Эллери Куин
Таинственный цилиндр
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой много званых, но лишь двое избранных
Многие люди слишком слабы, чтобы выносить вид скулящего и ноющего собрата. Он вызывает у них сострадание. Эллери был единственным из всего молчаливого круга собравшихся посмотреть спектакль, который разыгрывался типом по кличке «Пастор», кто относился к лицедею равнодушно, даже с отвращением.
Услышав ехидное замечание старшего Квина, Пастор резко выпрямился, глянул ему в глаза и вновь принялся отчаянно вырываться из рук полицейских, которые крепко его держали. Он строил рожи, плевался, изрыгал проклятия, но в конце концов стих и даже, кажется, перестал дышать. Его бесчинства привлекли внимание еще нескольких полицейских. Они подошли и совместными усилиями уложили его на пол. Оказавшись на полу, Пастор вдруг весь обмяк и съежился, будто шарик, из которого выпустили воздух. Полицейские без лишних церемоний снова поставили его на ноги, и он спокойно стоял теперь, опустив глаза и держа в руках свою шапочку.
– Вот что, Пастор, – сказал инспектор таким тоном, каким родители разговаривают с капризным ребенком, только что закатившим истерику, – ты же знаешь, что подобные штучки на меня не действуют. Ты что, забыл нашу последнюю встречу у реки?
– Отвечая, когда тебя спрашивают! – прикрикнул на него полицейский и ткнул под ребро кулаком.
– Я вообще ничего не знаю, а кроме того, и не обязан ничего говорить, – пробормотал себе под нос Пастор и переступил с ноги на ногу.
– Ты удивляешь меня, Пастор, – отечески сказал Квин; – Я ведь и не спрашиваю у тебя, что ты знаешь, а что – нет.
– Вы не имеете права задерживать невинного человека! – возмущенно воскликнул Пастор. – Что я, хуже всех остальных, здесь сидящих? Я купил себе билет и заплатил за него наличными. К чему тогда все это? Почему мне мешают идти домой?
– Вот, значит, как. Стало быть, ты купил билет? – спросил инспектор, покачиваясь на каблуках. – Ну, хорошо. А как насчет того, чтобы достать его и показать папаше Квину?
Рука Пастора с поразительной быстротой и ловкостью скользнула в боковой карман пиджака. Лицо его вдруг побледнело, и он медленно достал руку. Никакого билета в ней не было. Ворча, он принялся обшаривать все остальные карманы, чем только развеселил инспектора.
– Черт подери! Что за напасть такая! Всю жизнь храню билеты при себе до конца – и надо же, именно в этот раз выбросил. Весьма сожалею, инспектор.
– Вот и славно, – сказал Квин. Лицо его враз посуровело. – Бросай свои выходки, Казанелли. Что ты сегодня вечером делал здесь, в театре? И почему вдруг решил смыться? Отвечай же!
Пастор огляделся. Его крепко держали двое полицейских. Вокруг стояло несколько мужчин, не настроенных шутить. Шансов убежать, считай, не было. Лицо Пастора в очередной раз изменило свое выражение. Теперь на нем были написаны совершенная невинность и благочестие, словно у настоящего пастора. Маленькие глазки его зажглись неземным светом, как будто он был христианский мученик в окружении злобных судей-язычников. Надо сказать, что Пастор уже не раз с успехом использовал подобный трюк.
– Инспектор, – сказал он, – вы же знаете, что не имеете права хватать меня без всяких на то законных оснований, не так ли? У каждого, к тому же, есть право пригласить адвоката, или как? Уверен, что есть!
И он гордо замолчал. Инспектор смерил его любопытным взглядом.
– Когда ты в последний раз видел Фильда? – спросил он.
– Фильда? Уж не имеете ли вы в виду Монти Фильда? Никогда в жизни не слыхал о нем, инспектор, – ответил Пастор довольно неуверенно. – Интересно, что это вы мне хотите пришить…
– Ничего, Пастор, ровным счетом ничего. Но пока ты не пожелаешь ответить, нам придется держать тебя и не пускать: а вдруг ты все-таки надумаешь сказать нам что-нибудь. И не забывай, Пастор, что по-прежнему существует одно небольшое дельце о краже шелка, которое можно копнуть и поглубже. – Он обратился к одному из полицейских. – Офицер, проводите нашего друга в приемную перед кабинетом директора и составьте ему там компанию на некоторое время.
Эллери, задумчиво наблюдавший за тем, как уводят Пастора, был просто поражен, когда отец его проговорил вполголоса:
– Не сильно-то он умен, этот Пастор. Допустить такой прокол!
– Будь благодарен за такой подарок судьбы, – улыбаясь, сказал Эллери. – Одна ошибка потянет за собой двадцать.
Инспектор повернулся к Велье, который как раз подошел с пачкой листков.
– О, вот и Томас вернулся. – Инспектор, кажется, окончательно пришел в хорошее расположение духа. – И что же ты выяснил, Томас?
– Ну, сэр, трудно сказать так сразу, – ответил сержант, поглаживая пальцами край бумажной пачки. – На этих листках только половина списка, вторая половина еще не готова. Но я думаю, что даже здесь вы найдете для себя кое-что интересное.
Он передал Квину листки, на которых были наскоро записаны фамилии и адреса. Это был составленный по приказу инспектора список зрителей. Квин-старший и Эллери быстро пробежали его глазами. Они дошли уже до середины, когда инспектор запнулся на одной из фамилий. Он прочитал ее еще раз, а затем озадаченно поглядел на Велье.
– Морган… – задумчиво повторил он. – Бенджамин Морган… Что-то очень знакомое. Томас, тебе о чем-нибудь говорит это имя?
Велье только усмехнулся.
– Я так и знал, что вы спросите, инспектор. Бенджамин Морган два года назад был партнером Монти Фильда: содержал вместе с ним адвокатскую контору.
Квин покивал. Все трое обменялись многозначительными взглядами. Потом инспектор произнес:
– Боюсь, что нам придется заняться мистером Морганом.
Он вздохнул и снова принялся читать список. Прочитывал каждую фамилию по отдельности, задумчиво поднимал взгляд, покачивал головой и читал дальше. Велье, который знал, как славится Квин своей великолепной памятью на людей, наблюдал за ним с великим почтением. Наконец инспектор отдал ему все листки обратно.
– Прежде чем ты закончишь вторую половину списка, Томас, попроси Моргана зайти в кабинет Панцера, – сказал Квин. – Не нагоняй на него страха и позаботься, чтобы он нашел свой билет еще до того, как будет в кабинете.
Велье ушел.
Инспектор знаком подозвал к себе Панцера, наблюдавшего за работой полицейских. Директор театра поспешил к нему.
– Мистер Панцер, – спросил его Квин, – когда уборщицы обычно начинают свою работу?
– Они уже давно пришли, инспектор, и ждут. В большинстве театров убирают рано утром, но я хочу, чтобы мой персонал приходил сразу же после вечернего спектакля. А что вы задумали?
– Я хочу попросить вас вот о чем, мистер Панцер, – спокойно продолжал Квин. – Распорядитесь, пожалуйста, чтобы уборщицы сегодня вечером, когда все уйдут, поработали особенно тщательно. Пусть соберут и сохранят все, что найдут. Абсолютно все, даже то, что может им показаться совсем незначительным. А особо пусть обратят внимание на обрывки билетов. Как, вы можете им доверять?
– О! Целиком и полностью! Они работают в этом театре с момента его открытия. Можете быть уверены, они ничего не проглядят. А что мне потом делать с этим мусором?
– Аккуратно упаковать и прислать мне завтра в управление с надежным человеком. – Инспектор помолчал. – Мистер Панцер, мне бы хотелось, чтобы вы поняли, насколько важно это задание. Оно значительно важнее, чем может показаться. Вы понимаете это?
– Конечно, конечно! – И Панцер бросился отдавать распоряжения.
К инспектору подошел детектив с седыми висками. В руке у него была пачка бумаг.
– Сержант Велье поручил мне отдать, вам этот список. Он говорит, что здесь имена и адреса остальных зрителей, инспектор.
Квин взял листки с явным нетерпением. Он провел по столбцам фамилий пальцем. Дойдя почти до самого низа последнего листа, он улыбнулся, торжествующе глянул на Эллери, а потом дочитал фамилии на листке до конца. Повернулся и что-то прошептал на ухо сыну. Эллери кивнул, глаза его загорелись. Инспектор обратился к детективу, который ожидал рядом:
– Джонсон, – сказал он, разглаживая страницы, – мне бы хотелось, чтобы вы нашли Велье и попросили его подойти ко мне. Потом найдите вот эту женщину, – инспектор указал пальцем на фамилию и номер кресла в списке, – и проводите ее в кабинет директора. Вы застанете там некоего Моргана. Оставайтесь с ними, пока не получите дальнейших распоряжений. Если они станут разговаривать между собой, постарайтесь запомнить содержание их беседы. С женщиной обойдитесь предельно вежливо.
– Есть, сэр. Велье еще поручил сообщить вам, что он отделил в особую группу тех зрителей, у которых не оказалось билетов. Он хочет знать, что ему с ними делать.
– А их имена есть в этих двух списках, Джонсон? – спросил инспектор, протягивая детективу пачку листков для передачи Велье.
– Да, сэр.
– Тогда скажите Велье, пусть отпускает их, но лишь после того, как составит специальный список с их фамилиями. Мне вовсе не обязательно смотреть на них, или разговаривать с ними.
Джонсон козырнул и исчез.
Квин начал о чем-то вполголоса беседовать с Эллери, который явно был обеспокоен. Их прервал вернувшийся Панцер.
– Инспектор… – директор театра вежливо кашлянул.
– Ах, это вы, Панцер, – сказал инспектор, быстро оборачиваясь. – С уборщицами все в порядке?
– Да, сэр. Есть ли еще что-нибудь, что я мог бы сделать для вас? Но.., впрочем, я надеюсь, вы простите мне этот вопрос… Сколько еще придется ждать публике? Многие люди настойчиво спрашивают. Надеюсь, все кончится спокойно, но…
Смуглое лицо директора заливал пот.
– О! Не берите в голову, Панцер. Скоро их ожидание кончится. Я как раз собирался отдать приказ своим людям отпустить публику. Но прежде чем зрители покинут театр, у них появится еще один повод для жалоб, – добавил инспектор с хмурой усмешкой.
– Вот как?
– Да, именно так. Им придется пройти обыск. Без сомнения, многие будут протестовать. Вам будут грозить судом, размахивать кулаками перед вашим носом, но это не должно вас особенно беспокоить. За все, что происходит здесь сегодня вечером, отвечаю я. Я же позабочусь о том, Чтобы спасти вас от их гнева… Нам теперь нужна женщина – помочь моим людям при обыске. Одна служащая полиции у меня есть, но она уже занята внизу. Вы не могли бы найти надежную женщину, лучше в возрасте, которая не возражали бы против участия в этом неблагодарном деле и держала бы язык за зубами?
Директор немного подумал.
– Полагаю, у меня есть подходящий человек для вас. Ее зовут миссис Филипс, она наша гардеробщица. Прекрасно подойдет для выполнения этой задачи.
– Замечательно! – с облегчением сказал Квин. – Сейчас же приведите ее и поставьте у главного выхода. Сержант Велье даст ей необходимые указания.
Велье подошел как раз в это время и услышал последние слова инспектора. Панцер поспешил вниз по проходу куда-то к ложам.
– Ты нашел Моргана? – спросил Квин.
– Да, инспектор.
– Хорошо, тогда следующее поручение, и после этого ты свободен, Томас. Я хочу, чтобы ты наблюдал за тем, как будут проходить обыск люди, которые сидели в партере и в ложах. Выпускай их строго по одному. И пусть обыскивают основательно. Все должны выходить через главный вход. Чтобы это было наверняка, предупреди людей, которые дежурят у боковых выходов из зала. Заворачивайте всех, кто попытается выйти. Велье кивнул.
– Теперь – что касается обыска. Пиготт!
Детектив подошел.
– Пиготт, ваша задача – сопровождать мистера Квина и сержанта Велье. Обыск проводите внимательно. Ищите все, что может быть подозрительным. Собирайте все билеты. И особенно обратите внимание, если у кого-нибудь окажется лишняя шляпа. Шляпа, которая нужна мне, – шелковый цилиндр. Но если у кого-нибудь будет два головных убора, даже другого фасона, позаботьтесь его задержать. Итак, принимайтесь за дело!
Эллери последовал за Пиготтом. Когда к ним присоединился Велье, Квин-старший крикнул вслед:
– Разрешите зрителям спускаться с балкона только тогда, когда в партере уже никого не останется. Пошлите туда кого-нибудь: пусть успокаивает и поддерживает порядок.
Дав это последнее важное указание, инспектор повернулся к Дойлу, который стоял поблизости, и сказал:
– Быстренько бегите в гардероб, Доил, мальчик мой, да смотрите там во все глаза, как люди будут получать свои вещи. Когда все уйдут, внимательнейшим образом все обыщите. Если что-нибудь останется невостребованным, принесите это мне.
Оставшись в одиночестве, Квин прислонился к колонне, которая, словно мраморный страж, возвышалась возле того места, где произошло убийство. Он стоял с отсутствующим взором, держа руки за спиной, когда к нему подбежал широкоплечий Флинт с блестящими от волнения глазами.
– Что-нибудь нашли, Флинт? – спросил инспектор, шаря в кармане в поисках своей табакерки.
Детектив молча протянул ему билет с оторванным контролем. Билет был синего цвета, с надписью: «ЛЛ 30, левая сторона».
– Отлично! – воскликнул Квин. – Где вы это нашли?
– Прямо напротив главного входа в зал, – сказал Флинт. – Похоже, что владелец билета бросил его сразу же, как прошел контроль и оказался в зале.
Квин достал из своего кармана билет, найденный им у Монти Фильда, и принялся сравнивать его с тем, что принес Флинт. Билеты на соседние места были одного цвета и с почти одинаковыми надписями. На одном – «ЛЛ 30, левая сторона», на другом – «ЛЛ 32, левая сторона». Квин пристально всматривался в эти билеты, которые, казалось, не представляли собой ничего особенного. Он сосредоточенно склонился над ними и приложил друг к другу обратными сторонами. Нахмурился. Попытался приложить лицевыми. Потом обратную сторону одного билета приложил к лицевой другого.
Ни в одном из трех случаев линия, по которой был оторван контроль, у билетов не совпадала.
ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой инспектор Квин проводит ряд серьезных бесед
Квин надвинул шляпу на глаза и пошел по широкому красному ковру, который покрывал за последним рядом кресел заднюю часть зала. На ходу он пытался отыскать в кармане брюк свою неизменную табакерку. В другой руке он все еще держал два синих театральных билета, а на лице его было написано все что угодно, только не удовлетворенность достигнутым.
Прежде чем открыть дверь с зеленой обивкой, на которой красовалась табличка «Кабинет директора», он оглянулся и обвел взглядом зрительный зал. Здесь по-прежнему царила сутолока, но в ней уже чувствовался определенный порядок. Полицейские и детективы проходили между кресел, давали указания, отвечали на вопросы, поднимали людей с их кресел и выстраивали в очередь в центральном проходе. Очередь кончалась у массивных дверей главного входа в зал, где шел обыск. Инспектор мимоходом отметил, что он не вызвал у зрителей особо сильного протеста. Они, казалось, чересчур устали, чтобы возмущаться.
Женщин – кого-то из них подобная неприятная процедура рассердила, а кого-то просто позабавила – быстро, но по-матерински заботливо обыскивала миссис Филипс, пожилая дама в черном.
Квин посмотрел на детективов у центрального входа. Пиготт, обладавший многолетним опытом, стремительными легкими движениями ощупывал одежду мужчин.
Велье, стоявший рядом, примечал, кто как реагирует на предстоящий обыск. Время от времени он сам обыскивал тех, кто вел себя неестественно. Эллери, находившийся немного поодаль, курил, засунув руки в карманы своего широкого пальто. Складывалось впечатление, что происходящее его совершенно не интересует, и он всецело поглощен размышлениями об упущенной возможности приобрести первое издание Фальконе. Инспектор вздохнул и открыл дверь с табличкой.]
Маленькая приемная перед директорским кабинетом была отделана дубом и бронзой. У стены, утопая в мягком кожаном кресле, с совершенно безучастным видом курил сигарету Пастор Джонни. Рядом с его креслом стоял полицейский, положив на плечо Пастору свою внушительную ручищу.
– Следуй за мной, Пастор, – сказал инспектор, проходя мимо.
Маленький гангстер ловким щелчком отправил окурок в урну и поспешил за Квином, неотступно преследуемый дюжим полицейским.
Обстановка директорского кабинета говорила о незаурядном вкусе Луи Панцера. Светло-зеленая лампа освещала украшенный резьбой письменный стол. Стулья и клубные столики для курения, изящная вешалка, обтянутый шелком диван – все было изысканно и умело расставлено. В отличие от кабинетов большинства театральных директоров, здесь отсутствовали фотографии звезд сцены, известных менеджеров, режиссеров и меценатов. Зато стены украшали великолепные эстампы, большой гобелен и картина, принадлежащая кисти Констебля.
Но инспектора, стоявшего на пороге, интересовало вовсе не художественное убранство директорского кабинета. Он рассматривал шестерых людей, ожидавших его здесь. Рядом с детективом Джонсоном сидел одетый в безупречно сшитый фрак склонный к полноте мужчина средних лет, с умным взглядом; вид у него был слегка растерянный. Чуть поодаль от них располагались еще четверо. Красивая девушка в простом вечернем платье и в накидке, подняв глаза? слушала симпатичного молодого человека в отличном фраке, который, склоняясь над спинкой ее кресла, что-то серьезно говорил ей. Две женщины рядом с девушкой тоже подались в своих креслах вперед, чтобы слышать, о чем идет речь.
Полноватый мужчина не интересовался их беседой и вообще держался особняком. Едва вошел инспектор, как он встал и вопросительно посмотрел на него. Разговор тоже сразу прекратился. Все взоры устремились на Квина. Недовольно покашливая, Пастор Джонни, по-прежнему сопровождаемый полицейским, быстро пересек кабинет в сопровождении полицейского и уселся в противоположном углу. Похоже, великосветское общество, в котором он оказался, произвело на него угнетающее впечатление.
Квин расположился за письменным столом так, чтобы видеть всех в кабинете. Затем знаком подозвал Джонсона.
– Кто эти трое, которых вы привели сюда без моих указаний? – еле слышно спросил он детектива.
– Вон тот, постарше – Морган, – так же тихо ответил Джонсон. – Красавица рядом с ним – та дама, которую вы велели пригласить. Когда я нашел ее в зале, она была вместе с этим парнем и женщинами. Все четверо, сдается мне, приятели. Я передал ей вашу просьбу, она занервничала, но встала и пошла за мной. Остальные пошли тоже. Я не знал, как с ними поступить, а потом подумал – вдруг вам захочется поглядеть и на них, инспектор…
Квин кивнул.
– Удалось узнать что-нибудь интересное из разговоров? – продолжил он расспросы.
– Ровным счетом ничего. Пожилой, кажется, никого здесь не знает. А другие только и делают, что удивляются, почему вам заблагорассудилось поговорить именно с этой юной дамой.
Инспектор указал Джонсону на кресло в углу и обратился к собравшимся в кабинете.
– Я пригласил двоих из вас для небольшой беседы, – сказал он приветливо. – Поскольку же остальные пришли сюда по своей воле, им придется ждать, не сетуя. А сейчас я вынужден просить всех вас выйти в приемную, пока я не разберу одно дельце с этим вот господином.
Он кивнул на гангстера, явно задетого пренебрежительным тоном инспектора.
Двое мужчин и трое женщин вышли, оживленно разговаривая. Джонсон закрыл за ними дверь. Квин стремительно повернулся к Джонни.
– Тащи сюда эту крысу! – скомандовал он полицейскому. Тот без церемоний поднял Пастора Джонни и поставил на ковер перед письменным столом.
– Вот ты мне и попался, Пастор. Давно я хотел до тебя добраться, – с угрозой проговорил Квин. – Наконец-то мы можем мило поговорить и никто нам не помешает. Ясно?
Пастор не ответил. Глаза его злобно поблескивали.
– Итак, ты ничего не скажешь, Джонни? И чего ты добьешься таким образом? Думаешь, долго сможешь играть в молчанку?
– Я ведь уже сказал вам – ничего не знаю, а кроме того, ничего не стану говорить без своего адвоката, – упрямо заявил гангстер.
– Твоего адвоката? Прошу прощения, Пастор. А кто же твой адвокат? – смиренно осведомился инспектор.
Пастор прикусил язык и замолчал. Квин повернулся к Джонсону.
– Джонсон, мальчик мой, вы ведь работали над этим делом о нападении на «Вавилон»? – спросил он.
– Было такое, шеф, – ответил детектив. – Работал.
– За это нападение, – ласково пояснил Квин гангстеру, – ты схлопотал год. Припоминаешь, Пастор? По-прежнему ни слова в ответ.
– Джонсон, – продолжил инспектор, откидываясь на спинку кресла, – помогите-ка мне освежить память. Кто тогда был адвокатом Пастора?
– Фильд! – воскликнул Джонсон и уставился на Пастора с некоторым удивлением.
– То-то и оно. Тот милый господин, который сейчас лежит на холодном столе в морге. Что скажешь, Пастор, по этому поводу? Хватит ломать комедию! Надеюсь, ты не будешь врать, что не знаком с Монти Фильдом? Стоило мне назвать фамилию, как ты сразу же назвал имя. Говори же, наконец, все, что знаешь.
Гангстер с наигранным отчаянием привалился к полицейскому, облизнул губы и сказал:
– Ваша взяла, инспектор. Вы меня поймали. Но я… Я совершенно ничего не знаю про эту заварушку здесь, в театре. Честно. Я уже месяц как не видел Фильда. Не видел! Бог мой, уж не хотите ли вы повесить на меня это дело?
Он с опаской поглядел на Квина. Полицейский встряхнул его и поставил прямо.
– Эх, Пастор, Пастор, – сказал Квин. – Как ты любишь делать преждевременные выводы. Мне всего-то нужна от тебя маленькая информация. Нет, если ты, конечно, желаешь признаться в убийстве, то я приглашу своих людей, мы снимем твои показания и отправимся по домам спать. Звать?
– Нет! – закричал гангстер и отчаянно махнул рукой. Полицейский умело поймал ее и заломил за спину, – Как это вам только в голову такое пришло? Мне вообще не в чем признаваться. Я ничего не знаю. Я не видел Фильда сегодня вечером, я даже не знал, что он здесь. Признаться.., как же! У меня есть несколько очень и очень влиятельных друзей. Вы ничего не сможете мне пришить, это я вам обещаю, инспектор!
– Весьма сожалею, Джонни, – вздохнул инспектор, беря понюшку табаку. – Ну, хорошо. Ты не убивал Монти Фильда. Во сколько ты сегодня пришел сюда и где твой билет?
Пастор повертел в руках шляпу.
– Я до сих пор ничего не говорил, инспектор, потому что мне казалось, что вы под меня копаете. Я могу объяснить, как и когда я здесь появился, – комар носа не подточит. Это было примерно в половине девятого. Я прошел по контрамарке. Вот она, надорванная билетершей.
Квин взял протянутую Пастором синюю контрамарку и, бегло осмотрев, сунул к себе в карман.
– А откуда вы взяли эту контрамарку, Джонни?
– Я… Мне дала ее моя подруга, инспектор, – нервно ответил гангстер.
– Ага! На сцене появляется женщина! – довольно сказал Квин. – И как же зовут эту юную Цирцею, Джонни?
– Кого-кого? Ну, в общем, она… Эй, инспектор, послушайте! Ведь вы не устроите ей никаких неприятностей? Она – приличная девушка, а кроме того – тоже ничего не знает. Честное слово, я…
– Ее имя? – перебил Пастора Квин.
– Мадж О'Коннел, – жалобно произнес Джонни. – Она работает тут билетершей.
Квин быстро обменялся взглядом с Джонсоном. Детектив вышел из кабинета.
– Та-ак, – проговорил инспектор и снова откинулся на спинку кресла. – Мой старинный друг Пастор Джонни, оказывается, ничего не знает про Монти Фильда.
Знать не знает и ведать не ведает. Славно, славно. Поглядим, насколько это сойдется с рассказом твоей пассии.
Говоря это, инспектор пристально смотрел на шляпу в руках у гангстера. Шляпа была дешевая, фетровая и очень подходила к скромному костюму Джонни – именно такие обычно носят настоящие пасторы.
– А ну-ка, Пастор, – внезапно сказал инспектор, – дай сюда шляпу.
Он почти выхватил ее у Пастора, несмотря на его нежелание отдавать, и принялся рассматривать шляпу. Оттянул вниз кожаную полоску внутри, критически осмотрел ее и, наконец, вернул шляпу владельцу.
– Мы кое-что позабыли, Пастор, – сказал он. – Офицер, как насчет того, чтобы обыскать мистера Казанелли?
– Оружия нет, – вскоре доложил полицейский. Продолжив обыск, он извлек из кармана брюк Пастора толстый бумажник. – Хотите взглянуть, инспектор?
Квин взял бумажник, быстро пересчитал деньги и вернул полицейскому, а тот положил бумажник обратно в карман Пастора.
– Сто двадцать два доллара, Джонни, – негромко сказал инспектор. – Что-то попахивает от этих денег шелком «бономо», ох, попахивает! Ну, да ладно.
Он усмехнулся и спросил полицейского:
– Бутылки никакой у него нет? Полицейский покачал головой.
– А где-нибудь под жилетом или под рубашкой? Снова отрицательный ответ.
Обыск кончился, и Пастор Джонни вздохнул с облегчением.
– Хорошо, Джонни, можешь считать, что у тебя сегодня удачный день. Входите! – крикнул инспектор, заслышав стук в дверь. На пороге появилась стройная девушка в форменной одежде билетерши – та, с которой он уже говорил сегодня. Следом за ней вошел Джонсон и закрыл за собой дверь.
Мадж О'Коннел хмуро поглядела на своего любовника. Тот уставился в пол. Потом она удостоила кратким взглядом Квина. Складки вокруг ее рта стали жестче, и она бросила гангстеру:
– Что, они тебя все-таки поймали, бестолочь! Я же тебе говорила – не пытайся бежать!
В знак глубокого презрения она повернулась к Пастору спиной и принялась ожесточенно пудриться.
– Почему вы не сказали мне прямо, дитя мое, – мягко спросил Квин, – что вы позаботились о контрамарке для своего друга Казанелли?
– Я никогда не рассказываю всего, что знаю, мистер коп, – ответила она. – Почему я должна все рассказывать? Джонни не имеет никакого отношения к этому делу.
– А об этом и речь не идет, – сказал Квин, поигрывая табакеркой. – Что я хотел бы сейчас узнать от вас, Мадж, – так это одно: не улучшилась ли ваша память со времени нашей прошлой беседы?
– Что это должно означать? – осведомилась она.
– Это означает следующее: вы сообщили мне, что находились на своем обычном месте перед началом спектакля, что указали множеству людей их места, что не можете припомнить, провожали ли вы Монти Фильда, то есть убитого, на его место или не провожали и, наконец, сказали, что на протяжении всего спектакля стояли у начала левого прохода. На протяжении всего спектакля, верно, Мадж?
Девушка волновалась все больше и больше, но постаралась взять себя в руки.
– О, Мадж, – вдруг взорвался Пастор. – Не стоит делать все еще хуже, чем оно есть. Рано или поздно он докопается, что мы были вместе, и тогда у него будет козырь против тебя. Ты не знаешь, что это за птица. Давай, выкладывай, Мадж.
– Так, – сказал инспектор, приходя в хорошее настроение. – Пастор, с годами ты когда-нибудь и вправду поумнеешь. Я не ослышался, вы были вместе? Почему и как долго?
Лицо Мадж О'Коннел то бледнело, то краснело. Она наградила своего дружка уничтожительный взглядом, а потом снова повернулась к Квину.
– Ладно, лучше уж я сама расскажу, на что намекает этот глупец. Но уж это-то будет все, что мне известно, инспектор. И горе вам, если вы расскажете обо всем этому выродку-директору!
Брови Квина удивленно полезли на лоб, но слушал он, не перебивая.
– Да, я раздобыла контрамарку для Джонни, – с вызовом продолжала девушка, – потому что он любит такие страсти-мордасти со стрельбой, и в тот вечер он был свободен. Стало быть, контрамарку я для него достала. Она – на два лица, все контрамарки на два лица, и место рядом с Джонни все время оставалось свободным. Это было угловое место на левой стороне – лучшее, что мне удалось устроить! Во время первого акта я была слишком занята, чтобы сидеть с ним рядом. Но после антракта, когда поднялся занавес, все шло своим чередом и без меня, так что я смогла присесть. Ладно, признаюсь, почти весь второй акт я просидела рядом с ним. А почему бы и нет, собственно? Могу я себе позволить время от времени небольшую передышку?
– Понимаю. – Брови Квина вернулись на прежнее место. – Вам не пришлось бы тратить столько времени и нервов, юная дама, если бы вы откровенно рассказали мне об этом сразу. Вы не вставали во время второго акта?
– Нет, вставала, и, кажется, даже несколько раз, – сказала она осторожно. – Но поскольку все было в порядке, а директор поблизости не появлялся, я возвращалась назад.
– Вы обращали внимание на этого Фильда, когда проходили мимо?
– Нет.., нет, сэр.
– Не заметили, сидел ли кто рядом с ним?
– Нет, сэр, я и представления не имела, что он в театре. Я, вероятно, даже ни разу не поглядела в его сторону.
– Тогда я предполагаю, – холодно проговорил Квин, – что вы не можете вспомнить, не провожали ли вы кого-нибудь во время второго акта к угловому месту последнего ряда?
– О, я знаю, что мне не следовало делать того, что я сделала. Но за весь вечер я не заметила ничего необычного.
С каждым вопросом девушка нервничала все больше и больше. Украдкой она поглядывала на Пастора, но тот тупо смотрел в пол.
– Вы очень помогли нам, юная дама, – сказал Квин, внезапно поднимаясь. – А сейчас марш отсюда!
Когда девушка подошла к двери, гангстер с самым невинным видом направился следом. Квин сделал знак полицейскому. Пастор тут же оказался в исходной позиции.
– Не спеши так, Джонни, – сказал Квин ледяным тоном.
– О'Коннел!
Девушка обернулась и попыталась придать лицу независимое выражение.
– На сей раз я ничего не скажу мистеру Панцеру. Но советую впредь думать о своих поступках и быть более сдержанной, когда общаетесь с людьми выше себя по общественному положению. Идите. Но если случится что-нибудь еще, пеняйте только на себя.
Девушка засмеялась, потом замерла в нерешительности, но в конце концов выскользнула из кабинета.
Квин обратился к полицейскому:
– Наденьте на него наручники, – сказал он, указывая пальцем на Пастора, – да посадите под замок.
Полицейский мгновенно выполнил приказание. Не успел Пастор и рта раскрыть, как его уже выдворили из кабинета.
Уже совершенно другим тоном Квин попросил Джонсона:
– Джонсон, мальчик мой, мне бы хотелось, чтобы вы пригласили мистера Моргана.
Бенджамин Морган вошел в кабинет твердой походкой, однако не мог полностью скрыть волнения. Он произнес звучным баритоном немного веселей, чем следовало бы: «Ну, сэр, вот и я!» и плюхнулся в кресло, как человек, пришедший в свой клуб после тяжкого дня. Квин никак не отреагировал на такое его поведение. Только посмотрел на Моргана долгим пристальным взглядом, под которым тот беспокойно заерзал.
– Меня зовут Квин, мистер Морган, – сказал он приветливо, – инспектор Ричард Квин.
– Я уже знаю, кто вы, – сказал Морган, вставая, чтобы пожать протянутую руку. – Полагаю, что тоже знаком вам, инспектор, вы могли не раз видеть меня в суде несколько лет тому назад. Помните, там было одно дело, по которому я защищал Мери Дулитл, обвинявшуюся в убийстве.
– Точно! – воскликнул обрадованно инспектор. – А я-то думал, откуда же я вас знаю! Вы тогда еще добились ее оправдания, если не ошибаюсь. То была прекрасная работа, Морган. Очень, очень хорошо! Так, значит, это вы? Славно, славно! – Морган засмеялся.
