Lars Gert
Гномья летопись, или Быль об Олвине
Свиток #12. Тот, кто призывает
– Аашшь, хаашшь4… – Шептал кто-то в густом, ледяном тумане, и шёпот этот пронизывал насквозь. Туман клубился в кромешной мгле, нарушая тишину, и то был зов Зла.
Поначалу никто не откликнулся на призыв, ибо Зло было далеко, и шёпот его был едва различим на слух. Но зов становился всё громче и громче – и те, в ком Зло дремало от начала времён, постепенно услышали его. Эхом раздался этот зов в ушах и сердцах их; и внемлили они призыву, и стали собираться. На поклон они пошли ко Злу, и предстал он пред ними в виде пара, иль тумана, или дыма – каждому по разумению его.
– Служи-и-и мне-е-е… – Вкрадчивым тоном убеждал туман.
И вот: поглотил туман многих из тварей, что прибыли на звук, и среди этих тварей были бестии, вампы, василиски, ведьмы, великаны, вервольфы, виверны, враны, гоблины, големы, горгульи, гриффоны, дивы и дэвы; саламандры, сколопендры, драздрапендры, зомби, пяточные зудни, йнигг, кадаверы, колоссы, кристаллы-оборотни, крыланы, крысы-летяги, луноеды, мараоо, мегеры, нежить, некроманты, огнеподобы, омофаги, пери, призраки, привидения, скелетоны, скорпионы, слизни, тетралаки, тритоны, тролли, фригидры, фурии, церберы, гингеры, непентесы, мандрагоры, мантикоры, поганки, сизые корни, бастарды, гарпии, демоны, змеи, миноги, минотавры, кракены, людоеды, упыри, летающие глаза, пауки, гигантские земляные черви, муравьиные львы, архиизверги, варвары, личи, ламии, лютоволки, циклопы, кикиморы – всех подчинил своей воле злой туман, но многие шли сами, ибо Зло в них было изначально.
Пока Олвин шёл к своей цели, разыскивая Ледяную королеву, Ёллейн сидела у глубокого колодца, который служил ей зеркалом, и расчёсывала свои длинные волосы – настолько длинные, что они стелились, волочились по земле, недавно припорошенной белым снежным покрывалом. Одновременно колодец являлся и порталом, и великанша отслеживала каждое перемещение гнома, каждое его телодвижение, и злобно ухмылялась: как же быстро влюбился Олвин, голову потерял! Он сам идёт к ней в руки, дабы стать самым верным, самым преданным рабом, и она через его муки и страданья отомстит за смерть её предка Еттина, пока большой бесплотный дух собирает огромнейшую армию, дабы навсегда ввергнуть в небытие все хорошие, все добрые народы, включая гномов, эльфов, тифлингов и тех из драконов, кому претило Зло.
Дойдя до Крайнего Севера, Олвин нашёл Ёллейн, и в реальности она оказалась ещё прекрасней, чем тот образ, что лицезрел он в камне. Неспешно подошла к нему Ледяная королева, и возложила перст свой на главу гнома, встретив, как давнего друга. И взяла его за руку, и повела в свою обитель. И поцеловала гнома в лоб, и приласкала. И велела служить ей верой и правдой. И вот: от Олвина осталась лишь тень, и порабощён он был снежной госпожой на долгие тринадцать лет. И ради мимолётной улыбки своей богини, ради поцелуя в щёку, ради снисходительной глади по главе, ради её томного взгляда выполнял несчастный гном различные задания и поручения; завороженный, заговорённый… Не смел он отказать, той, ради которой проделал такой долгий, такой длинный путь. Визингир не дал ему сбиться с пути, и Лайсендер служил хорошей защитой в дороге, но оба подарка отняла Ёллейн, и сложила в свой волшебный сундучок, дабы никто, никто не уволок, а ключ от сундука повесила себе на шею. Осталось с Олвином лишь благословение, напутствие воинственной девы, гномки Юнни; пребывало оно с ним незримо, не давая чарам Ёллейн до конца разрушить то, что было так дорого богам.
И спустился Олвин в глубины гор, и пребывал во тьме и мраке подземелий многие и многие дни. И дошёл он до центра Земли, упав на самое дно, пройдя через раскалённую магму. Но не жгло гнома ничего, ибо движим он был тем, как угодить Ёллейн. И пробурив земное ядро, наткнулся он на сердце земли! Удалось Олвину то, что не удавалось никому из гномов, ибо «сердце земли» был самым красивым, самым прекрасным, самым лучшим, самым дорогим, самым ценным из всех камней, что когда-либо добывали гномы.
И возвратился Олвин с этим сокровищем наверх, и предстал перед Ледяной королевой, учтиво склонив главу свою в почтении своём великом.
– Держи же, госпожа моя, сердце земли; се мой тебе подарок, который достался мне ценой моего зрения, моего здоровья: пробыл я во мгле годы, и ныне хил и слаб; я хром, устал и почти ничего уже не вижу. Отпусти же меня, прошу, ибо, что бы я не делал для тебя – всего тебе мало.
И рассмеялась Ёллейн, и встала с ледяного трона. И спустилась в залу, и дала согбенному годами и трудами Олвину оглушительную пощёчину – да такую, что не удержался некогда крепкий гном на ногах своих, и упал на колени. И, как коршун, вилась над ним великанша, язвительно ехидничая. И сжался гном в комок, ибо после подгорных подземелий слишком ярок был свет – даже для его старых, подслеповатых глаз, ведь состарился Олвин раньше времени, раньше срока. Наибольший же свет исходил от самой великанши, но свет тот был не от мира сего, но от лукавого. И забился бедняга в угол, но шутя вытащила того за шкирку злая колдунья, и пнула так, что отлетел он на другую сторону, скользя по зеркальному полу, не в силах удержаться.
– Подарок твой хорош, но пуст! – Рявкнула Ёллейн, гневно сверкая своими очами. – Что мне до сердца земли, если оно – мертво? Блестит, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, и манит любого… Кроме Меня.
– Чего же ты хочешь, моя госпожа? – Потупил свой взор гном, не в силах глянуть на великаншу. Он больно ушибся, и стоял еле-еле, душа в теле.
– Вдохни в сей камень жизнь! – Приказала Ледяная королева, чья душа также была холодной, мёрзлой. – Выстрой же, сооруди мне из сего камня Каменный цветок, дабы радовал он мой глаз.
И пошёл гном, и взял камень. И удалился, дабы сделать из него то, что повелела ему Ёллейн.
И вот, прошло некоторое время, и несёт гном Олвин цветок столь прекрасный, как если бы он был настоящий! Каждый захотел бы себе такой, в свой сад, оранжерею.
И вгляделась королева великанов, сузив свои очи, и недовольно, грозно изрекла:
– Вот, камень стал цветком – однако ж, не ожил?! Проткни же тотчас своё сердце, и окропи своею кровью Каменный цветок, дабы начал он цвести, благоухать! Дабы я с помощью него и своей магии подчинила себе весь мир! Ибо тот, в чьих руках сердце земли – владеет всем.
Ведь утаила великанша, что воспротивится сердце земли злой воле, и не станет ей служить! И только кровь сильнейшего из гномов (которые сами есть Камнерождённые) да магия тёмная и злая (которая сделает так, что кровь эта будет жить в Каменном цветке вечно, не сворачиваясь никогда) способны повернуть всё спять и сделать так, что добро будет работать на пользу Злу…
И занёс уже вдруг Олвин длань карающую над собой, дабы пролилась горячая да алая струя на лучший из его трудов, но тут случилось то, что должно было случиться: одумался, опомнился тут гном, ведь иная уготована судьба ему богами.
– Чего же ты ждёшь? Ну же! – Закричала Ледяная королева, сгорая от нетерпения и томительного ожидания.
– Не стану впредь идти на поводу, ведь ты – жестокая и злая! – Спокойно произнёс Олвин, но внутри него уже пробудился огонь возмездия, расплаты и обиды.
Побелела та, как полотно, хотя и так белым бела.
– Да как же смеешь ты, прах и дщерь, противиться моей великой воле? – Не на шутку разозлилась королева. – Неблагодарный! Кто тебя поил, кормил? Сейчас же на колени, и да знай же своё место!
– «Поил, кормил…»? А я здоровье всё сгубил! – Обиженным тоном сказал гном. – Я не вижу и не слышу; еле ползу, чуть передвигаюсь. Но злобу, хитрость, сущность неуёмную, фальшивую; натуру хищную и лживую я вижу насквозь и без глаз, без всякой магии. Ты дрянь, которая не заслужила ничего!
– Что, ЧТО ты можешь сделать??? – Наступала, наседала на Олвина Ёллейн.
Но не попятился, не отступил на сей раз гном упрямый и отважный.
– Вернусь я к той, что ждёт меня в таверне; что любит искренне, скучает. Господи, ну как же я был слеп? Прозрел лишь ныне, но – вовек! Отпустила с миром, но со слезами на глазах. Впредь же не оставлю боле, никогда. Возвращусь и за руку возьму, а руку ту к груди своей прижму. В уста сахарные я любовь свою вложу, и крепко, нежно обниму…
– Ужель так любишь свою гномку? – Насмехалась великанша. – Сестрой своей лишь величал – теперь возлюбленною посчитал?
– Возлюбил её я раз и навсегда! Лишь умолчал о том; не ведает она. К кому я шествовал за помощью, советом? К кому спешил после работы? Кого улыбкой одарить мечтал? Кого спасти от зверя я гадал? В чьи очи заглянуть хотел? По пути сюда, я много женщин повстречал! Эльфийки, тифлинговы девы… Прекрасны сердцем и душой, но в дом их я ведь, ни ногой! Всё ж Юнни мне милее всех! Лишь ей я верен я, эх… Эх. Ни на одну я не смотрел, и на тебя я б не взглянул! Ты страшное, презлое существо, и как же носит тебя по земле? Очаровала, заколдовала, отравила, уничтожила, сгубила… Я не люблю тебя, ты – тварь! Уродина внутри, хоть краше многих ты.
Олвин топнул ногой; выглядел он воинственно и угрожающе, хотя от былой его силы не осталось ни следа.
– Ба, какие речи! – Медленно похлопала Ёллейн в ладоши. – Коль так любишь ты ту гномку – отчего ж не удержался, да подпал под мои чары? Разве любовь меж гномами мягка? Разве не тверда она, как самый твёрдый камень?
– Стыд мне и позор за это! – Вскричал Олвин, белея от злости. – Но ведь устоял я пред соблазном, и не покорился твоей воле до конца! Я ухожу, и не чини ты мне препятствий на моём пути, прошу. Гном я добрый, благородный – не убью, не подниму руки на ту, что жизнь мне поломала…
– А ждёт ли тебя Юнни? Не забыла ли тебя? – Проговорила Ёллейн, и сама на себя сейчас была не похожа – куда, интересно, делась вся её агрессия? – Ведь минула уж чёртова дюжина лет! Что ж, ступай, мой бравый гном и славный раб. Не стану я мешать тебе.
Но гном отчего-то медлил.
– Убирайся!!! – Взвизгнула высоченная громадина. – Пошёл вон, пока я не передумала!!!
Олвин направился уже было из её покоев прочь, как вдруг Ёллейн тихо окликнула его напоследок:
– Стой! И подойди.
Поседевший, сгорбленный карлик подошёл поближе.
– За безупречную службу мне я отпускаю тебя на все четыре стороны. – Выдавила из себя великанша, стараясь не смотреть на свою бывшую игрушку, и протянула тому, живому пока что ещё созданию кое-что на цепочке, сняв это со своей шеи. – Держи ключ от сундука – там твой компас, твой клинок. И поспеши: боюсь, не доживёт частичка сердца твоего до прихода половинки, ведь тучи чёрные сгустились над горой Энгер.
Гном поблагодарил Ёллейн, но по всему было видно, что великанше тяжело прощаться с тем, кто столько лет терпел все её капризы и причуды.
– Забери это. – Она вложила Олвину в руки сердце земли. – Возьми, и отнеси обратно; туда, где взял. Теперь это не просто камень, но Каменный цветок. Благодаря тебе он обрёл другую форму, но сердцем земли быть не перестал. Да хранят тебя боги…
Свиток #13. Король и королева
– Лети на Север! – Сказала Юнни своей драконихе, нарисовав ей на лбу руну «хагал» для устранения возможных физических препятствий. – Дурное у меня предчувствие…
Взмахнув своими крыльями, Иддир послушно поднялась в небо и скрылась за горизонтом.
А времена настали и впрямь неспокойные: в Волшебных землях началась самая настоящая война – Тёмные места на юге вошли в сговор с великанами из Абр-Дабра и выступили против Эльфхейма, Мэнна и Гномгарда. Все мужчины ушли биться, а старики, женщины и дети остались в Гномгарде. Рудники опустели, шахты – тоже…
Ларуал мысленно очертила границы королевства магическим щитом; в её это было власти. И до поры, до времени в Гномгарде было относительно спокойно.
Юнни тоже не сидела на месте: готовым надо быть ко всему. Гномка вырезала магические руны на деревянных плашках, камешках; для того, чтобы не подпустить врага к своему жилищу, она возложила на дорогу уменьшенную копию Рунного камня. Также, для защиты она исписала, изрисовала рунами свою входную дверь, свой щит, свой меч, свой шлем и свою мифриловую кольчугу – да, названная сестра Олвина являлась ещё той воительницей! И оружием она владела столь же искусно, как магией – в случае необходимости Юнни будет сражаться наравне с мужчинами. Она бы и сейчас рванула на сечь, в самую гущу и пекло, но гномьи законы предусматривали сие только на крайний случай.
Иддир обнаружила Олвина вовремя: тот увяз в непроходимых снегах, и чуть было не погиб; чуть не сгинул совсем.
– Иддир? – Не поверил гном такому счастью, ведь шёл и брёл назад он уже вслепую, полагаясь исключительно на Визингир, который его ещё ни разу не подвёл. Он не увидел подлетевшую хвосторогу, не услышал хлопанье её крыльев; но он почувствовал, что он – не один, что боги не бросили его в беде, на произвол судьбы.
– Только Иддир могла прилететь за мной в эти края! – Шептал он, уткнувшись лицом в сугроб, и тот таял от его дыхания – хоть и с явной неохотой. – Но почему так поздно?
– Семь лет ждала тебя твоя сестра; шесть лет искала я тебя повсюду. – Беспристрастно говаривала дракониха. – Я рада, что ты нашёл в себе мужество отказать той дылде. Я её не видела, и знать не знаю, но мне она отчего-то сразу не понравилась! Как ты мог нас бросить? – С укором вопрошала она. – На кого ты нас оставил? На кого же променял? Стоило ли оно всего того?
– Я уже наказан, и изрядно. – Отвечал ей Олвин с камнем на душе. – Отнеси меня домой, молю.
Но Иддир и не подумала. Вместо этого она задумала иное.
– Сейчас будет больно. – Предупредила она. – Терпи.
И изрыгнула хвосторога небольшое пламя, и опалила им брови измождённого годами и дорожными переходами гнома.
– Ибо обморожение имеется на твоём лице! – Сердито вымолвила Иддир. – А теперь дотронься ладонями до лица – согрелись ли они?
– Немного. – Ответил тот. – Благодарю.
– Видишь ли ты что-нибудь сейчас?
– О нет.
– Ну, я не маг, а всего лишь дракон. – Развела крыльями Иддир.
И усадила она Олвина к себе, и полетела в Гномгард.
Тем временем одна часть вражьего войска, одно крыло двинулось в тыл защитникам своих земель. И вот: пробил час, и взяла Юнни в свои руки оружие магическое и оружие физическое, ибо некому больше было его взять – убили злыдни Ларуал, изничтожив как её ману, так и её ауру; нет больше у рода Олова матери гномов. Долго, долго сопротивлялась Ларуал, и некому было её одолеть, ибо берегли гномиху и руны, и боги; однако, слишком много оказалось по её душу врагов, и главный василиск обнажил и свой взгляд, и свой клинок – его магия, его сила оказалась посильнее гномьей. Отныне Ларуал – гномья королева в стране теней, что превращается в звезду и указывает путникам путь…
И подняла гнома-воительница тревогу, протрубив в рог боевой клич. И откликнулись на её зов и женщины, и дети, и старики. Каждый взял себе оружие, и стеной встали перед врагом. Но силы были слишком неравны, ибо под грохот больших, тяжёлых барабанов, в которые долбили неторопливо идущие тролли; под звучание низко настроенных скрипок, на которых быстро-быстро играли гоблины; под адский визг вампиров и страшное, ужасное, звериное рычание демонов на свет богов вышло вооружённое до зубов войско. И лица воинов были раскрашены в «корпспэйнт» – трупно-боевую раскраску, в состав которой входили кровь, мел и дёготь. И мел делал морды недругов, недоброжелателей бледными, точь-в-точь как у бездыханных тел; дёготь подчёркивал впалость глаз, а кровью были измазаны рты. Страх и ужас шли впереди этого войска, и многие из тех, кто пришёл к Юнни, дабы стоять плечо к плечу, дрогнули, и справедливо убоявшись, побросали оружие своё, ибо не пристало слабым противостоять сильным; сие есть избиение, а не бой.
Пыль стояла столбом, и вот: Зло всё ближе и ближе. Осталась Юнни одна-одинёшенька, но взгляд её был твёрд, а руки с силой сжимали щит и меч. И увидела гномка среди солдат того, кто однажды нарушил покой в гномьей деревне на целую неделю, придя в «Коннахт»; того самого, что нагрубил и вёл себя прескверно. Узнала Юнни его взгляд, ибо и сейчас не отрывал он своих глаз от гномки.
Обложили гномку со всех сторон, обступили. Направо и налево наносила она удары; самоотверженная, непокорная, неприступная. Много, много полегло злых тварей у её ног, сваливаясь в целую гору; но не отяжелел ещё меч в руках воительницы, ещё держит она удар.
И отделились от той чернющей тучи двое, и были это главный василиск, да тот чужак, который не отводил своего алчного взора от некогда своей обидчицы, а ныне своей жертвы, своей добычи – не простил, не простил в злопамятстве своём тот чернолюд униженья своего, когда не получил он своего; когда огрели его сковородкой по затылку, и вышвырнули вон.
И щит уж – решето, и меч сломался; слабеет и рука, и тело. И накинулись на гномку полчища врага, и уже почти сломили дух, но зовёт, зовёт труба на бой – одолевать стал Гномгард, устоял Эльфхейм и Мэнн. Испугался враг, потерпев пусть и не сокрушительное, но всё же поражение; и понял, что одной лишь силой не сломить ни гномов, ни эльфов, ни тифлингов, ни всех друзей их.
В бессильной злобе своей, на последнем издыхании повалил враг Юнни на землю, связал и пленил, утащив в своё поганое логово – но прежде, чем удалось иноземцам её схватить, ещё добрая их куча была перебита гномкой! И заточил враг красавицу в башне, дабы согласилась гномка выйти замуж по доброй воле – ибо даже Зло понимало, с кем связалось, и уважало всё её бесстрашие. Понастроило Зло в корысти своей вокруг башни красивых построек, лёгких беседок; насадило деревьев, ведь многое в Его власти. И задирали свои головы все проходящие по лугам и полям мимо башни, где томилась прекраснейшая из Камнерождённых; свисали с окошка локоны золотистых волос. Но не мил был свет гномке; всякую пищу она гордо отвергала, ибо понимала, что мечтает враг таким вот образом польстить ей, дабы смягчилась и полюбила Зло, предав добро.
И возвратив на место Каменный цветок, то сердце земли, прибыл Олвин, верхом на драконе, домой, и почуял неладное, ибо опустел тот край, что так дорог ему был; вились, вздымая к небу струйки дыма, остатки костров и пожарищ. Пепелище наблюдалось всюду и кругом, и немой плач висел в воздухе. Слишком, слишком дорогой ценой вырвали волшебные народы себе победу! И победу ли? Хоть враг и ушёл, но пообещал самому себе и всем, что ещё вернётся, и вернётся скоро.
И искал Олвин при помощи поводыря-огнехвоста и драконихи Иддир свою названную сестру среди живых, и не нашёл; искал и среди мёртвых, перебирая горы останков – как гномов, так и их злейших врагов. Всё без толку…
«Где же ты… Где?».
И искал Олвин ответа на свои многочисленные вопросы, и обратился к жрице своего рода, матери гномов из рода Железа.
– За неё не беспокойся! – Отвечала гному наставница. – С ней всё хорошо, и пока ничего ей не грозит… До поры, до времени, ибо притихло Зло не просто так!
– Расскажи мне: что ты видишь? – Не отставал Олвин.
– Вижу я, как далеко на востоке, близ южного края этого мира, взошли три вершины, и высота двух рассчитана. И одна вознеслась над землёю на две тысячи шестьдесят две лиги, а другая – на две тысячи семьдесят восемь. Но высота третьей пока сокрыта от меня…
– Странны видения твои! – Нахмурил свои брови гном-упрямец, гном-страдалец. – Что-нибудь ещё?
– Открылось мне сейчас, что на вершине третьей из тех гор, окружённой облаками, поставило Зло гигантскую Мать-книгу, и при помощи своих чернокнижников, магов чёрных, колдунов и чародеев, всех алхимиков, кудесников и ведунов пытается вписать туда все девяносто девять Его имён! Торопись же, ведь они – на полпути, сложа руки не сидят!
– Но почему я? – Перебил Олвин. – Причём тут я?! Какое мне дело до их Мать-книги? Пусть вписывают туда, что хотят! Ах, мне вернуть бы ту, что всегда была рядом; что всегда была добра ко мне; ту, которую я… Какой же я дурак!..
– Если туда будет вписано последнее из Его имён, то мир падёт. – Разъяснила мать гномов из рода Железа. – Теперь тебе понятно? И лишь ты способен обуздать врага, остановить его.
Перечить жрице не мог даже такой высокородный гном, как Олвин. Он лишь вздохнул и вымолвил:
– Но ведь немощным стал я, незрячим; какой же с меня толк?
Улыбнулась тут мать гномов, и дотронулась скипетром до чела Олвина.
– Легче? – Спросила она.
– Легче. – Подтвердил гном, почувствовав значительный прилив сил.
Тогда попросила тут наставница, дабы и огнехвост, и Иддир, набрав полную пасть слюней, со всей силы плюнуть в лицо Олвину. Те отказывались долго, не смея так поступать со своим другом, ибо плевок означал лишь одно – презрение. Но жрица настаивала, и те беспрекословно повиновались: раз того требует мать гномов – значит, так надо.
Зрелище было неприятным, зато Олвин продрал свои глаза, и сквозь потоки лечебной слюны увидел свет, а в нём – три силуэта: гномиху, дракониху, белку. Вся троица смотрела на обескураженного гнома, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться – да-да, огнехвосты и драконы умеют это делать по-своему.
– Что я должен делать? – Воодушевлённо поинтересовался приободрённый Олвин. – А самое главное: как мне туда попасть? Чай, не ближний свет!
– А я на что? – Обиделась Иддир. – Или ты думаешь, что один ты по Юнни скучаешь? Единственное, я не знаю дороги…
– На сей раз – без тебя. – Покачала головой мать гномов, обращаясь к драконихе. – Для того чтобы остановить Зло, сначала необходимо стереть из Мать-книги все имена; а для того, чтобы перелистнуть хотя бы одну страницу, потребуется не менее дюжины гномов, так что Иддир отпадает. Есть у нас двенадцать храбрецов и большая лестница?
– Моя артель. – Не задумываясь, ответил Олвин. – Благо, они все живы и здоровы. Но если не Иддир – каким образом мы перенесёмся в тот злополучный край? Пешком мы не успеем! С твоих слов, враг дожидается ещё и определённой даты, когда что-то с чем-то совпадёт, когда сработает заклинание; когда сработает всё, что написано в той книге…
– Я приоткрою рунный портал. – Сказала мать гномов. – С помощью него вы попадёте в сам край, но дальше – сами.
После, собирая Олвина и его одиннадцать друзей в далёкий путь, мать гномов добавила напоследок следующее:
– В каком-то из древних свитков, что нашла я в Главной библиотеке, вместе с картами хранились кое-какие упоминания о местопребывании самого Зла. Руны эти записаны в обратном порядке – дабы никто, кроме нас, не узнал, не прочёл по глупости своей, да не отправился на поиски Зла, ибо лишь мы, гномы, имеем к нему стойкий иммунитет. Помните, что однажды совращены были некоторые эльфы Злом, и ныне гоблины; лишь гномы устояли. И ещё: Мать-книга, хоть и огромна, да припрятана хорошо; замаскирована. Так просто её не найти, и пишущие в ней строки гады окружили себя дымкой, оттого толком не видны. Всё это содержится в строжайшей тайне, и кабы не мои способности… Не узнала б я про тот секрет, про ту загадку.
И провела жрица ритуал, и вот: двенадцать гномов по мановению волшебного жезла и сопутствующих слов отныне на самом краю света!
И увидел Олвин, и вся братия его, те три злополучных вершины, одна из которых в разы выше, и пик её закрыт облаками. И двинулся навстречу Злу отважный гном, но словно разноимённы были полюса: гнома из рода Железа отталкивал от гор невидимый магнит; каждый шажок давался с превеликим трудом, и к тому же поднялся сильный ветер, мешающий сосредоточиться. Туман, буран и вьюга; пелена и ураган. Но слишком упрям был Олвин, и продолжал идти туда, куда ему было велено.
И раздалось в густом тумане хихиканье:
– Вы не должны выжить; не должны уцелеть. Не по зубам вам тягаться со Мной, ибо здесь дремлет иная сила, и справиться здесь лишь магией возможно. Владеешь ли ты ею, гном?
– Я владею правдой. – Дерзко и бесстрашно отвечал туману Олвин. – Я сокрушу тебя навеки.
– Ой, ли? – Издевалось Зло. – А успеешь?
И вправду: зоркие глаза гномов различили Мать-книгу, и вот: девяносто восемь имён уже вписано в неё, и на подходе последнее, девяносто девятое. Но кинули Камнерождённые дротики свои в неизвестность, и попали: все, как один, попадали вниз, в пропасть писари зловредные, и некому дописать имя последнее.
И поспешил Враг к вершине, к Матери-книге, дабы написать своё же имя самому, самостоятельно; но преградил ему путь суровый, величавый гном!
– Брысь с тропы Моей, малявка! – Прохрипело Зло бородатому смельчаку, даже не думая сбавлять шаг.
– Ты не пройдёшь!!! – Взревел Олвин, да так, что услышали его все горы в долине. Гном вытащил из ножен Лайсендер, и позвал Врага в последний бой.
И принял вызов Враг, не убоявшись великого меча, на который нанесены были руны гномкой Юнни. Но с толку был он сбит: ведь думал Враг, что гном пойдёт с секирой на него, или же обрушит свой тяжёлый молот.
– Ты не эльф и не человек, чтобы идти на Меня с мечом! – Шипел туман, кружа над Олвином. – С магическом мечом, а это ведь нечестно!
– Тебе ль о честности-то говорить? – Ходил кругами, вокруг оси своей гном, не зная, куда б ударить мечом, ибо всюду лишь сплошной туман. – Явись же, покажись! Какое оно, Зло? Во всей своей красе ты обернись же предо мною!
Но медлило Зло, не показывая истинного своего лика.
– Трус! – Сквозь зубы процедил гном, сплёвывая от негодования.
И задели эти слова Врага до всех глубин его чёрной души, и вот: восстал пред гномом Вирм, чей облик схож был с коброй королевскою, а также червём гигантским земляным одновременно. И наносил Вирм один за другим опасные, ядовитые выпады, но уворачивался Олвин так же успешно, как когда-то, в древние времена, Сигрун Победитель ускользал от сверхтяжёлой стоеросовой дубины великана Еттина.
Трое суток боролся Олвин с Вирмом, пока не одолел его вконец, разрезав Лайсендером пополам. И как-то хорошо, прекрасно стало на душе, и расцвели вокруг цветы! Благоухала зелень, птицы прилетели. И царила в воздухе улыбка, благодать.
Пока же гном из рода Железа сражался со Злом, одиннадцать его друзей приставили к Матери-книге большую лестницу, что несли они на своих плечах весь путь. И стёрли гномы все надписи ужасные, всем скопом переворачивая каждую страницу (так тяжела была каждая); все до единой почистили они. И вписали туда гномы нечто хорошее, и всего-то одно слово. Но слово это было превыше всех на свете, ибо у верховного бога-творца лишь одно имя, и это имя – Добро. Одни переводили его как «свет», иные – как «любовь», но имя это всегда несёт в себе только доброе начало, и не иначе.
И закрыли гномы Мать-книгу, и спустились к Олвину. И решили они искать Юнни.
И подсказало гному сердце его, где искать ту, которую он уже покинул однажды, и которую более не оставит никогда. И вот: выглянуло из твердыни личико милое и красивое, но грустное и печальное. И распахнулись от радости и удивления ресницы у гномки-воительницы, ибо пришёл к ней брат названный её, и стоит пред стенами, где замуровал её Враг.
– Сбылось, сбылось пророчество! – Просияла Юнни. – Ах, Олвин! Как же я тебя ждала…
И вызволил гном свою сестрицу из мрачного замка, из чертога чернокаменного, и бережно взял на руки уставшую красавицу, и отнёс к Иддир, которая не выдержала томительного ожидания, и через некоторое время вылетела вслед за гномами на край света, полагаясь на свой нюх. И вовремя: усадил гном златовласку к драконихе, и теперь ничего ей не грозит. Нет больше напастей; нет отныне Зла в мире этом.
И прилетела Иддир в Гномгард, а Олвин и его артель – уж тут! Ибо открыла рунический, магический портал мать гномов, и ныне в сборе все, ведь даже огнехвост пожаловал к измотанного пленом солнышку, дабы вселить и радость, и надежду.
И излечилась Юнни, став ещё краше. И взялась за старое, ибо соскучились по её стряпне все гномы, и не только: вот, валят толпами в «Коннахт» и тифлинги, и эльфы. Драконам, огнехвостам и всем-всем-всем созданиям волшебным радуются в Юниной таверне. И радовалась Юнни, потому что не увяла рассада её, и курица сидит и жмурится; не утащила её на этот раз рыжая, бесстыжая лиса.
И рассказали гномке, что отомщена она, и уничтожены все те, кто имел причастность к её пленению в далёком прошлом. И нет у них могилы, потому что подожгли гномы тела их, и развеяли над глубокой пропастью.
И настал день, и настал вечер: навестил гномку её спаситель, гном отважный, Олвин. И взял её за руку, и потащил к пруду, в котором отражался свет Луны.
– Помнишь ли, как бегали мы в детстве за дракошей, но всякий раз она нас обгоняла?
И кивнула гномка, улыбаясь.
– Помнишь ли, как сидели и читали свитки летописцев в Главной библиотеке?
И кивнула гномка, улыбаясь.
– Помнишь ли, как…
Но тут гном запнулся, и подошёл ближе. И обнял он Юнни со всею нежностью, и со всею же нежностью поцеловал. И ответила та, потому что тоже любила.
– Выйдешь ли ты за меня замуж? Станешь ли моей женой? Будешь ли хранительницей моего очага? Будешь ли вести со мной хозяйство? Будешь ли ты мамой наших малышей? Будешь ли ты ждать меня всегда? Будешь ли любить до самого конца?
Но закрыла Юнни ему рот, чтоб много не болтал, и присели они под Луной, и любовались природой, тишиной.
И сыграли в Гномгарде пышную свадьбу: стала невеста Юнни женою для Олвина; стал жених Олвин мужем для Юнни. И короновали их прямо на свадьбы, и ныне Олвин – король над всеми гномами; король добрый, справедливый и смиренный сердцем. И стала Юнни прекраснейшей из королев, и правила достойно, во всём помогая своему супругу. И шли к ней за советом и эльфы, и тифлинги, и многие другие народы Волшебного края. И преуспела она во многих из искусств, став видным звездочётом.
И была на свадьбе и Иддир, да не одна, а со своими родителями! Нашли они друг друга, и радости их не было предела.
И был на свадьбе огнехвост, и лучшими из лакомств одарили белку. И была она счастлива и весела.
Так завершилась история двух сердец. И жили они долго и счастливо…
