bannerbannerbanner
полная версияНа подпевках

Константин Родионович Мазин
На подпевках

Полная версия

Свет. Удар. Боль. Глупый мужик, забывший своё имя. Суд, отобравший у меня права и назначивший лечение. И вот я здесь. Понявший все свои ошибки и готовый к новой жизни, как только снимут гипс.

– Мы прекрасно понимаем, что Вы говорите правду. Вы можете исправиться, но лечащий врач против выписывания, ещё слишком мало времени для лечения. Тем более, вы поступили в наркологию не больше месяца назад.

– Да, Лев. Я тоже согласен.

Передо мной сидели четыре человека, отвечающие за больницу. Эта комиссия решала, какой больной может покинуть лечебное заведение. Прошло три недели с того момента, как я попал в наркологическое отделение. Три мужчины врача и одна женщина. Их должности выглядят одинаковыми на первый взгляд, но это не так.

– Ребят, – начала та самая женщина, – может, переведём Льва в другую палату. Он очень спокойный пациент, ему уже не нужна наркология.

– А куда Вы предлагаете, Алла?

– В четвёртую.

– Там лежит пациент, с которым Льву лучше не общаться.

– Как раз наоборот, раз Лев понял все свои ошибки, этот контакт не будет приносить ему негатива. Плюс, их отношения восстановятся, и друзья смогут стать друзьями.

– Алла, – произнёс уже другой мужчина, – я понимаю, что Вы хотите показать свои знания, но не надо. Вы уже хорошая практикантка, которая даже присутствует на комиссии, заменяя заболевшую коллегу. Тем более, нас не должны волновать их отношения, лишь восстановление пациентов.

– Федор Викторович, давайте послушаем Аллу. В её словах есть смысл. Если у них будут совместное лечение, ребята смогут быстрее выйти отсюда. В случае конфликтов задержаться на ранее оговоренный срок.

– Хм, – задумался Фёдор Викторович, – а знаете что… Давайте.

– Я тоже согласен, коллеги.

– Хорошо, – заулыбалась стажёрка.

– Объясните, что происходит? – спросил я.

– Вас переводят в палату к Диме Зверю.

– …

Глава 16. Декабрь

У Зверя и Пьяного очень много общего, как оказалось. Очень талантливые парни, очень. Только свой талант они постоянно губят алкоголем. Не знаю почему. Раньше Пьяный был не таким. Постоянно работал, смотрел ноты и буквы, играл на всём чём можно. Да и Зверь раньше тоже много делал. Половину ранних песен они с Пьяным писали вместе.

(Bass – бывший участник группы «Зверь»)

«Привет» – он зашёл в палату, как будто ничего не произошло.

После признания Андрея, того самого парня из красной японки, я находился в этой психбольнице и лечился от алкоголизма. Это произошло одновременно с тем, как Лев разбился по пути к Але. Моей бывшей жене. Сначала я ужасно испугался за него, звонил Але больше чем обычно, просил Фалика работать и сделать всё, чтобы мой лучший друг оказался на свободе. Потом, мой запал прошёл.

В субботу, день, когда чаще всего приходят родственники, навещающие пациентов, ко мне пришла Аля с красным заплаканным лицом. Не знаю, как у неё получилось, но её лицо выглядело старше своего возраста, выглядело как лицо человека, потерявшего всё. Это испугало. Даже на моих судах она выглядела намного лучше, чем сейчас.

«Как там Лев?» – начал я диалог, смотря ей в глаза. Она посмотрела в мои и сразу отвела взгляд, смутившись и испугавшись. В её жестах читался страх. Она буквально боялась моего выдоха.

«Мне нужно признаться».

«Эээ…признавайся».

«Когда Лев говорил, что мы с ним встречаемся – это не было ложью».

Что нужно делать с этой информацией? Это предательство? Измена? Почему я не злюсь? Дима Зверь смотрит в глаза своей бывшей жене и не злится, он принимает все свои ошибки и принимает ошибки других людей. Видимо, я чему-то научился за своё приключение.

«Всё нормально» – с трудом произношу я.

Она отстраняется, уходит от объятий, смотрит в глаза, ожидая подвоха, которого нет. После со страхом, трясясь всем телом, прижимается на пять секунд.

«Ты хочешь начать всё с начала?» – спрашиваю я.

«Я не верю, что ты захочешь таких отношений».

«Что ж. Я тебя изменил один раз, ты мне один раз. Ничего».

«Не один» – говорит она, заставляя чувствовать злость. Это, правда, взбесило, захотелось сделать что-то очень злое. Это уже не такая маленькая ошибка, это ошибка, которая продолжалась в моменты трезвости. Ошибка, которая воспринималось как правильное решение. Правильное решение: бросить Диму.

«Молчи. Это не важно» – сдерживался я.

«Хорошо».

На этот раз, она смогла сделать нормальные объятия, но всё равно боялась каждого моего движения, как будто боялась удушья. Однако единственный человек, заслуживающий удушья – ЛЕВ.

В тот день я не мог спать, прокручивая наши отношения. Не с Алей, со Львом. Чем я заслужил его предательство, чем заслужил его гнев. Я понимаю, Аля сделал это из-за всех ошибок, совершенный мной, из-за скотского отношения к ней. Но… Как ОН МОГ СЕБЕ ПОЗВОЛИТЬ ТАКОЕ? Мой лучший друг предатель. Когда он оказался таким? Только сейчас явилась ужасная натура или она где-то таилась многие годы, в ожидании своего момента. Может, это он меня подставил в ту ночь, заставил напиться до беспамятства и заставил ехать домой? А я и не думал о таком, думал, что сам заслужил такую жизнь.

«Привет» – он зашёл в палату, как будто вообще ничего не произошло. Никаких предательств и интриг. Ничего. В тот момент хотелось взять книгу потяжелее, и приложить ему с силой по голове, сочинив песню про этот случай.

«Привет» – ответил ему Андрюха, проводивший в этом месте пятую часть жизни, на одной скрипящей кровати у батареи и окна.

«Я Лев» – даёт он руку для рукопожатия.

«Очень приятно, Андрей».

«Мне тоже приятно. Где свободно?»

Комната состояла из пяти кроватей и четырёх тумбочек по разные стороны от центрального входа. Две кровати у одной стены, три у другой. Я спал у окна и батареи, противоположно Андрею. На моей стороне ещё один паренёк из военных, пришедший на недельку для обследования. Напротив нас свободная кровать, в углу, а посередине занято странным парнем, по имени Гриша. Получалось, что Лев удалился как можно дальше от меня. Как можно дальше от СВОЕЙ ПЕЧАЛЬНОЙ КОНЧИНЫ. Спокойно…Мне нужно выйти.

«Дима?» – обратился он ко мне, ожидая чего-то.

«Привет, Лев. Как у тебя дела?» – скрывая злобу, произнёс я.

«Плохо, ещё…»

«Урод ты конченный!» – не дал я ему договорить, всё же не совладав со своими демонами. Хотя, кулак ещё не летел козлу в морду, так что, считаю себя молодцом.

«Ты знаешь?»

«Хера ты догадливый!» – напоминаю, что в тот момент, я проходил лечение и сидел на куче таблеток, поэтому моя злость подавлялась. Не только моя заслуга в сохранении чужой жизни.

«Это когда-то должно было случиться» – безучастно произнёс Пьяный, как будто ничего страшного не произошло. Только я чувствовал его страх, который он скрывает. Помню, как сожалел о сильном ударе, когда он подошёл на суде, надеялся, что ничего не сломал. А сейчас, в данный момент, жалею о слабости, жалею о невозможности повтора, жалею, что не могу вдарить ему пару раз.

«Мы больше не друзья».

«Дим, мы уже давно не друзья. Жаль, что ты узнал это только сейчас».

«С того момента как ты увёл у меня жену?»

«С того момента как влюбился в твою жену, с того момента как напоил тебя, с того момента как она набросилась на меня в твоём доме».

В каждой палате есть маленькое зеркало, приклеенное к стенке, туда и полетела его голова. Один удар бычка о стекло, второй. Отколовшийся кусочек вонзается ему в плечо, в другое тоже, для баланса. А потом стекло быстро скользит вниз, разрезая плоть. Дальше я беру его рассечённую вену и включаю кипяток, наполняя плоть болью.

«Что встал?» – спрашивает он, выводя из моих фантазий.

«Ты всё это время мне завидовал?»

Это всё-таки он. Он напоил меня и заставил ехать домой. Он из-за своей зависти сломал жизнь трём людям. Мне, пареньку и девочке. Последнюю вообще по его вине убило.

«Да».

«Ты меня подставил?»

«Да».

Эмоции сложно описать. Предательство и злоба, сконцентрированные в одном человеке, моём, когда-то, лучшем друге.

«Ты всегда будешь на подпевках» – едва смог я это сказать, упав себе на кровать и смотря на батарею. Как будто в ней появилась дыра, из которой полился сверхинтересный контент.

Он что-то ответил, но я уже не слушал, думая о своём. Насилие для быдла, война для быдла, всё можно решить трудом, решить своими усилиями. Мне не нужно убивать его, не нужно что-то делать, он сам себя разрушит, останется лишь ждать. Мне ничего от него не нужно. Дима, забудь его! Стой, подожди! Всё же стоит запомнить его, стоит запомнить, как ведёт себя человек, всегда завидующий твоему счастью. Запомни, Дима! И никогда больше не доверяй таким людям. Следи за ними и будь поодаль, они не должны тобой управлять.

Глава 17. Аля

Я самый лучший, самый лучший исполнитель, самый лучший музыкант, самый лучший человек. Если ты не являешься для себя самым лучшим, то ты плохой человек. Я для себя всегда самый лучший и в этом вопросе всегда надо быть эгоистом.

(I перед смертью от рака)

Моя жизнь это какая-то глупая шутка, придуманная идиотами. Как я завидую современным девчонкам, умеющим думать головой. Зверь и Пьяный два идиота, с кучей отборного шлака в голове. Как жаль, что мне судьба посылает лишь таких мужчин. Недавно была у них. Пришла к Диме, в субботу, как обычно. Принесла баранок, сушек, пряников и палку колбасы. Дверь мне открыла медсестра, одарив сочувствующим взглядом, указала место для встреч и позвала Диму.

– Дима, к тебе пришли.

Он выходит из палаты в глупом грязном спадающем трико и идёт навстречу, к старой деревянной лавочки без спинки и выпирающих гвоздей. А за ним такой же чудик, поддерживающий штаны руками в карманах и огромным гипсом на ноге. Мальчики похудели от местной еды, хотя и никогда на неё не жаловались. Скорее всего, она вкусная для больницы, но не такая, какую привыкли, есть жители столицы, разбавляя свой рацион питания европейскими сырами, польскими яблоками и американскими фастфудами, такими как «ДЯДЯ ВАНЯ».

 

– Привет, – говорит Дима, садясь со мной на лавочку.

– Привет, – говорит Лёва, с трудом садясь вместе со мной с другой стороны и обнимая за плечи.

Неловкая ситуация лишь накаляется. Разрешений на такие действия у него не было, это неприятно и мерзко, учитывая, его последние слова.

– Что ты себя позволяешь? – повышает тон Дима, убирая руку с моих плеч, стараясь не прикасаться ко мне. Он все ещё считает себя виноватым.

– То, что могу себе позволить, – отвечает другой парень и целует в щёку.

Сначала показалось, что Дима сейчас возьмёт и удушит нас обоих. Потом что сделает плохо мне за то, что я не могу ничего сделать, не могу убежать. Вскоре, подумалось об увечьях, что он мог нанести Льву. Не одна из этих мыслей не оказалось правильной. Зверь впал в краску лицом, сжал кулаки, вонзив себе остатки ногтей (их коротко подстригают) в ладонь и попытался успокоиться. После пары глубоких выдохов, он, наконец, мог говорить дальше.

– Как дела? – спросил Дима.

– Нормально.

– Практикуешься в игре на пианино? Говорила, что нравится, когда я тебя учил, – спросил Лев, снова обнимая и беря за руку так, как будто имитирует помощь с инструментом.

– Нет.

– Ну а как вообще…

– Как там Егор с Артуром? – перебил Лев Диму.

– Нормально, – тише и тише говорила я, чувствую себя всё более неуверенной в любом ответе. Что произошло за полгода?

Лёва вел себя неприлично и опять поцеловал в щёку. Губы жгли, плавили кожу, раздражали, бесили, но не возбуждали, как десятки раз до этого. Однако ничего нельзя противопоставить. Создать сцену с человеком, которого ещё любишь и втайне хочешь, чтобы он вернулся, когда чувства станут взаимны?

– Ладно. Я, пожалуй, пойду, – произнёс зверь после затишья.

– Стой, попросила я.

– Пусть идёт! – крикнул другой парень, пытаясь повернуть голову ко мне.

Ситуация максимально некомфортная. Смелости решиться, у меня не нашлось. С одним прошло две декады, прежде чем всё пошло под гору, с другим всё развилось быстрее и закончилось также в ускоренном темпе. Я встала, оставила пакет с едой и пошла, просить медсестёр выпустить меня, открыв дверь своим ключом. Лев попытался меня остановить, схватить за руку, но не успел. Нога в гипсе мешала ходить, мешала меня догнать, слава богу.

Не знаю, стоит ли продолжать такую жизнь, где я не могу быть героем, могу быть лишь на подпевках.

Глава 18. Егор.

У меня были более важные вещи, чем разгребать всё то, что натворил Зверь. Сейчас я занимаюсь своим здоровьем, потом мы с ним ещё повоюем. Но пока рак, рак, рак и рак.

(I – последнее интервью перед смертью)

Произошла удивительная ситуация с которой невозможно смириться. За всего полгода группа пережила потерю солиста, совершила кам-бек в индустрию и снова потеряла уже нового солиста. Невероятные качели в музыке, просто невероятные. Мало кто так воскресал из мёртвых, если вообще делал. Обычно идут первые дебютные релизы, узнаваемость, небольшой успех, верхушка олимпа, стагнация и падение вниз, а после возвращение к уровню где-то там, на фитах и утренних шоу. На суд Льва Пьяного мы с Артуром решили пойти, чуть изменив свои планы, были наблюдателями по этому процессу, сидели на стульчиках и смотрели за процессом. Лев проходил по серьёзной статье. Пьяным садиться за руль – мерзость и я не одобряю его действий. Когда ты не контролируешь себя, ты можешь убить кого-то по случайности, можешь заснуть за рулём и травмировать себя, можешь сделать все те же ошибки, что и наши рябята-солисты.

На Алю было тяжело смотреть. Синяки под глазами из-за плохого сна, куча возрастных морщин, появившихся за последние месяцы. Раньше за всё наше знакомство, таких изменений не замечалось. В какой-то момент она призналась, о романтических отношениях с нашим другом… другим нашим другом. Это неприятно, учитывая, как бы мне нравилась эта пара в иных обстоятельствах. Я люблю обсуждать сплетни, получаю удовольствие от перемывания костей разных популярных людей. Удивительно, как близко к ним мы находимся, но пока сами не побывали участниками крупных скандалов. Да, есть какой-то «Компромат», выдуманный ленивым писакой за три секунды, это всё не серьёзно.

Я обнимал её всё время и шептал на ухо: «Все будет хорошо», «его не посадят», «Не переживай», но сам понимал: исхода я не знаю. Как и не знаю, как жить дальше и чем заниматься, если у Артура, внезапно, не обнаружиться способностей к вокалу – группа закрылась и распалась, попав в тюрьму своим первоначальным составом. Удивительно, что не из-за наркотиков. Обычно музыканты связанны с таким бизнесом и с соответствующей статьёй.

После попадания Льва в психбольницу с таким же диагнозом, как и у прошлого солиста (алкоголизмом), я предложил Артуру, а после его одобрения и Але, поехать в отпуск с нами. Она обладала большой финансовой подушкой и сдавала квартиру, получая хорошие деньги, поэтому не стала отказываться. Она осознавала, что ей стоило, развеется, понять широту мира и незначительность своих проблем. Мы тогда только вернулись из запланированной поездки на отдых в Японию и осознали, что на родине нам делать особо нечего. Лишь начинать всё сначала…

Те две недели вместе, казалось, пошли ей на пользу. Жизнь Бразилии вдохновляет. Где-то красивые виды природы с горами, джунглями и выходом в океан, где-то заповедники с кучей живности, а где-то грустное и мрачное гетто, вдалеке от мест, где существуют богатые люди, позволяющие себя шикарные дома в центре города. Почти как у нас, но более скомпоновано, сконцентрировано.

Мы остались ещё на две недели, а Аля полетела домой, навещать Диму, с которым почти каждый день созванивалась. Каждый раз, она уходила с улыбкой, а возвращалась в слезах. Зверь её буллит, газлайтит, мускулиннит, сексизмит, принижает, уничтожает, дизморализует, нагнетает или обвиняет? Я думал, что ответ очевиден: «ДА». Однако…нет. Ей самой тяжело оставаться одной, переживать потерю близкого человека, перед которым сильно виновата. Я как-то спросил её: «Ты звонила Льву?». Она ответила: «Нет, я не хочу слышать его голос. Не знаю почему. Может ещё люблю его… в какой-то степени, может, хочу к нему вернуться. Но хочу ненавидеть за все его поступки!»

Стоило настоять на присутствии здесь во время праздников, дома всё равно делать нечего. Мы планировали встретить новый год в Бразилии с Артуром, а после возвращаться домой, попав на праздники, на Рождество и старый новый год. Однако после новостей даже первый праздник отмечать не хотелось. Она же только что была здесь с нами…счастливая.

Глава 19. Новый год.

Я никого не хочу винить в своей смерти. Я много лет жила счастливо, а потом мой мир наполнили страдания, появившиеся по воле случая. Сейчас я не нахожу повода продолжать жизнь и не хочу его искать. Мне легче просто закончить этот ад, выставленный на показ для всех. Но хочу подчеркнуть, что это моё личное решение, не вините в нём никого. Прошу понять меня. До свидания мир!

(Предсмертная записка Али)

Что такое двадцать восьмое декабря? Обычный день, три дня до, возможно, самого многонационального и многостранного праздника в мире. Не включаются только те, кто празднует Рождество или Хануку. Хотя, в какой-то мере это всё один и тот же праздник, с одни и тем же смыслом. Отчёт нашего общего времени с определённого места в истории. Есть еще личный отчёт времени, он празднуется в день рождения, но он, точно, не настолько многонациональный и общный праздник. В нашей стране все празднуют новый год по-особенному…Так, это уже какие-то «Ёлки» начались. Не всё так хорошо, блин.

Обжорство, начинающееся с тридцать первого декабря и заканчивающееся в середине следующего месяца; идиоты, что допиваются до беспамятства и портят всем праздники; дефицит рабочей силы, а в следствии и огромные очереди, с повышением цен на продукты, что едятся всего раз в год – а это только один продуктовый; ну и конечно же коррупция и раздолбайство на кардинально другом завышенном уровне. А пока все празднуют, там падает дом…и спасти всё может лишь один «Дурак». Так, опять что-то не то.

Вообще, не до смеха. Утро началось как обычно чуть раньше семи утра с проверки давления накачкой воздуха и секундомером. Сначала вызвали Диму, потом остальных ребят из палаты, последним пошёл Лев. После возвращения ребята досыпали свои пол часика, в ожидании завтрака, приходили в себя после хорошего и долгого сна. Андрей перестал громко кашлять ночами и дал себе и всем отоспаться. После завтрака с рисовой кашей, которую Зверь больше никогда в своей жизни не съест, начался обход. Главный врач отделения прогуливался по палатам, узнавал о лечении у больных, спрашивал про самочувствие и прочие житейские жалобы, возникающие в закрытом пространстве. Ребята заправили кровати, повесили полотенца на железные ободки, встали и тихо шептались в ожидании врача и его свиты из медсестёр-практиканток.

Спустя пару минут, наконец, вошёл врач психиатр. В будние дни понедельник-пятница за всеми следила женщина брюнетка средних лет, а в субботу и воскресенье ходил не очень вежливый человек в почтительном возрасте с небрежной козлиной белой бородкой.

Вошёл он не сразу. Сначала перешёл через порог, потом вернулся обратно, отодвинул дверь и посмотрел на ней номер палаты. После тяжело вздохнул, бросил взгляд на свою зелёную полупрозрачную папочку в какой-то документ и вошёл. Две медсестры в приподнятом настроении пока не убрали своих улыбок и смотрели на пациентов.

– Здравствуйте.

Дедуле ответили взаимным приветствием.

– Здравствуйте, Геннадий Романович, – сказал Андрей, запомнивший, казалось, имена и отчество всех врачей больницы.

– О. Андрюша, как ты? – поинтересовался Геннадий.

– Хорошо, а Вы?

– Не жалуюсь, пока, – начал дед, – у кого-то есть жалобы?

– Нет, – почти хором ответили остальные.

Обычно к каждому обращаются по отдельности и уделяют хотя бы по пол минуты на диалог, всё может случиться в таком месте. Вдруг человек в ужасном настроении уже долго. Вдруг, у него началась депрессия и уже сегодня он совершит нечто ужасное. Однако сегодня вопрос прозвучал для всех, как будто врач куда-то торопился.

– Дмитрий. Могу я пригласить Вас к себе в кабинет через пять минут на личный разговор?

– Да, конечно.

Зверь думал о хорошем. О прекрасном. Ему говорили о примерном поведении, об отсутствии зависимостей и занимаемом напрасно месте для действительно больных людей, ему казалось, что свобода близка, и этот диалог будет как-то связан с отдыхом-выпуском из больницы. Ему об этом каждый день намекала средних лет брюнетка, и вообще не смутило, что этот разговор будет вести другой врач, выполняющий функции запасного. Когда дедуля ушёл в следующую палату Зверь ничего не мог делать. Не читать, не думать, не ходить, не смотреть общий телевизор в коридоре, не слушать радио Андрея, которое ему разрешили хранить, Дима был слишком возбуждён хорошими новостями. Внезапно всё то время, проведённое в этих стенах, показалось ему одним днём по сравнению с каждой следующей минутой. У него часто случались такие утренние перепады настроения в лучшую сторону, с течением дня радость развеивалась, уступая место скуке.

Старческий голос и смех медсестричек затих, началась возня в коридоре, старшая медсестра кричала на непослушного мужичка, отправляющегося в туалет, каждые пять минут. Дима подождал ещё несколько вечностей, забылся, смотрел в потолок на штукатурку и датчик дыма, а видел небо и солнце.

– Ты не уснул там? – спросил Андрюша, – тебя Геннадий Романович ждёт.

– Да, – произнёс Зверь с максимальной романтикой в голосе. Он как будто отвечал «ДА» на свадебном алтаре (точнее говорил «беру» в загсе), так счастливо и светло звучал его голос.

Почти вприпрыжку миновав пару дверей в палаты, и небольшой коридор Дима оказался у двери, ведущей в кабинет. Дверь была распахнута, но он постучал, дабы не напугать человека, засевшего за компьютером в многочисленных документах, всех бесчисленных бумажках. Мгновенный выход из рутины сильно пугает человека.

– Войдите.

– Вы что-то хотели? – сразу начал Дмитрий.

– Да, – хмуро произнёс старичок.

Его тон напугал. Мгновенно настроение упало вниз, неужели выход откладывается? Или. Что ещё хуже…снова придётся вернуться в тюрьму? Решения суда могут обжаловать две стороны, в этот раз череда семьи девушки.

– Сложно такое говорить. Сам посмотри.

Наверху зелёной папочки лежала бумажка, которую и дали в руки Зверю.

Он смотрел туда и не верил своим глазам, отказывался верить врачу, ожидая подставы. Может, это такой тест на восприятие? На нормальную человеческую реакцию. ПСИХ (эйблисткое ругательство) нападёт на гонца, принёсшего плохую весть, «нормальный человек» начнёт плакать, трястись всем телом, бояться и впадать в настоящую депрессию прямо после этого текста.

 

– Это правда? – смог выговорить Дима.

– Да.

– Может, это тест восприятия? Или реакции?

Догадка была бы хорошей, если бы мы жили в антиутопии, в настолько закрученном триллере, что его абсурдность уже напоминает хорошую глупую комедию девяностых. Однако Геннадий не похож на Лесли Нильсона, не считая цвета волос.

Аля мертва. Спустя пару дней после ужасной встречи с любовным мерзотным треугольником, она убила себя в квартире Льва. Дверь в квартиру осталась не запертой и спустя три дня зашёл сосед, почувствовавший ужасную вонь из подъезда.

– Это тебе.

На столе появилась большая белая таблетка и пластиковый стакан, наполненный водой.

– Если захочешь поговорить, приходи… когда захочешь. Психолог придёт в понедельник. Светлану ты знаешь, говорили. Она поможет справиться.

Дима закинул таблетку в горло, залил внутрь воду и сделал два больших глотка. Таблетка не прошла полностью и оставила неприятное ощущение, такое незаметное и неважное сейчас. Как будто боль в горле может раздражать.

– Пойдём, – Геннадий взял за плечо Зверя, и они направились к палате. Уже спустя минуту Дима упал лицом в подушку, не ощущая ничего, кроме пустоты, постепенно обволакивающей его тело.

– Лев, пройдите ко мне в кабинет.

– Хорошо.

Лев, в свою очередь не питал надежд и не гадал о будущем, однако его напугало безжизненное лицо Димы. Да и вприпрыжку мешала идти нога, остающаяся в гипсе ещё на месяц с лишним.

– Что-то произошло? – спросил Лев, когда они дошли до кабинета.

– Да, – произнёс Гена, садясь на кресло напротив своего приёмного стула, прочти.

На столе лежала та же самая бумажка, но уже с парой пропитавшихся горьких слёз.

Пианист читал небольшой текст пару минут. Казалось, что он просто разучился читать, складывать из букв слоги и цельные слова. Глаза бегали из стороны в сторону по символам, ища потаённый смысл.

Он ничего не чувствовал, но старался сохранять человеческий образ, выжидая всё больше и больше, старался выдавить из себя слезу, но всё больше и больше понимал своё отсутствие чувств. Это бесило и ужасало. Он помнил, как любил её днями и ночами, помнил, как желал её тела и души и ещё более банально (хотя куда ещё больше) чувствовал ускорение своего пульса после лёгкого прикосновения к женской руке.

– Лев? Лев?

– Это я, – засмеялся пианист, – я.

Истерика мешалась с плачем. Его смешила рожа Димы, оставленного в дураках с его мёртвой жёнушкой, и пугала прошлая мысль. Он боялся себя и того чудовища внутри себя. Откуда и когда оно появилось, почему раньше никогда не выходило на свет? Или это он сам чудовище, что было спрятано в углу сцены, куда лишь иногда попадает луч прожектора?

– Выпейте, – посоветовал доктор, составив новый пластиковый стакан с водой и таблетку.

Лев не сдержался. Он взял воду таблетку, запил её водой из стакана, сделав один глоток, а остальную воду выплеснул в лицо врачу. Хотелось сделать что-то хуже, но уже это казалось вершиной агрессии. После парень встал, поставил стакан на стол, посмотрел на дедулю, непонимающего стоит ли кричат о помощи, и злобно направился к двери. Нога, нога, гипс-порог и больно упал на руки. Встал, отряхнулся, и хромая попёр обратно в палату спать лицом в подушку, как и его бывший друг. Врач, смотря на это представление с широко раскрытыми глазами, оказался в состоянии лёгкого шока. Спустя минуту он встал, подошёл к сумке, открыл отделение, из которого достал фляжку, сделал лёгкий глоток и поморщился.

– Ну и день.

Следующие три дня Лев и Дима не разговаривали ни с кем. Им возможно и хотелось обсудить свою беду с кем-то по палате, но не хотелось, чтобы их страдания слышал другой любовник Али. В один момент парни встретились взглядами и мгновенно отвернулись друг от друга, не желая продолжать зрительный контакт, тем самым пытаться налаживать отношения, объединяясь в сложный для их обоих момент. Очень странно, что они не винили друг друга в случившимся, возможно потому, что пили повышенную дозу успокоительного и снотворного.

Через три дня после печального известия наступило тридцать первое число. В палате этому не особо радовались. Всё же хотелось праздник отмечать на воле. Одному пареньку, лежавшему на кровати между Львом и Андреем, говорили о выпуске к концу декабря, но не срослось. Теперь ему ждать ещё как минимум, полмесяца. Это даже хорошо, не будет желания выпить за праздник и снова ожидать приход белки. А за освобождение можно просто выпить газировки или детского шампанского. Всё же в больнице напряг с десертами, сахаром и вообще сладостями. Даже компот на вкус как вода с осадками.

Однако на такой праздник приходят письма, приезжают родственники. Ко всем приехал кто-то, брошенными остались только два парня на разных концах палаты. Два мужчины, проспавшие в этот день по шестнадцать часов. Дима всё время засыпал со слезами на глазах, Лев не отставал. Похоже, он один из тех людей, что осознают о смерти не сразу же, им стоит подождать в ожидании триггера, заставившего в будущем почувствовать страшную агонию.

Через два дня состоялись похороны, на которые разрешили поехать бывшему мужу Али. Лев должен был оставаться в больнице. С кучей уговоров отпустили и Льва. Дима тоже попросил выхода бывшего друга, он должен честно проститься с их любимой. Льву вспомнили выходку с водой и потребовали извинений для облитого доктора.

После переклички ребята собрались в поездку. Их согласился отвезти Фалик на своей машине, что облегчало путь. Памятники, новые чёрные калитки и заброшенные места с дешёвыми деревянными крестами, поваленными на зиму гудевшей недавно бурей. Тишина, прерываемая тихим плачем и карканьем ворон, не понимающих ужаса места, где им так уютно из-за кучи печенья и другой еды, что разбросаны по плитам могил. В гробу их спутница. Их всех. У гроба помимо немногочисленных подружек девушки Дима, Лев, Егор, Артур и Константин. Прошлый раз они собирались в такой компанией на похоронах «I». Тогда всё было иначе. Начался первый успех группы, первый клип со студийным звучанием. Да что там, только что нашли гитариста Артура, согласившегося занять место второй гитары. Егор, уже освоившийся переживал за своего старого друга. Лев плакал, а Дима стоял как вкопанный и подыгрывал общей грусти. Тогда с похорон эту компанию прогнал Костя Басс, разозлившийся на цинизм собравшихся предателей и явно перебравший. Он всегда поддерживал стремление Ая к честности в группе. Сейчас он стоит рядом с гробом и молчит, не смея сказать ни звука о людях которых знал, но к какой-то момент, в какой-то степени их бросил.

Они долго стояли и мёрзли, ожидая слов друг от друга. В яме уже лежал гроб, накрытый крышкой, а по краям стояли люди и смотрели вниз. Пять ребят, объединённых музыкой. Внезапно Артур поднял голову выше, все последовали его примеру, надеясь услышать нужные для каждого слова.

Что ж. Артур умел делать необходимое, когда никто не мог ничего сделать. Он подал руку Зверю, Пианисту и Косте, после развернулся и двинулся прочь. Через минуту так сделал и Егор. Басс посмотрел на ребят, дал им по очереди свою руку и ушёл. Остались два человека, любившие эту девушку и не поделившие её из-за эгоистичных мускульных порывов и жажды унизить другого. Им обоим хотелось скинуть второго вниз, закопать живого человека, чтобы тот знал о муках в которых виноват. То же самое они оба хотели сделать и с собой, проведя оставшуюся свою жизнь с любимым телом. Не определившись, мужчины двинулись в одну сторону, по направлению к машине, везущей в психбольницу.

Рейтинг@Mail.ru