Lars Gert
Гномья летопись, или Быль об Олвине
Свиток #07. Вечный скиталец
Арн Говорящий, будучи наказан на гномьем Совете за своё чревоугодие, облачён был на некоторое время во вретище, дабы усмирилась его плоть, и укрепился дух. Гнома отправили простым батраком на Лиэрские рудники, и всякий раз его роба-власяница напоминала Арну, за что он провинился. Жил он там же, в колонии-поселении, вместе с такими же изгнанниками – кто-то не донёс самоцвет до телеги, положив его себе в карман; кто-то свершил ещё какой-то дурной поступок. Но исправительная каторга всегда была на пользу, не во вред: мера эта была явлением временным, и обычно через полгода очередного исхудавшего аскета забирали родственники из его клана к себе домой, дабы как следует отмыть, и в целом привести в нормальный вид. Гном, хоть один сезон проведший на Лиэрских рудниках, навсегда и напрочь отучался от вредных привычек, будь то курение сосновой смолы (а не табака), злоупотребление мозголомом, нечистота на руку, непочтение к главе рода или клана. Лиэрские рудники служили хорошей школой жизни: умаление благ, ношение колючей робы и нагрузка тяжёлым трудом закаляли гнома, делали его ещё выносливее и давали путёвку в новую жизнь, где нет места прегрешениям, и где гном сам старался показать пример хороший и пригожий.
За все былые, за все прошлые заслуги Арна Говорящего освободили раньше срока, но с тем условием, что он сам выберет себе наказание, более щадящее, и впредь более да не переедает – надсмотрщики видели, что жирок чревоугодника мало-помалу исчез, потому с бывшего толстяка и пухляка можно со спокойной совестью снимать вретище. Также они заметили, что гном перестал быть отъявленным болтуном из разряда «язык без костей» – се был ещё один из двух его недугов.
И решил гном-сказитель, гном-баснописец исходить вдоль и поперёк все Волшебные земли своими ногами, не сидя на пони, не летая на драконе, ибо не понаслышке, но воочию захотел гном повидать все неизведанные доселе края; своими стопами познать пески, иль заросли. Знал иль догадывался Арн, но чувствовал, что в мире, где живут гномы, эльфы, тифлинги и феи, живут и другие, не менее интересные создания. Большинство сведений о них тот смышлёный гном, отправившись из Лиэрских рудников в одно большое и бесконечное путешествие, собрал и записал в Зелёную книгу – ему было не привыкать марать пергаментные свитки, ведь до этого Арн Говорящий на протяжении многих лет вёл дневник, куда записывал предания, легенды, забавные и интересные истории, рецепты и меню блюд различных племён и народов Волшебных земель. Из его писаний многие страницы с годами были утрачены, но кое-что сохранилось до наших дней, и приоткрывает завесу тайны:
«По всей территории Волшебного края от Эльфхейма на севере до Тёмных земель на юге с давних времён живёт многочисленный крылатый народ. Многие птицы запросто соседствуют с людьми и эльфами. Есть и такие, которые предпочитают Гномгард. Что до непроходимых Тёмных лесов, до сих пор неизвестно, сколько дивных созданий прячется под его кронами. Несмотря на то, что многие их них малы размером, или имеют безобидный вид, каждое из этих существ обладает сильной магией и особыми способностями.
Кое-что о редких и уникальных птицах. Обширные земли Гномгарда, заселённые многочисленными племенами малорослых жителей, издавна привлекали необычных крылатых существ. Среди них – дубовик, проживающий в лесных чащах. Эта небольшая птица очень коварна и даже считается злобным волшебным существом. Дубовик живёт в кронах дубов и на стволах этих деревьев. Он заманивает путников своим мелодичным пением и предлагает им различные кушанья и подарки. Брать пищу у этого магического существа ни в коем случае нельзя, и местные жители знают об этом, ибо угощения его ядовиты. По ночам птица отправляется на охоту и может подстерегать случайных прохожих, поэтому наши гномы всегда обходят стороной срубленный дуб, где может прятаться дубовик.
Гианы – птицы, которых осталось крайне мало. Они проживают в глубоких лесных чащах, недоступных человеку и могут превращаться в прекрасных женщин. Проблема этих сказочных существ в том, что среди них нет мужчин и для рождения потомства им нужно встретить и заманить путника. Вреда гианы не причиняют; в человеческом образе они любят сидеть на ветках и прясть пряжу.
Возле болот, озёр и других водоёмов живёт птица-неразлучник. Внешне она походит на утку с сине-зелёным оперением, но имеет уникальное строение: у этих птиц по одному крылу и одной лапке, поэтому передвигаться и летать неразлучники могут только парой. Из-за этой особенности в прошлом на них охотились люди – их дарили жениху и невесте, чтобы избежать неверности и сохранить брак. Раз в столетие птица-неразлучник отправляется в дальний полет – к Луне. Светило притягивает их своим сиянием, но остаётся недоступным, поэтому из путешествия неразлучник уже не возвращается.
Какапо – нелетающая птица с жёлто-зелёным оперением. Считается, что они обитают там, где спрятан клад с золотом, или зарыто сокровище. Найти какапо в зарослях сложно; помочь может их уникальная особенность – сильный медовый аромат, который источает их оперение. Питаются они семенами и плодами, для чего с помощью сильных лап забираются на деревья, откуда спускаются как на парашюте, раскинув крылья.
Среди крылатых созданий встречаются крупные и опасные. Один из самых известных и грозных хранителей золота и защитников сокровищ, спрятанных в горах – грифон. От его крика мгновенно вянут растения, а человек, гном или иное живое существо падает замертво. По своему виду грифон напоминает существо с телом льва, головой и крыльями орла. Глаза у него отливают золотом, клюв огромен – до трёх четвертей альна2 в длину и такие же опасные когти. Грифоны стерегут сады с волшебными яблоками. Вкусив такой плод, можно получить вечную молодость, поэтому охотников на них всегда было достаточно, особенно среди людей.
Гиппогриф – одно их опасных существ, которое поддаётся приручению. Для этого необходимо установить с ним зрительный контакт, но сделать это нелегко из-за их буйного нрава. Внешность у гиппогрифов уникальна – тело лошади, задние лапы, как у льва, передние – как у хищной птицы, голова и клюв – как у грифа.
Нельзя обойти вниманием и такое существо, как птица-могол или громовержец. Это волшебное создание способно менять погоду одним взмахом своих крыльев и часто вызывает сильнейшую грозу. Внешне могол похож на крупного ворона с орлиным клювом. У него отливающие синим и зелёным цветом когти и клюв, неуязвимое к любому воздействию оперение. Эта птица бессмертна и никогда не стареет. Громовержец тщательно оберегает свою кладку – единственное железное яйцо. Приближаться к ней нельзя – птица убивает каждого, кто может причинить вред будущему потомству.
Пришло время поговорить о птицах милосердия, любви и света. Первое место в этом списке, однозначно занимает, феникс. Существуют синий феникс и золотой феникс, которые отличаются только цветом оперения. Эта птица является воплощением милосердия и добра, неотделима от солнца и света. Внешность у существа необычная – клюв петуха, хвост павлина, длинная, как у змеи шея, и перья, переливающиеся пятью цветами. Феникс – долгожитель, он может прожить до пятисот лет, а когда приходит время умирать, вдыхает запах благовоний, воспламеняется и сгорает. Из пепла рождается огненная саламандра или змейка, которая впоследствии превращается в феникса. Это волшебное существо имеет способность утихомирить своим пением душевную боль, а его слезы излечивают любую рану.
Волшебная птица алконст – райская птица с женской головой. Она имеет прекрасный облик и чарующий голос. Прилетая утром в сад или рощу, алконст грустит и плачет, но вернувшись после полудня – смеётся и радуется. Встреча с этим волшебным существом приносит благодать – стряхивая с веток капли росы или плоды, птица делает их целительными.
Среди летающих волшебных созданий одно из главных мест занимают и драконы, но им в моей Зелёной книге посвящены другие страницы…».
И вёл Арн Говорящий свою Зелёную книгу на протяжении остатка всей своей жизни; до конца дней своих вносил он туда важные сведения, пометки, записи и примечания. И состарился, и вот: не стало сего гнома-летописца, и прожил он половину от половины тысячелетия, а именно двести пятьдесят лет. И завернули Арна в багряницу, и схоронили со всеми почестями. И оплакивал гнома странствующий голубь, что сопровождал того повсеместно. Но выстроили гномы родичу своему памятник ещё при жизни, ибо редкий гном проводит большую часть своего жизненного пути вне Подгорного подземелья, да ещё и ведёт жизнеописание растений, животных и птиц, что больше характерно для эльфов и отчасти – тифлингов. И отнесли гномы Зелёную книгу в Главную библиотеку, и поставили в один ряд с Золотой книгой, Большой поваренной книгой и Гномьей летописью, дописав в последней и строки про Арна Говорящего…
Свиток #08. Лихие годы
– Назови мне сегодняшний день, а также дни, окружающие его! – Дал старый Янггл новое задание своему ученику.
– Середа, громодень, свободень3. – Не задумываясь, выпалил тот.
– Восхитительно и безупречно! – Не мог нарадоваться Янггл. – Ты заслужил хорошую отметку!
Янггл преподавал в начальных классах, и слыл гномом строгим, но весьма справедливым. Он был уже стар и даже дряхл, но был лучшим из учителей старой школы. Его ценили и уважали все, кроме некоторых его учеников, которые сегодня опять что-то натворили.
И действительно: зайдя в библиотеку, Янггл не досчитался одного из них. Хулигана он обнаружил в подземном коридоре, который соединял библиотеку с другими помещениями. Гномик рисовал на стенах каракули, и не сразу заметил, как над ним нависла суровая тень, которая немедля схватила его за ухо и потащила в кабинет.
– Какой противный, неуёмный мерзопакостник! – С презрением и недовольством отругал сорванца преподаватель, что учительствовал над ним не первый день, и не последний. – Да что ж мне за наказание такое с тобой? Свалилось на мою шею, проклятье богов! Кто ж тебя всему этому учит-то, а?
Провинившийся гномик стоял и молчал – но, похоже, вовсе не чувствовал своей вины.
– Ничтожный гномчишка! Все дети, как дети, а ты портишь своей росписью стены, что отполированы были за много лет даже до меня! Что же тебе не сидится-то, на одном месте, егоза ты этакая?! Может, червиё тебя заело, или ж шило в одном месте? Крутишься-вертишься, точно вредная юла!
Ученик смолчал и на сей раз.
– Всё тебе бы вынюхать, сломать! Носишься, как угорелый, по всем пещерам; ищи-свищи тебя! Орёшь, как бешеный, точно тебя режут тесаком!
Старый Янггл поправил бороду, откашлялся и снял с переносицы запотевшие очки, дабы протереть их салфеточкой.
– Спёр из картинной галереи полотно, где старый добрый Нейн сбирает вкруговую весь наш народ; порвал Зелёную книгу; разбил прекрасную вазу, милую сердцу не одному гному… Безрукий, безалаберный гномёнок! Как тебя только земля носит? Будь ты неладен… Прочь с глаз моих долой!!! А не то возьмусь за розгу, и розгою же всыплю, как следует! Ты весь пошёл в Паркуна и Фнатта – ни дать ни взять, их отродье…
И тот гадёныш, зверёныш, спиногрыз пустился наутёк, дабы Янггл не привёл в действо все свои словеса.
С испорченным настроением учитель проследовал в свою каморку, дабы собраться с мыслями; в укромное место, где его бы никто не видел и не слышал.
«Вот же гномята пошли – не гномята, а сто монет убытку! То ли дело другой гном – тот, кого в пример я ставлю всему классу: отзывчивый и добрый; кто, несмотря на своё происхождение, не бахвал, но скромняга. Прилежный ученик; на него вся моя надежда. Надеюсь, он ещё своё возьмёт, получит, и однажды встанет в ряд с такими гномами, как праотец Нейн, как кузнец Зайн, как охотник Ульфин, как воин Сигрун Победитель, как полководец Айх, как летописец Наиварр, как король Ронфутт, как королева Берилла, как маг Биллбронн, как менестрель Глим, как ювелир Оррин, как путешественник Арн Говорящий…».
На следующий день Янггл вызвал к доске одну шестилетнюю гномку, которой дал задание заучить руны и их значение в хозяйстве, лечении и магии.
– Итак, я внимательно тебя слушаю, дитя моё. – Настроился преподаватель, предвкушая полноценный, правильный, развёрнутый ответ.
– Руна «дагаз» означает сокрытие; делает невидимым предмет или гнома, на которого она нанесена. «Гедо» – руна единства: что чувствует один – то чувствует и другой (бинарное действие); помогает определить, здоров ли, жив другой гном, которого нет рядом. «Йера» – вызвать смерч, ураган, зациклить любое магическое действие; помогает получить отличный урожай. «Кеназ» – огонь; помогает разжечь даже сырые дрова, сделать магические факелы для подземелий. «Сауло» – энергия, сила; помогает в лечении ран и исцелении больных. «Тир» – руна победы. «Беркана» – женская руна; руна плодородия, мира. «Эваз» – «лошадка» – помогает использовать любое животное как тягловую силу, или для езды верхом; помогает быстро перемещаться. «Наут» – принуждение; злая руна, которая используется колдунами и ведьмами для подчинения воли…
– Достаточно. – Прервал ученицу Янггл, вполне удовлетворённый ответом. – Иного я и не ожидал услышать; ты не подвела.
«Ещё одно моё чудо», подумал Янггл после занятий. «Она подаёт неплохие надежды, у неё есть перспектива».
Но не суждено было Янгглу увидеть плоды своих стараний; не увидел старый мастер, ни достижений юной гномки, ни великих свершений одного из своих лучших гномов: наступили Лихие годы…
В один не самый прекрасный, но пасмурный, безрадостный день снизошли на Гномгард полчища вражеские, и была их тьма тьмущая. Ими, как и прежде, двигало великое Зло, но на сей раз эта нечисть зашла уж слишком далеко, ибо в нечестном, неравном бою искала себе победу – не в открытом поле, как когда-то, но без всякого предупреждения ворвались они в обитель гномов, в их пристанище! Не остановила сегодня врага неизвестность глубоких пещер, не погнушались они ничем.
К гномам заявились всё те же извечные враги – великаны, тролли, гоблины, василиски да чернолюды. И последние, брызгая слюной и страшно ругаясь, попирали все творения гномов, и многих из них взяли в рабство, в плен, дабы ишачила на них эта «мелюзга», ведь под силу гному то, что неподвластно человеку. И никто, никто не пришёл в тот роковой час на помощь гномам, ибо эльфы не совали нос в Подгорное подземелье; тифлинги давились вторым завтраком; драконы ещё спали, а потомки принца Варианна варились в собственном соку, в великом своём себялюбии упразднив всяческую подмогу ближнему.
Поначалу гномы были попросту смяты, сбиты с ног, обескуражены, ведь застали их врасплох. Но постепенно, шаг за шагом, опрокинули они всех поработителей своих, ожесточённо, остервенело и с пеной у рта дерясь в пещерах до последнего издоха, до последней капли крови. Объединились кланы, каждый в свой род, и дали захватчикам и угнетателям достойный отпор. Не пропустили гномы неприятеля на нижние ярусы королевства своего, и уберегли Главную библиотеку и все летописные труды в ней. Но много и полегло гномов, и многих не досчитались они после сраженья – убитыми, пленёнными, пропавшими без вести.
И поняло в тот день Зло, что не иссякла ещё сила в рудниках и подземельях; что возьмёт рука топор иль молот, да настучит по головам всех иноземцев – ведь даже женщины их, дети – герои этой новой стычки…
Свиток #09. В гостях у Юнни
У края тропы, что вела от Фаннихольма в Шеллфолд, удобно пристроилось одно небольшое придорожное заведение, а именно таверна «Коннахт». На этом участке дороги (и дороги достаточно протяжённой, вымощенной синим кирпичом) таверна была хорошим пристанищем утомлённым путникам – как конным, так и пешим, ибо, помимо всего прочего, являлась ещё и гостиницей (единственным сооружением подобного рода в этой части местности, единственным жилым строением – если вспомнить, что гномы живут под землёй, а на поверхность выходят в случае крайней нужды).
И Фаннихольм, и Шеллфолд лежали в стороне как от Королевской дороги, так и от главных торговых путей. Тем не менее, от посетителей здесь не было отбою, и вот почему.
Отдохнуть, прикорнуть, отведать сытенькой похлёбки – такая мысль мелькает у любого, кто долго был в пути; ночлег и плотная, здоровая еда – о чём же ещё мечтать постояльцам? Но «Коннахт» не был рядовым пристанищем в непогоду или в самый обычный голод – это место издавна славилось как своими блюдами, так и мягкими, тёплыми, пушистыми подушками, да одеялами. Здесь рады были и гному, и эльфу, и человеку; тут кого только не встретишь, с кем только не перебросишься парой-тройкой фраз за кружкой эля перед камином! Тихое, уютное местечко вдали от шума, гама, суеты…
Завсегдатаями харчевни, как правило, были гномы, что обитали тут неподалёку, под землёй в своих норках. Их было с добрую дюжину, включая самого Олвина; эта братия обычно приходила в «Коннахт» просто подкрепиться, а порой и поболтать, хотя эти угрюмые создания были достаточно немногословны.
Другие наведывались сюда изредка, и манили их сюда и слава, что шла о таверне за много лиг отсюда; и любопытство, ведь, судя по слухам, тут можно было услышать много интересных историй; и, разумеется, запах, ибо, как только ноги незнакомца, или копыта его коня ступали на эту тропу, ноздри, вдыхая изысканный аромат (что разносится на много-много лиг), являлись наилучшим проводником к «Коннахту», этому замечательнейшему заведению.
Эти «другие» делились на тех, кто стучался просто перекусить (и чьи кони ещё смогут скакать дальше), и на тех, кому было необходимо переночевать, ибо долог был их путь, обременён тяготами да невзгодами, всякими превратностями судьбы. Редко, редко в «Коннахте» не находилось мест для ночлега, а мест было на два десятка душ – каждому ключик, который отпирал дверь, за которой сон, покой, умиротворение, отличная кровать.
Убранство гостиницы весьма располагает: за круглой деревянной дверцей, над которой висит, звеня сам по себе, красивый волшебный колокольчик, вас ждёт изумительный вид вовнутрь, к лакированным скамьям и покрытым скатертью столам. Над входом, изнутри грозно висит морда хряковепря, дикого секача-одинца, а под ней – скрещённые топор и молот, наиглавнейшее оружие всех гномов. Вы думаете, вы попали в самую что ни на есть обычную столовую? Ах, как же вы заблуждаетесь! Над головами, на стенах помещения, высятся труды знатных художников, великих мастеров своих эпох; это просто чудо, настоящая картинная галерея.
Отдельной похвалы удостоена и хозяйка таверны, гномка Юнни, ведь именно она заправляла «Коннахтом» и справлялась со своими обязанностями на «ура». Многие знали её именно под этим именем, но некоторые, наиболее близкие друзья знавали и её настоящее имя; её же второе, рунное имя, также данное при рождении, не знал (и не мог знать) никто, кроме самой Юнни, поскольку оно являлось магическим, важным оберегом.
Одни почитали хозяйку за её кулинарные способности – её диковинные деликатесы были на самом высшем уровне, и всякий раз менялись. Другие боготворили за неземную красоту, недюжинный для женщины ум, а также за ловкость, доброту и многое другое – у гномки имелось немало прекрасных качеств и достоинств. Увы, находились и третьи, которые ворчали, что на самом деле она – ведьма, и сама в забегаловку не хаживает, но подсылает туда вместо себя какую-то юную особу, которая и обслуживает гостей с меню, подносом или бокалом в руках. Эти третьи давились завистью, потому что им было нестерпимо неприятно видеть, наблюдать, что есть такое местечко в этом порою неспокойном мире, где всё спокойно, хорошо; где тишь да гладь, где счастье таки есть…
Ранним утром в таверне ещё пустовало. Солнце, проснувшись из-за горизонта часов в шесть, поднималось всё выше, преображаясь от малинового до ярко-оранжевого.
«Холодно!», заметила Юнни, ёжась и зябко водя плечами. «Олвин бы обязательно сморозил, что я – зяблик. Ну, ничего; ладно, прохладно. Раз сегодня я проснулась раньше обычного, значит – успею больше обычного. За работу!».
Трудолюбия гномке было не занимать, и она, вместо того, чтобы накинуть на плечи шаль да улечься в кресло-качалку напротив камина, предварительно кинув туда парочку новых поленьев, с усердием принялась летать, точно пчёлка.
Сначала Юнни помчала к невысокому, пологому всхолмью, что было неподалёку, и нарвала кое-каких целебных кустрав. Затем, вернувшись, она схватила коромысло с двумя вёдрами, дабы набрать воды из родника, которым земля её тоже не обидела.
Когда в дверях показался самый первый посетитель, таверна уже полна всевозможных запахов; у любого бы потекли слюнки.
Постепенно «Коннахт» оживился и загудел, точно улей. И вот, ближе к полудню в гостиницу пожаловал некто, чьё лицо прикрывал свисавший с головы капюшон; вряд ли это был гном, ибо довольно уж тощий, осанистый, высокий. Он развалился, точно медведь, и положил ноги прямо на стол, ибо он был для него низок.
При виде этого чванливого, фамильярного, неприятного незнакомца все переглянулись. Завсегдатаи кивали друг другу, перешёптываясь:
– Это ещё кто? Каким ветром? Не из наших краёв.
– Возможно, нас посетил кто-то из эльфов? – Предположил один.
– Не может этого быть! Эльфы никогда не сядут есть в одно время с нами! Бывают они редко, и только ранним утром, когда наши ещё дрыхнут! – Возразил другой.
– Тогда это человек!
– Какой же это человек? Коли ведёт себя столь беспардонно… Даже мы, гномы, даже будучи сильно пьяны, не позволяем себе класть лапы туда, куда кладут чашки да тарелки! Слыханное ли это дело…
Другие, не из гномов, оглядели странного, развязного посетителя разок-другой, да и перестали обращать на него всякое внимание.
Юнни в это время вытирала со стола, прибирая за одним клиентом, дабы взять заказ у следующего. Как она всё это успевала одна – уму непостижимо; но гномка уже привыкла и никому бы не доверила свою любимую работёнку.
– Где моя еда?! – Рявкнул тут, наконец, чужак, с силой стукнув кулаком по столу, да так, что он чуть не разломился надвое. – А ну-ка быстренько мне свеженького хлебца, жареного мясца, да крепенького квасца!
Все присутствующие в трапезной притихли, замолчали, уставившись на говорившего.
Юнни вынырнула, будто из-под земли, и предстала перед хамом в нарядном переднике и с вежливой улыбкой на лице:
– Добро пожаловать! Что-нибудь ещё желаете? У нас сегодня отменные пышуги, а из напитков непременно должен понравиться мозголом. И, будьте добры: уберите, пожалуйста, со стола свои ноги; у нас так не принято.
Посмотрев на красавицу, что стояла подле, грубиян словно смягчился, но тут же попытался приобнять Юнни, встав из-за стола.
Та отошла в сторонку, и мысленно пожелала залить тому типу в глотку не то, что мозголом, а эль из лишайника, специально приготовленный не по её рецепту, чтобы отравить наверняка.
– Не советую тебе этого делать, приятель. – Покачал головой один гном.
– И лучше б тебе уйти подобру-поздорову. – Предупредил гном второй.
В зале послышался смешок. И, прежде чем наглец успел что-либо сказать или сделать, Юнни так врезала тому здоровенной сковородой по голове, что тот рухнул наземь, точно подкошенный. Так она и стояла, сжимая в руках сковородку, которая ещё не остыла, под аплодисменты всех, кто сидел сегодня в таверне и занят был едой иль разговором. Её глазки, её носик не были на мокром месте; все знали, что гномка добрая до поры, до времени – стоило кому-либо перегнуть палку, и перед ним уже была другая Юнни, которая отметелит так, что не признает никто.
Неизвестного подняли с пола, привели в чувство и вытолкали взашей прочь, наказав впредь сюда не являться. Только вряд ли незнакомец испугался – очень не понравился гномам его взгляд.
Ближе к вечеру, когда гномы, сытно поужинав, встали из-за стола, поблагодарили Юнни и направились к выходу (сегодня их было семеро), повариха обнаружила, что она что-то уж слишком одна. Перемыв всю посуду, до блеска начистив казаны и кастрюли, прибрав все столики и вымыв полы, она немного отвлеклась от своих раздумий – но теперь, когда все дела были закончены, и заняться больше было нечем, странное чувство вновь проснулось в гномке, разгоревшись с новой силой.
Забеспокоившись, Юнни выглянула во двор и пронзающим взором вперилась в ближайшее деревце, что росло рядом, и чей изогнутый ствол слегка нависал над харчевней – ни дать, ни взять, вторая крыша; кроной же своею пышной дерево давало неплохую тень, которая так спасала в жаркие деньки.
Как ни вглядывалась гномка, как ни присвистывала и ни звала, ей никто не ответил; в ответ лишь гробовая тишина. Ни листочка не шелохнулось, ибо ветра не было также.
С грустной миной гномка проследовала в чулан, где порой обитало её драгоценное сокровище, воруя припрятанные ей съестные припасы и поедая их. Однако Юнни всё прощала, потому что её огнехвост, её рыженькая белочка с пушистым огненным хвостом спасала её от одиночества и дарила прекрасное настроение. Очень привязалась гномка к этому забавному зверьку, этому просто милому существу.
– Ну, где же ты, где? – Чуть не плача, воззвала она в пустоту, и присела, сама не своя. Но тут же взяла себя в руки: все привыкли видеть её сильной; никто не должен, ни знать, ни догадываться, что и Юнни порой бывает грустно.
Хозяйка таверны вернулась на кухню и присела, дабы испить орехового пива. Но пиво делалось из кедровых орешков, и это лишний раз напомнило Юнни о её питомице, которая так легко и непринуждённо раскалывала скорлупу любого ореха своими зубками. Поэтому гномка налила себе в кружку подгорного эля, дабы скоротать этот долгий зимний вечерок, ибо домой идти ей что-то не хотелось. Гномка задумалась, подпёрла подбородок ладонью и уставилась в окно, бесстрастно глядя на снежные хлопья, что медленно, но верно ложились на землю. И ей совсем-совсем не было холодно.
Внезапно в окошко заглянула чья-то огромная морда, и любой другой на месте гномки тотчас бы сбежал, точно след простыл – пятки так бы и сверкали. Но, то была морда Иддир – самой изящной в мире драконихи, лучшей подруги Юнни.
Иддир, что вела свой род от самой Энгерской хвосторожки, была ровесницей гномки по возрасту – ей было не больше двадцати шести лет. Но драконы растут быстро, и вымахала Иддир изрядно, уже порядком. А потому в окно могла пролезть лишь часть её головы, с маленькими зенками и пыхтящими ноздрями.
– Никак мы грустим? – Любопытствуя, зевнула Иддир. – Отчего в печали и тоске? И домой ты не идёшь…
Юнни заметно оживилась, повернула голову и посмотрела на дракониху:
Как выпрямилась во весь рост
– Так сбежал мой огнехвост
Сбежал, грызун, возможно, в лес?
Куда же он утёк, убёг, исчез…
Чем же я ему не угодила?
Ведь поила я бельчонка и кормила!
– Ах, вот оно в чём дело… – Протянула Иддир, и игриво потёрлась мордой о шейку гномки. – Полетаем?
– Увы, но не сегодня: нет у меня настроения.
– Так ведь с пользой: моё обоняние и твоё зрение вернут твоего огнехвоста на место.
– В густом лесу полным-полно нор и лазеек; укроется зверёк там только так. Вечер на дворе, и не увидим мы со столь великой высоты ту белку, что покинула меня.
Иддир осторожно, тепло, участливо, с нежностью и лаской положила свою морду на плечо гномке. Та в ответ, не оборачиваясь, не проронив ни капли серебристых и прозрачных слёз, обхватила руками то немногое, и самое дорогое, что осталось у неё: Юнни была круглой сиротой, познавшей рабство, и лишь по счастливой случайности вырвавшейся обратно, на волю, и ныне не безродна более, ведь довлеет над ней благословение и благодать могучей и выносливой жрицы Ларуал, гномихи-воительницы этих краёв…
В это время Олвин, возвращаясь с рудников, шахт и каменоломен, завидел свет в таверне и поспешил заглянуть туда – ему всё равно было по пути.
– Мир тебе, сестра! – Кинул он с порога свою приветственную фразу. – И тебе, о Иддир, вечер добрый!
Олвин был гномом добрым, сильным и отважным – о нём хорошо отзывались и стар, и млад; не то, что в Гномгарде – в Эльфхейме наслышаны о нём, ведь происходил он от самого Нейна, прародителя всего гномьего народа, и являлся достойным его прапотомком. Но отринул Олвин все притязания на трон уже давно, и в свои тридцать довольствовался работой в провинциальном подгорном поселении, стяжав подле себя таких же бравых гномов, как и он сам. Их артель была самой лучшей, самой дружной и самой трудолюбивой; многими уменьями овладел Олвин ещё с детства, и первым лез всё глубже и глубже, проникая в святая святых гор, добывая и мифрил, и блестящие диаманты, не боясь ни мглы, ни опасностей, подстерегающих на каждом шагу. Вместе с прочими гномами артели, коих было одиннадцать, они прорубали причудливые залы и запутанные лабиринты, ходы в которых знали лишь они – вот только про таблички они частенько забывали; оттого любой другой легко мог заблудиться – этим Олвин, увы, грешил, ибо особой расторопностью не отличался. Зато эта некоторая его медлительность, неторопливость, неспешность помогала гному в принятии решений, не основанных на тех быстрых мыслях, что пробуждаются часто, но не всегда верны: «семь раз отмерь – один раз отрежь», говаривал Олвин, несмотря на свой относительно юный для гнома возраст. И пользовался он в округе чрезвычайным положением и уважением, снискав и одобрение, и славу, ведь «один раз увидеть, нежели сто раз услышать» также было сказано им и повторялось неоднократно всеми прочими гномами его отряда. Их так и прозвали: одиннадцать друзей Олвина, семь из которых были ему ещё и кровными братьями, из рода Нейна Длинноборода, Нейна-храбреца, Нейна-удальца.
– От меня сбежал дорогой моему сердцу огнехвост; думается мне, он чего-то иль кого-то испугался, ведь был сегодня трудный день. Разыщи мне его, брат, будь добр. – Подняла свои дивные очи Юнни, обращаясь к названному брату, ведь дружили они с детства, и съели не один пуд соли и лиха.
Великим мастером был Олвин: кузнецом, каменотёсом; но также и в ином ремесле известен был, а именно то, что умел он считывать следы, как эльф. Его зоркий глаз и острый слух могли бы пригодится, и повторять просьбу дважды этому гному было не обязательно.
– Куй железо, пока горячо. – Изрёк Олвин и растворился в темноте.
