Кристина Устинова
Сделка
– В дом номер двадцать три, что на перекрёстке между Рыночной и Технической улиц, – сказал молодой.
– Надолго?
– Не знаю. Можете связаться с главврачом, он вам скажет.
С этими словами они уехали. Мать, которая ещё до приезда пришла в себя, сидела на стуле и плакала. Её успокаивали очень долго, а когда она уснула прямо на диване, Матиас предупредил Джанет, что не приедет, и все отправились спать.
Часть 2
С утра стояла на удивление солнечная погода. По радио передавали положительную температуру; календарь показывал, что сегодня первое марта. С крыш капали сосульки и с грохотом падали на сырую землю. Снег таял, сливаясь с лужами и грязью. Первым проснулся Рейнер; часы показывали десять утра. В сердце стояла тревога, ноги сами тянулись к подвалу. Он не особо понимал, с чем это было связано, но, спустившись, почувствовал небывалый холод. Он включил свет и обнаружил, что уровень воды едва-едва достиг второй нижней ступени.
– Чёрт, – процедил он.
Плавали по воде вёдра, ненужные пыльные коробки и трубы крыс. Среди них и вчерашняя крыса с переломным позвоночником оставляла след из пены и крови. Рейнер вздрогнул и захлопнул дверь, снизу прикрыв щель дырявой тряпкой. «Я ничего не сделаю, – думал он. – Надо ждать, когда само рассосётся, а потом убрать и осушить подвал от сырости».
В тишине он сидел на кухне и пил кофе. По утрам ел тосты, но после вчерашнего выступления Георга при одной только мысли о хлебе его едва ли не выворачивало наизнанку. Чуть позже спустился Матиас, попрощался с ним и ушёл. Почти сразу проснулась мать и, пожаловавшись на головную боль, ушла наверх.
В этот момент спустился Артур, посмотрел на настенные часы и набрал номер, который дал ему Вишнёвский. На другом конце провода ответил он сам, бодрым и весёлым голосом:
– Слушаю.
– Это Артур Бёргер. Я принимаю условия.
– Это же замечательно, мой мальчик! После двенадцати должны позвонить из полиции. Скажи им, что скоро заедешь, а затем позвони мне. Через десять минут подъедет Фишер с деньгами.
Артур повесил трубку. Он уселся напротив Рейнера и молча закурил. Спустя полчаса спустился Лабби и присоединился к молчаливой компании. До обеда они как будто пребывали в своём отдельном мире, не в силах заговорить. У матери поднялась температура, ей пришлось остаться в комнате Артура. Она плакала, когда тот зашёл забрать полотенце.
– Прости, сынок! Георг, а как Георг?
– Матушка, поспи. Сейчас всё узнаю.
Он померил ей температуру и, удовлетворившись, спустился вниз, позвонил в больницу, чей номер был записан в телефонном справочнике. Рейнер и Лабби стояли рядом, чуть ли не прижавшись к Артуру.
– Состояние за ночь стабилизировалось, он успокоился, – говорил на другом конце провода главврач, – но всё равно продолжает нести бред, у него лихорадка. В общем, он ещё полежит у нас несколько дней; если к вечеру успокоится, переведём из палаты для буйных в обычную.
– Как он вёл себя ночью? – сказал Артур.
– Ну как… Бредил. По дороге чуть не избил водителя капельницей. Сейчас признаков агрессии не проявляет, но всё время угрожает переломать позвоночник. Посмотрим на его состояние; может, придётся выписать ему курс психотропных препаратов для подавления агрессии…
– Но ведь он и так подсел на наркотики! Он наркоман, у него…
– Это понятно, но в данном случае их необходимо принимать для подавления агрессии. Точных прогнозов нет, но не советую полностью рассчитывать на то, что его скоро выпишут.
Из отделения полиции позвонили ровно в полпервого. Артура попросили прийти не позже трёх часов, желательно прямо сейчас. Он тут же перезвонил Вишнёвскому.
– Хорошо, – сказал тот, – Венни приедет через десять минут. Прошу вас, не ругайтесь.
Артур положил трубку. Мысль о том, что его отвезёт Фишер, выводила его из себя – особенно после вчерашнего. Фишер приехал ровно через десять минут и просигналил. Попрощавшись с братьями, Артур вышел на улицу и сел в машину.
Венни поздоровался и сказал:
– Деньги после допроса.
Тот отвернулся к окну. Всю дорогу они молчали.
…Они подъехали к зданию полицейского участка. В фойе Артура встретили двое в униформе и проводили в комнату, где в ряд стояли шесть человек, трое из которых были в комбинезоне. Среди них он узнал Кулакова; тот смотрел в одну точку. Он выглядел хладнокровным, а между тем ёрзал и все время переменялся с ноги на ногу, словно понимая, какой будет исход. Какой-то мужчина стоял рядом с ним; разбитое лицо выражало спокойствие, а глаза с наглой насмешкой смотрели на Бёргера.
Тот поспешно отвёл взгляд и огляделся. Прокурора Франка он заметил не сразу: он стоял в углу, возле стенки, опершись на трость. На его лице красовались синяки. Как только он увидел, что Артур смотрит на него, улыбнулся и жестом подозвал к себе. Но в этот момент сопровождающий дёрнул Бёргера за рукав и подвёл к шестерым.
– Вы узнаёте мужчину, который избил прокурора Франка?
Артур сразу же показал на Кулакова.
– Это он.
Полицейский поднял бровь. Артур смотрел только на Кулакова, у которого отвисла челюсть. В глазах его мелькал страх.
– Вы уверены, герр Бёр…
– Да. Это он.
– Да что ты врёшь! – сказал Кулаков, делая шаг вперёд.
– Он вообще с нами был, на Майской улице, – сказал один из подозреваемых. – Мы после вечера в клубе гуляли!
– Постойте! – сказал полицейский. – Герр Бёргер, вы утверждаете, что видели, как Сергей Кулаков избивал в состоянии алкогольного опьянения прокурора?
– Да, – спокойно сказал Артур, с облегчением перевода взгляд на собеседника.
Прокурор с побагровевшим лицом вышел из угла и указал на того самого мужчину с наглым взглядом и разбитым лицом.
– Врёт, он врёт! Это Вайс меня бил!
– Вы это помните, доктор Франк? – сказал полицейский. – Экспертиза показала, что вы также находились в состоянии алкоголь…
– Господи, да я этого придурка узнаю везде, в любом состоянии! Это он, Вайс! – Он подошёл к Артуру, замахиваясь тростью. – Что ты городишь? Это он тебя заставил, а? Или Вишнёвский? Что они тебе сказали? Ну ты же знаешь, это Вайс!
– Это вы сказали мне, что это Вайс, – сказал Артур. – А это, как я позже узнал из газет, Кулаков.
– Да меня там не было! – сказал Кулаков. – Да, под утро меня задержали, но за то, что я разбил случайно окно старухи. Да, так уж получилось, но я не бил прокурора! Я его даже в лицо не знаю!
– Пьяные как животные: никогда не знаешь, когда их переклинит.
Кулаков побелел и замолчал, издав нечто, напоминающее цоканье.
Прокурор замахал руками.
– Это Вишнёвский, господа! Он подкупил Бёргера, он выгораживает Вайса, этого владельца подпольного казино!
Артур поднял бровь.
– Подпольного?..
– Да, да! Ты думал, почему это Вайс хотел убить меня, так? Потому что я недавно узнал о здании подпольного казино у него дома, вот только прямых доказательств его принадлежности к этому нет…
Вайс стоял и молча улыбался. Полицейский встал между прокурором и Артуром.
– Доктор Франк, прошу вас отойти. Герр Бёргер, прошу вас к выходу.
– Я вообще был тогда у знакомого, Вензеля Фишера, – сказал Вайс. – Мы с ним в карты рубились!
Артур едва сдержался, чтобы не выругаться. Прокурор проводил его до выхода, и тот сел в машину. Фишер молча протянул ему конверт с деньгами, и они уехали.
***
Никто из братьев остаток дня не выходил из дома, даже Лабби не звонил Лили; братья сторожили то телефон, то больную мать, которой к вечеру пришлось дать жаропонижающее. В больницу не звонили, из полиции не звонили. Вечером все решали, что делать с деньгами, но на лицах не было даже тени улыбки – все мрачно смотрели на вскрытый конверт, как на оружие. Предлагали и ремонт сделать, и закупиться новыми вещами или даже переехать в Западный округ.
– А что нам мешает? – говорил Лабби. – Продадим дом – и всё! Даже если получим за него гроши или оставим под сарай…
– Мне запрещено до суда выезжать в Западный округ, – сказал Артур. – Это можно сделать после. Тогда смысла нет делать ремонт.
В итоге остановились на том, чтобы отложить деньги до лучших времён.
Наутро матери стало лучше, но температура полностью не спала, кашель усилился. Кто-то из братьев должен был с ней остаться, и эта доля выпала Лабби. Тот живо согласился, но перед уходом Артур сказал:
– Никаких уходов без надобности. К Лили советую не ходить; муж её наверняка пришёл домой.
Лабби нахмурился, но не ответил. Остальные братья ушли. На младшего Бёргера остались мать и подвал; вода в нём опустилась, оставив за собой бардак, от которого веяло сыростью. «Будет плесень, – думал он, – и, возможно, ещё крысы, если те не утопились. Обычно после потопа их всегда становится почему-то больше!»
День тянулся медленно. Мать по большей части спала, и Лабби убирался в подвале, где не встретил ни одной живой души. Играло радио, а день потихоньку подходил к обеду. Он думал о Лили и про то, как эта ситуация повлияла на неё; ведь после того, как проводил её в полицейский участок, они больше не общались. Он поднялся к себе и с ужасом обнаружил, что записка с телефонным номером пропала. Лабби не успел воспользоваться им, поэтому не знал его. «С мамой ничего не будет, – думал он. – Температура спала, сама справится. Еду оставлю ей на плите, её отведу в гостиную». Так он и сделал, расстелив диван.
– Ну и хорошо, – говорила старушка, – а то наверху у вас холодно! Кстати, я вас не притесню, если хотя бы на день останусь?
– Боже упаси, конечно же, нет!
– А ты уходишь, что ли?
– Ну так… к знакомому надо. – Он прошёл в прихожую и накинул куртку. – Максимум часа через два приду. Еда на плитке, если что. Ну, пока!
Он выбежал на улицу и отправился к Лили Вайс.
По дороге думал о том, что скажет ей. А вдруг встретит её супруга? Что тогда будет? К сожалению, на такой вариант событий не было идей, поэтому он был готов к чему угодно.
Вот только не подумал Лабби, что никого не застанет дома.
Он стучался в дверь долго, но тщетно. Никто не отвечал, внутри – ни звука, ни шороха. «На работе? Она уже нашла работу? Или на собеседовании?»
Он вышел на улицу и остановился у стенки. «А если она в баре?» Лабби отправился в бар «Сладкий гусёнок», но там, среди небольшого скопления людей, не застал её. Тогда подошёл к бармену и спросил, видел ли тот её. Бармен ответил, что видел, вместе с какими-то мужчинами… Они поели, при этом говоря про Техническую улицу. Лабби вышел из бара и всё-таки поехал туда. Что-то ему подсказывало, что супруги Вайс не из тех, кто часто разъезжает по городу: вероятнее всего, их кругозор не расширяется далее Западного округа… Но тогда получается, что они выехали до суда из Битенбурга. Это их дело, решил Лабби, может, что-то срочное.
Он вышел на Технической улице через полчаса, но, добравшись туда, так и замер на остановке. Техническая улица считалась одной из самых больших в Западной округе, половина которой занимали музеи и заводы. Не исключено, что супруги Вайс работали. Лабби сел на лавку и поджал руки к лицу. «Почему я приехал сюда? Вот дурак, зря мать оставил!» – подумал он и вздохнул.
Ему стало неожиданно одиноко; тишина пугала его. Шумели заводы, бегали люди, но стояла тишина – ни голосов, ни счастливых лиц, ни ласкового приветствия. Он вспомнил, что Матиас жил на Майской улице, и отправился туда.
***
Матиас проснулся поздно, в совершенно разбитом состоянии. После возвращения Джанет и мать осыпали его вопросами относительно Бёргеров, и тот с неохотой рассказал практически все подробности субботнего вечера, из-за чего поверг их в безмолвный ужас и лёг спать. На следующий день он несколько раз созванивался с Рейнером, прогуливался по Майской, Рыночной и Технической улицам, останавливаясь у двух идеологических клубов и у казино «Райская нажива». Вот только не решался он зайти туда по одно причине: ему становилось противно при одной мысли, что зайдёт к тем людям, чья вражда между собой досолила жизнь его хорошим знакомым и отчасти ему. Он не хотел выслушивать лекции на тему: «Долой буржуазных паразитов!» или «Сильный получает всё!», крики «Джек-под!» и соблазнительные звоны рулеток и монет.
Не заходил он и сегодня, также бесцельно разгуливаясь по городу. Сегодня Джанет мягко намекнула, что лучше всего поискать работу. Матиас читал вакансии в газетах, но не находил должности в ОДБ. Вскоре, пройдя несколько метров от дома, его прогулка приобрела смысл: он вспомнил, что в самом конце Технической улицы располагалось здание Западного ОДБ, и несколько оживился, ускорил шаг.
Но едва он дошёл до пересечения Рыночной и Майской улиц, как заметил невысокую, очень знакомую фигуру… Матиас остановился.
– Лабби?
Лабберт Бёргер улыбнулся.
– Привет. Я решил навестить тебя.
– Разве? Почему ты сегодня не на работе?
– Взял выходной по уходу за матерью: болеет она. Но сейчас ей получше.
– А остальные?
– Работают. – Лабби помолчал. – Ну, может, куда-то сходим, а?
Матиас пожал плечами.
– Можно. Но куда?
– К Георгу?..
Матиас снова пожал плечами. Он не был уверен, что их впустят. Так оно и получилось, потому что принимали только по выходным, с часу до двух в специальной комнате. По крайней мере, Георг опомнился и больше не бредил, и в течение дня его переведут в обычную палату, где можно навещать каждый день, с часу до двух.
Лабби и Матиас вышли на улицу. Солнце по-весеннему нагревало, часы показывали двенадцать.
– Есть хочешь? – сказал Лабби. – Не знаю, как ты, а я с утра не ел. Здесь есть хорошее кафе или бар?
– Здесь несколько кафе, можем зайти в одно из них.
Они зашли в ближайшее кафе – маленькое помещение, где в качестве декора возле окон стояли стеллажи с книгами и с цветами. В углу помещения играла на граммофоне музыка, но её приглушал смех гостей. Когда они вошли внутрь, Лабби первым делом услышал этот смех и машинально осмотрелся по сторонам, в поисках источника звука.
И он его нашёл: в углу сидела Лили с двумя мужчинами. Они пили кофе и смеялись; она смотрела только на своих собеседников, даже не оглядываясь на главный вход, прикрывая рот рукой.
Лабби так и остановился у порога, перегородив проход Матиасу.
– Ну, проходи!
Неожиданно Лабби вышел на улицу. На лице его играл румянец.
– Там она, Лили.
– И что?
– С двумя мужчинами.
– Ну?
– Не знаю… Мне как-то неловко, особенно если учесть последние события… А вдруг там Вайс, её муж?
Матиас вздохнул.
– Она тебя заметила?
– Вроде бы нет… Господи, я даже не знаю… Мне неловко. Думаешь, подойти к ней?
– Господи, да подойди, поздоровайся. Навряд ли там её муж, ведь ему по закону до суда запрещено выезжать из Битенбурга; ей, конечно, тоже… Но не думаю, что муж стал бы рисковать, в его-то положении.
Лабби поджал губы и прошёл снова в кафе со словами «да, ты прав».
Едва он вошёл, как Лили тут же окликнула его:
– Лабби, иди сюда.
Уши покраснели, и он подошёл к ней. Мужчины с любопытством его разглядывали, он же старался не смотреть на них.
– Привет, Лили… Ну, как ты?
Она улыбалась.
– Всё хорошо. Вот, решила прогуляться по городу, встретила своих знакомых. Знакомься, Г. и О. Кох.
Мужчины, два немца с одинаковыми рыжими бородками, кивнули. Лили пододвинулась и жестом пригласила его сесть рядом. Один из её знакомых поднял бровь, на что Лили подмигнула.
– Да ладно тебе, пускай посидит.
– Мы же скоро уходим…
– Может, он пойдёт с нами?
– Куда? – сказал Лабби.
Братья Кох нахмурились.
– С нами?.. – сказал один из них. – Его не впустят!
– А я скажу, что он мой знакомый. Более того, я ему верю.
– Да куда мы пойдём? – сказал Лабби, присаживаясь.
Один из братьев Кох понизил тон и сказал:
– Молодой человек, не слушайте её… Это место, оно… Ну, не стоит вам туда идти.
– Что там такого? Это тайна? Я ничего не скажу, если меня туда приглашают.
Кох наклонился к нему и понизил свой голос до шепота:
– Мы встречаемся на квартире у одного знакомого, для игры…
– Подполье? – прошептал Лабби.
Глаза его засияли. «Увижу, как Лили проводит свои свободные дни, – думал он. – Неужели у неё всё так таинственно? Ну почему бы не сходить хотя бы раз, не посмотреть, что это – подполье? Такое я только в кино видел, а в жизни – это совсем иное! Тем более новые знакомства заведу».
Кох кивнул и сказал:
– Это тайна, дорогой мой друг. Вы должны поклясться, что не выдадите нас. Если хотите пойти с нами, вы рискуете быть арестованы, если случится облава. Вы точно этого хотите?
– Что именно вы там делаете?
– Играем.
Лили положила бархатную ручку на вспотевшую, прилипшую к дивану руку Лабби.
– Ну же, соглашайся! Поверь, это замечательное место! Правда, душно, но там весело, на деньги можно поиграть!
– У меня не так много денег…
– Ну хотя бы просто сыграть. Ну, прошу…
Внезапно Лабби опустил глаза: ему стало стыдно.
– Даже не знаю. Мы не так хорошо знакомы, а ты зовёшь меня в подполье поиграть… Я не боюсь, я сам этого хочу, но…
– Ты облавы боишься? Или мужа? Но эти-то не боятся ни одного, ни второго.
Она показала на братьев Кох. Те с удивлением переглянулись. Один из них сказал:
– Ну что, дорогой мой… А как вас там?..
– Я Лабберт Бёргер. – Произнеся имя вслух, он почувствовал себя увереннее и поднял на собеседника глаза. – Я хочу с вами сходить туда, я никому ничего не расскажу.
– Хорошо, герр Бёргер. Но вы нас не знаете, вы нас не видели, вы ничего не помните.
– Да, я ничего не знаю, я вас не видел.
Говоря это, он чувствовал гордость: ему доверяли серьёзную тайну.
Вдруг у него кольнуло в сердце: а как же Матиас?..
Но тут братья Кох встали. Лабби с Лили последовали их примеру. Оплатив счёт за кофе, они юркнули на улицу и сели в машину. Их маршрут лежал на Пограничную улицу – этакую «границу» между Битенбургом и Западным округом.
***
Подпольное казино располагалось в квартире на первом этаже. Подполье устроили не так давно, два года назад, а до этого старое, полуразрушенное помещение с пауками и крысами, которое состояло из двух комнат, принадлежало самому Вайсу – до того времени, пока он не переделал его под казино и не съехал – вот что рассказала Лили по дороге. Лабби побелел; он вспомнил, как вчера говорил про это Артур. «Господи, так вот что это за подполье! – думал он. – Вот что за бизнес! Теперь я понимаю, почему прокурор так взъелся на Вайса…»
Лили заметила выражение его лица и нахмурилась.
– Что с тобой?
– А где твой муж?
– На фабрике. Ему у себя пока запрещено появляться для своей безопасности и безопасности игорного дома. Он живёт в моей квартире.
Они замолчали и не говорили до конца поездки. Лили отвернулась к окну; Лабби заметил это: полная противоположность той девушки, которая сидела в кафе. Он догадывался, о чём супруга Вайса думает: она, безусловно, должна всё знать – и про Вишнёвского, и про угрозы Артуру, и про обвинение, предъявляемое Кулакову. Может, она молчала потому, что ей в какой-то момент стало стыдно, а в кафе строила из себя беззаботную, рискованную дурочку, чтобы не вызывать подозрения?..
Не успел он обдумать это, как машина остановилась перед трёхэтажным домом, первый этаж которого был заколочен досками, и оттуда едва пробирался свет от керосиновой лампы. Когда все четверо выбрались из машины и подошли поближе, Лабби почувствовал спёртый запах табака, и голова его закружилась, в глазах помутилось. Он глубоко вздохнул и прошёл внутрь. Дверь открыл лысый мужчина, который сначала огляделся по сторонам, а затем чуть ли не пропихнул всех четверых в помещение. Квартиру полностью обустроили под казино, поставили покерный стол, рулетку и даже нечто наподобие бара сделали в углу – стол с напитками. В двух комнатах свет исходил только от шести ламп: одна в туалете, три в большой комнате, две в маленькой. Было очень жарко, все сидели без пиджаков и в открытых платьях; плотный воздух, почти на девяносто процентов состоящий из табака, окутывал всё помещение. Многие отмахивались от него либо веерами, либо листочками, либо даже картами.
Лабби прикрыл рот рукой и откашлялся. Братья предложили ему сыграть в покер. Он сказал, что играть не умеет, но с удовольствием посмотрит на игру. Наблюдал он за игроками минут от силы пятнадцать, но от столь душной атмосферы ему захотелось спать. Чтобы взбодрить себя, подошёл к столу с коктейлями и взял один бокал. Лили вышла из другой комнаты и встала возле него, отпила коктейль. Они стояли рядом и молчали – отдалённый говор за столами нарушал тишину. Лабби ждал, когда она хотя бы улыбнётся ему, но та только пила из трубочки и смотрела в одну точку на полу.
Он не выдержал и тихо сказал:
– Что с тобой, Лили?
Она вздрогнула и посмотрела на него. При тусклом свете ближайшего фонаря он заметил на её глазах слёзы.
– Что со мной?.. Я не могла найти подходящего момента, поговорить с тобой, и вот… Получилось.
Две слезы покатились по щекам, размазывая тушь, но она стояла перед ним, словно статуя. Лабби почувствовал, как сердце его сжалось и губы слегка задрожали.
– Я, кажется, понял…
Она поставила коктейль и прижалась к нему, тихонько всхлипывая. Никто не обращал на них внимания.
– Прости, – сказала она, уткнувшись лицом ему в жилетку.
– Да за что? Ты тут совершенно ни при чём…
– Знаю. Я за мужа прошу прощения; мне за него стыдно.
– Перестань. Ничего страшного, зато у нас есть деньги. Мы по большей части выиграли от этой ситуации.
Внезапно один из игроков крикнул:
– Ну где этот засранец, Г. Кох? Десять минут он курит, что ли?
В этот момент грохот ударов посыпался в дверь. Все замерли в напряжённом молчании. Грохот на минуту стих, но затем снова возобновился с двойной силой. Снаружи послышался голос:
– Открывайте и выходите! Мы знаем, что вы там!
Но никто не двигался. Голос после очередной серии грохота сказал:
– Если не выйдете, пеняйте на себя! На счёт три: раз…
Грохот.
– …два…
Грохот ещё больше усилился. Послышался скрежет, как будто взламывали замок.
– ТРИ!
Дверь распахнулась, ударившись о стену, и холодный поток воздуха разогнал табачный дым. Вдохнув полной грудью, Лабби прижал Лили к себе, и оба повалились на пол.
***
…Лабби не приходил. Напротив Матиаса сидели три человека: двое к нему спиной, один лицом. Последнего он разглядел: маленький, морщинистый, рыжеволосый. Джанет показывала вырезки из газет: это был личный секретарь Кулакова. На этот раз ни он, ни его собеседники не сидели в комбинезонах, что сразу выделяло бы их из толпы, а в самых непримечательных шерстяных жилетах и в сюртуках.
– …Они сейчас поедут, – говорил секретарь. – Я уже обо всём договорился с прокурором Франком. – Он помолчал, глядя перед собой. Его глаза засияли. – Ну, пойдёмте!
– Мы же только что пришли!
– Они уходят, кретин!
Трое встали и направились к выходу. Матиас не глядел на них, а безучастно рассматривал ближайшие полки с книгами. Через пять минут сердце его подскочило; его охватило странное предчувствие тревоги, ведь Лабби нет уже десять минут.
Он встал и подошёл к столику, где сидела Лили, но ни её, ни ребят не было. Матиас нахмурился, вышел на улицу и закурил. «Где он, чёрт возьми? Сколько знаю его, а он никогда так себя не вёл – просто так уйти, ничего не сказав…»
Тут его взгляд зацепился за секретаря и его спутников. Они сели в машину, и та со скрежетом тронулась в сторону Битенбурга. Внезапно детектива осенило, до него не полностью, но частично дошёл смысл слов. Раскручивается какое-то дело, тем более с прокурором Франком! А ещё ни Лили, ни Лабби…
Сердце подпрыгнуло – и упало. Матиас чуть ли не подскочил на месте, выронив сигару. Он побежал в сторону трамвая, который шёл до Битенбурга, сел возле входа, высматривая впереди машину секретаря и чувствуя, как руки его потеют и становятся липкими; нервно сжимал полы куртки, снял шляпу и теребил её. Сначала машина ехала в двух метрах от трамвая, а затем скрылась за углом, срезав путь. Он попросил водителя остановиться и слез в нескольких метрах от достаточно узкого переулка – настолько узкого, что он сам удивился, как эта рухлядь вообще пролезла туда. Матиас слышал вдалеке звук мотора. Он свернул за угол, где место загородила машина – прямо перед телефонным автоматом напротив. Спутники, по всей видимости, сидели в машине – их не было видно, – а секретарь стоял в будке и беседовал по телефону. Матиас пригнулся, подкрался к груде коробок и прислушался, затаив дыхание, однако ничего не слышал.
Через минуту послышались шаги, хлопки дверью, и детектив поднял голову: спутники вышли из машины, и к ним подошёл мужчина с рыжей бородкой. Матиас нахмурился и вспомнил, что это один из тех, что сидел возле Лили Вайс. Рыжий что-то тихо сказал, секретарь высунулся из будки и жестом подозвал его к себе в кабину. Они втроём – секретарь, рыжий и некто на другом конце провода – говорили, чуть ли не перекрикивая друг друга, но стеклянные стенки заглушали их голоса.
Внезапно, как только двое вышли из будки, подъехали пять полицейских машин: оттуда выскочили по два-три человека, образовав небольшую группу. Среди них Матиас узнал парочку синегвардейцев. Из одной машины вышел мужчина мутного телосложения с тростью. На этот раз Матиас выбежал из укрытия и приблизился поближе: он узнал из газет прокурора Франка.
Секретарь с рыжим обменялись с ним несколькими словами. Затем тот подошёл к железной двери и после серии ударов сказал:
– Открывайте и выходите! Мы знаем, что вы там!
Матиас подошёл к одному из спутников секретаря.
– Скажите, что здесь происходит?
Тот нахмурился.
– Мужчина, посторонним нельзя!
– Я из ОДБ.
Он протянул паспорт с оставшимся штампом. Спутник покачал головой:
– Всё равно нельзя, товарищ.
– Господи, я уйду, но только скажите, что здесь происходит?!
Спутник закатил глаза и затянулся.
– Облава. А теперь идите!
«Облава».
Эта мысль молнией пронеслась в мозгу у Матиаса. Он знал, он принимал участие в обвале, он знал, что будут жертвы. Лицо его поразила болезненная бледность, ноги подкосились…
– ТРИ!
Дверь вышибли с ноги, и человек пятнадцать вбежали в маленькое помещение, подъезд едва ли не разрывался от напора. Послышались крики и стрельба. Матиас оттолкнул спутника и бросился за последним входящим, который чуть не затоптал женщину. В ноздри ударил запах табака, Матиас прикрыл нос рукой. Протиснувшись, он стал искать Лабби, и в этот момент на него чуть ли не налетела Лили, чьё влажное лицо испачкала кровь. Она на секунду остановилась, вглядываясь в лицо детектива, а затем с рыданиями потянула его за руку.
– Уходим, уходим!
Сзади кто-то схватил его за плечо и ударил по затылку. Лили с криком выбежала на улицу; перед глазами Матиаса появились красные искры, а между тем синегвардеец чуть ли не на плече вынес его оттуда и отшвырнул на сиденье патрульной машины. Матиас разлёгся; из носа струилась кровь, пачкая кожаные сиденья. Он закрыл глаза и больше ничего не услышал…
***
День приближался к вечеру. Рейнер освободился с работы рано и зашёл в аптеку: у него слегка кружилась голова, и он снова опасался очередного приступа мигрени. «Должны были завести лекарство», – думал он. Придя в аптеку, узнал, что сегодня как раз пришла новая партия, но… Нет, он взял кока-колу и стандартные пять капсул с морфием. Выходя, он думал: «Да ну этот порошок! Он в два раза дороже и менее эффективный; в деревне у нас его было навалом! А тут тебе такое разнообразие, и по низкой цене!» По дороге думал о Георге, и его передёрнуло. Бутылка напитка из листьев коки едва не выпрыгнула из рук. Он тут же очнулся и отправился домой.
Мать сидела и ужинала; при виде старшего сына, который спрятал лекарства за пазуху, она вскочила и кинулась ему на шею.
– Рей, малыш, ты не видел Лабби?
Рейнер поднял бровь.
– Он разве не дома?
Её подбородок задрожал.
– Нет… Он обещал быть через два часа, но сейчас уже вечер, а его нет! Я даже не знаю, куда звонить…
– Он что-то тебе говорил? Куда он пошёл?
– Он говорил, что ему надо к какому-то знакомому… Ох, не знаю, не знаю!
Рейнер прижал её к себе.
– Так, давай сейчас плакать не будем. Подождём ещё часик, а если не придёт, то…
В этот момент скрипнула дверь. Мать с Рейнером замолкли и обернулись: у порога стоял Артур. Он положил сумку на пол и, несколько секунд глядя в пустоту, прислонился к двери и сполз на пол. Лицо его напоминало мрамор. Рейнер подошёл к нему и тронул за плечо.
– Что с тобой? Тебе плохо?
Артур покачал головой и сглотнул. Он сказал тихим, слегка дрожащим голосом:
– Лабби застрелили.
***
Случилось это так: чуть ближе к концу смены Артуру позвонили – точнее, на регистратуру. Медсестра подозвала его к телефону, сообщив, что это прокурор Франк. Артур отдал распоряжения стоящему за спиной коллеге и подошёл к телефону. Прокурор Франк сказал ледяным тоном:
– Герр Артур Бёргер?
– Да.
– Вы сможете приехать ко мне в управление прокуратуры?
– Нет, я на работе. В чём дело?
– Тут вот такое дело: один гражданин хочет с вами пообщаться, а после беседы желательно, чтобы вы заехали ко мне. Я передаю трубку…
Затем послышался голос Матиаса Прейслера, который рассказал об обвале и про то, что дальше случилось. Его привезли в полицейское отделение, но тут же отпустили после показаний одного из спутников секретаря, которого он толкнул. Полицейские выслушали жалобную тираду, чуть-чуть допросили Матиаса и сказали ему, что он свободен. Матиас же рассказал, что с ним был молодой человек, светловолосый, лет двадцати четырёх, по имени Лабберт Бёргер. Полицейские покачали головой и проводили его до фойе. Там скопилось на удивление много людей: синегвардейцы, обычные полицейские и задержанные, а также напротив стояли другие люди – как выяснилось позже, свидетели. Среди них он обнаружил Лили.
– Где Лабби? – сказал Матиас.
Лили заплакала и ответила, что не знает. Затем сказала:
– Спросите прокурора Франка, он должен знать… Вот только он, возможно, занят: моего мужа допрашивают.
– Насчёт мужа не переживайте: деньги его спасут.
Она сжала зубы.
– Не говорите таким тоном! Спасут или нет, никто не знает! Спросите, где Лабби. Я не могу отойти, я не знаю, где он! Но… его вроде бы ранили…
Эти слова подействовали на Матиаса как сирена, и он бросился на улицу, к зданию прокуратуры. Прокурор Франк стоял в фойе и говорил с должностным лицом:
– Теперь он точно не уйдёт, поверьте мне! Его оправдают на суде во вторник по моему делу, но не оправдают в этом деле…
Он заметил Матиаса и нахмурился.
– Вам чего?
Тот сделал шаг вперёд.
– Мне нужна информация о Лабберте Бёргере.
– О ком, о ком?
Матиас вкратце пересказал сегодняшний день и закончил так:
– Я являюсь другом семьи Бёргер. Может, у вас есть о нём информация?
Прокурор поколебался, переглянулся с собеседником и махнул рукой.
