руку с коротким хлыстом в виде упругой чёрной палки, чтобы затем резко опустить его на вытянутые руки Элизы, стоящей перед ней на коленях.
Хлыст со свистом рассекал воздух, хлёстко приземляясь на вспухшую от ударов кожу. Кисти настоятельница не задевала – ими ещё работать – но зато предплечья девушки уже были исполосованы алым. Местами выступила кровь.
– Да раскроется твоё чёрное сердце навстречу свету, – и снова хлёсткий удар.
Глаза Мореллы были чёрными, будто она сама была демоном. Она так старалась посильнее наносить удары, что из её идеального чёрного пучка на затылке выбилась смоляная прядь и прилипла к её взмокшему лбу.
“Вжух”, – новый удар.
“Семь… Восемь…” – считала про себя Фаира, внутренне вздрагивая после каждого. Многие сёстры даже не смотрели на Элизу. Им уже наскучило это представление или просто было неприятно. А вот Фаира не могла отвести от зрелища глаз.
Она не знала, что пугало её больше – Морелла, которая не могла скрыть удовольствия от издевательств над безумицей. Или тот факт, что в голубых глазах Элизы не было ни слезинки. Наоборот, они будто разгорались всё ярче, как бывает, когда дуешь на почти потухшие угли.
Почему-то Фаире казалось, что если пересечь какую-то невидимую границу – то глаза Элизы вспыхнут неугасающим пламенем и в ней проснётся настоящая ведьма – та самая, что творила ужасы в столице Руанда. Та самая, чью злую суть усыпили, стерев воспоминания. Но ведь если можно усыпить… значит, и разбудить тоже можно? И если Элиза “очнётся”, то что-то случится… Что-то плохое. По крайней мере, так мерещилось Фаире.
“И как Морелла этого не замечает? Как не боится гнева ведьмы? Зачем злит её?” – искренне не понимала Фаира. Однажды она даже осторожно пыталась обсудить это с другой сестрой, но в ответ услышала лишь насмешку и ответ, что если бы Элиза могла, то уже показала бы себя. А за грехи нужно отвечать.
“Как бы потом и нам не ответить”, – нервно думала про себя Фаира, наблюдая, как хлыст Мореллы в очередной раз рассекает кожу на предплечьях безумицы.
Это был последний удар – тринадцатый, по числу непростительных грехов.
– Благодарю за урок, наставница, – низко поклонилась Элиза, а потом встала, держа руки так, чтобы не заляпать кровью пол. Не то чтобы натекло много – Морелла не била до мяса – но даже так выглядело плохо. Особенно вместе с общим состоянием безумицы.
Казалось, за последнюю неделю она похудела ещё больше, скулы на лице натянули кожу, у голубых глаз залегли тени… Но это всё равно не лишило Элизу ангельской красоты, а будто, наоборот – подчеркнуло яркость глаз и губ, усилило ощущение хрупкости девушки.
– Ньяра добра к своим последователям, каждый может… – продолжила Морелла, пренебрежительно махнув безумице, чтобы она уходила.
Девушка двинулась к дверям, и что-то дёрнуло Фаиру последовать за ней – под заунывные чтения молитвы осторожно выскользнуть в пустынный коридор, тихонько окликнуть:
– Элиза…
– Да? – обернулась та. И снова этот прямой взгляд, от которого пробирает до дрожи. Будто безумица смотрит не в глаза – а куда-то за них – глубже.
– Не злись на Мореллу, ладно? – слова сорвали с губ Фаиры до того, как она успела их осмыслить.