Позже правоту полицейского вердикта подтвердила изданная в ГДР официальная «История немецкого рабочего движения», где говорилось: «Враждебное партии действие совершил Гейнц Нойман, когда он совместно с Гансом Киппенбергом организовал убийство двух полицейских. Гейнц Нойман действовал за спиной руководства партии и берлинского окружного комитета. Сославшись на то, что он секретарь ЦК, он приказал таким образом запугать полицию».
Берлинский суд разбирал это дело в 1934 году и констатировал, что стреляли Циммер и Мильке. Но посадить их на скамью подсудимых нацистам не удалось. Они скрылись. Ганс Киппенберг бежал из Германии в 1933 году: он работал на Коминтерн в Западной Европе, в 1935-м его отозвали в Москву, арестовали и обвинили в шпионаже в пользу Германии. Он был расстрелян в 1937 году, как и 2-й секретарь ЦК КПГ Гейнц Нойман.
Мильке и Цимера сразу после акции вывезли в Антверпен, посадили на советское торговое судно и отправили в Ленинград. Они прошли курс подготовки в школе Коминтерна в подмосковной Баковке, потом учились еще и в Международной ленинской школе. Обоих решением Исполкома Коминтерна отправили в Испанию воевать на стороне республиканцев. Эрих Цимер, назначенный комиссаром танкового полка, погиб где-то в Арагоне в октябре 1937-го… Эрих Мильке выжил и в ГДР более 30 лет (с 1957 по 1989-й) занимал пост министра государственной безопасности, он стал генералом армии, членом Политбюро ЦК СЕПГ, дважды Героем ГДР, дважды Героем Труда ГДР, Героем Советского Союза…
Все это Эрнст Генри узнает много позже. А тогда он много и увлеченно писал: «Я сотрудничал в теоретическом органе германской Компартии “Интернационале”, иногда в журнале “Коммунистический Интернационал”, издававшемся в Москве, в профсоюзном органе германской Компартии.
В 1927 году я переехал в Берлин (ссылка была снята, и я перешел на легальное положение). Я собрал большой архив по закулисной стороне политики и экономики мирового капитализма и начал два больших труда: “Концентрация капитала” и “Динамика нового германского империализма”. Рукопись последнего труда была почти готова к изданию (издательством Коминтерна) в 1933 году. Все это погибло в Германии».
Председатель КПГ Эрнст Тельман был выходцем из Гамбурга, где сначала проявил себя на профсоюзной работе, а затем возглавил местную организацию Компартии. Его друг член ЦК Йон Витторф растратил партийные деньги. Тельман пытался это скрыть. Оппоненты требовали его отставки. Сталин защитил Тельмана.
Ситуацию в КПГ определял аппарат, который обеспечивал единство и сплоченность партии. Поначалу это казалось главным достоинством, а обернулось катастрофой. Отсутствие в партии дискуссий и анализа привело к тому, что коммунисты заняли ошибочную позицию в оценке происходящего, и многие погибли. Эрнст Генри навсегда запомнил, как последний легальный съезд КПГ, проходивший в берлинском рабочем районе Веддинг, открылся 9 июня 1929 года бурной овацией в честь «великого вождя партии» Эрнста Тельмана. Съезд потребовал установления диктатуры пролетариата в Германии. Это был не просто лозунг. Компартия по-прежнему готовилась к новому вооруженному восстанию. Шла большая конспиративная работа. Партийное руководство уделяло особое внимание расширению военного аппарата, которым руководил Ганс Киппенбергер, и аппарата, занимавшегося работой по разложению рейхсвера.
КПГ открыто именовала себя главным союзником Советской России, не думая о том, какое это производит впечатление на соотечественников. 1 августа 1930 года коммунисты маршировали по немецкой столице под лозунгом «Красный Берлин защищает Красную Москву!» 18 июля того же года в Москве заседало бюро делегации ВКП(б) в Коминтерне. Присутствовал Сталин. Обсуждали вопрос о национальных социалистах. Указали КПГ «на необходимость энергичной и постоянной борьбы с национал-социалистами наравне с борьбой против социал-демократов, подчеркнуть, что освобождение Германии от Версальского договора возможно лишь при свержении буржуазии». Директива была гибельная: она стравливала коммунистов и социал-демократов. На выборах в Рейхстаг национальные социалисты получили 167 мандатов вместо 12 прежних. (КПГ заняла 3-е место, проведя в Рейхстаг 77 депутатов.) Коммунисты уверенно заявили, что победа нацистов на выборах – это начало их неизбежного конца: если Адольф Гитлер придет к власти, это только ускорит революцию. Они не захотели понять, кто такой Гитлер. Эрнст Генри – один из немногих в своем кругу – воспринимал нацистов всерьез. И давно уже внимательно следил за карьерой Адольфа Гитлера, пытаясь понять причины его популярности и предугадать его следующие шаги.
В феврале 1920 года партия Гитлера обрела название, под которым войдет в историю – Национально-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП). Смысл нового названия состоял в том, чтобы апеллировать и к социальным, и к национальным чувствам немцев. 3 августа 1921 года внутри нацистской партии появились Штурмовые отряды – СА. Сначала штурмовики маршировали только с нарукавными повязками, затем они получили собственную униформу – коричневые рубахи. Центральный орган НСДАП газета «Фёлькишер беобахтер» писала: «Задача СА – объединить молодых членов партии в железную организацию. Она должна заниматься военно-патриотическим воспитанием и защищать вождей партии». Но Штурмовые отряды создавались не как личная охрана Адольфа Гитлера, а как инструмент захвата власти. Гитлер тогда не думал, что придет к власти парламентским, формально законным, путем. Штурмовики тренировались в гимнастических залах. Любимым развлечением стала драка с политическими противниками. Разумеется, только при наличии численного превосходства. Штурмовики, выйдя на улицы, устраивали кровавые столкновения с коммунистами. «Иногда по вечерам, – записал в дневнике один из штурмовиков, – наш отряд оказывал честь своим посещением собранию противника. Мы брали в оборот тех, кто попадался нам под руку, независимо от того, были это марксисты или представители буржуазных партий». Вот воспоминания другого штурмовика: «Перед сценой выстроились двадцать пять лучших боевиков штурмового отряда. Другие слева, у стойки бара. Справа, у входа, остальные. Коммунистов берут в клещи с помощью кулаков, пивных кружек и отломанных от стульев ножек. Один коммунист бросается головой в оконное стекло, чтобы таким образом проложить своим товарищам путь для отступления. Но он не предполагал, что наткнется на спущенные жалюзи. Когда он отпрянул назад, оба уха у него были оторваны».
Восхождение Адольфа Гитлера к власти заняло больше десяти лет. Эрнст Генри отмечал, какое большое значение фюрер придавал пропаганде – он хотел, чтобы его отряды производили впечатление своими маршами, чтобы штурмовики распространяли партийные издания, расклеивали листовки, беседовали с людьми.
Каждое выступление Гитлера, понял Эрнст Генри, выстраивалось как театральная постановка. Марш штурмовиков, вынос знамен, военная музыка – все это готовило толпу. Гитлер появлялся в ту минуту, когда толпа уже проявляла нетерпение. Первые слова он произносил спокойным тенором, негромко, иногда после минутной паузы. Он ждал реакции зала, выкриков, которые помогали ему почувствовать атмосферу толпы, настроиться на нее. Минут через пятнадцать в него словно вселялся дух. В 1920-е годы не было электрического усиления голоса, и ему приходилось кричать. Он старался говорить как можно более низким голосом. Стоя в свете прожекторов, бледный, резко жестикулирующий, Гитлер постоянно контролировал свои эмоции, и даже в своей ненависти был крайне расчетлив. Он говорил, что с математической точностью учитывает все слабости человека. Задолго до появления телевидения он усвоил законы шоу-бизнеса и вел себя как звезда экрана. Гитлер еще в 20-е годы примерил к себе маску вождя, которая останется неизменной до самой его смерти: застывшее лицо. Улыбка, жест, поза – все было отработано заранее перед зеркалом.
Эрнст Генри прочитал, что однажды Гитлер выступил на митинге утром и потерпел полное поражение: никто его не слушал. Поэтому отныне он все речи произносил поздно вечером, считая, что к этому времени толпа созрела для него. Драматургия каждого митинга была тщательно продумана. Из города в город фюрер перелетал на самолете, что было большим новшеством. «Гитлер над Германией!» Он спускался на митинги с небес, словно спаситель. Гитлер придал партийной деятельности вид народного представления. Эстетика оказалась важней политики.
Эрнсту Генри стало казаться, что руководители Компартии недооценивали решимость фюрера взять власть и возможности нацистов сделать это реальностью, зато переоценивали свой потенциал. В КПГ входили 350 тысяч человек, это была хорошо организованная структура. На выборах за коммунистов проголосовало почти 6 миллионов человек. Компартия не боялась схватки с национальными социалистами. Вожди Компартии были уверены, что загнивающий капитализм форсированным маршем приближается к своей неотвратимой гибели и все происходящее ведет Германию к пролетарской революции.
Утром 30 января 1933 года Адольф Гитлер принес в Берлине присягу в качестве рейхсканцлера – ему было поручено сформировать правительство.
Формально в Германии всего лишь сменился правительственный кабинет. Вместо одного рейхсканцлера появился другой. В реальности произошло нечто большее. Но далеко не все немцы понимали, что республиканская Веймарская Германия больше не существует. Немцы ликовали, и лишь немногие с удивлением и страхом следили за новым хозяином Германии. Массовый энтузиазм свидетельствовал о том, что приход Гитлера к власти не был случайностью. Даже если немцы и не разделяли его взглядов, они были захвачены его напором и испытывали генетическое желание подчиняться. Неповторимая черта германского национального социализма – обилие послушных исполнителей, готовых подчиняться любому приказу начальника.
Тридцатого января 1933 года Адольф Гитлер произнес длинный монолог о том, что ему выпала миссия не только спасти Германию, но и возглавить борьбу белого человека за господство в мире. Негры и монголы под руководством большевиков и всемирного еврейства пытаются захватить власть над миром, и его долг – остановить их, совершить величайшую в истории расовую революцию.
Гитлер был, может быть, единственным политиком, который еще до прихода к власти на каждом шагу кричал, что он сделает со своими противниками. Он заранее предупредил, что будет сажать и уничтожать. Ему просто не поверили, потому что слова политиков никто не воспринимает всерьез. Его обещание уничтожить врагов казалось предвыборной демагогией.
В тот же день, 30 января 1933 года, один из редакторов газеты «Роте фане», главной газеты коммунистов, уверенно сказал:
– Красный Берлин хранит спокойствие. Через три месяца и следа не останется от этого безобразия. Тогда придем мы. Придем и останемся.
Эрнст Генри не разделял его уверенности. Но дискуссии в партии не поощрялись. 27 февраля руководитель КПГ Эрнст Тельман обратился с открытым письмом ко всем рабочим Германии, вне зависимости от того, состоят ли они в социал-демократической партии, христианских профсоюзах или в Рейхсбаннере[3]:
– Подлые фашистские убийцы, вооруженные ножами, пистолетами и бомбами, нападая на рабочих, не обращают внимания на то, какой членский билет рабочие носят в кармане, не делают различия между коммунистами, социал-демократами и членами христианских профсоюзов. Мы призываем вас обсудить в своих организациях предложение Коммунистической партии Германии об установлении единого фронта.
Но было уже слишком поздно. Вечером того же дня вспыхнуло здание Рейхстага, что развязало Гитлеру руки. Президент страны Пауль фон Гинденбург наделил правительство особыми полномочиями. Полиция получила право задерживать коммунистов, конфисковывать частную собственность и приостанавливать действие гражданских свобод…
Эрнст Генри не услышал эти слова Тельмана, потому что его не было в Берлине. В самый разгар драматических событий он получил срочную телеграмму из Лондона: «Приезжайте. Тяжело заболела Полина». Получив печальную весть, он спешно отправился в Лондон. Он очень переживал за сестру. Не подозревал тогда, что срочный отъезд спас ему жизнь. Он вспоминал: «В феврале 1933 года, незадолго до поджога Рейхстага, я на короткое время поехал в Лондон. Дней десять спустя мне сообщили, что нацисты совершили налет на мою берлинскую квартиру и хотели меня арестовать. Возвращаться назад не советовали. Мои фотографии и отпечатки пальцев хранились в берлинской полиции еще с 1922 года».
А что произошло с Полиной? Таланты его сестры оценили британские издатели. В 1929 году издали с ее иллюстрациями знаменитую книгу английского писателя-классика Лоренса Стерна. На следующий год ее пригласили переехать в Англию. Помог с переездом британский художник и карикатурист Эдмонд Капп. Он воевал в Первую мировую, пострадал во время немецкой газовой атаки. В 1932 году они поженились. В лондонских галереях прошли выставки ее живописи и графики. Все только начиналось….
Приехав в Лондон, Эрнст Генри узнал, что у Полины нашли опухоль мозга. Ей сделали операцию, но медицина того времени оказалась бессильна перед онкологией. Эрнст Генри: «В начале 1933 года, незадолго перед поджогом рейхстага, я был срочно вызван в Лондон, где проживала моя старшая сестра, художница, внезапно заболевшая опухолью в мозгу. Я выехал к ней и присутствовал при ее смерти».
Полина была немного старше брата, совсем еще молодая женщина. 31 марта 1933 года она ушла в мир иной. Муж пережил ее на 45 лет. Родство с Эдмондом Каппом, обладавшим широким кругом знакомств не только в художественном, но и в политическом мире Англии, окажется крайне полезным для Эрнста Генри.
А из Берлина приходили только пугающие новости. После поджога Рейхстага арестовали Эрнста Тельмана. Вслед за ним схватили тысячи активистов КПГ. В течение двух месяцев Компартия была разгромлена.
Пятого марта прошли последние свободные выборы в нацистской Германии. Когда стали известны результаты, Эрнст Генри подумал, что Гитлер наверняка разочарован. За нацистов проголосовало всего 43 процента избирателей, они получили 288 мандатов, но это не было большинством и они все равно нуждались в коалиции с другими партиями. Эрнст Генри отметил, что, несмотря на бешеные нападки, которым подверглась Компартия, она потеряла в Рейхстаге всего 19 мест. Коммунисты получили почти 5 миллионов голосов и завоевали 81 депутатский мандат. Но через четыре дня он прочитал в газетах, что их мандаты аннулированы. В Рейхстаг избранные депутатами коммунисты не попали – их отправили в концлагерь.
Возвращаться в Германию было смерти подобно. А что же делать? «По настоянию друзей из английской Компартии, с которыми я связался (в частности с Галлахером), я не вернулся в Германию и с того времени остался в Англии». Упомянутый Эрнстом Генри Уильям Галлахер – один из создателей Компартии Великобритании, депутат парламента.
В реальности все было значительно сложнее. Для британских спецслужб приехавший из Германии советский гражданин был в высшей степени подозрительным иностранцем. За ним внимательно следили – с помощью обширного агентурного аппарата. Это выяснилось совсем недавно, когда были рассекречены документы британских спецслужб. Эрнст Генри, конечно же, сознавал, что за ним присматривают, но, наверное, не подозревал, что так пристально…
Восьмого февраля 1933 года он заполнил анкету для въезжающих в Англию. Объяснил, что намерен навестить «серьезно больную» сестру – Polia Kapp, жену Эдмонда Каппа, имеющую британский паспорт. Попросил выдать ему визу на две недели. О себе указал: писатель, живу в Берлине – Motzstr, 42 (Motzstraße). Моцштрассе – улица в берлинском районе Шёнеберг. 9 февраля Эрнст Генри получил въездную британскую визу, о чем иммиграционный инспектор, занимавшийся Германией, доложил своему начальству. 22 февраля, а затем 22 марта Эрнст Генри просил продлить пребывание в Англии – по той же причине. Разрешение было дано. 19 апреля он попросил продлить визу уже для того, чтобы помочь мужу покойной сестры. Через месяц, 18 мая, попросил продлить разрешение ввиду невозможности вернуться в Германию. С ним побеседовали в Министерстве внутренних дел, прислушались к его доводам и продлили визу до 15 июля. Когда срок истек, он написал новое письмо в Министерство внутренних дел с просьбой продлить пребывание еще на три месяца по той же причине: «Я не могу вернуться в Германию и работать там». Он обещал, что не станет искать работу в Англии, испытывавшей экономической кризис и страдавшей от безработицы. Объяснил, что располагает необходимыми средствами для жизни. И отметил: «Англия – единственная страна помимо Германии, где у меня есть близкие друзья». 14 июля 1933 года в аппарате Министерства внутренних дел составили справку: «Он может вернуться в Германию. Его советский паспорт действителен до 15 марта 1934 года. Просит продлить британскую визу на три месяца. Отправлено в МИ-5». Пометка: «В МИ-5 против него ничего нет».
МИ-5 – это внутренняя контрразведка, служба государственной безопасности. Создали ее в 1909 году – для борьбы с иностранным шпионажем, прежде всего германским – Адмиралтейство и Военное министерство. Служба была разделена на военно-морской и армейский отделы. МИ-5 была частью Военного министерства, служили там кадровые или вышедшие в отставку офицеры. Первоначально ее роль была весьма ограниченной, а штат небольшой. Ее сотрудники выявляли иностранную агентуру. Арестами и допросами занимался Особый отдел Скотланд-Ярда, то есть полиция. МИ-5 никогда права проводить аресты не имела. На протяжении Первой мировой МИ-5 довольно успешно противостояла германскому шпионажу. Она ввела строгий контроль за въездом и выездом в страну и организовала широкомасштабную перлюстрацию почтовой корреспонденции. В ту пору иных средств связи с агентом – кроме как по почте – не существовало. Радиосвязь еще только налаживалась.
После Первой мировой войны экономные политики в Лондоне сочли МИ-5 вообще ненужной. В 1919 году ее бюджет был урезан, из 800 офицеров оставили на службе всего 12. Англичане тогда донельзя сократили штаты спецслужб. Но отправленные в отставку офицеры по собственной инициативе снабжали действующих сотрудников контрразведки информацией, получаемой из разных источников. Встречи происходили в знаменитых лондонских клубах или в загородных резиденциях, где собиралась британская элита: высшие чиновники правительства, бизнесмены, политики. Это было единое и закрытое сообщество.
Разведывательная жизнь в Европе между двумя войнами была очень оживленной. Желающих стать агентами было множество. Они служили за деньги, поэтому часто меняли хозяев или работали одновременно на несколько разведок.
После войны МИ-5 в значительной степени переключилась на Советский Союз и Коминтерн, которые поддерживали британских революционеров. Еще во время Первой мировой служба занялась политикой: следила не только за теми, кого подозревали в работе на врага, но и за пацифистскими и антивоенными организациями, а также за профсоюзами. Многие в Лондоне полагали, что все они находятся под иностранным влиянием. Теперь следили и за Эрнстом Генри.
Донесение от 16 августа 1933 года: «Он посетил заседание комитета помощи Германии. Предложил двух врачей, которые могли бы войти в состав комитета. Информация МИ-2». (Ми-2 – одно из подразделений военной разведки – Military Intelligence, Section 2. МИ-1 взламывало коды, МИ-2 занималось Россией, МИ-3 – Восточной Европой.)
Донесение от 20 сентября: «Среди литературы о поджоге Рейхстага есть памфлет “Правда о Гитлере и поджоге Рейхстага”. Автор Эрнст Генри. Опубликован в Weekend Review. Эрнст Генри это Симон Ростовский».
Донесение от 27 сентября: «Эрнст Генри – это иностранец, который некоторое время находится в Англии, он связан с Комитетом помощи Германии».
Им занялся и Особый отдел Скотланд-Ярда. В Англии существовали пять спецслужб: контрразведка МИ-5, отвечавшая за внутреннюю безопасность, Секретная разведывательная служба (МИ-6, внешняя разведка), Правительственная школа кодирования и шифрования (GC&CS), Индийская политическая разведка (IPI) и Особый отдел Скотланд-Ярда. IPI боролась с индийскими революционерами, которые добивались национальной независимости, и с нелегальными поставками оружия в Индию. GC&CS обеспечивала все правительственные учреждения надежными шифрами, но главная задача состояла в дешифровке перехваченных телеграмм иностранных правительств. Особый отдел Скотланд-Ярда занимался революционными движениями внутри страны и нелегальной торговлей оружием, а также в случае необходимости охранял членов Королевской семьи, министров и иностранных гостей.
Двадцать седьмого сентября 1933 года в Особом отделе Скотланд-Ярда составили донесение: «В ходе наблюдения за коммунистической активностью и особенно за иностранными коммунистами, приезжающими в нашу страну, этот человек обратил на себя наше внимание, играя важную роль в этих делах.
Сегодня в 15.30 мы попросили его предъявить документы. И убедились в том, что это Симон Ростовский, русский, родился 12 января 1900 в Тамбове. Он зарегистрирован на Боу-стрит, и у него выданный в Берлине советским посольством паспорт, действительный до 15 марта 1934 года.
Он въехал в нашу страну 10 февраля 1933 года из Берлина для исследовательской работы. Он приехал на две недели, но время пребывания продлевалось министерством внутренних дел, в настоящее время – до 15 октября 1933 года.
Нет сомнения в том, что пребывание здесь он использует для коммунистической активности».
На следующий день, 28 сентября, донесение переправили в МИ-5. Служба наружного наблюдения представила сводку: «Помимо его связей с известными коммунистами там, где он живет, он был замечен в штаб-квартире компартии на Кинг-стрит, 16, а также на встречах экстремистов вместе с Отто Кацем». Пометка инспектора: «Миссис Бойс Аллан и Аллан Томас, с которыми он соседствует, – известные коммунисты и лидеры британской секции организации Международная защита труда».
Информация насторожила британских контрразведчиков. Международная защита труда (International Labor Defense) была создана в 1925 году в Соединенных Штатах для борьбы за гражданские права. Отстаивала права афроамериканцев и рабочих, и ее работа способствовала популярности коммунистической партии в южных штатах.
Но еще опаснее офицерам МИ-5 показалась связь Эрнста Генри с Отто Кацем. Искренний сталинист, одновременно плейбой и гедонист Отто Кац был одной из самых заметных фигур европейского коммунистического движения межвоенного периода. Он встречался с выдающимся писателем Францем Кафкой в Праге и знаменитым драматургом Бертом Брехтом в Берлине, он был любовником популярнейшей киноактрисы Марлен Дитрих и героем антифашистского сопротивления. Он был обольстительно обаятелен, своего рода Джеймс Бонд того времени, свой среди левых интеллектуалов, издателей и кинематографистов по обе стороны Атлантики. Он увлекся социалистическими идеями и стал преданным сторонником Советского Союза, чтобы противостоять антисемитизму. Немецкоязычная семья его отца – преуспевающего фабриканта Эдмунда Каца – была частью еврейской общины в Йистебнице, городке в Южной Богемии. Космополитическая среда пошла ему на пользу. Отто свободно говорил на пяти языках: немецком, чешском, английском, французском и русском. Во время Первой мировой войны он отказался стать офицером австро-венгерской армии, потому что ввиду социалистических взглядов считал войну преступной. Его отправили на фронт, он был ранен, дезертировал, был пойман и провел несколько месяцев в заключении. После Первой мировой Отто увлекся литературой, театром и хорошенькими актрисами. Культурная жизнь Праги бурлила. В модных кафе, таких как Arko и Continental, молодые интеллектуалы говорили только о революции.
Настоящие приключения начались, когда он влюбился в актрису немецкого театра в Праге. Бежал с ней в Берлин, где она стала его первой женой, а он нашел работу у Вилли Мюнценберга, издателя коммунистических газет и журналов, известного как «красный миллионер», и быстро освоил тот вид журналистики, в котором факты подгоняются под редакционную политику. Мюнценберг оценил потенциал Отто Каца, молодого денди, стремящегося служить делу Советского Союза. «Красный миллионер» успешно освоился в роли предпринимателя: личный парикмахер, лимузин с шофером и привычка обедать только в лучших ресторанах… Все это понравилось Отто Кацу. При этом Вилли Мюнценберг был старым другом Ленина и ключевой фигурой Коммунистического Интернационала. Одаренный пропагандист, он стал депутатом Рейхстага.
Когда в 1933 году нацисты обвинили коммунистов в поджоге Рейхстага, в Берлине стало слишком опасно для Отто Каца, и он перебрался в Париж. Там он редактировал «Коричневую книгу о поджоге Рейхстага и гитлеровском терроре», где разоблачались нацисты и которая стала международным бестселлером. Кац сражался против нацистской Германии и фашизма во всех его проявлениях. Он был популярен среди либеральной интеллигенции Голливуда, начиная с великого актера Чарли Чаплина. И американское Федеральное бюро расследований полагало, что Отто Кац – один из организаторов интернациональных бригад, которые отправились в Испанию, где военные во главе с генералом Франциско Франко летом 1936 года подняли мятеж против левого правительства.
На стороне республиканцев сражались не только советские люди, но и европейцы и американцы левых и либеральных убеждений. В Испанию устремились антифашисты, идеалисты, а также искатели приключений и прирожденные авантюристы. Приехали выдающиеся писатели – Эрнест Хемингуэй, Антуан де Сент-Экзюпери, Джон Дос Пассос. Иностранных добровольцев зачисляли в интернациональные бригады. Семь интербригад насчитывали несколько десятков тысяч человек. Больше всего было французов, итальянцев, американцев. Через интербригады прошли видные деятели компартий, будущие руководители социалистических стран.
Теперь же спецслужбы Англии держали Отто Каца под неусыпным контролем, ожидая от него всяческих неприятностей. Это внимание распространилось и на Эрнста Генри. 5 октября 1933 года начальник МИ-5 полковник Вернон Келл отправил письмо в Министерство внутренних дел:
«Когда вы переслали нам ваше досье на Симона Ростовского, мы ничего о нем не знали. Теперь мы располагаем достаточной информацией о нем.
Ростовского видели в штаб-квартире компартии, на коммунистических мероприятиях и в компании Отто Каца, который известен нам как агент третьего интернационала.
Особый отдел сообщает, что Ростовский обратил на себя их внимание тем, что играет заметную роль в антифашистской агитации на территории нашей страны.
Я так понимаю, что Ростовский получил разрешение оставаться в нашей стране до 15 октября 1933 года. Нет сомнений, что он попросит о продлении визы. В нынешних обстоятельствах, возможно, вы согласитесь с тем, что он не должен получить разрешение здесь остаться.
Он первоначально приехал 10 февраля 1933 к своей сестре, которая была серьезно больна. Она уже умерла, и у Ростовского не было иных оснований оставаться здесь помимо нежелания возвращаться в Германию при ее нынешнем политическом режиме. Но поскольку он советский русский, почему бы ему не вернуться в СССР».
Полковник сэр Вернон Джордж Уолдегрейв Келл – основатель и первый руководитель МИ-5 – был полиглотом, знал немецкий, итальянский, французский, польский, русский и китайский языки. Он нуждался в тесном сотрудничестве с Особым отделом Скотланд-Ярда, но глава отдела сэр Бэзил Томсон держался слишком самостоятельно. Тогда полковник Келл – после короткой борьбы – отодвинул его на вторые роли. Особый отдел понизили в статусе и переподчинили Отделу уголовных расследований Скотланд-Ярда.
Двадцать восьмого сентября 1933 года Особый отдел сообщил: «Симон Ростовский зарегистрирован по одному адресу с Зигфридом Барухом, который прибыл в Англию для участия в работе комитета по защите обвиняемых на суде по делу о поджоге Рейхстага. Миссис Аллан снимает квартиру и одну из комнат уступила Ростовскому». (Зигфрид «Фридль» Барух родился в Геттингене, изучал экономику, в 1929 году стал членом КПГ. После прихода нацистов к власти в 1933 году он перебрался в Нидерланды, где вступил в местную Компартию.)
Тесное общение с крайне левыми ставило крест на попытках Эрнста Генри остаться в Англии. 17 октября он получил письмо из Министерства внутренних дел: «Министр внутренних дел поручил мне передать вам, что он сожалеет, но не может изменить условия, на которых вам было разрешено находиться в стране, и вы должны покинуть Соединенное Королевство как можно быстрее. Ваш покорный слуга…»
Контрразведчики 8 октября обратились в МВД: «Хелен Бойс Аллан становится заметной в коммунистическом движении, и надежные источники сообщают, что ее квартира – место встречи коммунистов. Среди тех, кто использует ее почтовый адрес, есть вызывающий подозрения иностранец – Ростовский. Мы ввели проверку ее почтовой корреспонденции, но поскольку она пожаловалась в почтовое ведомство на задержку корреспонденции, операция была ограничена. В нынешних обстоятельствах не рассмотрите ли вопрос о снятии этих ограничений?»
Слова контрразведчиков в министерстве сочли убедительными. 7 ноября 1933 года министр подписал секретное распоряжение: «Генеральному почтмейстеру и всем, кого это может касаться. Настоящим я разрешаю и поручаю вам задерживать, вскрывать и представлять мне почтовые отправления, направляемые по адресу Лансдаун-Плейс, 4 – Хелен Бойс Аллан или кому-либо другому, поскольку подозрительные иностранцы использовали или используют этот адрес. Кроме того используется и ее машина с фальшивыми номерными знаками».
А что в реальности делал Эрнст Генри в Англии?
Как профессиональный литератор он более всего горевал из-за пропавшего в Берлине архива. Он долго собирал материал для двух книг – «Концентрация капитала» и «Динамика нового германского империализма». И все пропало. В Англии он написал три статьи о подпольном антифашистском движении в нацистской Германии. Они были опубликованы осенью 1933 года в английском политико-культурном еженедельнике левого направления New Statesman and Nation, которым руководил один из самых заметных экономистов того времени Джон Кэйнс.
Эрнст Генри с удивлением обнаружил, что в Англии не сознают исходящую от Адольфа Гитлера угрозу и даже с некоторой симпатией следят за событиями в Германии. Многие англичане воспринимали Третий рейх как бастион против распространения напугавшего всех большевизма. В 1930-е годы сложились дружественные отношения между Англией и Германией. Сестра Бориса Джонсона, который был и мэром Лондона, и министром иностранных дел, а в 2019–2022 годах возглавил британское правительство, рассказывала: