Лейла Ливингстон
Жанровые противоречия
Глава I. Форте
Серая Тойота припарковалась в ближайшем к входу в университет ряду. Грейс распахнула двери и, открыв автоматический зонт, выбралась наружу. Мелкая морось, встретившая её на выходе из дома, сейчас превратилась в интенсивный дождь, крупные капли которого усердно стучали по зонту, складываясь в причудливый барабанный ритм. Грейс обошла машину и, открыв багажник, залезла в толстую папку с партитурами. Нашла нужные, выудила файлы из крупных колец и, раскрыв кожаный портфель, уложила ноты туда. Захлопнула двери, нажала кнопку на ключах. Машина пиликнула ей на прощание и подмигнула похожими на мультяшные глаза фарами.
– Пока крошка, – бросила ей Грейс через плечо и быстрым шагом направилась к входу.
Замшевые полусапоги на невысоком каблуке никогда раньше не промокали, но сегодня что-то пошло не так. То ли лужа у ступеней при входе оказалась слишком глубокой, то ли подошва дала брешь. Всей стопой Грейс ощутила холодную влагу на стельке.
– Вот же чёрт, – ругнулась она себе под нос, но заметив выходящих из дверей студентов, натянула на лицо маску тотальной сосредоточенности и быстро и уверенно поднялась под навес каменных сводов футуристического здания Лимерикского университета.
Освещенные ярким, но тёплым светом коридоры сейчас были пусты. Под звуки духовых и струнных инструментов в музыкальном крыле, она преодолела широкий холл и прошла напрямую к лифтам, откуда поднялась на третий этаж и устремилась к концертным залам, где находилась её гримёрка. Свернула в выкрашенный белым цветом крохотный коридорчик и нашла дверь со своим именем на табличке.
Открыла ключом, вошла и бросила портфель на стул, под которым как раз стояла коробка с её концертными туфлями. Что же, на безрыбье и рак рыба: Грейс избавилась от полусапожек, задвинув их под туалетный столик, и вдела ступни в чёрные лакированные лодочки. Промокшая лайкра колготок всё так же доставляла дискомфорт, но отсутствие хлюпающей стельки уже принесло небольшую радость.
Грейс стянула с плеч горчичный макинтош и повесила его на вешалку у зеркала. Взглянула на своё отражение. Выкрашенные недавно в рыжий цвет пряди подпрыгнули от влаги, завившись в подобные мелким пружинам упругие локоны. В другой день она бы уже схватилась за стайлер, припрятанный здесь же в одном из ящиков, и исправила это страшное безобразие, но пятница тринадцатое начала работать как поистине прОклятый день уже с шести утра, напрочь лишив её сил.
Сначала по их улице промчалась скорая с включённой сиреной, и Грейс больше часа ворочалась в постели в тщетных попытках заснуть. В семь тридцать, когда она уже оставила всякие попытки, кофеварка отказалась сотрудничать, и, выплюнув в чашку нечто, смутно напоминавшее американо, кажется, испустила последний дух. К тому же, три дня назад Грейс проводила дочку к своей бывшей свекрови, и всё это время то у неё, то у Мейв, которая сейчас готовится сдавать итоговые экзамены, не получалось нормально поговорить по видеосвязи. В итоге она приехала на плановую репетицию в очень скверном расположении духа, всё ещё лелея слабую надежду на то, что сегодняшний репертуар и выбранный ею молодой оркестровый ансамбль сумеют привести её в чувство.
Завтра им предстоит выступление для малышей и их мам. Решено было исполнять концерт для фортепиано номер семнадцать Моцарта. В графике оркестровой группы стояли две финальные репетиции: сегодня днём и завтра утром.
Накануне вечером Грейс ещё раз обыграла программу. Перед сном она прослушала аудиозапись своей репетиции и в заметках телефона обозначила проблемные места. В планах на сегодня было прийти раньше всех и отработать каждую руку по отдельности в нужном темпе и с педалью. Это упражнение Грейс повторяла из раза в раз перед выступлением с оркестром, чтобы не переживать за левую партию, которой привыкла уделять особое внимание. К завтрашнему утру ей предстоит организовать свою рутину так, чтобы ничего не мешало ей думать о музыке. Моцарт-Моцарт-Моцарт. Анданте-три четверти-до мажор.
Грейс открыла портфель, достала файлы с партитурой и, оправив широкие серые брюки в крупную клетку, встала и направилась прочь из гримёрки. Миновала несколько входов в зал и, завернув в арку, проскользнула к чёрной лестнице, ведущей прямиком на сцену. Однако, когда она приблизилась к обитой деревянными рейками двери, к своему удивлению она услышала звуки гитарного ансамбля, выходившего в бридж. Гитарная мелодия перекрывалась звонким тенором, улетавшим в уверенный фальцет на высоких нотах припева. Но откуда весь этот инди-фолк взялся в забронированном Грейс зале? И почему дверь с чёрной лестницы закрыта?!
Решительным шагом она направилась обратно и, приблизившись к одному из входов со стороны зрительного зала, рванула дверь на себя. Взгляду открылся тёмный проход меж стройных рядов кресел, обитых синим бархатом. Грейс шагнула вглубь и, спустившись по мягкой дорожке в партер, зашагала по проходу к сцене.
В серо-синем свете софитов сейчас играли несколько скрипачей, чуть поодаль в нише сцены барабанщик и басист, а на переднем крае духовые: гобой, три флейты и саксофон. Посреди под ярким прожектором стоял солист ансамбля, а позади него три бэк-вокалиста, лица которых тоже скрывала тень. По мере приближения к сцене, Грейс сумела разглядеть лицо поющего в микрофон высокого молодого человека с волнистыми волосами, убранными в хвост на затылке. Он держался на низких нотах, бэк-вокал тянул аккапелло мягкое трезвучие и в тёмном зале этот проникновенный соул звучал гипнотически. В духе афроамериканских исполнителей из уверенного тенора солист улетал в фальцет, едва заметно завершая этим приёмом каждый куплет.
И берегу её от жестоких порывов твоих».
«И я всего лишь путник во тьме,» – доносился его голос из сабвуферов. «Идущий сквозь бурю в поисках света и истины. На перекрестке дорог, где смешались следы, Стою один в ожидании тебя. Небо, словно зеркало, отражает весь мой путь, А в глазах усталые слёзы. Но даже в этой ночи я зажигаю свечу
Всё время, пока Грейс шла к сцене, он пел с закрытыми глазами. Гитарные рифы, и нарастающие по темпу скрипичные партии, сопровождавшие его голос, вышли в бридж, и незнакомец, повернувшись к зрительному залу, приготовился перейти к более интенсивной части песни, как вдруг открыл глаза и заметил постороннюю фигуру меж кресел.
– Так, стоп-стоп-стоп, ребята! Стоп! Простите, один момент, – обратился он к музыкантам назад.
Инструменты затихли один за другим. Барабанщик схватился за тарелки райда и хай-хэта, придержав их от звучания; скрипачи опустили смычки; а бэк-вокалисты, до того покачивавшиеся из стороны в сторону, застыли неподвижно, смотря на центральную фигуру на сцене.
Вокалист подошёл к микрофону и, подставив ладонь козырьком, посмотрел прямо на Грейс.
– Здравствуйте, кто бы вы ни были! – обратился он со сцены, – Боюсь, вам придётся уйти, это закрытая репетиция.
– Боюсь, уйти придётся вам! – громко проговорила Грейс, доставая из файла с партитурой сложенную вдвое небольшую бумажку, – этот зал забронирован на мою оркестровую группу на ближайшие четыре часа, – она обошла сцену с правой стороны и уверенно поднялась по обитым деревом ступеням.
Каблуки громко обозначали каждый её шаг, пока она приближалась к центру сцены с чётким намерением ткнуть незнакомца носом в расписку о брони, подтверждающую её правоту.
– Зачем вы заперли дверь за сценой? – строго спросила Грейс, пока он изучал протянутый ею лист.
– Закрытая репетиция, – повторил вокалист сухо, вчитываясь, кажется, в каждое слово.
– И нарушение правил безопасности, – в тон ответила она, – Кто вы вообще такие? И кто вас сюда пустил?
– Нас пустил Фрэнсис, чья подпись стоит здесь же на вашей бумажке, – ответил незнакомец задумчиво.
Через голову он стянул с себя гитару на черном ремешке, которая всё это время болталась у него за спиной и заключил:
– Пойдём к нему разбираться.
Уложил инструмент на стул неподалёку и махнул остальным музыкантам.
– Перерыв, ребята! Скрипки, вы супер! – обратился он к трём притихшим девушкам, сидевшим на стульях неподалёку.
– Холли?! – узнавание пришло мгновенно, – Гвен?! Сирша?! Почему вы здесь?!
– Здравствуйте, мисс Галлахер, – пискнула Гвен, первой собравшись с мыслями, – Нас сюда определил мистер Мёрфи.
Она уложила скрипку на колени так, будто это было орудие преступления, и вперила взгляд в пол.
– Я решительно ничего не понимаю! – воскликнула Грейс и, сорвавшись с места, направилась прочь со сцены.
Ох, и получит же Фрэнсис сейчас!
Она сама не заметила, как вылетела из зала и решительным шагом направилась к лестнице, ведущей в заветный кабинет. Поворот, ещё один и вот, наконец, дверь с табличкой «Фрэнсис Мёрфи, профессор института музыкального искусства». Секретарша, сидевшая в приёмной, не успела среагировать вовремя, и Грейс ворвалась без стука и всяческих предисловий.
– Какого чёрта, Фрэнсис? – спросила она сурово, проходя к столу, за которым сидел седой безбородый мужчина в серой водолазке, поверх которой был натянут болотного цвета твидовый пиджак.
На носу у него сидели широкие очки в роговой оправе, которые он тут же приспустил на кончик длинного носа, обратив взгляд желтых глаз в сторону двери.
– Должен признаться, я ожидал тебя немного позже, – лениво проговорил он, отодвигая какие-то бумаги в сторону, и махнув секретарше рукой, мол, всё в порядке, – Садись, пожалуйста, – Фрэнсис указал на стул напротив, – Хочешь, Анна сделает тебе чай?
– Я хочу объяснений, – Грейс отчётливо понимала, что угодила в какую-то поставленную Фрэнсисом ловушку, но никак не могла взять в толк, что именно затеял старый пройдоха, – Почему большой зал захвачен какими-то блюзменами, и откуда у них мои первые скрипки?
– Грейси, я отозвал твою бронь, – прозвучало в ответ вкрадчиво, – Потому что запланированное на завтра выступление оркестра для мам с грудничками и тоддлерами не получится организовать в этом зале.
– И по какой причине мероприятие, анонсированное за два месяца, не получается провести? Ты проиграл все бюджеты в бридж? – с вызовом поинтересовалась Грейс.
– Мы сделали выбор в сторону более приоритетного направления, – Фрэнсис выбрал уже традиционную для себя стратегию пропускать любые её шпильки мимо ушей, – видишь ли, мы настроились на более интенсивную монетизацию нашей деятельности, поэтому большие залы отныне выделяются под исключительно выгодные мероприятия. О, Эзра, вот и ты!
Грейс повернула голову и застала уже знакомую высокую фигуру в дверях кабинета. Фрэнсис расплылся в самой сладкой из своих улыбок, завидев вокалиста. Эзра, значит…
– Как вы сыгрались с нашими скрипками? – поинтересовался профессор следом, отчего Грейс ощутила, что вот-вот задохнётся от негодования.
– Фрэнсис, давай без прелюдий, – равнодушно бросил Эзра и, пройдя к свободному стулу, тяжело опустился на него, – Ты что, отдал нам чужой зал?
– Что? Не-ет, вовсе нет. Мисс Галлахер просто отсутствовала всю последнюю неделю и не знала, что ближайшее выступление её оркестровой группы состоится не ранее чем через две недели. Вы как раз успеете отснять свой клип и отыграть все запланированные сессии с телевидением.
В этот момент в дверном проёме возникла голова Анны.
– Мистер О’Доннелл, не желаете ли вы чаю? Или, может быть, кофе? – бесцеремонно вторглась она в диалог.
Эзра обернулся назад и, благодушно улыбнувшись секретарше, отрицательно помотал головой:
– Нет, Анна, благодарю, – тихо сказал он.
Получив понятливый кивок в ответ, Эзра развернулся обратно, и лицо его вновь стало скучающим.
– А ничего, что у младшего ансамбля на следующей неделе запланированы два конкурса? – подавив подступающую волну отвращения ко всему этому цирку, процедила Грейс сквозь зубы, – Где прикажете нам репетировать?
– Малый зал прекрасно вместит всех, – всё так же благостно улыбаясь, пропел Фрэнсис, – туда даже недавно поставили новую арфу. Потенциал этого пространства сильно недооценён, милочка. Не стоит воротить нос.
– Ах, вот как, – она уложила обе ладони на стол и медленно поднялась с места, угрожающе посмотрев Фрэнсису в глаза, – Ещё раз назовёшь меня милочкой, и узнаешь, куда я засуну тебе твою замечательную новую арфу.
Жёлтые глаза на старом сморщенном лице заметно округлились.
– Грейси, прошу, давай без оскор…– начал, было, он, но она выставила ладонь вперёд, жестом показав, что не желает больше ничего слышать.
Судя по всему, на её лице сейчас отразилось нечто такое, что заставило Фрэнсиса заткнуться. Грейс перевела взгляд на фигуру на соседнем стуле. Сейчас Эзра сидел с лёгким недоумением на лице, и, не скрывая интереса, наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой.
– Мистер О’Доннелл, желаю успехов в ваших сессиях, – обратилась Грейс к нему, – Надеюсь, вам не подпортит настроение тот факт, что по вашей милости несколько десятков матерей с малышами не получат возможности выбраться из рутины в наш большой концертный зал, – ей больше невыносимо было оставаться в этом месте.
Она направилась к выходу, но ненадолго замерев на пороге, бросила ошеломлённо застывшим мужчинам в кабинете:
– И верните мне мои первые скрипки!
На том Грейс вышла, не закрыв за собой дверь, и быстрым шагом устремилась прочь. Год, дотерпеть этот год и можно убираться. Подальше от этого отношения, от вечно разбивающихся планов и перспектив. Всего лишь год, и она будет свободна.
* * *
«По вашей милости…мамы с малышами не выберутся из рутины…».Остаток репетиции прошёл довольно бодро. За исключением эпизода с истерикой местной дивы, день показал себя очень продуктивным и полным приятных знакомств. Новый бэнд, сложенный из академистов и блюз-мэнов натолкнул Эзру на мысль, что записать новый альбом и серию сессий в родном городе было лучшей идеей за весь последний год. В то же время сцена, развернувшаяся в кабинете Фрэнсиса, не выходила у него из головы. Всё ещё не понимая, в чём именно он оказался виноват перед Грейс Галлахер, Эзра терпеливо выслушал неловкую речь виновника ситуации о том, что она, скорее всего, просто не в духе и не успела восстановиться после масштабного тура по Европе. Уже по дороге в большой зал он мысленно вернулся к брошенному в его сторону обвинению:
Не дойдя до нужного коридора, он повернул обратно и, взлетев по лестнице вверх, без стука вновь оказался в дверях тесной коморки Фрэнсиса.
– Во время завтрашней сессии с MTV, мы сможем провести мероприятие для мам с детьми, – выдал он на одном дыхании и, заметив сомнение в выражении лица напротив, поспешил добавить, – Сыграем несколько детских колыбельных, а для мамочек пару наших бэнгеров. Получится неплохая пиар история. Технически, это возможно устроить?
С полминуты Фрэнсис молчал, задумчиво прокручивая карандаш на кончиках сухих пальцев, потом потянулся к телефону и, набрав какой-то добавочный номер, спросил в трубку:
В трубке что-то ответили.– Эндреа, скажи, пожалуйста, у нас осталась база мамаш, которые завтра должны были прийти в большой зал с детьми? Да, там предполагались Грейс и её оркестровый ансамбль. Ага. Жду, – он прикрыл микрофон рукой и шёпотом обратился к Эзре, – Если базу найдут, попробуем.
– О, это супер! – тут же отозвался Фрэнсис, – Ты можешь их обзвонить и предложить им посетить мероприятие в то же время? Играет Эзра О’Доннелл. Да, спасибо! И ещё обязательно упомяни, что будет вестись видеосъемка, а то вдруг они из тех, кто вешает смайлики на лица младенцам. Угу. Хорошо. Огромное спасибо!
Он положил трубку, и устало посмотрел на Эзру.
– Ты всё слышал. Если соберётся хотя бы тридцать человек, вам нужно будет освободить концертный зал сегодня до восьми вечера. Придут монтажники, чтобы обшить оркестровую яму мягкими ковриками.
– Понял, – Эзра сухо кивнул, – спасибо, Фрэнсис!
Он коротко улыбнулся профессору и, развернувшись, поспешил назад. Что же, попытка не пытка.
На сцене все разбились на маленькие группки. Бэк-вокалисты Сэм, Мерилл и Энди окружили барабанщика Саймона и громко хохотали над какими-то его шутками; у духовых: Джо на саксофоне, гобоиста Адама и трио флейт Сони, Саши и Глена, была своя тусовка. Новые же скрипачки сидели в стороне, напряжённо изучая ноты, и выглядели даже более неуверенными, чем в самом начале репетиции, когда только познакомились с остальным коллективом. Когда Эзра поднялся по ступеням и вышел к микрофону, голоса стихли, и всё внимание музыкантов обратилось к нему.
– Мы всё уладили, можем продолжать, – объявил он без лишних подробностей и, сняв со стула инструмент, перекинул ремень электрогитары через плечо, – Давайте ещё раз прогоним «Тропу в темноте». Мне страшно понравилось это новое звучание со струнными, но есть ощущение, что мы ещё не очень укладываемся по темпу. Саймон, сейчас я бы хотел услышать вас со скрипками отдельно.
Саймон в ответ лишь показал большой палец и Эзра, обернувшись, махнул бэк-вокалистам.
– Духовые пока отдыхают, – продолжил он, обернувшись к микрофону, – и вас мы включим в следующем прогоне. Пока сакс и гобой с флейтами не вызывают у меня никаких вопросов, но мало ли, может, нам придётся что-то изменить. В общем, все слушаем и пытаемся подумать, как можно улучшить звучание в этой новой аранжировке.
Скрипачки приосанились, уложили инструменты на плечи и приготовили смычки. Барабанщик традиционно отбил ритм палочкой о палочку. Раз, два, раз-два-три-четыре. Тут же включились бэк-вокалисты и, протягивая гипнотическое «М-м-м, м-м-м», принялись отстукивать ритм хлопками созвучно ударной партии. Саймон едва уловимо отбивал бочку с напольным томом и хай-хэтом.
Эзра приблизился к микрофону и, прикрыв глаза, зашёл с высокой ноты, тут же роняя голос в тенор.
В зыбкой тишине, сердце стучит,
Словно топот копыт на дороге,
Оно напоминает о
и позабытых мечтах.Давно минувших страхах
Гитара, до того отодвинутая слегка за спину, сама легла ему в руки и, перестроившись на более низкую октаву, Эзра продолжил отпевать всё тот же мотив, но в другой тональности.
Так я всего лишь путник во тьме
Идущий сквозь бурю в поисках света и истины.
На перекрестке дорог, где смешались следы,
Стою один в ожидании тебя.
Пальцы пробежали по грифу гитары, он ударил по струнам и мелодия начала нарастать. Наконец, вступили скрипки. Сначала тихо, но чем ближе был припев, тем заметнее они усиливали своё звучание.
Небо, словно зеркало, отражает весь мой путь,
А в глазах усталые слёзы.
Но даже в этой ночи я зажигаю свечу
И берегу её от жестоких порывов твоих
Припев: несколько намеренно неправильных аккордов перешли в стройный си бемоль мажор.
Огонь тлеет во мраке,
словно сверхновая во вселенной,
Я воздеваю руки к небесам,
В моём горле застрял крик.
Я взываю к нашей силе внутри,
Я – путник во тьме, шагающий сквозь мрак твоей ночи.
И тут на проигрыше он услышал фальшивую ноту. Сначала одну, потом целое трезвучие. Мимо. Со стороны скрипок. Эзра выставил руки в стороны и резко сжал ладони в кулак, подавая музыкантам знак «стоп». Мелодия моментально съехала в неверные ноты и затихла.
Он обернулся на скрипачек и обнаружил немой ужас в выражениях их лиц. Что-то тут нечисто, ведь до этого здесь не было никаких проблем. Сирша первой подала голос, уложив инструмент на колени:
– Простите, мистер О’Доннелл, – голос её дрожал, – Это я сбилась сама и потянула остальных за собой.
– Сирша, всё в порядке! Это бывает, – он обратил внимание на её руки: тонкие длинные пальцы с силой вцепились в инструмент и заметно подрагивали, – Мы… Мы можем поговорить за сценой? Вчетвером? Сирша, Гвен и Холли. Остальные пока, пожалуйста, прогоните первые два куплета с участием духовых. Саймон, всё под твоим контролем, – он кивнул барабанщику и вновь перевёл взгляд на «первые скрипки» Грейс Галлахер.
Словно три бледные тени они поднялись со своих мест и гуськом направились за сцену. Дела-а. Эзра, подавив в себе желание нервно рассмеяться, замкнул эту процессию. Они прошли в нишу за кулисой и остановились неподалёку от какой-то старой театральной ширмы.
– Что произошло? – участливо поинтересовался Эзра, поочередно всмотревшись в лица скрипачек.
– Мисс Галлахер… – несмело пояснила Холли, – Вы не сказали, к чему вы пришли, и в каком настроении она ушла.
– А это важно? – в собственном голосе прозвучало сомнение, Эзра изогнул бровь и внимательно изучил лица всех трёх девушек.
Ужас и смятение были написаны на них словно грим, нанесённый перманентным маркером.
– Завтра у нас с ней репетиция, и нам бы хотелось знать, – вмешалась Гвен.
– Она была очень зла, и мы ни к чему не пришли, – Эзра сказал всё как есть, но тут же пожалел об этом, заметив рябь, пробежавшую по лицам скрипачек, – Я не пойму, она что, бьёт вас палками?
– Ей не нужны палки, – Холли уронила лицо в раскрытые ладони и растёрла щёки, – Нам конец.
– Вы не причём, – поспешил он исправить ситуацию, – Мисс Галлахер зла на Фрэнсиса. Думаю, она понимает, что вы просто исполняли его поручение. К тому же есть вероятность, что мы сможем воплотить её задумку с концертом для детей уже завтра.
– А это не может сделать ситуацию хуже? – Гвен нахмурилась и опасливо оглянулась на остальных.
– Я без понятия, – признался Эзра, – но что я точно знаю: нам важно вернуться к репетиции и постараться отыграть минимальную программу. Девушки, умоляю вас, постарайтесь абстрагироваться от переживаний, связанных с мисс Галлахер. Обещаю, что поговорю с ней завтра же и постараюсь всё уладить.
Дождавшись понятливых кивков, он протяжно выдохнул, и первым направился обратно в сторону сцены.
– Будет хуже, – донесся до его уха осторожный шёпот Сирши.