Лев Цитоловский
Мир с членистоногими
Зависший астроном
Когда выходишь на пенсию, испытываешь облегчение от чувства свободы. Мир оказывается проще, а люди сложнее. Конечно, так бывает не всегда. Если будущий пенсионер работал с удовольствием (такое иногда случается), тяжело пережить свою ненужность. Именно так было поначалу с Вадимом Семёновичем, бывшим астрономом. Он стал наводить порядок в своих старых записях. Черновиков накопилось много, и некоторые мысли были стоящие. Как раз самые ценные соображения опубликовать было невозможно, их трудно довести до ума. Они так и остаются в запасе, на потом. Теперь это время, как бы, наступило, но Владимира Семёновича ожидало разочарование. То, что он не смог завершить когда-то, и теперь было ему не по силам. Больше того, некоторые свои наиболее ценные догадки он сейчас плохо понимал. Успокойся, сказал себе Вадим Семёнович. Ушёл на покой и покойся с миром.
Выходить на пенсию Вадима Семёновича не торопили. Место он ничьё не занимал и никому не мешал, каждый решал свою собственную проблему. Коллеги были в курсе достижений друг друга и оттачивали логику своих поисков на семинарах, при перекурах и в задушевных беседах. Даже и дома Вадим Семёнович любил обсуждать новые идеи с женой, Любой. Она уже полтора десятка лет, как ушла на отдых, но ум, закалённый в топологии, никуда не делся. Тем более, её утешало, что она ещё способна помочь мужу.
Но внезапно Вадим Семёнович заметил, что к нему стали относиться подозрительно вежливо. Перестали спорить, а только учтиво и неожиданно быстро соглашались. Однажды Вадим Семёнович нарочно высказал полную чушь, но и тут никто не возразил. Вадим Семёнович всё понял и ушёл на покой. Люба поддержала его решение. Она видела, что он давно уже не тот и не скрывала от него это своё наблюдение, в особенности, когда была не в духе. Вадим Семёнович и сам чувствовал, что давно не ковбой, но имел в виду отнюдь не науку.
Поначалу, Вадим Семёнович предложил жене свои услуги по хозяйству, но мастерить он толком ничего не умел, а из кухни был изгнан с позором. Люба с утра до вечера была занята, об утраченной профессии не вспоминала и не скучала. Подруги никуда не делись, но почти все превратились во вдов. Охота к общению у всех куда-то пропала. Дел по дому у каждой было по горло, сплетни стали скучными, новости – несрочными, внуки выросли, и они уже не висели часами на телефоне, как раньше. Сегодня Вадим Семёнович встретил пожилую соседку, которая спрашивала, как здоровье жены, но беседовать ему было неловко, потому что он забыл её отчество. Кроме того, он спешил домой, потому что на ужин Люба пригласила подругу, вдову его бывшего сослуживца, так что он лишь поздоровался, поинтересовался успехами четырёх внуков, потом весь вечер просидел в интернете и вышел, когда его пригласили к столу.
Жизнь на пенсии складывалась у Вадима Семёновича не столь благополучно, как у заслуженных дам. Приятели уже были в дефиците, остался только друг детства Серёга, музыкант, известный когда-то бас. У него сохранилась привычка вставлять в беседу бессмысленные терции и кварты, у-а…, у-о…. Так он проверял, в порядке ли его драгоценные связки. Жил Серёга один, поклонницы давно разбежались, чему он был до крайности рад, они ему надоели ещё в молодости. Общались друзья редко, но подолгу. В таких случаях Вадим Семёнович приезжал с утра, они обменивались междометиями и наслаждались обществом друг друга, в тайне опасаясь, что эта встреча может оказаться последней. Каждый прислушивался, как друг дышит и как теряет иногда нить разговора.
Прежние подруги пытались поддерживать с Вадимом Семёновичем интеллектуальные отношения, но с годами он стал более требователен к женской красоте. Когда, скажем, актёр на сцене по ходу действия целовал свою партнёршу, ему становилояь жаль беднягу. Нельзя было, что ли, думал Вадим Семёнович, подобрать актрису более привлекательную. Каждая стремится повысить свою значимость, подчеркнуть свои достоинства, тут припухлость, там ложбинка. Короче, заломить цену. И как им не надоедает изо дня в день разглядывать перед зеркалом один и тот же образ, как будто они надеются однажды увидеть там Одри Хепбёрн. Мужики, конечно, тоже всегда готовы, но думают не только об этом. Люба с ним категорически не соглашалась. Вы, мужики, объяснила она, добьетесь своего, и пошли себе дальше, а мы, бабы, смотрим вперёд и строим жизнь. Ну и кто выглядит достойнее?
Чтобы не поглупеть окончательно, Вадим Семёнович попытался было придумать себе какое-нибудь занятие. Советовали изучить новый язык, он выбрал японский, но не осилил, как ни старался. Потом взялся читать лекции детям в местных школах. Ученики внимательно слушали и даже не сильно шумели. Когда Вадим Семёнович замолкал, они задавали вопросы, но всегда одни и те же, о квазарах и чёрных дырах. Сам Вадим Семёнович потратил всю жизнь на загадку вращения галактик, которые кружатся вокруг центра, как эдакое гигантское твёрдое тело, не меняя формы. Не так, как планеты вокруг Солнца – чем дальше, тем медленнее. Это противоречило законам тяготения. Пришлось придумывать тёмную материю, которая создает дополнительное притяжение. Есть ли эта сказочная материя на самом деле – не ясно и выглядело это, как попытка просто спрятаться от проблемы. Тем не менее, заинтересовать аудиторию этой задачей не удавалось. Дети не ощущали, что интересно как раз то, что не совсем ясно. Например, любой студент может узнать, когда Марс особенно приблизится к Земле и наступит Великое противостояние. А детей это интриговало, казалось им таинственным предсказанием будущего.
Первый свой телескоп он построил сам, ещё в школе, и в него было хорошо видно Луну и Сатурн. Его сразу же предупредили, что можно смотреть и на Солнце, но всего один раз в жизни. Поэтому он изготовил чёрное стекло, закоптил его керосиновой лампой, и все-таки посмотрел, как Меркурий проходит по диску Солнца. А когда он впервые навёл телескоп на звёздное небо и увидел шаровое звёздное скопление, он вдруг услышал волшебную музыку. Юный Вадим Семёнович тогда узнал, что ночь – лучшее время дня. Он позвал к телескопу Серёгу и тот объяснил, что это похоже на музыку Баха. Подумав, они решили, что Бах, может быть, тоже когда-то заглядывал в телескоп, его тогда уже успели изобрести. Теперь, вспоминая об этом, Вадиму Семёновичу захотелось снова собрать небольшой телескоп, но он решительно подавил в себе это желание, опасаясь впасть в детство. Школьные телескопы сейчас можно было легко приобрести в специальном магазине, но он счёл это баловством. А Баха он уже много лет итак слушал регулярно.
На работе, в большом телескопе обсерватории, никаких мелодий слышно не было. Поле зрения там больше напоминало чертёж, а не космическое пространство. Никто из коллег космическую музыку не слышал ни разу. В школьный аппарат они в детстве не заглядывали, а к рассказу Вадима Семёновича относились с лёгкой иронией, хотя немного завидовали, отдавая себе отчёт, что он единственный из них родился, чтобы слушать музыку сфер.
У него теперь появилась возможность гулять, не спешить, любоваться пейзажами. Вадим Семёнович, отдыхая, не планировал свои действия, что пришло в голову, то и ладно. А иначе твоя цель – завершение прогулки. Когда бродишь без всякого дела, ничто не отвлекает от размышлений.
Слоняясь по незнакомым переулкам, временами даже и ночью, когда не спалось, Владимир Семёнович не задумывался о риске, хотя в городе случалось всякое. Он перестал опасаться неожиданных угроз. Всё, что он мог совершить, он сделал, ничего нового осилить не сможет, да и не нужно, всё позади. Официальные новости потеряли интригу: некто очень важный, что-то заявил, другой, тоже большой человек, ему ответил. Он хорошо помнил, как всем морочили голову сообщениями типа «Ясер Арафат заявил…» и «Ицхак Рабин резко возразил…». Их давно уже нет, и теперь очевидно, что это была пустая трата времени. Сейчас тоже бурно обсуждают всякие мелочи. Одни и те же тенденции топтания на месте, неожиданности не случаются, всё уже было. Будущее внука вполне обрисовалось. Неизбежный конец Владимира Семёновича не пугал, разве что беспокоил сам момент перехода, да и то, чисто философски. Временами он с трудом пересиливал скуку. Однако, когда недавно, на переходе, неожиданно выскочившая из-за поворота машина оглушила его резким сигналом, он так вздрогнул, что чуть не споткнулся. Выходит, мало всё принимать умом, у тела свои резоны. Поэтому он тихо продолжал контактировать с миром.
Иногда удавалось побеседовать с другими, гуляющими тоже без особенных целей, Вадим Семёнович был старше их всех. Они быстро догадывались, почему он так долго трудился. И они бы не утомились, разглядывая небо. Товарищи по пенсионному несчастью охотно обменивались мыслями о проблемах личного здоровья, но легко теряли интерес, если перевести разговор на что-либо нейтральное. И все равно это было лучше, чем болтаться в одиночестве. Вадим Семёнович терпеливо выслушивал собеседника, не перебивая. Он только не любил, когда его принимали за астролога и мучили вопросами о предстоящем.
Прежде Вадим Семёнович никогда не уставал и даже плохо понимал, на что жалуются люди. Он хорошо знал, что такое вспотеть, запыхаться – это ему знакомо. Но устал? Не надоело, а именно устал? Когда, бывало, попутчикам на прогулке требовался отдых, Вадим Семёнович маячил поблизости, участвуя в общем разговоре. И вот теперь он понял, что это такое. То, что немного ныло, теперь вдруг начинало болеть.
Но он всё равно не сидел в четырёх стенах, бродил по знакомым улицам, перешагивал через никогда не пересыхающую лужу, обходил затянувшуюся стройку, терпеливо ждал на перекрёстке, здоровался с прохожими, о которых знал лишь то, что они местные. Почти в каждом доме на первом этаже располагалась аптека или какие-нибудь медицинские услуги – в основном, без посетителей. Вот мимо завернул на пляж автобус, он ему сегодня не нужен. За прилавком в магазине возится продавец, как обычно, небритый, но предупредительный. Он в курсе, что именно Вадим Семёнович обычно берёт к чаю.
Время от времени Вадим Семёнович заезжает куда-нибудь на электричке и бродит уже там. Поздним вечером, за городом, без обилия уличных фонарей на чёрном фоне ярко сияют звёзды. Это напоминает ему детство, когда берегли электроэнергию и звёзды появлялись до наступления сумерек.
Оставалось еще занятие, которое никто у него отнять не мог, поглощать знания, созданные другими и наслаждаться творчеством ушедших титанов. Кое-что можно было извлечь из интернета, стоило лишь найти источники-антиподы и усреднить новости, поэтому Вадим Семёнович не терял объективного взгляда на текущие события. На просторах сети легко было найти и беллетристику, но он предпочитал держать книги в руках.
На полках у Вадима Семёновича за долгие годы накопились книги, от которых, в свое время, он не решился избавиться при переезде, выбросил только откровенное барахло, боевики, фантастику и политику.
Начал он с детективов. Все они были, конечно, когда-то читаны, но память стала уже не та, и Вадим Семёнович благополучно забыл подробности сюжетов. Лишь иногда какая-либо деталь всплывала в памяти. Поэтому интрига криминальных розысков не потеряла для него остроты. Одних только 10 томов Агаты Кристи, добытых когда-то супругой, должно было хватить надолго. А ведь был ещё и Джеймс Чейз, и Юлиан Семёнов.
Потом, через год, оказалось, что одной лишь Агаты Кристи хватит навсегда. Когда Вадим Семёнович закончил десятый том и снова открыл первый, оказалось, что он забыл почти всё и можно читать с прежним удовольствием. Это его заинтересовало. Видимо, детективы и не стоят того, чтобы их запоминали, даже если это Агата Кристи.
И в самом деле, сняв с полки стихи любимого когда-то Дмитрия Кедрина, Вадим Семёнович обнаружил, что некоторые строфы он помнит наизусть до сих пор, а другие легко узнает. Но ведь стихи вообще лучше запоминаются, чем проза. Поэтому Вадим Семёнович, на пробу, раскрыл роман Булгакова «Мастер и Маргарита». И что же? Любая строка, наугад вырванная из текста, вызывала наслаждение. Только одна фраза поначалу породила у него некоторый диссонанс: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город». Изменения освещенности приходят с Востока, утром – это рассвет, а вечером оттуда же приходит и тьма. А Средиземное море находится на Западе от Иерусалима. Но нет, Булгаков не промахнулся, тьма тогда наступила из-за страшной тучи, которую принесло с моря. Вадим Семёнович помнил почти всю историю Пилата, Ешуа и приключения Воланда в совремённой Москве и, как и прежде, Маргарита и мастер показались ему лишними персонажами. Потом он решил испытать Николая Лескова, которым увлекался в студенческие годы. Результат был тот же, он помнил так, как будто читал всё это лишь вчера. Но ведь Лесков написал много и Вадим Семёнович, конечно, читал не всё. Он решил почитать из Лескова что-нибудь нечитанное, но не пошло. Не удалось пробиться сквозь текст. Вадим Семёнович тогда понял: то, что прочёл когда-то, то и осталось с ним навсегда.
Пришлось продолжить чтение детективов. Но и этому простому удовольствию вскоре пришёл конец. Постепенно Вадиму Семёновичу стало тяжело удерживать в голове имена участников картины преступления. Потом он стал забывать, что произошло в начале действия и ему стало трудно улавливать подробности расследования. Тогда Вадим Семёнович решил не лишать себя радости и приобрёл небольшой зеркальный телескоп.
Изучая звёздное небо, Вадим Семёнович испытывал не только радость, но и грусть. Слушая музыку бесконечности, он понимал, что и сейчас и в будущем всё будет ограничиваться лишь пассивным наблюдением. Посетить эти просторы человек не сможет никогда. Не он сам, а никто и никогда. Слишком далеко, не хватит жизни. Если даже найдутся энтузиасты и организуют мирок на огромном корабле, то вряд ли полет завершится успешно. Долететь смогли бы лишь потомки, такие отдалённые, что пра..пра…пра… пришлось бы произнести тысячу раз, а энтузиазм не передается по наследству. Путешественники, рассматривая в полете древние видеозаписи, сделанные на Земле, узнали бы, что предки их жили в раю, а им уготовили тюрьму. И они, конечно, вернутся. Но это, если говорить о звёздах нашего Млечного Пути. На посещение ближайшей галактики уже надо посылать хвостатых предков, к моменту прилёта они как раз превратились бы в людей.
Где-то, на бесконечных просторах жизнь, конечно, есть или была, или будет. Но мы никогда не встретимся. Только, если окажется, что современные физики ошибаются.
Но, кто знает, может быть, когда-нибудь построят огромный телескоп, и удастся рассмотреть подробности на расстоянии. Конечно, свет летит быстро, но долго, увидеть можно лишь прошлое звезд. Но лучше обо всём этом не думать, решил Вадим Семёнович, превратишься в фантаста.
Терапия склоки
Жизнь Мура поначалу складывалась удачно. Хозяин его обожал и разрешал ему почти всё. Нельзя было только ходить по столам, кухонной плите и грызть авторучку. Мур был сообразителен и моментально понял, для чего в туалете выставлен лоток – это было единственное место в квартире, заполненное чистым песком. Одно время Хозяин пытался приучить его ходить по своим надобностям непосредственно в унитаз, но потом узнал, что его начальник врёт про свою кошку. Тогда Хозяин, единственный из всех сотрудников, побывал на юбилее начальника и видел, как вконец избалованная лысая кошка чинно залезает на лоток, а дела свои делает мимо. Потом она старательно присыпала каловые массы песочком из лотка. Начальник, похоже, и дома, как на службе, требовал, чтобы никто не увиливал от порученного дела и правильно выполнял все процедуры. И, конечно, голая красавица нисколько не собиралась давить лапкой на рычажок, чтобы спустить воду в унитаз, хотя об этом у них в отделе слышали и глухие. Тогда Хозяин отвязался от Мура. Жаль было только, что правду об этой, якобы, уникальной кошке нельзя рассказать товарищам по работе, даже по секрету.
Спал Мур, везде, где захочет, в корзине для белья, в кресле, на свитере, брошенном на диван, на хозяйской подушке или даже на самом Хозяине. Нельзя было только на обогревателе. К Хозяину Мур относился вполне дружески. Мурлыкал, при необходимости. Когти не выпускал, дремал на хозяйских коленях, терпел комплименты и нежности. Он даже иногда встречал Хозяина у двери и помнил, что тот его называет Муром. Впрочем, Муром он стал не сразу, вначале его величали Муркой, а потом он подрос и превратился в рыжего красавца с роскошными каштановыми бакенбардами.
Тем не менее, однажды Хозяин предал своего кота. Так ощущал это Мур, не зная, что злого умысла у Хозяина не было.
Случилось, что соседская дворняга родила у их подъезда пятерых щенков. Потом, через неделю, четырёх она перетащила в более укромное место, под лестницу, а пятый остался один. Этих подробностей Мур, конечно, не знал. Он лишь однажды побывал за пределами своего жилища, выскользнув через приоткрытую дверь. Он тогда много натерпелся от голода и мальчишек, пока Хозяин не нашёл его в пыльном закутке подвала.
К моменту начала своего сиротства у щенка уже открылся один глаз. Вскоре он проголодался и стал пищать. Мать была поблизости, ревностно ухаживала за остальными, а пятый был ей почему-то не нужен. Тогда Хозяин поместил его в картонный ящик, принёс домой и поставил у стенки.
Щенок сразу не понравился Муру запахом и надоедливым нытьём. Мур сдвинул уши, предостерегающе рыкнул и занял позицию между ящиком и остальным помещением, слегка подрагивая кончиком хвоста. Здесь он проводил теперь свое время, даже дремал, отходя не слишком далеко.
Поначалу щенок на жилое пространство не претендовал, но Хозяин проводил у ящика слишком много времени, разговаривал с новым жильцом почти с теми же интонациями, как с самим Муром и называл его смешным именем – Боб. Потом Боб научился вылезать из ящика, и Хозяин постелил на это место коврик. Однако, Боб рос быстро, на коврике только спал и стал притязать на большую территорию.
Свои нужды, большие и малые, щенок справлял на полу, где придётся, обычно посередине комнаты, что приводило Мура в смятение. Закопать это было никак невозможно и ещё счастье, если Хозяин в таких случаях находился дома и быстро наводил порядок. К радости Мура, у Боба это быстро прошло, и он терпеливо ждал, когда его выведут погулять. Мур вряд ли догадывался, зачем Хозяин регулярно выводит Боба, но был доволен, что ему дают хоть немного отдохнуть от этого ненормального.
Вскоре Боб перерос Мура, но тот компенсировал свой малый размер тем, что ходил поверху, по стульям, дивану, подоконникам и прочим местам недоступных псу, и так продолжал господствовать. Однажды он даже забрался на стол, когда не было Хозяина. Боб на эту наглость только добродушно полаял. Он со щенячьих времён считал Мура старшим товарищем.
Шипеть на Боба Мур быстро перестал, много чести, Иногда только он позволял себе коротко рыкнуть, чисто предупредительно. Или выдвигал в его сторону лапы, выпуская когти, но, не употребляя их, снова втягивал. А Боб ни на минуту не оставлял его в покое и предлагал дружить. На эти монотонные заигрывания Мур внимания не обращал и старался жить так же, как в те времена, когда он был тут совершенно один, сам по себе. Ну, и Хозяин, конечно. Иногда, правда, к Муру в гости ненадолго заходила дочь Хозяина и приносила гостинец.
А теперь он оставался сам, только когда Хозяин выгуливал Боба, и Мур давно уже перестал надеяться, что когда-нибудь Хозяин вернется с прогулки один. Хорошо ещё, что Хозяин все-таки любил Мура значительно сильнее, чем Боба и кормил того какой-то гадостью, которую Мур не стал бы есть, даже умирая с голоду. Мур, конечно, как-то попробовал собачий корм и после этого миской Боба не интересовался. Только после раздачи еды символически проверял, что на этот раз получил Боб и, удовлетворённый, уходил прочь. Боб тоже как-то пытался заглянуть в миску Мура и, с удовольствием, в одно мгновение, уничтожил всё содержимое. Мур и опомниться не успел и тогда, в виде исключения, так наказал Боба, что тот теперь обходил миску старшего товарища издалека. Это, впрочем, было давно и всего лишь раз, так что Боб всё равно был расположен к Муру. Теплое чувство омрачало только отношение к Муру Хозяина.
Боб с трудом переносил, когда Хозяин слишком долго гладил кота, уютно расположившегося у него на коленях. Хозяин даже почти мурлыкал ему в ответ. Когда у Боба кончалось терпение, он становился на задние лапы и подсовывал морду под руку, между ладонью и кошачьим мехом. В таких случаях, Хозяин, понимая чувства пса, гладил его по холке, а на Мура опускал другую руку, потому что тот был тоже далеко не безразличен к хозяйской ласке.
Между тем, у Мура были свои грешки, но Хозяин об этом, похоже, не догадывался. Например, в отличие от Боба, Мур гадил в их собственной квартире и обоняние Боба очень от этого страдало. Он как-то раз попытался лаем привлечь внимание Хозяина к безобразию, которое творилось в лотке, но безуспешно. Хозяин подошел посмотреть, чем недоволен пёс и даже выразил Бобу сочувствие, поворошив ему шерсть. А что толку, Мур даже замечания не получил и это было обидно. Тогда Боб решил вопрос кардинально. Он аккуратно достал зубами из лотка кошачью колбаску, всю в песке, и подложил ее в парадный туфель Хозяина. Через некоторое время тот заметил диверсию, но эта ситуация его, почему-то, даже развеселила. Он шутливо поругал Боба, а Муру даже и слова не сказал.
А вскоре произошло событие, которое перевернуло всю жизнь маленькой общины. Однажды их посетила дочь Хозяина, но пришла не одна. Перед собой она катила коляску, в которой царственно расположился детеныш. Пакет с ребенком тут же переместился в объятья Хозяина, который пытался хоть немного пообщаться с наследником, но, при этом, не дай бог его не разбудить. И Мур, и Боб сразу сообразили, что это некто очень важный, и что соревноваться с ним за влияние бессмысленно. Да что там «влияние», как бы их самих не выгнали из дома!
Мур, в отчаянии, забрался на самую высокую, доступную ему, точку, на стол, и улегся в вазу с фруктами, а Боб втиснулся под стул и там дрожал крупной дрожью. Хозяин шикнул на Мура. Тот в ужасе покинул вазу и куда-то запропастился. Он даже не вышел отведать, принесенной ему, свежей рыбки.
Отвлекшись от кота, Хозяин, передав матери драгоценный кулек, попытался успокоить Боба, но безуспешно. Тот решил, что его пора уже пришла, жалобно завыл, не вылезая из-под стула и содрогаясь всем телом.
Громкий скандал разбудил ребенка, он проснулся, с интересом разглядывал Боба и даже что-то ему, как бы, советовал. Однако Боб, услышав голос малыша, завыл ещё жалобнее. Ясно было, что насладиться общением с ребенком в такой ситуации невозможно. Поэтому продолжить встречу решили на прогулке. И, укладывая малыша в коляску, обнаружили, что Мур забрался как раз туда и даже закопался в пеленки. Покинул коляску Мур неохотно, угрожая зубами и полагая, видимо, что застолбил это место навсегда.
Когда, вдоволь нагулявшись с внуком, Хозяин вернулся домой, встретить его никто не вышел. Зато он застал идиллическую картину. У себя на подстилке Боб мирно дремал вместе с Муром. Боб – на левом боку, Мур – на правом. Кот положил голову на морду собаки, а Боб лапой отгораживал Мура от превратностей жизни.
