Эллери Куин
Таинственный цилиндр
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой «Пастор» испытывает затруднения
Наступила тишина. Четверо мужчин, постепенно представляя себе картину случившегося в целом, молча поглядели друг на друга. Панцер нервно кашлянул и шаркнул ногой. Лицо Велье выражало глубокую интеллектуальную сосредоточенность. Эллери отступил на шаг. Его отсутствующий взгляд поблуждал по комнате и остановился на серо-голубом галстуке отца. Инспектор Квин теребил кончик уса. Потом вдруг пожал плечами и повернулся к Велье.
– У меня есть для тебя довольно неприятное поручение, Томас, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы ты взял полдюжины полицейских и занялся каждым присутствующим в театре по отдельности. Записывайте фамилию и адрес каждого, и больше ничего. Это довольно большая работа, на которую потребуется время, но боюсь, что она совершенно необходима. Да, кстати, Томас, когда ты проводил первый опрос в зале, ты поговорил хотя бы с одним из билетеров, в ведении которых находится балкон?
– Да, я даже нашел именно того, кто смог выдать мне всю информацию, – ответил Велье. – Это паренек, который стоит в партере у лестницы, ведущей на балкон, и проверяет билеты у тех, кто идет наверх. Фамилия этого юноши – Миллер. Он клянется, что абсолютно никто не проходил из партера на балкон или с балкона в партер с того момента как поднялся занавес и начался второй акт.
– Значит, часть работы с тебя снимается, Томас, – сказал инспектор, который внимательно слушал. – Пусть твои люди пройдут только по ложам и по партеру. Запомни: мне нужны фамилия и адрес каждого. Всех без исключения. И еще, Томас…
– Да, инспектор, – обернулся Велье.
– Везде просите показать билет на то место, на котором сидит человек. Фамилию каждого, кто скажет, что потерял билет, отмечайте в списке. И в том случае, если у кого-то билет не на то место, на котором он сидит, Томас, отмечайте особо. Хотя такое, конечно, маловероятно. Как думаешь, справишься, мальчик мой?
– Разумеется, – ответил Велье, отправляясь выполнять задание.
Инспектор погладил седые усы и взял понюшку табаку.
– Эллери! – сказал он. – Вижу, тебе что-то не дает покоя. Давай, выкладывай»
– Хм… – начал Эллери, снял очки, протер их и проговорил:
– Мой высокоуважаемый отец, я мало-помалу прихожу к убеждению, что… Впрочем, не будем об этом. В этом мире нет и никогда не будет покоя для таких интеллектуалов, которые любят книги.
Он присел на подлокотник кресла, с которого еще недавно смотрел спектакль покойный Монти Фильд, и меланхолически поглядел себе под ноги. Потом вдруг усмехнулся.
– Смотри, как бы тебе не повторить ошибку того старого мясника, который со своими сорока подмастерьями перевернул весь дом в поисках любимого ножа, не замечая, что все это время держал его в руках.
– Временами ты необыкновенно многословен, сын мой! – сказал инспектор в сердцах. – Флинт? Один из детективов подошел к инспектору.
– Вот что. Флинт, – сказал Квин, – нынче вечером у вас уже была веселенькая работенка, и я придумал для вас еще одну. Как думаете, можно ее взвалить на ваши плечи? Припоминаю, вы как-то на спортивном фестивале полиции приняли участие в соревнованиях штангистов.
– Верно, сэр, – ответил Флинт, широко улыбаясь. – Тяжести меня не пугают.
– Вот и чудесно, – продолжал инспектор, засунув руки в карманы брюк. – Вам предстоит сделать следующее: возьмите себе в помощь людей – бог мой, надо было брать с собой из управления всех, кто свободен – и тщательно обследуйте каждый квадратный метр в театре и вокруг него. Ищите билеты с оторванным контролем. Ясно? Когда закончите, все, что хотя бы отдаленно напоминает театральный билет или его обрывок, должно быть у меня. В первую очередь обыщите весь пол в зале, внимательно посмотрите в задней его части, на лестнице, в фойе, у выходов из театра – из коридоров в переулки, за кулисами, в мужском и дамском туалетах. Стоп, отставить. Позвоните в ближайший полицейский участок, пусть пришлют женщину-полицейского, в женском туалете она сделает это сама. Ясно? Флинт кивнул и удалился.
– Двинемся дальше. – Квин потер руки. – Мистер Панцер, не могли бы вы на минутку подойти ко мне? Очень любезно с вашей стороны, сэр. Боюсь, что сегодня вечером мы чересчур досаждаем вам, но тут уж ничего не поделаешь. Как я вижу, терпение у публики на пределе. Я был бы вам очень обязан, если бы вы вышли на сцену и попросили всех запастись терпением – ну и все такое прочее, что там еще можно сказать. Благодарю вас заранее!
Панцер поспешил к сцене по среднему выходу. Зрители хватали его за фалды фрака, пытаясь остановить. Детектив Хагстрем в нескольких шагах от инспектора делал ему знаки. Рядом с ним стоял невысокий паренек лет девятнадцати, который изо всех сил жевал резинку и явно нервничал, предвидя ожидающие его мучения. Он был одет в черную, расшитую золотом униформу, совершенно шикарную, но безвкусно дополненную манишкой со стоячим воротничком. На голове его красовалась шапочка, похожая на те, какие обычно носят посыльные в отелях.
– Это тот юноша, который сказал, что они в театре не продают эля с джином, – строго сказал Хагстрем, одновременно сжимая руку юноши, чтобы подбодрить его.
– Стало быть, не продаете, мальчик мой? – благожелательно спросил Квин. – Как же так? Почему же?
Юноша явно был перепуган до смерти. Глаза его так и бегали. Он то и дело, посматривал на Доила. Тот хлопнул его по плечу и сказал инспектору:
– Он немного робеет, но парень хороший. Я знаю его с детства. Вырос в моем районе. Отвечай же инспектору, Джесси…
– Ну, я не знаю, почему, сэр, – еле выдавил из себя парень, нервно переминаясь с, ноги на ногу. – Единственный напиток, который нам разрешается продавать в антрактах – это оранжад. У нас договор с фирмой… (и он назвал фамилию известного фабриканта, производившего прохладительные напитки). Он делает нам большую скидку, если мы торгуем только его продукцией. Так что…
– Понимаю, – кивнул инспектор. – Напитки продают только в антрактах?
– Да, сэр, – ответил парень, постепенно успокаиваясь. – Как только опустится занавес, открываются выходы из зала, а около них уже стоим мы с напарником. Заранее разворачиваем буфет и расставляем стаканы, в которые разливаем оранжад.
– Стало быть, вас двое?
– Нет, сэр, трое. Я забыл, в фойе торгует еще один парень.
– Хм… – Инспектор поглядел на него ласково. – Ну, мальчик мой, коли в Римском театре продают только оранжад, то как ты объяснишь мне появление здесь бутылки эля с джином?
Инспектор жестом фокусника достал откуда-то снизу, из-за спинок кресел темно-зеленую бутылку, обнаруженную в зале Хагстремом. Юноша побледнел и закусил губу. Глаза его снова беспокойно забегали, как будто он искал, куда бы ему спрятаться. В конце концов он засунул большой палец за воротник и закашлялся.
– Ну, в общем… – Он явно мялся, не решаясь сказать.
Инспектор поставил бутылку на пол и оперся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– Как тебя зовут? – осведомился он.
Цвет лица юноши резко изменился: только что он был бледным как мел, а теперь на глазах пожелтел. Он опасливо поглядывал на Хагстрема, который демонстративно достал блокнот и с грозным видом приготовился записывать.
Юноша облизнул пересохшие губы.
– Линч. Джесс Линч, – сказал он хрипло.
– И где же ты разворачиваешь свой буфет в антрактах, Линч? – сурово спросил инспектор.
– Я… Вот здесь, как раз здесь, в левом коридоре, сэр, – пролепетал юноша.
– Ага! – нахмурился инспектор. – И сегодня вечером ты тоже продавал в левом коридоре напитки, Линч?
– Ну, в общем, да, сэр.
– Ив таком случае ты можешь нам сказать что-нибудь об этой бутылке эля с джином?
Парень боязливо огляделся по сторонам, увидел далеко на сцене коренастую фигуру Луи Панцера, который как раз собирался сказать речь зрителям, наклонился к инспектору и прошептал:
– Да, сэр, мне знакома эта бутылка. Я не хотел об этом говорить, потому что мистер Панцер очень строг к тем, кто нарушает его инструкции. Он мигом вышвырнет меня, если узнает, что я сделал. Вы ведь не расскажете ему, сэр?
Инспектор, улыбаясь, ответил:
– Смелее, смелее, выкладывай, мой мальчик. Облегчи душу признанием. – Он откинулся на спинку кресла и сделал знак Хагстрему отойти.
– Все было так, сэр, – горячо принялся рассказывать Джесс Линч. – Я развернул свой буфет в коридоре, против выхода из зала, – эдак, примерно, за пять минут до конца первого акта, как, собственно, нам и положено. Когда билетерша открыла после первого акта дверь, я начал , громко предлагать выходящим зрителям напитки, – мы все так делаем. Многие люди у меня покупали, и мне некогда было смотреть по сторонам. Прошло некоторое время, толпа поредела, и я смог перевести дух. Тут ко мне подошел мужчина и сказал: «Я хотел бы бутылочку эля с джином, парень». Я поднял на него глаза. Такой расфуфыренный тип во фраке, уже слегка навеселе, судя по походке. Улыбался неизвестно чему и, казалось, был совершенно счастлив. Я еще подумал про себя: «Ясно, теперь тебе еще и эля с джином!». Тут он хлопнул себя по карманам брюк и игриво подмигнул. Ну, и…
– Минуточку, мальчик мой, – перебил его Квин, – тебе уже когда-нибудь доводилось видеть мертвых?
– Нет, сэр. Но мне кажется, что я выдержу это зрелище, – волнуясь, сказал юноша.
– Вот и прекрасно! Посмотри – это тот самый человек, который просил у тебя эль с джином?
Инспектор взял юношу под руку, подвел к телу и заставил склониться над ним. Джесс Линч оглядел труп с каким-то благоговением, а потом энергично закивал.
– Да, сэр, это тот господин.
– Ты совершенно уверен в этом, Джесс? Юноша кивнул еще раз.
– Вот что я хочу знать: он был так же одет, когда заговорил с тобой?
– Да, сэр.
– Может быть, все-таки чего-то не хватает, Джесс? Эллери, который стоял неподалеку в темной нише, даже шагнул вперед.
Юноша недоуменно поглядел на инспектора, потом на труп, потом опять на Квина-старшего. Он молчал целую минуту, а оба Квина не спускали глаз с его губ. Затем лицо его просветлело и он воскликнул:
– Ну, разумеется! Конечно, сэр! У него была еще шляпа, такой блестящий цилиндр, когда он разговаривал со мной.
Инспектор Квин не скрывал своей радости.
– Продолжай,. Джесс… О, доктор Праути! Наконец-то вы до нас добрались! Что вас так задержало?
К ним подошел долговязый худой мужчина с черной сумкой в руках. Он курил устрашающих размеров сигару, совершенно игнорируя запреты пожарных, и вообще производил впечатление человека страшно занятого и делового.
– Скажете тоже, инспектор, – ответил он, ставя сумку на пол и пожимая руки Эллери и инспектору Квину. – Задержало… Вы же знаете, что я недавно переехал, и телефон мне еще не поставили. Пришлось отправлять посыльного. Сегодня у меня был тяжелый день. Я рано лег. Но я собрался быстро, как только мог. Где жертва?
Инспектор показал ему тело, распростертое на полу. Доктор опустился рядом на колени. Один из полицейских подошел, чтобы светить ему фонариком. Квин взял Джесса Линча за руку и отвел немного в сторону.
– Ну и что было после того, как он попросил у тебя эль с джином, Джесс?
Парень, который пребывал в некотором оцепенении, наблюдая за происходящим, сглотнул слюну и продолжал свое повествование:
– Ну, в общем, сэр, я ему сказал, конечно, что мы не продаем эля с джином, только оранжад. Он подошел поближе. Я почувствовал, что от него попахивает спиртным. Он подмигнул мне со значением и сказал: «Заработаешь полдоллара, если принесешь мне бутылочку, парень! Я хочу выпить прямо сейчас». Ну, в общем, вы же знаете, что сегодня уже никто не дает чаевых… Короче, я ему сказал, что прямо сейчас не могу, но как только начнется второй акт, быстро сбегаю и куплю ему эту бутылочку:
Он сказал, где сидит и пошел обратно в зал, я сам видел. Как только антракт кончился и билетерши закрыли двери, я рванул через улицу в кафе.
– Ты обычно оставляешь в антракте свой буфет прямо в коридоре, Джесс?
– Нет, сэр. Перед самым закрытием дверей я свертываю торговлю и убираю буфет из коридора. Но поскольку этот человек сказал, что эль с джином ему нужен немедленно, я подумал, что мне лучше вначале сбегать за бутылочкой, – выйдет быстрее. Вернувшись, я убрал бы свой буфет, и никто бы мне ничего не сказал. Короче, я оставил прилавок в коридоре и побежал к «Либби». Купил бутылку эля с джином и принес под полой этому человеку. Он дал мне доллар на чай. Я подумал еще, что это весьма достойно с его стороны, потому что обещал он всего полдоллара.
– Ты очень хорошо все рассказал, Джесс, – с признательностью произнес инспектор. – Мне осталось выяснить только несколько частностей. Он сидел вот на этом кресле? Сюда тебе надо было прийти?
– О да, сэр. Он сказал: «ЛЛ 32, левая сторона». Именно здесь он и сидел.
– Прекрасно, прекрасно… – Инспектор помолчал, а потом быстро спросил:
– Тебе не бросилось в глаза, Джесс, один он был или с кем-то?
– Тут я точно уверен, сэр, – чуть ли не с радостью ответил юноша. – Он сидел совсем один, тут с краю. Мне это сразу бросилось в глаза, потому что зал у нас всегда переполнен с самой премьеры. Я удивился, сколько свободных мест.
– Это просто здорово, Джесс. Из тебя вышел бы хороший сыщик. А ты случайно не можешь мне сказать, сколько именно мест пустовало?
– Ну, сэр, было довольно темно, да и меня это особенно не интересовало. Думаю, где-то с полдюжины, некоторые в том же ряду, некоторые перед ним.
– Минуточку, Джесс.
Юноша испуганно обернулся, услышав за спиной низкий голос Эллери, и опять облизнул пересохшие губы.
– Когда ты отдавал ему бутылку, цилиндр был при нем? – спросил Эллери и коснулся тростью носка своего элегантного ботинка.
– Ну да… Да, сэр, – запинаясь, проговорил юноша. – Когда я отдавал ему бутылку, он держал цилиндр у себя на коленях. И еще при мне положил под кресло.
– Еще один вопрос, Джесс.
Юноша вздохнул с облегчением, стоило ему услышать спокойный голос инспектора.
– Как полагаешь, сколько времени тебе потребовалось, чтобы принести бутылку эля с джином? Хотя бы примерно? Как долго уже шел второй акт?
Джесс Линч на какую-то секунду задумался, а потом твердо сказал:
– Всего лишь десять минут, сэр. Нам всегда приходится следить за временем. Я знаю, что прошло десять минут, потому что как раз в этот момент, когда я вошел с бутылкой в зал, была сцена, когда гангстеры приводят девушку к себе и начинают пытать.
– Что за внимательный юный Гермес! – пробормотал Эллери и вдруг улыбнулся. При виде этой улыбки у юноши улетучились остатки страха. Он улыбнулся в ответ. Эллери загнул один палец и наклонился к нему.
– А скажи-ка мне, Джесс, во-первых, почему тебе понадобилось десять минут, чтобы перейти через улицу, купить бутылку эля с джином и вернуться назад? Ведь десять минут – это довольно долго, не так ли?
Юноша покраснел, как рак, и умоляюще посмотрел на инспектора.
– Ну, сэр, наверное, я просто задержался на несколько минут поболтать со своей подружкой.
– С твоей подружкой? – в голосе инспектора прозвучало некоторое любопытство.
– Да, сэр. С Элинор Либби. Ее отец – хозяин кафе напротив. Она.., она хотела, чтобы я постоял с ней за прилавком, когда я пришел покупать эль с джином. Я сказал ей, что мне нужно вернуться в театр, но она отпустила меня только тогда, когда я дал слово, что сразу вернусь. Мы поговорили всего несколько минут, а потом я вдруг вспомнил про свой буфет, оставленный в коридоре.
– О буфете в коридоре? – с живым интересом спросил Эллери. – Ну конечно, Джесс, ведь твой переносный буфет остался в коридоре. Только не говори мне, что злая судьба заставила тебя туда вернуться, покинув подружку. Не поверю!
– А как же иначе?! – удивленно воскликнул юноша. – То есть я хочу сказать, что мы пришли оба, вместе с Элинор.
– Вот как? Вместе с Элинор, Джесс? – мягко, спросил Эллери. – И как долго вы оба были в театре?
Услышав этот вопрос, инспектор оживился. Глаза его заблестели. Он пробормотал что-то с явным одобрением и стал слушать ответ юноши.
– Ну, в общем, я хотел сразу забрать буфет, сэр. Но Элинор и я… В общем, мы разговаривали, и Элинор предложила не сворачивать буфет, а оставить в коридоре до следующего антракта… Я подумал, что это неплохая идея. Я бы тогда дождался до пяти минут одиннадцатого, когда кончается второй акт, разлил бы заранее по стаканам оранжад и был наготове, когда откроют двери на второй антракт. Таким образом мы так и остались в коридоре, сэр. Но никаких нарушений в этом не было, сэр. Я не хотел делать ничего, что не полагается.
Эллери выпрямился во весь рост и внимательно посмотрел на юношу.
– Джесс, я бы хотел, чтобы ты сейчас все вспомнил максимально точно. Скажи, сколько было времени, когда ты появился с Элинор в коридоре?
– Ну… – Джесс почесал в затылке, – было примерно двадцать пять минут десятого, когда я отдал этому человеку его эль с джином, потом пошел в кафе к Элинор, оставался там несколько минут, а затем вернулся вместе с ней в театр. Было, должно быть, примерно девять тридцать пять, когда мы возвратились к моему буфету с напитками.
– Очень хорошо… А сколько было времени, когда ты снова ушел из коридора?
– Это было ровно в десять часов, сэр. Элинор посмотрела на свои часы, когда я спросил ее, не пора ли разлить по стаканам еще оранжаду.
– И ты не подозревал, что происходило в зале?
– Нет, сэр. Я ничего не слышал. Мы заговорились с Элинор. Я и понятия не имел, что там происходит, пока мы не подошли к выходу из зала и не увидели Джонни Чейза, билетера. Тот стоял там с таким видом, будто он часовой. Он сказал мне, что в зале произошел несчастный случай, и мистер Панцер поставил его на пост у входа в зал.
– Понимаю… – Эллери в некотором волнении снял очки. – Теперь будь внимательным, Джесс. За все это время, которое ты провел вместе с Элинор, кто-нибудь входил в коридор или выходил из него? Юноша не задержался с ответом:
– Нет, сэр, никто.
– Спасибо, мальчик мой, – инспектор по-свойски хлопнул парня по плечу и отпустил жестом. Потом поглядел по сторонам, высмотрел, наконец, Панцера, чьи объяснения со сцены не возымели никакого действия на публику, и энергично помахал рукой, требуя подойти.
– Мистер Панцер! – строго сказал он. – Мне нужен график спектакля… Во сколько поднимают занавес в начале второго акта?
– Второй акт начинается ровно в 9.15 и кончается в 10.05 вечера, – последовал немедленный ответ директора.
– И сегодняшний спектакль тоже шел по этому расписанию?
– Ну конечно. Мы должны строго придерживаться графика: ведь готовится смена освещения, выход актеров на сцену и так далее.
Инспектор производил в уме какие-то вычисления.
– Стало быть, в 9.25 юноша видел Фильда еще живым, – пробормотал он себе под нос. – Мертвым же его нашли в…
Он стремительно повернулся и позвал полицейского Доила. Тот подбежал трусцой.
– Доил, – спросил инспектор, – вспомните-ка, когда этот Пьюзак подошел к вам и рассказал про убийство? Полицейский почесал в затылке.
– Так сразу точно и не вспомнить, инспектор, – сказал он. – Помню только, что второй акт уже кончался, когда он пришел.
– Надо точнее, Доил, – раздраженно сказал Квин. – Где сейчас актеры?
– Я их собрал там, в задней части зала, – отвечал Доил. – Мы не знаем, что с ними делать.
– Приведите одного из них сюда, – распорядился инспектор.
Доил отправился выполнять приказ. Квин-старший поманил детектива Пиготта, который стоял в нескольких шагах от него вместе с какими-то мужчиной и женщиной.
– Это портье, Пиготт? – спросил Квин. Пиготт кивнул, и высокий тучный старик шагнул вперед, теребя в руках фуражку. Униформа сидела на нем несколько мешковато.
– Вы постоянно дежурите перед входом в театр? – спросил инспектор.
– Да, сэр, – ответил портье, продолжая терзать свой головной убор.
– Очень хорошо. А сейчас хорошенько подумайте, прежде чем ответить на мои вопросы. Кто-нибудь – не важно кто – выходил из зала в фойе, пока шел второй акт?
Инспектор напряженно ждал ответа, весь подавшись вперед. Прошла, наверное, минута, прежде чем старик ответил. Он сказал медленно, но твердо:
– Нет, сэр. Из зала никто не выходил. То есть никто, кроме парня, который торгует напитками.
– Вы все время были у входа? – спросил инспектор.
– Да, сэр.
– Ну, хорошо. Вспомните, а не входил ли кто-нибудь в зал во время второго акта?
– Да, Джесси Линч, тот самый парень – торговец напитками – входил после того, как второй акт начался.
– А еще кто-нибудь?
Все затихли, чтобы не мешать старику сосредоточиться. Он подумал с минуту, а потом обвел всех беспомощным взглядом и пробормотал:
– Не могу припомнить, сэр.
Инспектор недовольно глянул на него. Казалось, этот человек и взаправду так разволновался. Он весь вспотел, а краем глаза то и дело поглядывал на Панцера, словно опасался, что забывчивость может стоить ему места.
– Я действительно сожалею, сэр. Ужасно сожалею, – повторил портье. – Может, кто и входил, но память у меня уже не та, что в молодости. Я.., я уже не могу припомнить точно.
Лепет старика решительно прервал Эллери.
– И как долго вы уже служите здесь портье? Растерянный взгляд старика обратился к Эллери.
– Почти десять лет, сэр. Я не всегда работал портье. Только когда состарился и уже не мог делать ничего другого…
– Понимаю, – примирительно сказал Эллери. Он поколебался немного, но все же решил продолжать свои расспросы. – Вы, человек, который так долго проработал портье, можете, наверное, упустить из вида что-то, что происходит во время первого акта. Знаете, суета, приезжают опоздавшие… Но ведь ко второму акту люди в театр приходят редко.; Я уверен – если вы хорошенько подумаете, то сможете так или иначе ответить на заданный вам вопрос.
Старик уже весь измучился.
– Я.., я уже не помню, сэр. Я мог бы утверждать, что никто не приходил, но может оказаться, что это и не так. Я просто не могу ответить.
– Ладно, – инспектор положил руку старику на плечо, – забудьте об этом. Может быть, мы требуем слишком много. Пока у нас вопросов больше нет.
Портье, шаркая ногами, ушел.
Явился Доил, ведя за собой высокого красивого мужчину в костюме из грубого твида, с остатками грима на лице.
– Инспектор, это мистер Пил, исполнитель главной роли в пьесе, – отрапортовал Доил.
Квин улыбнулся актеру и протянул ему руку.
– Очень рад познакомиться с вами, мистер Пил. Может быть, вы поможете нам уточнить одно обстоятельство.
– С удовольствием помогу, инспектор, – ответил сочным баритоном Пил. Он глянул на врача, который все еще занимался трупом, и брезгливо отвел взгляд.
– Я полагаю, что вы находились на сцене, когда в зале начались крики и суматоха в связи с тем, что произошло, – начал инспектор.
– О, да. Все актеры, занятые в спектакле, как раз были на сцене. Что именно вас интересует?
– Вы можете назвать точное время, когда вы заметили, что в зрительном зале что-то не так?
– Да, могу. Это случилось примерно за десять минут до окончания второго акта – как раз кульминация всей пьесы. По роли я должен был выстрелить из пистолета. На репетициях эта сцена вызывала много споров, а потому сам момент я ни с чем не спутаю.
Инспектор кивнул.
– Большое спасибо, мистер Пил. Именно это я и хотел узнать… Пользуясь случаем, я хотел бы извиниться за то, что мы обошлись столь бесцеремонно с вами, актерами. У нас просто было множество хлопот и не нашлось времени, чтобы организовать все более подобающим образом. Вы и все остальные актеры можете быть свободны и пройти к себе в гримуборные за сценой. Разумеется, вы не должны пытаться покинуть театр, пока вам это не будет разрешено.
– Я все понимаю, инспектор. Меня радует, что я смог помочь вам.
Пил поклонился и ушел.
Инспектор, погрузившись в раздумье, оперся на спинку соседнего кресла. Эллери, который стоял с ним рядом, с отсутствующим видом протирал стекла пенсне. Отец многозначительно подмигнул ему.
– Ну что, Эллери? – негромко спросил он.
– Это элементарно, мой дорогой Ватсон, – отозвался Эллери. – Нашего достопочтенного покойника видели в последний раз живым в 9.25, а примерно в 9.55 он был при смерти. Вопрос: что произошло в этот промежуток времени? До смешного простой вопрос.
– Язык у тебя без костей, – вздохнул инспектор Квин. – Пиготт!
– Да, сэр.
– Это что, билетерша? Надеюсь, она поможет сдвинуть дело с мертвой точки.
Пиготт отпустил руку молодой дамы, стоявшей рядом с ним. Она была броско накрашена и улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы. Будучи отпущена, она грациозно прошла вперед и с вызовом глянула на инспектора.
– Вы билетерша, и постоянно дежурили в этом проходе, мисс… – добродушным тоном начал инспектор.
– Мисс О'Коннел. Мадж О'Коннел. Да, я билетерша! Инспектор галантно взял ее под руку.
– Боюсь, что мне придется просить вас быть столь же любезной, сколь вы бойки, милая моя, – сказал он. – Пройдемте на минуточку сюда.
Лицо девушки сделалось бледным, как мел, когда она дошла до ряда ЛЛ.
– Прошу прощения, доктор. Не могли бы вы на минутку прерваться?
Доктор Праути немного рассеянно взглянул на них.
– Да, пожалуйста, инспектор, я почти закончил. Он встал и отступил в сторону, покусывая кончик сигары.
Квин наблюдал за лицом девушки, когда та наклонилась над мертвым телом. Она затаила дыхание.
– Вспомните, указывали ли вы сегодня этому мужчине его место, мисс О'Коннел?
– Вероятно, да. Однако сегодня у меня, как обычно, была масса хлопот. Мне надо было рассадить двести зрителей, за которых я отвечаю. А потому конкретно его определенно припомнить не могу.
– Но вы, по крайней мере, помните, были ли вот эти места, которые сейчас пустуют, незанятыми на протяжении всего первого и второго актов?
Инспектор указал на семь свободных кресел.
– Ну, мне кажется, я припоминаю… Они мне бросились в глаза, когда я ходила мимо… Нет, сэр. Мне кажется, что сегодня на этих местах никто не сидел.
– А во время второго акта кто-нибудь проходил по этому проходу, мисс О'Коннел? Вспомните точно. Очень важно знать правду.
Девушка снова поколебалась, но потом дерзко поглядела в каменное лицо инспектора.
– Нет, я не видела, чтобы кто-то ходил по проходу. – И тут же поспешила добавить:
– Едва ли я могу много сказать вам. Мне про всю эту историю ничего не известно. Я зарабатываю свои деньги в поте лица, и…
– Ну ладно, ладно, милая моя, все это мы понимаем. Скажите, а где вы обычно стоите, когда всех рассадите? Девушка указала на начало прохода.
– Вы находитесь там на протяжении всего второго акта, мисс О'Коннел? – вкрадчиво спросил инспектор.
Та облизнула пересохшие губы, прежде чем дать ответ.
– Ну… Да, была. В самом деле, за весь вечер я не заметила ничего необычного.
– Очень хорошо. – Голос Квина зазвучал мягко, почти что нежно. – У меня все.
Девушка удалилась мелкими и быстрыми шажками. Позади инспектора произошло какое-то движение. Квин обернулся и оказался лицом к лицу с доктором Праути, который выпрямился во весь рост и как раз закрывал свою сумку. Доктор невесело посвистывал.
– Ну, док, я вижу, вы готовы. Каков будет вердикт?
– Он будет краток, инспектор. Этот человек умер примерно два часа назад. Относительно причины смерти я некоторое время испытывал сомнения, но теперь уверен, что это – яд. Все признаки указывают на алкогольное отравление – вы, наверное, обратили внимание на синюшный цвет кожи. А понюхали, как от него пахнет? Несет самой отвратной сивухой, какую только приходилось мне нюхать в жизни. Пьян был, похоже, в стельку. Разумеется, это не обычное алкогольное отравление – если бы только оно, он бы не кончился так быстро. Вот и все, что я могу сказать в данный момент.
Он принялся застегивать пальто.
Квин извлек из своей сумки обернутую в носовой платок бутылку и передал доктору Праути.
– Это – бутылка покойного, док. Исследуйте, пожалуйста, для меня ее содержимое. Но займитесь этим, пожалуйста, только после того, как Джимми внизу в лаборатории посмотрит отпечатки пальцев. И потом… Погодите-ка немного!
Инспектор взял на ковре в углу еще одну полупустую бутылку эля с джином. – Исследуйте для меня и это, доктор!
Доктор Праути аккуратно поставил в свою сумку обе бутылки, а потом надел шляпу.
– Хорошо. Итак, я откланяюсь, инспектор, – сказал он неторопливо. – Когда проведу вскрытие, напишу для вас подробный отчет. Тогда картина у вас будет пояснее. Впрочем, катафалк для перевозки тела, должно быть, уже ждет внизу. Я позвонил и вызвал его еще на пути сюда. Ну, пока.
Стоило доктору Праути уйти, как тут же появились два санитара в белом с каталкой. По знаку Квина они взяли тело, подняли и уложили на каталку, накрыли простыней и быстро повезли к выходу. Детективы и полицейские, стоявшие у дверей, с облегчением наблюдали, как увозят зловещий груз. Главная часть работы на сегодняшний вечер для них уже была закончена. Публика, шурша программками и газетами, покашливая, вертя головами и судача, с интересом наблюдала, как без пышных церемоний из зала отбывает покойный.
Едва усталый инспектор Квин обернулся к Эллери, как в правой части зала вдруг возникла легкая суматоха. Люди повскакивали со своих мест, чтобы увидеть, что происходит. Полицейские принялись призывать публику к порядку. Квин что-то коротко сказал полицейскому в форме, который стоял рядом с ним. Вскоре показались двое полицейских, которые вели под руки какого-то отчаянно вырывавшегося субъекта. Они доволокли его до конца левого прохода и насильно поставили по стойке «смирно».
Человек, которого они держали, был невысок, и вообще походил на, небольшую: крысу. Он был одет в отвратительный костюм массового пошива. На голове у него красовалась черная шапочка – из тех, что носят некоторые сельские священники. Рот у мужчины безобразно искривлялся и непрерывно извергал чудовищные проклятия. Но стоило инспектору взглянуть на него, как он тут же перестал сопротивляться.
– Мы задержали этого человека, когда он пытался ускользнуть через боковой выход на той стороне, инспектор, – запыхавшись, доложил один из полицейских, не переставая немилосердно встряхивать попавшую к нему в руки добычу.
Инспектор хихикнул, извлек из кармана табакерку, взял свою обычную понюшку табаку и, весь сияя, поглядел на сжавшегося и стихшего мужчину.
– Прекрасно, прекрасно. Пастор, – сказал он задушевно. – Действительно мило с твоей стороны появиться в столь подходящий момент!
