Некоторым гномам стало не по себе после драконьих слов.
– Что он хотел этим сказать? – Гадали они.
– Что нам до великанов? Пусть только сунутся – мы зададим им жару! – Перебили их другие гномы, и гномов этих было большинство.
И ушли гномы к себе обратно, в свои норы и пещеры. Оттого весьма опечалился Хелемборд, глядя в свою Призму, ведь гномы были очень устойчивы к магии, и хорошим подспорьем бы были.
– Выходит, мы можем рассчитывать лишь на собственные силы. – Его плотно сжатые губы сомкнулись ещё крепче, а на лице не дрогнул ни один мускул. – Драконов слишком мало; всего одна стая, против такой тьмы.
И выступили морские эльфы в путь, дабы отвоевать поруганные земли. И по пути к ним часа через два присоединились эльфы Кермотта и эльфы Рилиаса – все те, кто не испугался и мог дать сдачи. Над войском эльфов чешуйчатым щитом расположились все пять драконов-хвосторогов, летя на такой скорости, чтобы эльфы за ними поспевали.
– Самих великанов немного. – Высказался Кермотт, вглядываясь вдаль, на приближающийся пылевой смерч. – Но с ними поганая шушера вроде гоблинов, которые берут количеством, и василисков, которые убивают одним лишь взглядом; остерегайтесь их.
– Я высылал дракона на разведку. – Добавил Рилиас. – По его словам, к великанам и троллям присоединились циклопы и летающие глаза.
– Я опасался худшего. – Сухо и хладнокровно изрёк Хелемборд. – Я боялся, что грохот великанов разбудит духов гор, и неизвестно ещё, чью бы сторону они приняли; не стоит лишний раз их тревожить.
Противник приближался; шёл, а точнее, бежал навстречу эльфийскому войску. И вступили эльфы в ближний бой, и засверкали на свету их клинки. И редеть начало вражье войско, пока не прогрохотали гигантские тамтамы, и не ударили в гонги барабанщики – гоблины расступились, и показалась ходячая гора с палицей в руке.
– Это Еттин. – В страхе попятились многие эльфы, но Хелемборд, Кермотт и Рилиас не повернули своих лошадей вслед за ними, и наиболее верные воины также остались при них.
– Коли суждено… – Проговорил Хелемборд, без тени страха в голосе, выступая вперёд, но его опередили.
Какой-то пеший воин, в мифриловой кольчуге, в стальном шлеме, с тяжёлым молотом в одной руке, и с не менее тяжёлым боевым топором в другой руке пошёл на Еттина в одиночку.
– Гномы! – Обрадовались эльфы, уступая дорогу смельчаку и храбрецу.
Однако Сигрун, которого многие эльфы (особенно дикие и зелёные) знали лично, пришёл один.
– Иди-ка сюда, мелкотня! – Скосив на гнома свои глаза, зарычал Еттин. – Отведай-ка моей дубинки!
– Ага, аж два раза разбежался! – Ухнул ему в ответ Сигрун. – Попробуй-ка, достань!
Раз ударил Еттин дубиной – лишь пыль столбом; ударил и во второй – снова отскочил наш гном, и показалось Еттину, что этот комок попросту потешается над ним.
Взревел от ярости Еттин, и обрушил на гнома удар такой силы, что, пожалуй, попадали бы все птичьи гнёзда с деревьев, и море вышло б с берегов. Но Сигрун был ловок и увёртлив; хоть бы хны ему.
И стояли, и смотрели на это противостояние как эльфы, так и их враги, потому что поединок считался боем священным; таким боем, в котором могли участвовать лишь двое, и в который никто не посмел бы вмешаться.
Удар за ударом, вновь и вновь; казалось, силы великана неиссякаемы, неисчерпаемы. Одолевать он стал Сигруна, и даже обидное «Эй, карлик!» уже почти не подзадоривало гнома бравого, отважного. Уже вторые сутки бился он с колоссом гигантским, и пришла, закралась к нему усталость. Уж давно слетел с главы его шлем, и можно было разглядеть его огненно-рыжие волосы – бакенбарды, усы и борода которых были завязаны косичками. Сломался боевой топор; лежит древко уж на земле. Но и Еттинова дубина приказала долго жить, от постоянных потрясений.
И кинули великаны Еттину тяжёлый металлический шар на громадной стальной цепи, и шар этот был весь утыкан острейшими шипами. И кинули эльфы гному щит, но тот насмешливо пнул его ногой обратно – слишком был он горд.
С молотом в руке он прыгнул, дабы проломить Еттину его великанью башку, но потерпел неудачу, ибо отшвырнул от себя великан гнома, словно надоедливую букашку. Больно ударился гном, и вывихнул руку; и чуть не потерял сознание, и капала изо рта и носа кровь. Но поднялся Сигрун без рук, и бешеным, непокорным взглядом смерил своего противника. И поднял израненный Сигрун свой молот снова, и понял великан, на котором было ни царапины, что бой продолжится, и закончится ещё не скоро.
И бросили великаны Еттину копьё, и кинул он его в Сигруна. И еле увернулся гном на этот раз, ибо силы начали изменять ему.
И бросили эльфы гордому гному пращу, и принял на сей раз помощь воин, и подстрелил он пращей великану глаз.
К этому моменту подоспело к месту сечи гномье войско, вооружённое до зубов. Но великаны не увидели этого, ибо столбом стояла пыль, да и всё их внимание было сконцентрировано на поединке.
– Каким ветром? Ну, надо же… – Сузил лаза Рилиас, восседая на своём гнедом скакуне.
– Ты звал; мы явились. – Без красок в голосе отозвался Ронфутт.
– Лучше поздно, чем никогда?
– Мы пришли, как только закончили все свои дела…
Между тем завязалась борьба не на жизнь, а насмерть: стиснул в своих объятьях гнома великан, и только чудом у того не переломились рёбра; но и гном был страсть как силён и могуч – несладко пришлось и великану.
И бросили Еттину его лиходеи ещё одно, неведомое, незнакомое ни эльфам, ни гномам оружие; и бросили родичи Сигруну его меч, который он не взял с собой. И понял в тот миг гном, что он не один, и ощутил прилив сил. Вселилась в его сердце надежда, закрепилась в нём; уповая на богов и веруя в себя, твёрдой рукой обхватил он рукоять своего меча и, собрав остатки сил и волю в кулак, рассёк он Еттина пополам, перерубив ему ещё и голову при падении его туши на землю.
Скатившись вместе с великаном оземь, вскочил Сигрун на свои ноги, и, сплюнув на изуродованный, обезглавленный труп, победно и не без бахвальства крикнул:
– Ну что, уродцы, получили? Отныне знайте своё место, ибо мёртв ваш предводитель! Как – вы не расходитесь?! Кто следующий? Я жду…
Но чудовища и не собирались расходиться, ибо Зло, что направляло их, ещё было среди них, присутствуя незримо. С воем они бросились в атаку, ибо терять им было уже нечего; и в первых их рядах были Груунк, вождь гоблинов, что припадал к земле, кривляясь, и вождь троллей Тхроугхт, что похлопывал себя по свисающему, отъетому курдюку.
И тяжкой, непростою была битва, но всё же гномы одолели великанов, и отогнали их обратно за гору Энгер, в их городище Абр-Дабр – но не без помощи драконов, которые пикировали нечисти на головы, изрыгая пламя; и не без помощи статных эльфов, которые прикрывали гномов, обрушивая на врага град стрел, а также бились плечом к плечу с двуручными мечами в своих ладонях.
Убит Груунк, повержен Тхроугхт – однако, не обошлось и без потерь: пал на поле брани Ронфутт, что гномьим королём являлся, и Хелемборд, что властвовал над эльфами морскими; на носилках унесли и Кермотта, и Рилиаса, и Сигруна – хвала богам, всё обошлось. Но сёстры-близнецы из эльфийских воительниц, Джайс и Дэллис, таки встретились нечаянно взглядом с василиском – они слегли, и не вставали, и вскоре отправились к богам: нет от взгляда василиска никакого противоядия, и любая магия бессильна.
И вот, закончилась та битва в пользу сил добра, и исцелившийся от проказы Мейленггр жалился, что не смог быть рядом в трудный час – равно как и Бальдис, который остался охранять леса. И шёл пятнадцатый год Второй эпохи; последний год правленья Ронфутта, погибшего в войне с троллями да великанами. И было Ронфутту сто пятьдесят годков, и пожил он хорошо.
И предложил после сраженья Рилиас Сигруну омыть чресла свои в лесной реке, что исцеляла раны:
– Не бойся, гном: не заржавеет твоя бронь от наших вод; ведь знаю я, как цените вы каждый свой доспех, и как относитесь к воде.
На что ответил ему гном не без улыбки:
– Как странно это слышать, эльф, и вместе с тем – приятно; да будет же тебе вдомёк, что из мифрила сделан мой доспех. Не грозит ему ни ржавчина, ни потускнение.
Но всё же принял доблестный и сильный гном приглашение от любезных эльфов, и, залечив немного свои раны, отправился на пир по случаю свадьбы между Рилиасом и избранницей его, Вреоной.
– Отпей же, о герой, из сего кубка. – Предложили гостю эльфы. – Это молоко коз, и его пьют даже наши дети; надеемся, что тебе понравится.
И выпил это гном, и был на седьмом небе. Тогда говорили эльфы ещё:
– Испробуй же на вкус и следующий наш напиток: это мировур, он редок на нашем столе; придаёт он силы и бодрость, а делается он с использованием неувядающих цветов дерева Йаванны.
После же всего, отъехал гном в свои края обратно, и по пути в своё королевство повстречался с королём эльфийским, Мейленггром, что прибыл из равнин в совершенном здравии и скакал на вороном коне в ту же сторону, что и Сигрун.
– Знавал я двух величайших гномов – Нейна и Зайна, – Начал эльф свою речь так. – Теперь же довелось мне лицезреть и Сигруна, которого не зря теперь повсюду кличут Победителем! Весьма лицеприятен ты мне, и сочту за честь скакать я рядом, бок о бок, ибо давненько не бывал я в краю вашем – коль ты не против.
– Может, наоборот? – Краснея, улыбался гном.
И прибыл Сигрун прямо на Совет, где гномы короля себе искали. И нашли его в лице Сигруна, встретив, как героя.
– Нехорошо это, Сигрун, после пораженья великанов ехать к эльфам в их лесок. – Нашёлся Фнатт, гном дерзкий, беспокойный.
– Ждали мы тебя; мы ждали короля. – Сказал ещё один гном.
– Да какой с меня король, коль просто воин я с рожденья? – Смеялся от души Сигрун, прекрасно понимая, что гномы обожают и его, и эльфов, и попросту скучали.
– Послушай мудрого совета у Совета. – Внёс лепту тут Мейленггр.
– А, и ты тут, славный эльф? Какие новости привёз? – Загалдели гномы.
Вообще-то, на Совет не-гномы не допускались, но Мейленггр был им свой, и как родной, ведь многим он напоминал о Нейне, ведь были они с ним огромными друзьями.
– Спешу заверить вас, что весточки хорошие: поженились Рилиас с Вреоной в землях лесных эльфов; а также, после гибели Хелемборда, взяла Альтинда, дочь его, и скипетр, и жезл – бразды правления теперь в её руках.
И дозволили Мейленггру присутствовать на Совете, и держали гномы Совет семь дней, хотя уж на шестой всем было ясно, кого хотели королём. И избрали гномы Победителя, и не смел Сигрун им отказать. И воссел Сигрун на трон из лилового мрамора, и воцарился в Гномгарде. И возвысил он по правую руку наиболее сильного из гномов (после него), и заделал заместителем; и усадил по левую руку наиболее смышлёного из гномов, и только тогда угомонился. И закатили гномы пир на весь мир, и ели, намазывая на свои твердокаменные лепёшки, вересковый мёд, что гостинцем привёз им Мейленггр из равнинной части королевства Эльфхейм.
И пробыл Мейленггр во владениях гномов ещё три недели, но внезапно нашёл там свою смерть, ибо однажды в одиночку пошёл осматривать окрестности Энгерского хребта.
– Так вот ты какая, о великая гора! – Ахнул эльф. – Поистине, и впрямь: высокая весьма. Жаль, драконы ещё спят…
– Зато я давно уж не дремаю! – Сказал некто, выглядывая из-за горы. – Ну, здравствуй, достопочтенный, вечный эльф!
Отпрянул Мейленггр, не веря ни своим ушам, ни своим глазам: он увидел ладони великана, ухватившегося за гору, и саму голову, показавшуюся следом.
– Еттин?! – С недоверием выпалил эльф.
– Он самый, – Кивнул ему громыка и громадина. – А, точнее, его кровный брат. Пришёл я по Сигрунову душу – но, так уж и быть, полакомлюсь тобой; надеюсь, ты не против?
– Как бы не так! – Не осрамился Мейленггр: с собой, не будь дурак, он прихватил эльфийский арбалет.
Что тычешь мне игрушкою своей?
Сие оставь ты для детей!
И рявкнул брат Еттинов, и зашиб Мейленггра навсегда – но, прежде того, успел великий эльф прицелиться, и в грудь врага вошла стрела. И рухнул оземь великан, Мейленггра придавив. И спровоцировал сей грохот извержение Энгера, и вот: раздался гул, и задрожала почва. Ходуном пошла земля, и взмыл вверх с кончика горы столб сначала белый, аки облако. Но после, мгновения спустя, повалил с Энгера чёрный, плотный дым, и переполошились тут проснувшиеся хвостороги, и забили враз тревогу. И цепкими когтями перенесли они свои яйца на безопасное расстояние, но потоки жидкого огня, потоки вязкого пламени неумолимо катили сверху вниз, сжигая на своём пути буквально всё.
В это самое время Шинойя (которая есть великая целительница и прорицательница), уже родив, бродила у горы, собирая травы. И не смогла уберечь она саму себя, ведь у основания горы раскрылись поры, и пошёл оттуда серный газ.
Хоть разорвись: драконы, спасая своё потомство, не могли приблизиться к Шинойе, дабы забрать и её. Более того, один из драконов обжёгся от исходившего с Энгера пара, и летал неважно.
– Бегом в пещеры! Беги, и не поворачивай назад!
Как ни кричали сверху ей драконы; как ни старались предотвратить ужасное – однако ж, не послушалась Шинойя, и женское любопытство пересилило страх: обернулась она на приближающийся шум, и вот: обошли её потоки лавы, пойдя по другому руслу; но тотчас превратилась гномиха в соляной столп… И умерла Зайнова жена, и упокоила её возмутившаяся гора камнепадом. И было лет жизни её двести девяносто девять.
И подоспели гномы, хоть и с опозданьем; и спрятали они драконьи яйца в своих подземельях. И держали их там до тех пор, пока не успокоилась сумасшедшая гора. И благодарны были гномам драконы весьма, и ещё больше укрепилась дружба между ними.
Во времена Сигруна Победителя гномы стали выпекать свои твердокаменные лепёшки – ставший впоследствии наиважнейшим для них боевой хлеб, который содержал в себе растёртые бодрящие зёрна каввы и семена трын-травы (делающие гнома бесстрашным перед лицом опасности), и муку из пяти злаков: хляи, просового зерна, гречихи, солода и пшеницы. Такой хлеб мог храниться годами, и выручал в походе; его размачивали в обычной воде или молоке диких коз, оленей и даже зайцев.
Сигрун же показал себя мудрым и достойным властителем, хорошим и справедливым правителем. И при нём Гномгард стал ещё более сытым и богатым; лучше, чем прежде. Однако ж, пришло время и Сигруну уйти в небытие: воцарился он в возрасте тридцати восьми лет, и процарствовал до конца дней своих; и лет жизни Сигруна было ровно триста, и шёл двести сорок седьмой год Второй эпохи.
И возложили Сигруна в общую гробницу, ко всем прочим гномьим королям, коих было ещё немного, включая Нейна и Ронфутта. И забальзамировали, и захоронили, притворив исполинскую дверь из обсидиана, как и подобает, ибо чёрный был у гномов цветом траура. И воспели о Сигруне великую песнь, и написали о его подвигах множество сказаний и легенд. И тосковал Рилиас в своём лесу, и горевал, ибо в день тот слякотный и пасмурный он друга потерял.
Королева Берилла мирно проживала со своими гномами в Подгорном подземелье. Она была справедливой и щедрой правительницей, любившей музыку и богатые трапезы. Из всех своих приближенных больше всего властительница ценила менестреля Глима и мастера ювелирных дел Оррина. Первый играл на свирели, вырезанной из ветки Великого бадьяна. Дерево это, как известно, росло еще в Райском саду и являлось олицетворением гармонии и порядка. Его саженец привёз из странствий по эльфийским землям прадед Бериллы, король Ронфутт. С тех пор могучее дерево разрослось и закрывало собой вход в тайные пещеры.
Случилось так, что волшебные звуки музыки донеслись до княжеского сына, Варианна, который охотился на пограничных с Гномгардом землях, ибо в те края несколько десятков лет назад неведомо откуда пришло племя людей, и утвердилось там, основав своё собственное княжество.
– Что я слышу? Пренепременно надобно идти туда! – Собрался княжич.
Как зачарованный, Варианн забрёл далеко в горы, заплутал в тумане и провалился в один из ходов, ведущих в Подгородное подземелье. Гномы, хотя и считались ворчливыми и нелюдимыми, не бросили несчастного на произвол судьбы, а принесли в королевский дворец. Взглянув на странника, Берилла сразу отдала ему свое сердце. Надо сказать, что княжич был очень красивым – светлые локоны падали на лоб золотистыми завитками, губы напоминали розовые лепестки, а ярко-голубые глаза блестели, как самые драгоценные камни.
Долгие недели гномы, известные способностью к целительству, лечили княжеского сына, используя тайные знания. Целители использовали порошок из гелиописа, или камня жар-птицы, мгновенно останавливающего кровь, давали питье с перламутром, пока его кости не срослись, а моховой агат– пока раны не зарубцевались. Когда же Варианн поправился, то сразу заговорил о возвращении домой, ибо соскучился по отцу и матери. Королева была в глубокой печали и стала уговаривать княжича остаться. Она показала ему сокровищницы, наполненные золотом, драгоценностями и платиной, добытой в Лиэрских рудниках. На стол дорогому гостю подавали самые редкие яства, среди которых запечённые золотые яблоки и знатная медовуха с корицей. На всё это взирал Варианн с удивлением и завистью, ведь даже его отец не имел такого богатства. Когда же Берилла призналась ему в любви, он только рассмеялся.
Как – ему, наследнику Мэннского княжества с прозвищем Прекрасный – и жениться на уродливой низкорослой гномке? Хоть и королева она. И ответил княжич отказом; прекрасный снаружи, он был крайне отвратителен внутри, ибо использовал в своём отказе не вежливость, но надменность, ехидство и жестокость.
Такой удар сердце Бериллы перенести не смогло. Она велела немедленно собрать Варианна в дорогу, а сама уединилась в дальней пещере, и велела никого к ней не пускать, кроме Оррина и Глимы. Прежде весёлая, королева стала день и ночь проливать слёзы, и, капая на землю, они превращались в удивительные камни – чистый, как слеза, берилл. Глядя на её страдания, верный менестрель написал удивительной красоты музыку, и её звуки лились в горах, заставляя замирать даже листья на ветках деревьев.
Долго страдала от разбитого сердца королева, но однажды ей подали кубок с напитком из росы, собранной на рассвете в праздник Бельтэйн. Напиток этот приготовил придворный маг Бериллы Биллброн, добавив в него корни, травы и измельчённые в порошок минералы с целебными свойствами. Сделав несколько глотков, Берилла глубоко вздохнула и избавилась от чар неразделённой любви.
Камни, собранные в пещере, приобрели волшебные свойства – из прозрачного берилла гномы стали изготавливать украшения и амулеты, дарующие взаимное чувство и защищающие от измены. Один из них вошёл в летопись Гномгарда как амулет гнома по имени Айх, возглавившего очередную, но не менее великую битву в великанами, воюя с переменным успехом вот уже который день. Медальон с прозрачным бериллом, подаренный возлюбленной, уберёг его не только от измены, но и от смерти!
Возвратившись к отцу и представ перед ним, поведал Варианн о своих приключениях.
– Как же ты беспечен, сын мой! – В сердцах воскликнул князь, и не было на нём лица, и страшно переживал он за отпрыска своего. – А если бы с тобой что произошло? Если б погубили тебя эти гномы?
– Полно вам, отче. – Поспешил успокоить его Варианн. – Обходились со мною хорошо.
– Расскажи мне о гномах! – Помолчав немного, попросил князь, и поудобней уселся на троне своём.
– Гномы есть невысокий бородатый народ, отличает которого огромная сила; ныне затеяли они очередную потасовку с великанами, которые нас самих припирают к стенке. Живут они, как правило, в горах (точнее, под ними), но в связи с известными обстоятельствами… Покинувшие горы гномы чаще всего селятся в холмах, где устраивают целые подземные города. Могут поселиться в лесу – но также дома их будут под землёй. Они в большинстве случаев не любят слишком афишировать своё пребывание на данной местности. Поэтому мы можем пройти гномье поселение или город, так и не заметив его.
– Стало быть, по большому счёту земли эти ничьи? Коли гномы живут под ними.
– Увы, отец: это не так. Всё же этот народ выбирается на поверхность… К тому же, их соседями являются эльфы, которые с ними в большой дружбе. Удивительно, но к гномам благоволят и драконы!
– Но ты сам видишь, сын мой, что тесно нам меж двух огней: с одной стороны, великаны и тролли, да набеги гоблинов; с другой – народ, который толком не бывает на земле, ему принадлежащей.
– Я понимаю, к чему ты клонишь, отец. – Понимающе кивнул Варианн. – Однако силой гномов не сломить, да и магией тоже: в одном они искусны, и в другом. Я это видел собственными глазами…
– Ты забыл про хитрость. – Подмигнул ему князь. – Предоставь это мне.
После заварушки с великанами, окончившейся на сей раз ничьей, велела Берилла через своего опытного полководца Айха укрыться гномам под землёй; великаны же на время отступили туда, откуда заявились. Таким образом, когда в Гномгард прибыли люди, они ещё более уверились в том, что земли эти пусты и заброшены, хотя Варианн и твердил иное. Самому Варианну было на руку, что гномы где-то далеко и глубоко; но он, не будь совсем уж туп, отлично сознавал, что гномы обязательно вернутся – для торговли ль с эльфами, для полётов на драконах, либо для каких-то иных нужд.
Окраинные по отношению к гномам селения эльфов располагались не близко, но передвижение повозок эльфы заметили. Они пожали плечами, не став вмешиваться: мало ли, что творится в Гномгарде – возможно, гномы в курсе всего происходящего, и специально пригласили людей для каких-то совместных дел? Кто его знает… На то, что самих гномов нет, эльфы внимания не обратили.
Люди же, расположившись вначале лагерем, и не думали расходиться. Они начали проживать, существовать, точно это их земля, и топтали её своими ногами.
На поверхности земли, у холмов гномы держали сады и огороды наподобие эльфийских, а также беседки для отдыха и прочие, мелкие строения. Теперь же люди присвоили это себе; их вовсе не волновало, что пользоваться чужим имуществом – нехорошо.
И искали люди дружбы с эльфами, и нашли её. Вошли они в доверие к ним, и оказывать стали эльфы во всём им всяческое содействие. Эльфам же люди говорили, что они большие друзья гномам, и что те намеренно позвали их, дабы сторожить верхушку гномьего айсберга, их великого муравейника, пока они все, гномы, поглощены работою в своих глубоких шахтах.
Доверчивыми были эльфы весьма, ввиду великой доброты в их сердцах. Но драконы не были столь наивны, и призывали эльфов одуматься:
– Вот, пришли эти ваши «люди» на всё готовое; ничего своего они не изобрели. Всё позаимствовали они от вас и от гномов. Люди ходят либо в гномьей рубахе, либо в эльфийской тунике, и подпоясывают чресла свои поясом, к изготовлению которого пальца о палец не приложили!
Но молчали эльфы, ибо не знали, что возразить на это.
И продолжали драконы свою обвинительную речь:
– Всё извратили люди: если ведунья – то, несомненно, ведьма. Если торгаш – то обязательно вор. Не пристало нам попустительствовать размаху их бессовестных деяний…
Но эльфы отмахнулись от праведных наставлений драконов; были они глухи, слепы, немы. И радушно приглашали людей на свои праздники и фестивали, угощая нектаром, в состав которого входил сваренный сок диких цветов, смешанный с мёдом и секретным ингредиентом. Люди прозвали данный нектар «вино фей», ибо сей напиток раскрепощал и побуждал к свободному поведению на протяжении нескольких часов и даже дней.
И научили эльфы людей всему тому, что умели сами, но с превеликим трудом: ленивыми оказались люди, плохо обучаемыми и, ни к чему не приспособленными; и всё время люди лишь жаловались на великанов-людоедов, которые сгубили почём зря не одну их человеческую жизнь.
Со всей душою, от всего сердца помогали эльфы людям во всех их начинаниях; так прошло несколько месяцев. И надумали драконы сменить место своего проживания, ибо тошно им стало от этого зрелища; от лицезрения того, как люди, в глаза улыбаясь эльфам, за их спиной творили непотребство.
Алчны и корыстны были люди, и однажды показалось им мало всего того, что они уже имели. Ещё от Варианна они были наслышаны о неисчислимых сокровищах гномов, об их богатстве. Как не увещевал их княжич, всё тщетно: застлала людям глаза пелена жадности, наживы. И поддался княжич, ибо и сам был таким же гнилым, как и все они – он лишь боялся возмездия, ибо, в отличие от остальных, не понаслышке был знаком с гномами; с теми, кто выходил его, больного и простуженного; с теми, которые холили его и лелеяли…
И отправилась небольшая кучка людей, возглавляемая проводником Варианном, в недра земли, дабы завладеть драгоценностями и камнями, ради своего обогащения. Также, себе за цель и задачу они поставили найти либо создать такое оружие, которое бы не для защиты, но для порабощения служило.
Что же до гномов, то они нередко делились с эльфами добытыми сокровищами, ибо камни и минералы, полученные и обработанные мастеровитыми руками, приобретали необычные свойства. Каждый гномий род имел свои реликвии и богатства, и в случае необходимости готов был защищать их любой ценой.
Спустившись под землю, люди, к своему немалому удивлению (и облегчению), сразу гномов не встретили, зато наткнулись на множество различного рода преград. Кого же они повстречали, блуждая в кромешной тьме многие дни?
В глубине Подгорного подземелья раскинулись бесконечные коридоры и лабиринты, из которых нет выхода случайному путнику. Здесь гномы веками добывали редкие минералы и драгоценные камни. Опустевшие шахты занимали волшебные народы, среди которых водяные и водяницы.
Там, где текли подводные реки и образовывались чистейшие озера с ледяной водой, проживали лориэк – русалки с белой кожей и длинными зелёными волосами.
Эти коварные создания заманивали путников и утаскивали под воду, но случалось, и награждали тех, кто им понравится. Тогда в руки счастливчикам попадали редчайшие камни – ларимар «дарующий радость» и синий лазурит, «придающий искренность и честность». Бывало и так, что лориэк дурачили попавших в пещеры и подбрасывали им обманки. Среди таких камней наиболее известны синий опал – камень обманутых надежд; апатит, внешне схожий с драгоценным бериллом и топазом, но не имеющий цены; а также водный аквамарин, мгновенно теряющий прозрачность на солнечном свету.
Если в озерах единолично правили лориэк, то затопленные серебряные копи и шахты приглянулись водяницам.
На службе у них были свирфлы – подгорные светляки, которые заманивали своими огоньками случайных прохожих. Бывало, что путникам улыбалась удача и, пойдя за огоньком, они находили редкие камушки, способные нести свет даже в непроглядной тьме – селенит. До сегодняшнего дня (благодаря неустанному труду гномов-летописцев) дошли легенды о камне, который был создан богиней Луны, Селеной. Этот минерал, имеющий божественное происхождение, при падении на землю рассыпался на множество осколков, но сохранял свои первоначальные свойства.
В лабиринтах, где встречались и высокие водопады, из брызг рождались подземные существа – тламхген-и-дурр, или водяные попрыгуньи. Эти создания были самыми дружелюбными в Гномгарде: всех, кто им встречался, они готовы были одарить своей магией, а также сокровищами. Случайным путникам доставались авантюрины – камни, избавляющие от любого риска и защищающие в пути от всякой опасности; также стоит упомянуть русалкин глаз, дарующий способность предвидеть опасность и избегать её на воде и на суше.
В самых глубоких пещерах, где обитали цверги (так люди прозвали гномов), было много сталактитов и сталагмитов, некоторые из которых состояли не из бесполезного известняка, а из драгоценных минералов. Доставались они людям крайне редко, поскольку встреча даже с одним цвергом не несла путнику ничего хорошего и часто заканчивалась трагически. Сами гномы камни эти не ценили, потому залежи их до сих пор встречаются в горах в большом количестве. В их числе – серый целестин – хрупкий минерал, напоминающий глыбы соли. Этот камень использовали для создания немеркнущих огней – истолчённые, они могли очень долго гореть даже под землей. Бесценным был галит – эта крупная соль могла исцелить даже смертельные раны, а также притягивала богатство к тем, кто носил кристаллы в кошельке. Тот, кто находил в пещерах и мог отломить от сталактита кальцит, мог избежать любой опасности в пути в воде и по земле; избавлялся от старых обид и ночных кошмаров, мог преодолеть страх. Женщинам гномов такой камень давали в растёртом порошке, если они были бесплодны – и как камень рождается от капель воды, растворяя соль земли, так и женщины становились матерями.
Варианн и его люди бродили по пещерам недели, если не месяцы. Собрав всю необходимую информацию, они заторопились наверх, но из сорока безумцев, рискнувших посягнуть на святая святых, на гномьи залежи – на поверхность выбралось лишь девять, и Варианна с ними уже не было. И пришли люди к выводу, в благоразумии своём, что они были неправы, и идти разворовывать гномьи пещеры впредь зареклись. И раскаялись они в содеянном ранее, и устыдились; убоялись они показываться на глаза гномам, хотя и понимали, что однажды это всё равно случится.
И пришли люди к эльфам, с повинной миной на своих лицах, но на сей раз даже драконы, будучи у эльфов гостями, заметили, что люди ведут себя иначе, чем прежде; гораздо лучше во сто крат.
– Вот, за недоразумение наше, за завидущие глаза наши, за загребущие руки наши, наказаны мы, ибо постигла нас кара.
– Что же свершили вы, и почему с поклоном идёте к нам, а не к гномам? – Нахмурила брови Вреона, королева лесных эльфов.
– Изначально мы ввергли вас в свой обман, ибо жаждали мы власти над землями гномьими, и над всей добычею их. Вздумалось нам добраться до сокровищ гномов, минуя самих гномов, и вот: заплутали, заблудились мы во тьме! Долго, долго мы искали, а друзья наши – пропали! Многих потеряли мы: одни прельстились пустыми стекляшками, и погибли; других завлекли магия камней и магия русалок – потеряли мы и их; третьих угораздило попасться к самим гномам… Се – наша вина; признаём мы свой проступок.
– Мы вас приютили, накормили, напоили; обогрели, кров и знания свои вам предоставили. Так вы нас отблагодарили? – Осерчал Рилиас, вставая с возвышения, на котором он сидел. – Но мы, эльфы, отходчивы; мягкосердечны, терпеливы и многомилостивы. Мы дарим вам своё прощенье, но простят ли людей гномы? Вы нанесли нашим друзьям такую обиду, которую просто так не загладить…
Пришёл час, и гномы возвратились со всех своих глубин на земную твердь – поистине, на сей раз они углубились слишком далеко, ведь искали они сердце горы. Жить под землёю они уже привыкли, потому и не было их почти что целый год.