Лейла Ливингстон
Жанровые противоречия
Глава III. Диминуэндо
Сцена малого зала с трудом вместила в себя весь симфонический оркестр. Шестьдесят пять человек с инструментами разного масштаба пришлось рассадить на старый манер. По правую сторону от Энн, сидевшей на подиуме (прим. авт. высоком дирижёрском кресле), расположились вторые скрипки и альты; по левую же теперь были первые скрипки, за которыми разместились виолончели и контрабасы. За струнными ряд флейт и гобоев, следом кларнеты и фаготы, а дальше трубы, валторны, тромбоны и туба. Ряды замыкали разнообразные перкуссионные инструменты.
– Что ж, я теперь как тот старичок-дирижёр из классического анекдота, – весело сообщила музыкантам Энн, выставляя партитуру на пульт перед собой, – Что? Не слышали?
Первые ряды: струнные, отрицательно помотали головами.
– Чему вас тут только учат! – шутливо возмутилась она, – Ладно, слушайте. Один пожилой дирижёр перед каждым выступлением доставал из своего смокинга какой-то кусочек бумажного листа, разворачивал, смотрел на него, прятал обратно и только потом начинал концерт. Музыкантам было страшно любопытно, что за такой талисман он носит в этом своём кармане. Однажды, дирижёр заснул за сценой сразу после выступления. Музыканты подкрались к нему, достали бумажку, развернули и прочли: «справа альты и виолончели, слева контрабасы».
Раздался громкий смех, отчего Грейс, только сейчас отвлекшись от изучения партитуры, вздрогнула. Последние несколько минут она сидела за роялем по центру сцены и в уме повторяла левую партию.
– Ну что, начинаем? – Энн обратилась к инспектору-альтисту Кори.
Тот тут же подал знак к началу репетиции, и началась настройка инструментов. Первый гобоист Сэм дал «ля» и все начали подгонять свои инструменты под правильное звучание. Концертмейстеры привстали с мест, чтобы каждый внутри своей группы инструментов мог проверить качество настройки.
Энн слезла с подиума и подошла к Грейс.
– Тебя искал похититель наших струнных, – вполголоса сказала Энн ей на ухо, опершись о глянцевое полотно рояля.
– Он меня нашёл, – равнодушно отозвалась Грейс, не отрывая взгляда от нот, – но лучше бы не находил.
– Что? Что случилось? – Энн присела на край широкого мягкого стула без спинки, будто собираясь играть с Грейс в четыре руки.
– Лишний раз доказал своим поведением, что он самый мерзкий человек на земле, в разы хуже Фрэнсиса, – прошептала она Энн, пригнувшись к ней, – Этот индюк намерен продолжать забирать наши струнные на свои репетиции и сессии с телевидением.
– Надо же…– лицо подруги вытянулось, – Мне показалось, что он пришёл сюда на миролюбивой ноте.
– Ага, недолго он её держал, – саркастически протянула Грейс, – Сказал, что хотел извиниться, хотя на самом деле тут же предложил согласовать графики репетиций с участием наших музыкантов.
– И что ты ему ответила на это?
– Точно не помню. Мы слишком быстро перешли на крик и взаимные оскорбления, – Грейс надула щёки и осторожно выпустила воздух, – Он страшно меня взбесил, поэтому прошу прощения, если сегодняшние интонации Чайковского будут через чур агрессивными.
– Эзра О’Доннелл на тебя кричал?! – с недоумением уточнила Энн, – Я сейчас не ослышалась?
– Ага, сказал, что я запугала всех музыкантов. А ещё обвинил в излишней эгоцентричности, и там было что-то ещё про зависть к его успеху.
– Че-его? Так, и насколько далеко ты послала его?
– Никуда я его не посылала… Сказала, что его музыка – полное дерьмо, и что-то там ещё наплела, уже не помню.
В отражении инструмента Грейс заметила, что Энн комично открыла и закрыла рот. Нервно хохотнув, она встала с места и как в тумане прошагала обратно к подиуму со словами «Ну вы даёте». Постучала дирижёрской палочкой по пульту и, откинув на затылок кудрявую прядь с заметной проседью, обратилась к оркестру:
– Сегодня вечером мы пишем заявку на конкурс, поэтому программа максимум, довести «Allegro con spirito» до ума. Напоминаю, что на корректировочной репетиции с мисс Галлахер вы выявили неверные темпы в первой части концерта. Давайте же проявим должное уважение к архитектуре произведения. Правильный темп аллегро – «tempo primo». Так написано в партитуре, но мы играем её неторопливо, любовно! Побочная партия идёт в одинаковом темпе с главной партией. В «Allegro con spirito» не допустима никакая спешка! Грейс, правильно говорю?
– Само собой, – Грейс кивнула, продолжая напряжённо изучать ноты, – Фа-минорные октавы кульминации из-за излишней торопливости будут казаться карикатурой.
– В общем, если кто-то наврёт с темпом, мы пропали. Главная партия, помедленнее! Побочная, напротив, поживее! Так задумал Чайковский! Бережно и нежно интонируем каждую ноту. Особенно вы, мои любимые вторые скрипочки!
Справа понятливо закивали. Концертмейстеры сели на свои места, настройка инструментов завершилась.
– Грейс, духовые, вы играете сначала, струнные, вступаете тоже как обычно, но на «Allegro con spirito» все само внимание. Поехали!
Вступление началось с большой интродукции и сонатного аллегро, повторившегося три раза. Грейс взяла первые аккорды, и ушла в виртуозную каденцию. Струнные, наполненные быстрыми аранжировками и острыми ритмическими фигурами, до того придававшие мелодии стремительность и напор, теперь затихли, давая солистке возможность показать всё её виртуозное мастерство. Но вот с верхней октавы Грейс устремилась вниз: ушла в пианиссимо, и тогда фортепиано вступило в диалог со струнными, играющими без смычков пальцами по струнам. Пальцы Грейс сами бегали по клавишам на автомате, хотя порой она сама ловила себя на том, что гримасничает в ходе исполнения, особенно в тех местах, в которых раньше замечала за собой неточности.
Всё исполнение концерта оркестром заняло больше получаса. Финальная рондо-соната, ушедшая на три цикла, перетекла в торжественную часть. Оркестр чётко и слаженно проиграл всю мелодию до последних нот, правильно интонируя в каждом такте, и от осознания пройденного ими пути Грейс захотелось выдохнуть. Музыканты поаплодировали друг другу.
– Друзья мои, – обратилась к ним Энн, – Должна сказать, я изо всех сил хотела к вам сегодня придираться, но, на мой взгляд, мы наконец-то довели произведение до ума и о лучшем мечтать уже было бы через чур. Умоляю, давайте просто проделаем всё так же на записи. С вас ещё два прогона, и, уверяю, я отстану от вас до самого вечера. Концертмейстеры, пожалуйста, если у вас все же есть какие-то замечания, подойдите ко мне, обсудим и я дам вам дополнительные часы на то, чтобы всё поправить. Грейс, всё отлично как всегда.
Концертмейстеры обступили Энн и принялись каждый по очереди что-то ей говорить.
– Вы видели расписание завтрашних репетиций? – прозвучал шепот первой скрипки Мэри за спиной у Грейс.
– Нет, а что там? – обеспокоенно спросила Сирша.
– Оно обновилось, – отозвалась вполголоса Гвен, – Завтра мы репетируем с восьми до одиннадцати в большом зале с Эзрой, потом на шесть часов сюда, тут же выступление, и с семи до девяти опять на третий этаж.
– А обед? – потерянный голос Холли было невозможно спутать ни с каким другим.
– А обед, должно быть, на бегу между этажами, – устало ответила Сирша, – нечеловеческие условия.
Грейс протяжно вздохнула, и, повернувшись на месте, обратилась к скрипкам:
– Девочки, если вы, правда, считаете такие условия нечеловеческими, я вполне могу освободить вас от завтрашнего выступления. Я понимаю, вы пострадали из-за идиотского графика профессора Мёрфи, и потому, боюсь, вы можете напортачить от усталости.
Глаза скрипачек округлились.
– Мисс Галлахер, вы неправильно нас поняли – быстро затараторила Мэри, – мы справимся, просто, всё так неожиданно меняется, мы немного удивились.
– Я понимаю, – Грейс кивнула и попыталась выдавить из себя некоторое подобие дружелюбной улыбки, – но всё равно подумайте в эту сторону. Оцените свои силы здраво. Возможно, нам удастся придумать для вас какое-нибудь решение, но пока имеем, что имеем.
– Спасибо, мисс Галлахер, – вмешалась в разговор Сирша, – Но мы бы все же хотели выступить.
– Как скажете, – Грейс пожала плечами и тут же отвернулась.
За спиной прозвучали вздохи облегчения.
* * *
– Сэм, что за мяуканье я слышу каждый раз на припеве? – со смехом поинтересовался Эзра у бэк-вокалиста.
– Серьёзно? – Сэм моментально покраснел, – Заметно? Я не успел распеться сегодня, влетел за пять минут до сессии.
– Так, спокойно. Я просто слышу сиплые ноты и потом это твоё…мяу-мяу на на высоких нотах. Хватай их фальцетом, смелее, – он постучал Сэму по плечу, – у тебя есть пять минут, иди за сцену и распевайся.
– Спасибо, Эзра. Как думаешь, на записи было слышно?
– Вряд ли, но слышал я, и моя кривая физиономия в этот момент могла попасть в кадр, – он картинно поморщился и по залу пронёсся хохот музыкантов, – Так, давайте, пока нет новичков-академистов, прогоним новые песни, завтра нам предстоит разучить их в новой аранжировке.
Саймон выкатил на сцену сэмплер, взял барабанные палочки и сел на табурет рядом с Эзрой.
– Давай начнём с «Созвучия»? – он кивнул на инструмент, – я наконец-то его подключил.
– Отлично, супер, ребята. Играем «Созвучие».
Все участники ансамбля согласно покивали и, приготовившись, на счёт принялись отбивать сложный ритм хлопками. Эзра уложил руки на электрогитару и, дождавшись вступления гобоя и флейт, пробежал пальцами по струнам, наиграв основной мотив.
Саймон начал отбивать бит на сэмплере, выдававшем причудливые звуки, заложенные в ритмический рисунок песни. Эзра приблизился к микрофону и запел в быстром темпе, вытягивая гласные на высокие ноты:
Когда ты такая, как сегодня, мой мотив угасает.
Только представь, каково это быть с тобой.
Мою душу пронзает твоё безразличие,
О да, детка, ты бьешь прямо в цель.
В этой точке куплета включились бэк-вокалисты, эхом опевая ряд идущих подряд нот, пройденных звонким голосом Эзры.
Моя гитара звучит в такт твоей мелодии,
Ты уходишь в крик, а я затихаю.
Ты рвёшь моё глупое сердце, а я теряю себя,
Но лишь с тобой я могу вынести это всё.
На припеве включились все инструменты, а бэк-вокал ушёл в низкие ноты, вступая в мрачное, но динамичное созвучие с голосом Эзры, который в свою очередь прыгнул в стабильный фальцет.
Этот мотив – для тебя и для меня,
Твой взгляд на мгновенье остановит время.
Ведь ты и я созвучны как никто.
И мы сольемся в одной точке, в одной ноте.
Отодвинув гитару за спину, Эзра прошёл к клавишам, стоявшим неподалёку от микрофона, и принялся наигрывать основной мотив, пропевая слова второго куплета в закреплённый на стойке микрофон на близких нотах в среднем регистре.
В этой яме я слышу только шепот,
Твои струны играют по нотам вечности.
Ты и твой любимый минор
Излечат раны в моём бездарном прошлом.
В тени кленов шумит бурный ручей.
Ты наполнена тоской, но лишь ты согреваешь мою жизнь.
Без тебя, любовь, я иду в никуда,
И мне совсем не хочется прекращать эту боль.
Бэк-вокалисты и остальные музыканты принялись напивать «там-пам-паралирам-парам» на высоких и низких нотах, в такт быстрому темпу, задаваемому сэмплером. Мелодия снова пошла на припев и, закрыв глаза, Эзра начал пропевать его строки. К своему удивлению он обнаружил, что вместо привычных ярких пятен света на чёрном фоне перед глазами возникло нечто иное. Образ, а точнее лицо. Обрамлённое рыжими кудрями, с ярко выраженными скулами, кошачьими глазами и пухлыми губами. Она так часто поджимает их от негодования, это так расточительно! Сердитая, острая колючка Грейс Галлахер почему-то всплыла в его воображении и никуда не собиралась уходить. Пальцы свело от желания взять карандаш и обвести эти линии лица, такого прекрасного, и такого обманчивого.
Эзра открыл глаза и, доиграв мотив на клавишах, торопливо пропел припев в последний раз. На высоких нотах голос улетел в белтинг, но тут же вернулся в привычную теноровую партию. Эзра сделал шаг назад, достал из-за спины гитару и сыграл финальные аккорды. Все инструменты стихли, в большом зале возникла тишина.
– Получилось вроде ничего? – проговорил он в микрофон, оборачиваясь к музыкантам.
– Я скучала по сиплому мяуканью Сэма, – призналась бэк-вокалистка Мерилл.
– Да, без этого уже как будто бы что-то идёт не так, – хохотнул Саймон и крикнул за сцену, – Сэмми, возвращайся! Мы тоскуем!
– Хах, давайте дадим ему время, – Эзра покрутил головой, разминая шею, – Думаю, нам всем нужен небольшой отдых. Перерыв в полчаса, окей? Можете пообедать или сбегать за чаем или кофе.
– Тебе принести что-нибудь? – спросил гобоист Адам.
– Если раздобудешь где-нибудь американо со сливками, я буду благодарен тебе до луны и обратно, – ответил ему Эзра, роясь в своём рюкзаке в поисках блокнота.
Ему пришли строчки чего-то, что однажды могло бы стать песней, а значит, их нужно немедленно записать. Эзра, наконец, выудил на свет старую записнушку в кожаном переплёте, простой карандаш и со всем этим в руках прошёл к краю сцены. Осторожно опустился, свесив ноги вниз. Карандашом вывел первые слова, закрыл глаза и, снова увидев знакомый образ, продолжил конструировать в голове стихи, неожиданные для него самого.
За спиной послышалось шуршание занавеса. Эзра обернулся и нашёл глазами Сэма: тот растеряно осматривал пустую сцену.
– Эзра, я распелся. А-а все вышли на перерыв? – растеряно спросил он, почёсывая коротко стриженный светлый затылок.
– Ага, – Эзра кивнул ему, – ты можешь тоже пойти отдохнуть, пообедать. Если вернёшься минут через пятнадцать, можем дополнительно поупражняться в вокале на пару. Стоишь в планке для твёрдой опоры?
– Э-эм нет, – Сэм, кажется, совсем растерялся, – никогда так не делал.
– Вот и попробуешь.
– Я-а, тогда, если вы не против, побуду тут, у меня обед с собой, – Сэм направился к своему рюкзаку, и, порывшись, выудил из него квадратный ланчбокс.
– Очень мило, – вежливо улыбнулся ему Эзра, – Я немного поработаю тут с текстом, окей?
– Да, конечно, – Сэм осторожно открыл крышку со своим обедом и открыл упаковку чипсов с уксусом.
Эзра, поморщившись, повернулся обратно к зрительному залу и продолжил записывать всё продолжавшие возникать в его сознании строки. Спустя ещё несколько минут одна из дверей, ведущих в партер, открылась и кто-то мягкой поступью прошагал меж кресел. Эзра поднял глаза на проход и на секунду замер в изумлении. Девушка или девочка? Рыжая, кудрявая, чуть ниже ростом чем Грейс Галлахер, чуть более худощавая и угловатая, но лицо… Такое же лицо, но в миниатюре.
– Ой, простите, а тут разве не должен сегодня репетировать симфонический оркестр? – она без стеснения уложила руки в боки и оглядела сцену.
– Здравствуйте, нет, они в малом зале, – Эзра закрыл записнушку и отложил её в сторону.
Здесь ему не дадут сосредоточиться.
– А вы… Оу, я, кажется, видела вас по телику, – девчонка подошла ближе и, наклонив голову в бок, внимательно всмотрелась в его лицо, – Да, точно. Это же у вас был клип про вальс под водой, где вы ещё утопили гитару? Прикольный, кстати. Но вода уж больно мутная.
– Это намеренный ход, – осторожно вмешался Эзра в этот поток сознания, – А вы-ы?
– Я Мейв, Мейв Галлахер.
– Младшая сестра Грейс? Или племянница?
– Дочь, – Мейв коротко улыбнулась уголками губ, – что, не похожа?
– Напротив, очень похожа, – ошарашено проговорил Эзра, – Дочь, значит. Наверное, мультиинструменталистка?
– Хах, вообще мимо, умею играть только на губной гармошке и на нервах школьных преподов, – девчонка смешно сморщила нос и осмотрела сцену, – подарите медиатор?
Вот это напор. Эзра опёрся ладонью о сцену и, привстав на месте, прошёл вглубь в поисках гитарного чехла. Выудил оттуда три медиатора и, вернувшись к краю сцены, опустился на колени и вытянул медиаторы вперёд в раскрытой ладони.
– Выбирай любой.
Мейв осторожно подошла ближе к сцене и, ненадолго задумавшись, с сомнением посмотрела на предложенные варианты. На усыпанном веснушками лице Эзра заметил острые брови вразлёт: такие же, как у её матери. Поразительное сходство, будто человека отксерокопировали, но, подумав, всё же выкрутили все черты на максимальную контрастность.
– Беру фиолетовый, – поддев кончиками пальцев медиатр, лежавший по центру его ладони, Мейв отступила на шаг, – Спасибо!
– Им уж точно будет поудобнее играть на нервах учителей, – улыбнулся ей Эзра, – удачного исполнения. Малый зал этажом ниже.
– Теперь буду знать, – девчонка пожала плечами и, отбросив рыжие кудри за спину, развернулась и направилась к выходу, бросив на ходу: «Удачной вам репетиции!».
Дверь закрылась и за спиной прозвучал свист Сэма.
– Никогда не видел двоих настолько похожих людей. Прямо как близнецы, – Сэм скомкал пустую упаковку чипсов и уложил в карман.
– Гены творят чудеса, – задумчиво протянул Эзра, и, покрутив оставшиеся медиаторы на кончиках пальцев, уложил их между страниц записной книжки, – Сэм, давай в планку. Поработаем над вокальными опорами, а потом над грудным голосом. Стоим в планке и поём припев «Созвучия».
* * *
Записать весь концерт удалось лишь с третьей попытки. Грейс встала со стула, пожала руки Сирше и Энн, и поклонилась пустому зрительному залу. Красный огонёк на профессиональной видеокамере замигал и погас. Крис, грузный коренастый оператор, одобрительно покивал и показал жестом, что всё получилось.
– Чудненько! – Энн хлопнула в ладоши и обратилась к музыкантам, – Вы хорошо поработали сегодня и заслужили хороший отдых, правда, в меру. Не забывайте, завтра у нас лёгкая прогулка с бэнгерами из Голливудского кино. Несмотря на это, убедительная просьба, отработать свои партии ещё раз. Выучите всё так, чтобы это могли сыграть…
– Даже члены наших семей, – хором отозвался оркестр.
– Ути, солнышки! Всё, до завтра! – Энн махнула им на прощание, и вся сцена мигом превратилась в оживлённый муравейник.
Музыканты принялись упаковывать инструменты и собирать вещи. Кто-то забрал с собой партитуры, кто-то оставил ноты на пультах. Мало-помалу сцена начала пустеть. Грейс обошла рояль и подняла с пола у одной из ножек зеркальный термос, наполненный травяным чаем. Сделала глоток, отбросила со лба непослушные кудрявые локоны и, выдохнув, спустилась по ступенькам в зрительный зал. Мейв разложилась на втором ряду и, забросив ноги на соседнее кресло, что-то писала в толстой тетради.
– Давно ты тут? – спросила у неё Грейс, пробираясь вдоль ряда кресел, обитых красным бархатом.
– Примерно час, – не отрывая глаз от тетради, отозвалась дочка, – В твоей гримёрке ужасно душно.
– Нда, всё никак не починят вентиляцию, – Грейс мягко опустилась в кресло, – Куда пойдём ужинать?
– Как насчёт Кафе Роуз энд Бистро? – лениво отозвалась Мейви, – момент, только дорисую этот тупой полигон частот, и можем идти.
– Полигон частот, мамочки, – прозвучал мягкий голос Энн слева, – А ещё говорят, что сольфеджио – это сложно.
– Привет, Энн! – Мейв, наконец, подняла глаза от тетради и расплылась в дружелюбной улыбке, – Классная укладка. Специально для сегодняшней съемки делала?
– Много чести, – Энн села в соседнее с Грейс кресло, – Сегодня вечером у меня встреча со старой подругой, с которой мы учились ещё в Нью-Йоркской филармонии.
– Я так не наряжаюсь, когда иду к своим подружкам, – Мейв звонко хохотнула.
– Ну, так твои подружки пока не знаменитости, – Энн хитро подёргала бровями, – Говорит ли тебе о чём-нибудь имя Джолин Йейтс?
– Шутишь?! – Грейс округлила глаза, – Это же глыба! Она стояла в авангарде эстрадного госпела и все эти её потрясающие соул-баллады о свободе и борьбе. ОНА твоя подруга?! И ты молчала?!
– Не хотела сойти за городскую сумасшедшую. Мы на некоторое время утратили связь, когда я вернулась из Нью-Йорка. Эх, какие это были вечеринки в прокуренных джаз-барах, где она выступала, – протянула Энн мечтательно, – Так что сегодня мы уходим в отрыв. Хотите с нами?
– У меня завтра четыре теста, так что прокуренные джаз-бары не вписываются в график, – Мейв с сожалением поджала губы, – Мам, если хочешь пойти, давай ты просто довезёшь меня до дома и мы купим сэндвичей по дороге.
– Нет уж, дорогая, мы собирались поужинать вместе, – Грейс потрепала дочку по волосам, отчего та забавно поморщилась, – С болью в сердце, Энн, вынуждена отклонить твоё предложение. Но мы можем подбросить тебя до места.
– Было бы отлично, – Энн дёрнула плечом, – хоть познакомлю вас. Только мне нужно забрать вещи из кабинета.
– Супер, тогда встретимся у выхода через пять минут, – Грейс постучала Мейв по коленям, – И ты, давай, завязывай со статистикой. Сейчас уже графики полезут из ушей.
– Сначала она оплачивает мне репетиторов, а потом ещё и недовольна, – Мейв закатила глаза и захлопнула тетрадь.
Убрала ноги с кресла и, сев прямо, уложила её в серый мешкообразный рюкзак. Карандаш утонул там же.
Энн встала с места и быстрым шагом удалилась из зала.
– Значит, решено, Роуз энд Бистро, – Грейс тоже поднялась, – давай в гримёрку за вещами. Надеюсь, их кухня будет открыта сегодня до девяти.
– В прошлый раз всё работало, – Мейв закинула рюкзак на плечо и они вместе направились прочь из малого концертного.
Меньше чем через пять минут они уже стояли под навесом футуристического здания главного кампуса. Энн, запахивая на бегу кожаный плащ, тоже достаточно скоро появилась на крыльце.
– Чур, я спереди, – весело объявила она Мейв.
– Вот же, – Мейв поддела её плечом и вперёд остальных направилась к машине.
Грейс отключила сигнализацию, и Тойота приветственно пиликнула всей компании. Мейв открыла дверцу и забралась на заднее сидение, остальные сели впереди. Грейс открыла навигатор и, повернув голову к Энн, спросила:
– Где там твоё рандеву?
– Долан’з паб, мы там были на мой день рождения.
– Который в доках? – Грейс убрала телефон и, выкрутив руль, выехала с парковки.
– Намеренно не в центре города, – Энн поправила прическу, – Между прочим, потрясающий музыкальный паб, один из лучших в городе, и там вряд ли станут сильно нам докучать.
– Прелесть, – Грейс направила автомобиль в сторону Дублин роуд.
Через пятнадцать минут тойота заехала на Генри стрит и припарковалась у вывески «Долан’з».
Энн с громким возгласом: «Вот и она!», выскочила из машины и направилась в сторону темнокожей седовласой дивы, курившей неподалёку от входа в паб.
– Пошли, быстро поздороваемся и поедем ужинать, – Грейс постучала Мейв по коленке, затянутую в плотные джинсы, – Давай, поживее! Уже почти восемь.
Мейв нехотя открыла дверь и вышла на улицу. Грейс повернула ключ зажигания и, опустила козырёк с небольшим зеркалом.
– Бывало и хуже, – заключила она, придирчиво осмотрев своё отражение, и поспешила наружу.
– Что за прелестные нимфы тут с тобой, – воскликнула Джолин Йейтс, когда Грейс и Мейв поравнялись с Энн.
Подруга, во взгляде которой теперь не было ничего, кроме эйфории от долгожданной встречи, растянула губы в благостной улыбке и провозгласила:
– Это фортепианная богиня Грейс Галлахер, а та, что выглядит как её модифицированная копия, Мейви. Наше солнышко.
– Для нас большая честь познакомиться с вами, – у Грейс перехватило дыхание, отчего голос моментально улетел в какую-то нехарактерную ей хрипотцу.
– Вы такие одинаковые, что я на секунду подумала, что у меня двоится в глазах, – низким голосом проговорила Джолин, тепло им улыбнувшись, – Значит, Грейс, играете на фоно? А поёте?
– Только по принуждению.
– А вы, юная леди? – обратилась она к Мейв.
– А мне медведь на ухо наступил, – честно призналась Мейв, скривив губы.
– Вау, просто вау, – восторженно отозвалась заокеанская дива, – надеюсь, эти замечательные девушки составят нам компанию, Энн?
– Боюсь, что мы не можем остаться, – Грейс вежливо улыбнулась, – мы только хотели поприветствовать вас и пожелать вам отлично провести время в Лимерике.
– Как жаль, – Джолин всплеснула руками, – Пока Энн не вернулась сюда, я думала, что лимерик – это комедийный стишок, а теперь на этом месте будто свет клином сошёлся.
– Вы сюда надолго? – спросила Мейв неожиданно.
– На полтора дня, – на низких нотах ответила дива, – Запишу песню со своим протеже и отправлюсь в Лондон к мятежному муженьку.
– Что же, тогда мы будем ждать вашего визита к нашему оркестру, – Грейс, всё ещё не веря в то, что не спит, приобняла Мейв за плечо и отступила на шаг, – Были рады знакомству с вами.
– И мне было очень приятно, – Джолин взяла Энн под руку и потянула её в сторону входа, – Нам столько нужно обсудить, дорогуша!
Грейс махнула им на прощание, обошла машину, и села обратно за руль.
– Поверить не могу, что только что разговаривала с Джолин Йейтс, – проговорила она вполголоса, когда Мейв, развалившись на соседнем сидении, захлопнула переднюю дверь.
– Они забавные, – спокойно констатировала дочь, – Ну так мы едем в кафе?
– Да, надеюсь, не угодим в ДТП. У меня до сих пор коленки трясутся.
– Ну ты даёшь, маман.
– А как бы ты отреагировала, если бы встретила, скажем, Stray Kids?
– Набросилась бы на Хёнджина, но точно не тряслась бы как осиновый лист, – хихикнула Мейв и, поддев Грейс плечом, включила радио, – Давай уже, выруливай! До закрытия кухни осталось меньше часа.
Из динамиков зазвучала энергичная мелодия. Грейс повернула ключ зажигания и серая тойота, выехав на дорогу, направилась прочь с Генри стрит.