Леонид Млечин
Эрнст Генри
«Прощай, все старое!»
В 1922 году Отдел международных связей Исполкома Коминтерна подготовил Эрнсту Генри документы на имя Семена Николаевича Ростовского, уроженца Тамбова 1900 года рождения. И переслали ему через полпредство в Берлин. Так у него появились новые фамилия, имя, отчество. И он стал сразу на четыре года старше.
Штаб мировой революции, Исполком Коминтерна, со временем превратился в министерство по делам компартий с колоссальным документооборотом. В бывшем Центральном партийном архиве я просмотрел многие десятки толстенных папок – материалы Секретариата Коминтерна. В основном это донесения компартий с оценкой ситуации в своих странах, просьбы дать политические инструкции, помочь деньгами и принять на учебу местных активистов.
Эрнст Генри: «Из Москвы с помощью Коминтерна был послан обратно в Берлин, где вскоре был арестован полицией Зеверинга и выслан в Дрезден».
Депутат Рейхстага Карл Зеверинг в 1920 году стал министром внутренних дел Пруссии. Как социал-демократ он был принципиальным противником и нацистов, и коммунистов, которые одинаково травили его как символ Веймарской республики.
Межвоенная Веймарская Германия была федерацией. Она состояла из союзных государств, земель и вольных городов. Центральное правительство занималось внешней политикой, военными делами, таможенным и налоговым законодательством. Семнадцать земельных правительств ведали юстицией, правоохранительными органами, образованием, здравоохранением и вообще повседневной жизнью граждан. Самой крупной была Пруссия с населением в 38 миллионов человек – две трети населения всей Германии.
Политическая система Веймарской республики была очень либеральной, что создавало возможность полноценной жизни. Но после войны страна сильно пострадала от тяжелого экономического кризиса. Эрнст Генри видел, как инфляция за одну ночь делала богачами ловких спекулянтов, но на одного разбогатевшего приходились сотни и тысячи разоренных. Рядом с веселящейся молодежью – разочарованное и выброшенное на обочину старшее поколение, раненные и искалеченные в Первой мировой, нищие и озлобленные люди, которые не понимают, почему они проиграли войну. Они побеждали в одной битве за другой, а потом внезапно все рухнуло. Их просто предали, решили они. Германию победил внутренний враг, объединившийся с врагом внешним. Они с подозрением наблюдают за всем происходящим. Демократическая республика, конституция – все это кажется чужим и чуждым, привезенным из-за границы, навязанным немецкому народу. Чем дальше, тем больше прежняя, утерянная жизнь казалась прекрасной и заманчивой, всего было вдоволь, цены были низкими и был порядок, столько не воровали!
В этой атмосфере правые националисты развязали в стране настоящий террор. Эрнст Генри вздрогнул, когда застрелили министра иностранных дел Вальтера Ратенау. (В нашей стране он известен тем, что заключил 16 апреля 1922 года Рапалльский договор с Россией.) Министр вернул Германию в мировую политику. Побежденная страна вновь обрела право голоса. Ратенау участвовал в международных конференциях, он заключал договоры с другими государствами, и это возвращало немцам ощущение нормальности жизни. Но он был евреем, и Эрнст Генри понимал: это автоматически рождает дикую ненависть среди оголтелых националистов. Они распространяли о министре самые невероятные мерзости. Ратенау обвиняли в том, что по его вине немцы в войну голодали, в том, что он – тайный агент большевиков и пытается открыть большевизму дорогу в Германию, в том, что принес немецкий народ в жертву всемирному еврейству. Последний мотив был, наверное, самым главным.
К удивлению Эрнста Генри, многие немцы, казавшиеся столь прагматичными и рациональными, верили, что тайное еврейское правительство поработило Германию. Эрнст Генри внимательно следил за ходом судебного процесса, где стало ясно, что убийцы министра черпали свое вдохновение в «Протоколах сионских мудрецов», печально знаменитой фальшивке, привезенной в Германию из России.
Вальтер Ратенау, не заботившийся о собственной безопасности, оказался легкой мишенью. Каждое утро он отправлялся из своего дома на Кёнигсаллее (в Грюневальде) на Вильгельмштрассе, где располагалось здание Министерства иностранных дел. От охраны он отказался. В субботу, 24 июня 1922 года без десяти 11 утра навстречу его автомобилю выехала машина с тремя молодыми людьми. Они девять раз расстреляли в министра пистолетом-пулеметом МР-18 и еще бросили ручную гранату. Он погиб на месте.
За сведения о преступниках назначили награду в миллион марок. Провинциальный лесник, любитель автомобилей, сообщил полиции, что в тот день, примерно за 20 минут до убийства, он обратил внимание на проезжавшую по улице мощную машину. Любопытный лесник не смог определить марку, поэтому специально ее разглядывал. И он, и другие прохожие подтвердили, что в автомобиле было двое. Еще один молодой человек прогуливался неподалеку и, судя по всему, подавал сигналы пассажиру на заднем сиденье подозрительной машины. 28 июня полиция отыскала автомобиль, которым воспользовались убийцы. Это был мощный Mercedes-Tourenwagen. Владелец гаража сообщил, что водитель держал у него машину, объяснив, что ему предстоит встретить хозяина, прибывающего из другого города. 29 июня полицей-президент Берлина социал-демократ Вильгельм Рихтер уже назвал имена подозреваемых в преступлении: Эрнст Вернер Техов шофер, 20 лет, уроженец Берлина, волосы темно-русые; Герман Фишер (он же Фогель), 26 лет, уроженец Флоренции, блондин; Эрвин Керн, 23 года, уроженец восточно-прусского Гумбиннена, голубоглазый блондин, участвовал в Капповском мятеже в марте 1920 года. Все трое принадлежали к тайной террористической организации «Консул» бывшего капитан-лейтенанта Германа Эрхардта.
Прусская полиция проделала большую работу и раскрыла это преступление, арестовав тех, кто его готовил. Организатор убийства Вилли Гюнтер убежденно доказывал следствию, что министр Ратенау входил в состав тайного еврейского правительства, которое развязало Первую мировую войну, а затем разрушило Германию.
Эрнст Генри видел, каким вирулентным становится антисемитизм, как одна за другой появляются антисемитские организации.
Капитан в отставке Людвиг Мюллер фон Хаузен возглавил организацию «Германский орден», которая ставила своей целью «защиту арийской крови». В июле 1920 года в «Германский орден» Мюллера фон Хаузена вступил Мартин Борман, будущий личный секретарь Гитлера и шеф партийного аппарата нацистов. «Орден» был основан в августе 1918 года «Обществом Туле», названном в честь старого названия Исландии, где по поверью древние германцы нашли убежище от христианства. Общество использовало свастику как свой символ. В «Общество Туле» входило в 1919 году всего около полутора тысяч человек, но это были люди со связями и влиянием.
Эрнсту Генри попадались статьи о том, что творилось в Советской России, которые распространял Людвиг Мюллер фон Хаузен. Одна из них называлась «Сатанисты ХХ столетия». В статье всерьез рассказывалось о том, что большевики совершают за Кремлевской стеной сатанинские ритуалы, призывая дьявола на помощь в борьбе против Белой армии.
«Общество Туле» приобрело газету Münchener Beobachter («Мюнхенский наблюдатель», расходившуюся тиражом в тысячу экземпляров. Через год тираж увеличился в девять раз. Газету сделали федеральной, она стала называться Völkischer Beobachter (VB; «Народный наблюдатель»). Авторы этой газеты писали о духовном и расовом превосходстве немцев и о мировом еврействе, которое мешает Германии вернуть себе ведущее положение в мире. В апреле 1920 года и VB приступила к публикации отрывков из «Протоколов сионских мудрецов», повествующей о мнимом плане мирового еврейства захватить власть над всем миром.
Но Эрнст Генри не знал тогда, что «Протоколы» прочитал молодой еще Адольф Гитлер и, готовясь к выступлению в августе 1921 года, составил себе тезисы: «Истощение России (сорок миллионов умирают). Умирают по вине евреев. “Протоколы сионских мудрецов”».
В Баварии Гитлера уже знали. Бывший офицер русского флота Георгий Карлович Граф, который в эмиграции стал начальником Канцелярии великого князя Кирилла Владимировича, оставил воспоминания «На службе императорскому дому России. 1917–1941». «Никому не известный Адольф Гитлер, – вспоминал Георгий Граф, – выступал в разных городах Баварии с зажигательными речами и возбуждал население против демократического правительства Веймарской республики.
Ходили слушать Гитлера и русские эмигранты. Наши знакомые увлекались его речами и были уверены, что Гитлер подготовляет возвращение к монархии. Как-то они уговорили и меня пойти послушать Гитлера.
Сам он мне не понравился, но его речи возбуждали и захватывали. Стремление же Гитлера свалить все беды на евреев и масонов казалось несерьезным».
Национальный социализм в Мюнхене формировался на базе националистической идеологии немецких правых и идей, принесенных белой эмиграцией. Их объединяли ненависть к Западу, либерализму, капитализму, социализму и евреям. На выборах в Германии в 1893 году антисемитские партии не собрали и 3 процентов голосов. Они канули бы в Лету, если бы не Первая мировая. Но, конечно же, Эрнст Генри и предположить тогда не мог, что через десять лет профессиональные антисемиты придут к власти в Германии.
Дрезден, куда берлинские власти выслали Эрнста Генри, – столица другой земли, Саксонии. Здесь он написал для партийного издательства несколько брошюр. Одна из них – «Ангора» (Ангора – историческое название Анкары) – об увиденном в Турции. Другая была посвящена событиям 1923 года в Германии.
После Первой мировой победители обязали Германию в наказание за ее агрессивную политику и в качестве компенсации за нанесенный ущерб выплатить немалые суммы, что оказалось непосильно для Германии. Но недавние противники, которые четыре года провели в окопах, не были склонны сочувствовать и входить в положение. В конце 1922 года правительство Германии объявило о дефолте: оно не могло дальше выплачивать репарации. Заявив, что Берлин срывает поставки угля и древесины, Франция 11 января 1923 года ввела сто тысяч французских и бельгийских солдат в Рурскую область, угольный и стальной центр страны. Немецкое правительство призвало немцев оказывать французам пассивное сопротивление. Всем забастовщикам платили зарплату. События в Рурской области сыграли на руку экстремистам. На митинге в Мюнхене послушать молодого Адольфа Гитлера пришли десятки тысяч.
Толпы собирались вокруг статуй объединителя Германии канцлера Отто фон Бисмарка и других исторических персонажей и исступленно кричали:
– Германия, Германия превыше всего!
Немецкое правительство, лишившись Рурской области с ее угольными шахтами и сталелитейными заводами, включило печатный станок. Зарплаты выдавали ничем не обеспеченными бумажными марками. Начался неконтролируемый рост цен. В 1922 году Эрнст Генри платил за булку сто с лишним марок, через год – два миллиона!
В 1923 году в опорных пунктах левых – в Берлине, Гамбурге, в Рурской области – начались массовые забастовки и демонстрации, формировались рабочие сотни и звучали призывы к пролетарской революции. 11 июля ЦК Компартии Германии принял воззвание «К партии» с призывом к вооруженной борьбе на случай реакционного государственного переворота. На следующий день руководитель немецких коммунистов Генрих Брандлер сообщил старому соратнику – секретарю Исполкома Коминтерна Карлу Радеку: партия рассчитывает на боевую помощь со стороны Советского Союза.
Карл Бернгардович Радек – одна из самых ярких фигур в большевистском руководстве, человек острого и язвительного ума, очень образованный и циничный. Он родился во Львове, свободно владел основными европейскими языками и в Польше, и в Германии чувствовал себя как дома. Русским языком он овладел уже во взрослом возрасте. После Октябрьской революции он не раз безуспешно пытался поднять вооруженное восстание в Германии, куда приезжал нелегально, работал в подполье и даже попадал в тюрьму. Все руководители Компартии Германии были его давними товарищами. Большой карьере в Москве Радеку мешала лишь изрядная доля авантюризма.
Руководители Коминтерна Григорий Евсеевич Зиновьев и Николай Иванович Бухарин находились в отпуске в Кисловодске. Карл Радек остался на хозяйстве и руководил немецкими коммунистами. Он счел лозунг «завоевания улиц», выдвинутый Компартией, преждевременным и опасным. «Чем внимательнее я читаю партийную печать, тем больше беспокоюсь, – ответил Радек Брандлеру. – Я боюсь, что мы идем в ловушку. Мы плохо вооружены или даже просто не вооружены. Фашисты вооружены в десять раз лучше и располагают хорошими ударными отрядами. Если они захотят, мы получим 29-го числа окровавленные головы».
Руководители КПГ настаивали на том, что промедление опасно: можно упустить время. Генрих Брандлер писал в Москву: «Напряжение царит не только в Берлине, но и по всей стране. Партия уже провела всю нелегальную подготовку и, если пойдем на решающее выступление, одержит победу».
На осень 1923 года коммунисты наметили вооруженное восстание, которое должно было начаться в Руре и Саксонии. Руководителей КПГ вызвали в Москву и предложили такой план действий. Коммунисты берут власть в пролетарских районах. Федеральное правительство отправляет туда войска. Пролетарские сотни дают правительственным войскам решающий бой, побеждают, и коммунисты приходят к власти во всей Германии. В Москве были убеждены, что немецкие коммунисты способны добиться успеха. Вдохновленный этой перспективой генеральный секретарь ЦК партии Иосиф Виссарионович Сталин написал открытое письмо главному редактору центрального органа коммунистов Августу Тальгеймеру. 10 октября Эрнст Генри прочитал это письмо в Die Rote Fahne. «Грядущая революция в Германии, – писал Сталин, – является самым важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть дет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».
В Москве наметили дату вооруженного восстания в Германии – 9 ноября 1923 года. Готовили партию и Красную армию к необходимости помочь немецким революционерам. Выделили доллары для закупки оружия и обещали наладить поставки хлеба, чтобы новая власть накормила рабочих. Политбюро решило передать немецким рабочим миллион золотых марок и организовало сбор денег. Население не понимало, почему оно должно жертвовать последним ради немецких коммунистов.
Немецкая полиция пыталась предупредить восстание. Самых опасных коммунистов арестовывали. В их число попал и Эрнст Генри, ставший заметным, несмотря на свою молодость. Он писал: «В середине 1923 года после посещения ЦК партии в Берлине для разговора с Брандлером был арестован полицией на улице и помещен в Моабитскую тюрьму, где просидел восемь месяцев по обвинению “в попытке подготовки государственного переворота”.
Доказать обвинение не удалось, и я был снова выслан в Дрезден. С этого момента в частности ввиду несогласия с политикой Генриха Брандлера, Хайнца Ноймана, “примиренцев” и т. д. я переключился на литературно-теоретическую работу».
С пером в руках Эрнст Генри смотрелся органичнее, чем на баррикадах.
Тем временем ЦК Компартии Германии отменил решение о вооруженном восстании. Но в Гамбурге оно все же началось. Ранним утром 23 октября коммунисты напали на полицейские участки, захватили несколько мостов и принялись строить баррикады.
Федеральное правительство не стало ждать, когда его свергнут, и пустило в ход военную силу. Полиция, к которой присоединилась армия, перешла в контрнаступление. Через 31 час восстание было подавлено. 23 ноября 1923 года правительство Германии запретило Компартию. Отменят запрет через несколько месяцев, 1 марта 1924 года.
Эрнст Генри навсегда запомнил эти дни. В 1924 году в Германию приехала внушительная делегация Коминтерна: Дмитрий Захарович Мануильский, Отто Вильгельмович Куусинен (он станет членом Президиума ЦК КПСС и откроет Юрию Владимировичу Андропову дорогу к вершинам власти), Осип Аронович Пятницкий (он возглавит отдел в аппарате ЦК, а в 1938 году его расстреляют) и Соломон Абрамович Лозовский (он станет заместителем наркома иностранных дел, его расстреляют в 1952-м).
За безопасность делегации Коминтерна отвечал молодой немецкий коммунист Рихард Зорге. Больше его Эрнст Генри не увидит. Ему сказали, что советским товарищам Зорге очень понравился и его пригласили в Москву. Зимой 1925 года Зорге с женой уехали. Эрнсту Генри говорили, что в Москве Зорге принял советское гражданство. В марте 1925 года Хамовнический райком выдал ему партийный билет. И только много позже Эрнст Генри узнает, что Зорге стал разведчиком, успешно работал в Китае и Японии, был японцами схвачен и казнен.
После неудачи с немецкой революцией в Москве заговорили, что социал-демократы хуже фашистов, с ними нужно порвать и начать атаковать социал-демократию. Немецким коммунистам, в том числе и вышедшему из тюрьмы Эрнсту Генри, запомнились сталинские слова:
– Вывод: не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней, как с опорой нынешней фашизированной власти.
Сменили руководство КПГ. Глава Коминтерна Григорий Зиновьев сделал ставку на Эрнста Тельмана, грузчика из Гамбурга с открытым и простым лицом и огромными кулаками.
Зиновьев говорил на заседании Коминтерна:
– Посмотрите на Эрнста Тельмана! Все наши товарищи, которые его слышали, говорят, что они, слушая Тельмана, чувствуют при этом поступь революции.
Веймарской послевоенная Германия называется потому, что 31 июля 1919 года в городе Веймаре, где когда-то творили Гёте и Шиллер, Национальное собрание приняло новую конституцию, вполне демократическую и либеральную. Такой конституции у Германии еще не было. Четырнадцать лет Веймарской республики не похожи ни на какую другую эпоху в истории немцев. В сфере литературы и искусства это было временем фантастического подъема. Но в тот момент немцы не могли этого оценить. Культурная и научная жизнь Германии между двумя войнами, до прихода нацистов к власти в 1933 году, была блистательно успешной. Это эпоха экспрессионизма и экзистенциализма, время Альберта Эйнштейна, Томаса Манна и Бертольта Брехта, додекафонической музыки, дирижерского искусства Отто Клемперера и театрального – Макса Рейнхардта.
Эрнст Генри наслаждался тем, что Берлин стал одной из культурных столиц мира, на равных соревнуясь с Парижем. Веймарская республика с симпатией относилась ко всему новому в искусстве и жизни. Это было время авангарда, который протестовал против существующего порядка, против авторитетов, буржуазной морали и традиций.
Вообще Эрнст Генри прекрасно чувствовал себя в Германии, особенно в Берлине. Для молодого человека даже левых убеждений 20-е годы – это кинематограф, варьете, автомобильные гонки, джаз и танцевальная лихорадка. Началось повальное увлечение новыми танцами – чарльстон, джимми, фокстрот. В моде спорт, туризм, диета и забота о фигуре. Идеал красоты – спортивная фигура и холодные глаза.
Темп новой жизни завораживал. Эрнст Генри ощущал, как переменился весь духовный и общественный климат. Это была беспокойная, взвихренная, вибрирующая, необузданная и полная жизни эпоха. Рухнули прежние ценности и возникли новые.
Многие испытывали страх перед всем новым, неизведанным, перед обновлением жизни, перед утратой всего привычного. Но Эрнст Генри, как и вся молодежь, с восторгом осваивал бесконечные возможности ХХ века. Прощай, все старое!
Красные фронтовики берутся за оружие
Как преданный партии коммунист он искренне верил в торжество мировой революции и готов был сделать все, чтобы она произошла как можно скорее. А с момента начала экономического кризиса 1929 года Коммунистическая партия внушала себе, что Германия – накануне революции и партии нужно готовиться к боевым действиям.
Эрнст Генри знал, что тайный военный аппарат КПГ возглавил Ганс Киппенберг. Во время Первой мировой войны он служил в кайзеровской армии лейтенантом. В 1920 году вступил в Компартию, а в 1923-м руководил рабочим восстанием в Гамбурге. После провала восстания бежал в Советский Союз, прошел там курс военной подготовки в школе Коминтерна и вернулся в Германию. В 1928 году его избрали в Рейхстаг, и он стал пользоваться депутатской неприкосновенностью.
Гансу Киппенбергу подчинялся Союз красных фронтовиков, которому предстояло стать прообразом будущей революционной армии. Компартия сформировала и другие боевые организации, которые охраняли партийные объекты и митинги. Но они не могли противостоять полиции. Руководители партии, такие как Гейнц Нойман, не желали с этим мириться. 2-й секретарь ЦК КПГ Нойман, бывший студент-филолог, сидя в тюрьме, выучил русский и охотно щеголял русскими фразами. Эрнст Генри – в Германии – предпочитал немецкий. В 1922 году, когда Нойман в составе партийной делегации поехал в Москву, то разговаривал с советскими лидерами без переводчика. На него обратили внимание, в 1925 году утвердили представителем КПГ в Коминтерне. В 1927 году Москва отправила Ноймана в Китай помогать коммунистам, он участвовал в организации Кантонского восстания, которое было подавлено. В 1928 году вернулся в Германию – уже в качестве человека, пользующегося доверием самого Сталина.
Гейнц Нойман ненавидел германскую полицию. И решил отомстить. Все началось в мае 1929 года, когда во время несанкционированных митингов и демонстраций полицейские застрелили 33 и ранили 108 человек. Полицейские без размышлений пускали в ход оружие. Компартия считала себя мощной организацией, но ничего не могла сделать с полицией. Только 29 мая 1931 года был открыт ответный счет: полицейский вахмистр получил смертельное ранение в живот. В тот же день ранили еще двоих полицейских. 1 августа во время запрещенной демонстрации Берлинской организации КПГ, когда полицейские взялись за оружие, в них тоже стали стрелять. Один старший вахмистр был тяжело ранен, но выжил.
На хорошо знакомой Эрнсту Генри берлинской площади, где стоял Дом Карла Либкнехта – здание ЦК КПГ, радикально настроенная толпа набросилась на полицейского. Он вытащил пистолет и стал стрелять – жестянщик Фриц Ауге, коммунист по убеждениям, был убит, еще один рабочий – ранен в руку. На другой улице был убит еще один рабочий.
Противостояние между полицией и коммунистами переросло в ненависть. Берлинские полицейские получали письма с угрозами. Эрнст Генри слышал, как на улицах полицейским кричали:
– Вы – убийцы рабочих, но помните, что придет и ваша очередь! Вам отомстит Ротфронт!
Ротфронт, Союз красных фронтовиков – нелегальная боевая организация Компартии.
На следующий день после гибели жестянщика Фрица Ауге на стене 7-го полицейского участка ночью появилась надпись мелом: «За одного застреленного рабочего – двух полицейских».
Тогда Эрнст Генри, который вместе с товарищами возмущался произволом полиции, не знал, какие решения приняты руководством партии. А вот что произошло. Когда был застрелен жестянщик Ауге, новый глава столичных коммунистов Вальтер Ульбрихт прорычал:
– У нас в Саксонии мы бы уже давно что-нибудь сделали с полицией. И здесь, в Берлине, мы больше не будем валять дурака.
Ганс Киппенберг пришел к выводу, что начальник 7-го участка капитан полиции Пауль Анлауф должен ответить своей кровью за смерть коммуниста. На территории 7-го участка находилось здание ЦК КПГ, и подчиненные капитана Анлауфа постоянно разгоняли коммунистов. Киппенберг разработал план операции: двое добровольцев, по возможности не женатые, берут на себя исполнение боевой акции. Прикрывают их пятеро вооруженных членов партии. А еще восемь невооруженных человек помешают полицейским устроить погоню. На роль стрелков выбрали 24-летнего техника Эриха Цимера и 23-летнего служащего Эриха Мильке.
Мильке родился 28 декабря 1907 года в Берлине, старший из четырех детей в семье неграмотного плотника. Он получил бесплатное место в гимназии благодаря успешно сданным экзаменам. Но через год, в 1924-м, ушел из гимназии «по собственному желанию, поскольку не по всем предметам соответствовал высоким требованиям школы». Он поступил учеником в экспедиторскую фирму. В 1925 году вступил в Компартию и одновременно в спортивный рабочий клуб «Фихте». В спортивных клубах Компартия и подбирала себе боевые кадры. С апреля 1930 года в клубе начали заниматься военной подготовкой, чтобы участвовать в стычках с полицией и нацистскими штурмовиками. Когда Эрих Мильке в начале 1931-го остался без работы, он, как и Эрнст Генри, сотрудничал с партийной газетой Die Rote Fahne. Ее тогдашний редактор Александр Абуш писал в своих воспоминаниях: «Я познакомился с рабочим пареньком с истинно берлинским юмором и удивительно образованным. Я узнал из разговора с ним, что он очень любит музыку и знает почти все оперы». Но в отличие от Эрнста Генри будущий генерал армии Эрих Мильке не был создан для журналистики.
В воскресенье 9 августа 1931 года в Берлине проходил плебисцит – голосовали за доверие социал-демократическому правительству. В заднем помещении пивной непосредственный руководитель операции спросил Цимера и Мильке, готовы ли они выполнить свой долг. Оба молодых человека ответили утвердительно. Но непосредственный руководитель группы никак не мог выбрать подходящий момент. В половине шестого вечера его вызвали в Дом Либкнехта.
В своем кабинете злился секретарь ЦК Гейнц Нойман:
– Что за безобразие! Свиная щека разгуливает по площади, но ничего не происходит. Если бы я поручил это дело Союзу красных фронтовиков, они бы уже давно все сделали!
В кабинете Ноймана присутствовали еще трое: Ганс Киппенберг, секретарь партийной организации округа Берлин-Бранденбург Альберт Кунтц и его коллега Вальтер Ульбрихт, будущий глава ГДР.
Начальник 7-го участка столичной полиции капитан полиции Пауль Анлауф, толстяк, которого все называли «Свиной щекой», в полдень вместе с вахмистром Августом Виллигом (кличка «Гусар») объехал свой участок. Голосование шло спокойно.
Вечером капитан решил еще раз осмотреть свой участок. Вместе с ними пошел капитан Франк Ленк. Перед Домом Либкнехта собралась толпа. За толпой наблюдала группа полицейских. Старший из них предложил капитану вызвать подкрепление и очистить площадь. Капитан не хотел с этим спешить и пошел проверить ситуацию по соседству, где ожидалось собрание членов Компартии. Анлауф шел в середине, справа от него Виллиг, слева – Ленк. Вдруг их окликнули:
– Эй, Гусар, Свиная щека и третий, как там тебя?
Почувствовав неладное, вахмистр Виллиг схватился за пистолет, но поздно – нападавшие открыли огонь. Капитан Анлауф получил пулю в голову, капитан Ленк – в спину. Он упал, потом поднялся, добрел до кинотеатра «Вавилон» и там рухнул. Капитан Ленк скончался в карете скорой помощи. Вахмистру Виллигу повезло – ему попали в колено. Он поднялся и выпустил весь магазин по каким-то людям. Уже в больнице обнаружились еще два ранения – в руку и в живот. Виллиг выжил.
Когда раздались выстрелы, полицейские, дежурившие возле Дома Либкнехта, решили, что это их обстреливают, и открыли беспорядочный огонь. Люди на площади в панике разбежались. В результате стрельбы погибло два человека и несколько десятков было ранено. Полицейские вызвали подкрепление и начали прочесывать соседние дома. Разогнали собрание коммунистов в музыкальном зале. Обыскали зрителей в кинотеатре «Вавилон».
Пока полицейские искали убийц, в Доме Либкнехта редакторы Die Rote Fahne верстали понедельничный номер. Свидетельствует главный редактор Александр Абуш: «Мы диктовали прямо наборщикам. Наборные машины стояли у больших окон. Занавесок не было. Я присел на корточки рядом со стулом наборщика, чтобы не стать прекрасно освещенной мишенью, и диктовал передовицу. Альберт Норден – тоже на корточках – диктовал статью об итогах плебисцита другому наборщику. Юрген Кучинский и другие редакторы читали корректуру».
Все это хорошо известные Эрнсту Генри имена. В послевоенные годы в ГДР Альберт Норден станет членом Политбюро и будет руководить ведомством агитации и пропаганды. Юргена Кучинского в ГДР изберут академиком, а его сестра – Рут Вернер – одна из героинь советской военной разведки, она работала вместе с Рихардом Зорге.
Но работу над номером газеты Die Rote Fahne прервало появление полицейских. В пять утра они ворвались в здание, проверили документы всех присутствовавших и конфисковали материалы готовившегося номера, а также партийную картотеку. Это сыграет роковую роль в судьбе коммунистов, которые после прихода нацистов к власти в 1933 году уйдут в подполье. Картотека попадет в распоряжение гестапо, и коммунистов выловят одного за другим.
Убийство двух полицейских даже на фоне разгоревшегося в Германии накануне прихода нацистов к власти насилия было событием экстраординарным. Эрнст Генри видел, как капитанов Анлауфа и Ленка хоронили при гигантском стечении народа. Присутствовали два министра внутренних дел – германский и прусский. Но на Бюловплац и в пролетарских районах над полицейскими почти открыто издевались. Для коммунистов месть была сладкой. Стрелявшие исчезли, но Эрнст Генри не сомневался в том, что дело организовано Компартией. Задавать такие вопросы не было принято.
После назначения Гитлера рейхсканцлером в январе 1933 года судьба Германии оказалась в руках национальных социалистов. Началась охота на коммунистов. Берлинская полиция получила указание вернуться к нераскрытому делу об убийстве на Бюловплац. У следствия нашлась только одна зацепка. В тот вечер, когда произошло убийство, полицейские обнаружили прятавшегося в дождевой бочке кучера Макса Тунерта. Его допросили, но он утверждал, что спрятался, испугавшись стрельбы. Он был пьяницей и драчуном, но в Веймарской республике этого было недостаточно для того, чтобы сажать человека в тюрьму. Его отпустили. А 21 марта 1933 года кучера арестовали и посадили. Теперь полицейские действовали в духе национального социализма, и кучер заговорил. Он признался, что участвовал в убийстве полицейских, но сам не стрелял. Он назвал имя Макса Матерна, который состоял в отряде партийной самообороны (Parteiselbstschutz); вместе с другими он охранял вождей партии и противостоял нацистским штурмовикам. Когда Макса Матерна арестовали, он все рассказал; его приговорили к смерт и гильотинировали. Последовали новые аресты. К сентябрю дело было раскрыто. Организатором убийства назвали бывшего депутата Рейхстага, члена КПГ Ганса Киппенберга, было доказано, что приказ убить полицейских отдал секретарь ЦК Гейнц Нойман, в то время второй человек в Компартии после Эрнста Тельмана.
