Леонид Млечин
Эрнст Генри
© Млечин Л. М., 2023
© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2023
Вместо предисловия
Несколько смелых решений определили его жизнь.
В 1919 году, в разгар Гражданской войны в России, он уехал из Москвы и добрался до Берлина, где – страстно увлеченный левыми идеями – присоединился к немецким коммунистам и до последнего вздоха сражался за те идеалы, в которые когда-то поверил.
Что бы произошло, если бы он остался в России? Он мог в 16 лет запросто погибнуть в кровавой Гражданской войне. А мог бы – с его темпераментом – стать заметным партийным работником или крупным советским журналистом и совсем молодым угодить в жернова Большого террора…
В начале 1933 года он срочно выехал из Берлина в Лондон к тяжело больной сестре и там обосновался.
А если бы он остался в Германии? Нацисты уже пришли к власти, и он как коммунист и еврей очень быстро оказался бы в концлагере. Шансов выжить было совсем немного…
Уже после войны, в конце 1946 года, он внезапно получил указание из Москвы сдать дела в советском посольстве в Лондоне и вернуться в Советский Союз. Он не видел родину почти три десятилетия. Плохо представлял себе советскую жизнь. Вернулся и через несколько лет оказался в тюрьме по сфабрикованному обвинению.
А если бы он остался в Лондоне? Одаренный человек с широкими познаниями, владевший и немецким, и английским как родным, он вскоре перебрался бы в Соединенные Штаты, где стал бы уважаемым профессором, писал толстые книги и прожил жизнь в комфорте и уважении.
Но Эрнст Генри не мог поступить иначе!
«Он напоминал иностранца, а не тамбовского уроженца, – таким его увидел коллега по «Литературной газете». – Он мало говорил, вел себя крайне сдержанно, был всегда гладко выбрит, с аккуратно подстриженными седыми усами. Лицо его было всегда спокойно и непроницаемо. Отвечал на приветствие холодно. Одевался просто и чисто, но элегантно: темные брюки со стрелкой, легкая шерстяная водолазка, галстука я на нем не видел, и пиджак – светлее брюк – с круглыми бортами».
Да, тамбовским уроженцем он точно не был, хотя именно этот город ему, оформляя паспорт, вписали в графу «место рождения».
Герой Советского Союза генерал-лейтенант Николай Иванович Бирюков, освобождавший Будапешт, вспоминал:
«Ровно в час 9 мая 1945 года наступление, ведение огня и преследование бежавшего врага было прекращено. Над австрийской землей установилась тишина. Наступил первый день мира, кончился 1418-й день Великой Отечественной войны.
Никто не мог уснуть в эту ночь. Я – тоже. Опять и опять перед мысленным моим взором, как наяву, рисовалась стратегическая карта: Центральная и Восточная Европа, Балканы, стрелы ударов направлены через нашу границу на Киев, Ленинград, Москву. Это Гитлер начал пресловутый “Дранг нах Остен”, и германские механизированные корпуса вторглись на территорию Советского Союза…
Сейчас эта карта знакома каждому школьнику, изучающему отечественную историю. Мне же впервые довелось познакомиться с ней еще за два года до войны, после возвращения из республиканской Испании. Нет, я не проникал в святая святых германского Генерального штаба. Карта была напечатана в книжке, которую я купил в московском киоске. Книжку перевели с английского. Она называлась “Гитлер против СССР”.
Ее автор Эрнст Генри – блестящий журналист и публицист, не скрывая своих симпатий к стране социализма, писал о будущем нашем столкновении с фашизмом так просто, ясно, убежденно, что ему нельзя было не поверить. Он ничего не придумывал, он оперировал только известными фактами. Ему было известно очень многое, и Генри умел это многое правильно сгруппировать и проанализировать. Сделанные им выводы я не раз вспоминал на войне, а вернувшись домой в сорок пятом, тотчас разыскал и перечитал эту книгу.
Не все, что предсказывал Эрнст Генри, сбылось. Однако и сегодня (точнее, особенно сегодня, так как мы можем сравнить) она читается с огромным интересом. Поражают и частности и общие положения.
Например, о предстоящей борьбе за Ленинград, о ленинградцах он писал: “Это люди особого склада; таких людей воспитывают только революции… Всякий, кто попытается напасть на Ленинград, наткнется на провод высокого напряжения. Это уже было однажды продемонстрировано в 1919 году”.
И подтверждено в 1941–1945 годах – можем добавить мы сегодня.
А вот что писал Эрнст Генри о будущей войне вообще:
“На грубую, чисто техническую стратегию фашизма социалистическая армия ответит еще более сильным оружием – укреплениями, танками, самолетами, подводными лодками. Морально, однако, она ответит таким гневом, таким взрывом всей внутренней и человеческой энергии высшего социального порядка, таким негодованием, что в языках пламени этого взрыва автоматическая армия агрессоров превратится в груду пепла”.
Далее Генри пишет о первой стадии войны, о бешено рвущихся на восток гитлеровских армиях. На второй стадии вступают в дело потенциальные резервы – экономические, социальные и чисто военные, и, конечно же, резервы духовной стойкости воюющих сторон. Соотношение сил изменилось, что начинает резко сказываться на всем протяжении от Балтийского до Черного моря. После этого исход борьбы уже предопределен, так как “Гитлер проиграл уже в тот момент, когда он остановился в первый раз”.
А вот как закончил Генри свою книгу: “Мир никогда еще не был свидетелем такого разгрома, какому подвергнутся гитлеровские вооруженные силы”».
Могу еще добавить, что Эрнст Генри оказался советским человеком, работавшим за границей, – Иваном Федоровичем Леонидовым. Об этом я узнал недавно, когда вручали ему орден Ленина».
Вот это, пожалуй, единственное, в чем генерал Бирюков ошибся. Звали автора той книги иначе. И орденом Ленина его не отметили.
Но с именем Эрнста Генри связаны истории и более масштабные.
Писатель Юрий Щеглов (Юрий Маркович Варшавер) пересказал то, что ему в давние времена поведал заместитель главного редактора «Литературной газеты» Артур Сергеевич Тертерян, много чего повидавший в жизни:
«В первые дни войны по приказу Сталина Поскребышев позвонил Берии и приказал: немедленно разыскать для Иосифа Виссарионовича книги Генри “Гитлер над Европой” и “Гитлер против СССР”.
Приказ Поскребышев отдавал тихим голосом, но жестко. Он звонил мне несколько раз, но таблетка нитроглицерина была всегда со мной! – тертеряновские глаза источали одновременно и доброжелательность, и угрозу. – Берия кинулся исполнять. Изданий нигде нет: ни в библиотеках, ни на руках. Бестселлеры Семена Николаевича вроде не запрещены, но держать их дома опасно. Никто из ближайшего кремлевского окружения не желал признаться, что книги Генри не видел даже издали, а не то что держал в руках! Поскребышев вечером матом покрыл всю Лубянку, чего никогда не делал, и еще раз матом – на рассвете. Там поняли, что дело плохо, и нашли. У Эрнста Генри отнять выдающиеся аналитические способности нельзя. Сталин искал в его книгах ответ на какие-то свои вопросы…»
Книги Эрнста Генри будут переизданы в новой России. Предисловие напишет академик Евгений Максимович Примаков, который руководил и внешней разведкой, и дипломатией, и всем правительством:
«Мне посчастливилось быть знакомым с автором этих книг, выдающимся журналистом, ученым, одним из самых сильных аналитиков, занимавшихся столь сложной проблемой – обстановкой, складывавшейся в Европе в результате грубого вмешательства в ее дела фашистской Германии. Автор мастерски показал за счет чего и при чьей помощи смог вырасти фашизм в Германии, как он смог встать над Европой, как он мог в качестве грозной силы выступить против СССР.
Я хотел бы подчеркнуть, что Эрнст Генри, или А. Леонидов, или Аркадий Лосев, или С. Ростовский был человеком, одновременно обладающим огромными знаниями и блестящим пером. Эти книги в мое время были широко известны. По ним учились. Но думаю, что они были полезны не столько в учебно-пропагандистском, сколько в политическом плане. Эти книги не могли не интересовать тех, кто в Советском Союзе принимал политические решения».
Известный писатель Борис Николаевич Полевой, Герой Социалистического Труда, двукратный лауреат Сталинских премий, автор знаменитой книги «Повесть о настоящем человеке», вспоминал, как пытался понять, кто такой Эрнст Генри:
«В юности своей всегда с уважением читал две Ваши книги, а потом в трагические военные годы, всегда, вспоминая Ваши книги, поражался, сколь точно удалось Вам предугадать трагическое развертывание событий – до наступления на Ленинград и Киев, до неприступности Москвы.
А уж сколько догадок насчет Вашей личности мы строили! Начиная с того, что Вы один из одумавшихся и порвавших с Гитлером его приближенных, и кончая тем, что Вы – это один из английских офицеров, занимающийся Европой в Интеллидженс Сервис…
С восхищением перед Вашей космической прозорливостью жму Вам руку».
Уже в более поздние годы британские журналисты, откликаясь на его статьи в «Литературной газете», переживавшей тогда свой расцвет, уважительно писали: «Он не только известен на Западе двумя своими книгами, написанными под псевдонимом Эрнст Генри. Он своего рода советский Уолтер Липпман». Американец Уолтер Липпман по праву считается влиятельнейшим журналистом ХХ века. Ему было всего 25 лет, когда президент США Теодор Рузвельт назвал его «самым талантливым молодым американцем». Липпмана без преувеличения читала вся Америка, к нему прислушивался политический истеблишмент.
Британские журналисты ставили Эрнста Генри выше Уолтера Липпмана: «Разница состоит в том, что Эрнст Генри не только политический комментатор, но и одновременно был полуофициальным представителем власти. Так что его статьи заслуживают куда большего внимания, чем им обычно уделяют».
В декабре 1979 года лондонская леволиберальная газета The Guardian («Страж») сообщила ошеломительную новость: крупный британский искусствовед, хранитель Королевской картинной галереи Энтони Блант подал в отставку и отказался от, дарованного ему королевой Елизаветой II титула рыцаря.
Что стало причиной?
Энтони Блант, который прежде служил в британской контрразведке МИ-5, признался, что на самом деле с довоенных пор работал на советскую разведку. Лондонские газеты уверенно писали, что его советским связным был Эрнст Генри.
Другая лондонская газета The Observer («Наблюдатель») вышла с шапкой: «Рассекречен тот, кто руководил шпионской работой Энтони Бланта»: «Это бывший член ЦК Коммунистической партии Германии, который прибыл в Лондон в середине 30-х. Сейчас он живет в Москве под именем Семена Николаевича Ростовского. Но его лучше знают как Эрнста Генри, чьи статьи печатают “Известия” и “Литературная газета”.
По нашим сведениям, Эрнст Генри в предвоенной Германии, исполняя поручение Коминтерна, занимался налаживанием отношений с социал-демократами. По его мнению, их отказ присоединиться к народному фронту сыграл роковою роль в приходе нацистов к власти.
Генри покинул Германию и два года путешествовал по Европе. Одна из поставленных перед ним задач – оценить силу антинацистских настроений в Германии. В 1936 году он получил должность в советском посольстве в Лондоне. Под дипломатическим прикрытием он должен был обеспечивать верную службу завербованных советской разведкой британских интеллектуалов.
Русские понимали, что с молодыми выпускниками лучших британских университетов, такими как Энтони Блант, Ким Филби, Дональд Маклин и Гай Бёрджес, должен работать не стандартный офицер НКВД. Эрнст Генри с его космополитическим прошлым – он чувствовал себя как рыба в воде в России, Германии или Англии, – с его опытом борьбы против нацистов представлялся очевидным выбором. Наверное, у него были и иные обязанности в резидентуре советской разведки в Лондоне».
Так кто же такой Эрнст Генри?
Автору и самому интересно найти ответ на этот вопрос.
Мой дедушка – земляк и почти ровесник Эрнста Генри. Мой отец полтора десятка лет редактировал очень популярную в Советском Союзе «Литературную газету» и с удовольствием печатал статьи Эрнста Генри, а в моем книжном шкафу стояла самая известная книга, написанная Эрнстом Генри.
Часть первая. Предвидение
Пасынки империи
Большую часть своей жизни Эрнст Генри прожил с выданными ему совершенно официально документами на имя Семена Николаевича Ростовского, родившегося в Тамбове в 1900 году. На самом деле он появился на свет 16 февраля 1904 года в Витебске в семье торговавшего льном купца и спичечного фабриканта Абрама Хентова, которого чаще именовали Аркадием. И назвали мальчика Леонидом Хентовым.
Составляя автобиографию, он написал: «Настоящие имя, отчество и фамилия – Леонид Абрамович Хентов. С 1922 года проживаю по паспорту, выданному тогда по линии Коминтерна через берлинское полпредство на имя Ростовского Семена Николаевича (позднее обновленному лондонским посольством). В 1920–1922 гг. имел и другие паспорта и документы в процессе подпольной работы».
Паспорта, как и другие документы, в ту революционную эпоху не имели никакого значения. Имена и фамилии постоянно меняли – по разным причинам. Одним выдавали документы прикрытия – для исполнения секретной миссии. Другие в подполье привыкли к псевдонимам, которые становились фамилиями. Третьи поправляли родителей и избавлялись от неблагозвучных имен и отчеств… В историю он вошел как Эрнст Генри. Так мы и станем его именовать.
В семье было десять детей. Все кроме него – девочки. В каком-то смысле совсем неплохо: сестры заботятся о маленьком брате. И даже балуют.
В семь лет он сел за школьную парту. Учился в Витебской Александровской мужской гимназии. Обучение в ней стоило денег и не всем было доступно. Но дела его отца шли вполне прилично, и он мог оплатить образование своих детей.
Когда мальчика приняли, в гимназии обучались 644 ученика, из них 435 православного вероисповедания, 77 – католического, 103 – иудейского. В гимназии была хорошая библиотека и музей естественной истории. Но доучиться не удалось. Когда вспыхнула революция, учебное заведение закрыли, а в его здании разместился Детскосельский военный госпиталь. А в мае 1920 года здесь будет развернут временный пункт управления Западного фронта, которым командовал будущий маршал Михаил Николаевич Тухачевский…
Что на школьной скамье изучал Эрнст Генри? Вот предметы гимназического курса: закон Божий; русский язык с церковно-славянским и словесность; логика; риторика; математика; физика; химия; история; география; польский, французский и немецкий языки, латынь. Причем всем предметам в старой России учили основательно, гимназической латыни хватало на всю жизнь. Поучиться в университете у Эрнста Генри из-за революции не получится. Но гимназическое образование, полученное в Витебске, позволит ему в дальнейшем чувствовать себя на равных с профессорами и докторами наук. Они с карандашом в руках станут штудировать его книги и статьи.
Особенно легко Эрнсту Генри давались гуманитарные предметы и иностранные языки, что очень скоро откроет ему мир. Юноша рано пристрастился читать газеты. И в нем проснулась страсть к изложению своих мыслей на бумаге.
Отчего именно город Витебск, расположенный на обоих берегах Западной Двины и впадающей в него речки Витьба, да и другие городки и местечки Западного края Российской империи подарили миру так много талантов? Может быть, от того, что сам город Витебск был красивый, веселый, живой? И это богатство красок с юных лет впитывали родившиеся здесь живописцы. Если единственный мальчик в семье тяготел к слову, то одна из его старших сестер – Полина Хентова – стала заметным художником.
Особенно живописен город был весной, когда расцветали вишни и яблони. Садов было много, и весной казалось, точно город окутан пуховыми облаками. Осенью радовал аромат яблок, антоновки, приобретавшей поздней осенью какую-то неповторимую янтарную окраску и чудесный вкус… В Витебске было тогда одиннадцать библиотек, два театра, музей, кинотеатр, цирк, симфонический оркестр, три типографии, три литографических мастерских, семь фотоателье…
Того старого Витебска, где родился Эрнст Генри, давно нет. Он почти полностью сгорел во время Великой Отечественной. И моя тетя, школьная учительница, вернувшись после войны в город не смогла найти не только дом, где выросла, но даже улицу, на которой он стоял. Но город чудом сохранился. Прежде всего на полотнах земляка Эрнста Генри – знаменитого Марка Шагала. А рядом, в Двинске[1] родился другой замечательный живописец – Марк Ротко. И совсем неподалеку – если взглянуть на карту Российской империи – художники Леон Бакст, Хаим Сутин и Наум Габо. Этот великолепный список – свидетельство того, что в тех местах возникла критическая масса талантов, необычная концентрация одаренных индивидуальностей, создававшая редкостную творческую атмосферу.
В Северо-Западном крае Российской империи, в черте оседлости, там, где разрешалось жить евреям, произошел мощный выброс творческой энергии. Больше половины жителей Витебска, где родился и вырос Эрнст Генри, были евреями. И многие воспринимали его именно как еврейский город.
Марк Шагал даже говорил:
– Если бы я не был евреем, как я это понимаю, я не был бы художником или был бы совсем другим художником.
Если бы не первый раздел Польши, евреев в России вовсе бы не было. Но присоединив к своей империи в XVIII веке немалую часть Польского королевства, императрица Екатерина II обрела и еврейских подданных. Им было обещано равенство в правах, но они его так и не дождались.
Евреи в силу давних религиозных предрассудков воспринимались в империи как нежелательный элемент. Ведь только в ХХ веке II Ватиканский собор убрал из церковных текстов упоминания о вине еврейского народа за распятие Иисуса Христа. 28 октября 1965 года католическая церковь приняла декларацию, осуждающую все проявления антисемитизма и подчеркивающую, что ни древние, ни современные евреи не несут ответственности за смерть Христа. И лишь в 1987-м папа Римский Иоанн Павел II (Кароль Войтыла) впервые посетил римскую синагогу и, беседуя с главным раввином Рима, назвал иудеев «старшими братьями христиан».
Долгое время евреи жили в своих местечках в Российской империи обособленно. Власть это не устраивало. Правительственный указ от 1845 года предписал евреям отказаться от традиционной одежды и одеваться, как все. Обучение русскому языку уменьшило изоляцию еврейских местечек. Разрушение традиционной еврейской общины вело к вовлечению евреев в общую жизнь России. Они принялись учить русский язык и получать образование. Но устроить свою жизнь евреям было трудновато. Без перехода в православие дорога на государственную службу закрыта, военная карьера невозможна. Занятие земледелием исключалось – иудеям не разрешали покупать землю. Работать в промышленности нельзя, поскольку запрещалось селиться в крупных городах, где строились заводы. Основная масса евреев существовала в беспросветной нищете, перебивалась ремесленничеством, кустарничеством, мелкой торговлей. Отсюда и пошло представление о евреях как о торгашах, которые ни к чему другому не пригодны. Но оставались еще медицина, наука, культура и искусство…
Благодаря сестре Полине Эрнст Генри очень рано узнал имена родившихся по соседству мастеров, которые вскоре прославились на весь мир.
Дабы получить образование, пасынки империи уезжали за границу. Марку Шагалу повезло – выдающийся российский юрист и депутат Государственной думы Максим Моисеевич Винавер назначил юному живописцу стипендию, на которую в 1911 году Шагал уехал в Европу – учиться и работать.
Марк Ротко, ныне один из самых дорогих художников в мире, появился на свет в городе Двинске, в Витебской губернии. Маркус Янкелевич Роткович – так его тогда звали – учился в хедере (еврейской религиозной школе), изучал иврит и тору, первые пять книг канонического еврейского Священного Писания. Потом семья перебралась в Соединенные Штаты. «Трагический опыт катарсиса есть единственный источник любого искусства, – писал сам Марк Ротко. – Мои картины – это непредсказуемое путешествие в неизвестный мир. Скорее всего, зритель предпочел бы в него не отправляться».
Один из основоположников модернизма и основателей конструктивизма, скульптор и архитектор, создатель нового пластического языка Наум Габо появился на свет в городе Брянске. Юным уехал за границу. Родители отправили его учиться медицине в Германию. Он не захотел стать врачом, перешел в Высшее техническое училище в Мюнхене, но увлекся философией и историей искусств. Он не получил художественного образования. Но это ему не помешало.
Хаим Сутин появился в местечке Смилович Минской губернии в бедной семье, где было одиннадцать детей. Он с раннего детства хотел рисовать! Убежал из дома в Минск, чтобы учиться живописи. Перебрался в Вильно, где записался в Школу изящных искусств, а потом отправился в Париж. Во Франции расцвел его талант.
Леон Бакст – псевдоним Лейба-Хаима Израилевича Розенберга, родившегося в Гродно. Это также черта оседлости. Но его дедушка поставлял сукно русской армии и приобрел право жить в столице. Он перевез внука в Санкт-Петербург, помог ему стать вольнослушателем Императорской Академии художеств. Бакст стал знаменитым портретистом. Петербургский журнал «Столица и усадьба» писал: «Сейчас Бакст – один из наиболее популярных художников, спрос на него громадный. Рассказывают, что с восьми часов утра к нему трезвонят беспрестанно по телефону поклонники, интервьюеры дежурят часами у его дверей». Но в 1909 году Леона Бакста выслали из Петербурга как еврея, не имеющего права жить в столице. На следующий год он отправился в Париж.
Судьбы у этих мастеров – соседей Эрнста Генри – разные. Одно их объединяет. Они появились на свет в старой России, где им не были рады. Пасынки империи, они покинули родные места и нашли приют в более благоустроенных краях. Поэтому в их распоряжении всегда были хорошие краски и хороший холст, и у них была возможность творить. Им не пришлось, как тем, кто остался в родных краях, в худшем случае рисовать начальника лагеря, а лучшем, сидя на собраниях, внимать малограмотным партийным секретарям.
Не только данный им от бога талант, но и нечто увиденное, впитанное и осознанное в детстве, проведенном в черте оседлости в Северо-Западном крае Российской империи, определило их невероятный успех.
«Здесь ваши могилы, – писал Марк Шагал. – Ваши надгробия. Заборы, мутная речка, утоленные молитвы – все перед глазами. Слова не нужны. Все во мне: то притаится, то зашевелится, то взметнется, как память о вас».
Прошлое не умирает. И Эрнст Генри всю жизнь будет искать в прошлом объяснения происходящему на его глазах.
