Лидия Чарская
Тяжелым путем
Глава IV
– Смотри-ка, Иечка, кого я тебе привел!
Весь запушенный снегом, Андрей Аркадьевич стоял на пороге прихожей в то время, как Ия с детьми собиралась идти на обычную ежедневную прогулку.
– Катя! Катя! – радостно вырвалось у Ии и с просветлевшим лицом она обняла младшую сестренку.
Счастливая, радостная, смеющаяся стояла Катя перед сестрой. Около двух месяцев не видались они.
Ии не было времени навещать сестру. Она вся ушла в заботы по дому, a главное по воспитанию Нади и Журы, довольствуясь теми короткими известиями, которые приносил ей о младшей сестре Андрей Аркадьевич, навещавший Катю. Он несколько раз порывался взять к себе в отпуск сестру, но всякий раз Ия его отговаривала от этого:
– Не надо, Андрюша, не надо… Катя, хотя и очень изменилась к лучшему, стала много сдержаннее и серьезнее за последнее время, но, в сущности, она все-таки слишком шаловлива и «непоседа», чтобы не беспокоить Констанцию Ивановну и Нетти, – каждый раз находила она один и тот же мотив, одну и ту же отговорку не брать Катю гостить в дом брата.
В сущности, молодая девушка опасалась совсем другого. Не шаловливости Кати боялась она, a новых недоразумений, могущих вспыхнуть между Нетти и младшей сестренкой, таких же недоразумений, жертвой которых все чаще и чаще являлась теперь сама Ия.
– Нет, уж Бог с ней, пусть посидит лучше в пансионе, благо, не одна она там, многие девочки остаются на праздники в интернате. По крайней мере, подальше от греха, – решила молодая девушка, стараясь побороть в себе желание провести день-другой в обществе младшей сестры, – a на лето вместе на Волгу поедем, поселимся в Яблоньках у мамы под крылышком, – утешала она себя тут же розовой надеждой.
И вот, вопреки её решению, Катя была здесь, сияющая, радостная, возбужденная.
При одном взгляде на её счастливое личико у Ии не хватило духа упрекать Андрея Аркадьевича за то, что он привез, не спросив её совета, младшую сестру.
– Ha все Рождество!.. Ha все праздники отпустили!.. Ты подумай, Иечка, Андрюша безо всяких разговоров увез до самого Крещения. Вот-то радость! Лидия Павловна даже наставления не успела прочесть, как мне надо держаться в гостях. Живо-живо на извозчика и марш-маршем… – трещала Катя. – Наши все тебя просили поцеловать. A особенно Шура Августова и Зюнгейка тоже… Зюнгейка даже письмо написала тебе ужасными каракульками, да я впопыхах в интернате его забыла… Ах, Иечка, если бы ты только знала, какой у нас рев поднялся в отделении, когда Лидия Павловна нам объявила, что ты совсем оставила место и не вернешься к нам… A Зюнгейка даже на чердак плакать убежала, говорит, там под шум ветра не так слышно будет. Ей чуть за поведение кола не поставили за это. A новая классная дама ничего себе, добрая, тихая, только разговаривать не любит много… Все сидит и молчит…A Шура-то, Шура как изменилась! Совсем другая стала и с твоей карточкой (у меня ее выпросила) даже ночью не расстается, под подушку к себе кладет… A к Зюнгейке отец-башкир приехал. Важный такой, седой, в халате и тюбетейке. И всем «ты» говорит, и начальнице, и инспектору… И еще новость… Оля Глухова палец себе проколола булавкой… Резали палец-то, нарывать стал… ужас какой!.. A y Ворг, помнишь Соню Ворг, черненькая такая, бабушка умерла в прошлое воскресенье. На похороны Соню возили…
Точно из рога изобилия, сыпятся слова из малинового ротика Кати. Смуглое личико девочки разгорелось и пылает ярким румянцем. И горят ярко, как звездочки, черные жизнерадостные глаза.
– Ах, душки какие! Вот картинки-то! Маленькие человечки, как вас зовут? – внезапно заметив Надю и Журу, приходит в неописуемый восторг Катя.
– Батюшки, да ведь они двойняшки! – весело кричит она, вызывая этим всеобщий хохот.
– Дева Мария, да неужели же это – Катя? Ta самая маленькая Катя, которую я мельком видела спеленатой на руках нашей соседки Юлии Николаевны? – прозвучал позади собравшейся в прихожей маленькой группы певучий голос Констанции Ивановны.
– Ах, Боже мой, Катя! Но она прелестна! – с обворожительной улыбкой вскричала Нетти и экспансивно бросилась на шею гостье. – Душка моя! Можно вас поцеловать?
Ия глазам своим не верила при виде такой встречи. Да неужели же Нетти, та самая Нетти, которая за эти полтора месяца её пребывания здесь то и дело язвит ее и преследует насмешками, награждая то и дело замечаниями, эта самая Нетти сразу так обласкала её младшую сестренку?.
– Maman, maman, глядите! Кого она напоминает вам? Меня, не правда ли меня, когда я была в её возрасте. André, что ты на это скажешь? A вы, papa? Идите же, идите сюда знакомиться с Катей!
Разумеется, между Нетти и Катей не было никакого сходства и прелестное, правильное, но несимпатичное, всегда надутое лицо первой ничуть не походило на привлекательное, смуглое, жизнерадостное личико Кати, но тем не менее это несуществующее сходство, в угоду Нетти, все поспешили признать. Потом молодая хозяйка дома схватила за руку Катю и потащила ее к себе.
– Я вам покажу мой костюм, Катя, собственноручно разрисованный André. Он по ночам над ним работал, бедняжка, зато и костюм же вышел – чудо, мечта, a не костюм. Кстати, я и для вас подыщу что-нибудь подходящее из моего гардероба. Да и причешу вас по моде заодно. Теперь таких причесок никто не носит, и y вас с ней настоящий вид сандрильоны. Я же, как добрая волшебница, превращу вас сейчас в прекрасную принцессу несколькими движениями рук. Да? Хорошо?
Весь этот фейерверк слов, обещаний и тонкой лести оглушил Катю. Нетти увлекла ее к себе, не давая ей возможности поздороваться со старым князем, спустившимся со своего верху приветствовать юную гостью.
Озабоченная Ия старалась всячески подле себя удержать младшую сестру.
– Простите, Нетти, но прежде нежели развлекаться нарядами Катя должна рассказать мне, как она училась вторую четверть года в пансионе, показать свои отметки и написать поздравительное письмо матери к празднику, – проговорила она.
– Ах, оставьте, пожалуйста, вашу манеру классной дамы, милая Ия, уверяю вас, она вам не к лицу, – с деланным смехом возразила Нетти.
A по-моему, Ия Аркадьевна права, дело и дело раньше всего, a потом уже развлеченья, – вмешался в разговор князь Юрий Львович.
Но Нетти, недовольная, уже надула губки.
– Катя, душка моя, неужели вы не хотите пойти со мной?
Что было отвечать Кате? Она находилась, как в тумане. Представление о действительности замутилось в её головке. Она никак не могла понять, каким образом Нетти, которую она, Катя, еще два – три года тому назад терпеть не могла, сейчас относится к ней с таким доброжелательством. И самой Кате Нетти не казалась уже такой антипатичной, как прежде. A обворожительная улыбка, не сходившая с губ Нетти и адресованное Кате ласковое выражение её восторженных в эту минуту глаз отчасти уже покорили девочку.
Однако, строго поднятые брови Ии и её безмолвное приказание, переданное Кате непосредственно большими серыми глазами, дали новое направление мыслям девочки.
– Я сейчас же вернусь к вам, лишь только напишу письмо маме, – торопливо и смущенно объявила она Нетти.
– Только скорее, скорее! – нетерпеливо командовала та вслед уходившей за сестрой и детьми Кате:
– A спать вы должны у меня в будуаре… Непременно! Слышите? A то рассержусь. В детской вам негде поставить постели, a y меня вам будет вполне удобно, – довершила она свою любезность по отношению молоденькой гостьи.
– Знаешь, Ия, я до сих пор и не знала Нетти… Помнишь, постоянно бранила ее, a она премилая оказывается, – чистосердечно признавалась Ии по дороге в детскую Катя.
Старшая сестра ничего не ответила младшей. Присутствие детей мешало ей высказать правду. Но в душе Ии было далеко не спокойно в эту минуту. Она всеми силами старалась угадать тактику Нетти по отношению Кати и никак не могла ее понять. Уже в детской, пока дети снимали верхнее теплое платье, Ия успела отвести Катю в сторону и шепнуть:
– Послушай, сестренка, не поддавайся так опрометчиво чужому влиянию. Помни: «не все то золото, что блестит»… Старайся, несмотря на твой юный возраст, узнавать людей, a если тебе самой не справиться с этой задачей, обратись за советом к тем, кто искренно и по настоящему желает тебе добра.
– Иечка! Милая! Да что с тобой? Ты как будто встревожена чем-то… Или не рада, что я приехала к тебе? – уже начиная волноваться, допытывалась Катя.
– Нет, рада, милая, рада! – внезапно вырвалось у Ии и она с такой непривычной ей страстной нежностью обняла сестру, как будто хотела этим объятием оградить Катю от грядущих на её пути несчастий.
A через минуту, как ни в чем ни бывало, избегая удивленного взгляда сестры, вопросительно посматривавшей на нее, Ия, уже совладав со своим порывом, говорила спокойно:
– Ну, маленькая Катя, садись писать поздравление нашей дорогой старушке…
Сама Ия писала в далекие Яблоньки еженедельно. A каждый месяц посылала матери весь свой заработок, отказывая себе во всем. Хотел по-прежнему помогать матери и Андрей Басланов, но Ия сумела отговорить его, ссылаясь на то, что теперь он отрезанный ломоть и что Сам Бог велел ему отныне заботиться о его собственной семье. Но все-таки Андрей Аркадьевич сумел урвать от суммы, переданной ему американцем Томсоном, небольшую часть и послал эти деньги матери, никому не говоря об этом ни слова.
Глава V
– Я спрошу…
– Нет, я… Тебе попадет еще, пожалуй…
– Да ведь я нё у тети Нетти пойду спрашивать, a y Ии Аркадьевны…
– Ну, тогда другое дело. Ступай. И я пойду с тобой.
Ия стояла у окна гостиной и тщательно подштопывала замеченную ею накануне дыру на занавеси. Был рождественский сочельник, и кое-кто из знакомых Вадберских и Баслановых были приглашены встретить его здесь.
На улиц падал снег большими мокрыми хлопьями. Стояла оттепель. Дворники усиленно работали лопатами, уничтожая грязь. Погода походила скорее на осеннюю, между тем, как святки наступали обычно студеные.
Ия работала иглой и перебирала в памяти, все ли закуплено ею к вечеру, по поручению Андрея.
– Варенье, конфеты, фрукты… закуски: сардины, икра, сиг копченый, ростбиф, ветчина, сыр… За селедками новую горничную послать надо… Вино сам Андрюша принесет… – перечисляла она.
– А, малыши! Что вам надо?
Перед Ией стояли Надя и Жура. Личики детей хранили сосредоточенное выражение.
Ия – враг всякой сентиментальности – никогда не ласкала близнецов, но, тем не менее, дети так привязались к ней и полюбили ее за её ровное, справедливое обращение с ними, что часа не могли провести без неё.
– Вижу по глазам, что какое-то у вас ко мне дело. И дело притом огромной важности, – шутила девушка, оставляя свою работу и вопросительно поглядывая на детей.
– Вы угадали, Ия Аркадьевна, дело есть, – тоном серьезного, взрослого, человека, произнес Жура.
– Очень важное дело, – подтвердила и его сестренка. Вот видите ли, когда мы жили у мамы, то у нас… – начал мальчик.
– Бывала всегда елка в сочельник, – подхватила Надя.
– Маленькая такая елочка на столе…
– Мамочка ее покупала потихоньку, сюрпризом для нас и украшала ее на кухне, a после обеда вносила совсем уже украшенную и ставила на столе.
– A мы зажигали уже свечи сами…
– Ах, как это было весело! – вскричал Жура.
– Ужасно весело! – вторила ему Надя.
– A теперь елки не будет! – внезапно меняя тон, печальным дуэтом произнесли малютки.
Ия взглянула в затуманившиеся личики детей, и сердце её вспыхнуло жалостью к малюткам. Так остро захотелось ей в эту минуту, чтобы прояснились сейчас эти милые личики. «Ведь сочельник – детский праздник и не кто иной, как дети должны в память родившегося в Вифлееме Младенца праздновать его», – мелькнуло в голове молодой девушки.
Она задумалась на минуту. Потом сказала с улыбкой:
– А, пожалуй, можно еще устроить елку. Подождите меня здесь, детвора. Я пойду поговорить с дядей Андрюшей по этому поводу.
– Ах! – и затуманенные личики мигом прояснились. Две пары голубых детских глазенок загорелись надеждой.
– Пожалуйста, Ия Аркадьевна, попросите его позволить нам устроить сегодня елку! Ведь мы хорошо учились и вели себя при вас? – смущенно просила Надя.
Она имела право говорить так сейчас, эта маленькая девочка с глазами, похожими на две голубые звездочки. За два слишком месяца пребывания в доме Ии близнецы не были замечены ни в чем дурном. Их классными занятиями Ия тоже была вполне довольна.
Поэтому, когда молодая девушка решительными шагами направилась в студию брата, дети, считая дело покупки елки уже решенным, стали оживленно совещаться о ней.
В мастерской Андрея Аркадьевича сидела Нетти. Без дальних вступлений Ия просто обратилась к молодому художнику.
– Послушай, Андрюша, дети мечтают о елке, не найдешь ли ты возможным устроить ее им?
– Разумеется, разумеется, как это я мог забыть о них! Извини, пожалуйста, Иечка. Вот возьми деньги… Они лежат вон там, на столе, – засуетился молодой художник, отбрасывая кисть и палитру.
Внезапно присутствующая здесь Нетти отложила в сторону тоненькую с безвкусно раскрашенной обложкой книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: «Нат Пинкертон», и взволнованно заговорила:
– A по-моему, все эти елки одна только глупая трата денег, a удовольствия от них не получается никакого. Сама я в детстве их терпеть не могла. К тому же, теперь нам пригодится каждый лишний рубль. Еще не все счета уплачены. Да и наш костюмированный вечер обойдется не дешево. Сегодня тоже трат предстоит не мало. A тут еще извольте бросать деньги на какие-то глупости. Увольте, Ия, мы не Ротшильды, и так André день и ночь работает на семью. Избавьте его хоть от таких лишних расходов, как никому ненужная елка, – уже заметно раздраженным тоном заключила Нетти.
– Но… дети так хотели устроить, хотя бы маленькую елочку! – невольно смущаясь, настаивала Ия.
– Ах, полноте, пожалуйста, дети глупы и ровно ничего не понимают. К чему им елка, когда есть гораздо более интересные удовольствия для них. Можно свести их в цирк или в балет, как-нибудь, на утренний спектакль. Наконец, для них явится уже огромным развлечением смотреть на нас, когда мы, взрослые, будем танцевать на костюмированном балу.
– Значит, вы против устройства елки? – меняясь в лице, уже холодно спросила Ия.
– Безусловно.
– А ты, Андрюша?
В следующую же секунду взглянув на брата, молодая девушка пожалела о заданном вопросе. Смущенный и сконфуженный сидел за мольбертом Андрей Басланов, стараясь избегать взглядом глаз сестры.
Он был жалок. Не будучи в состоянии прекословить своей взбалмошной и эгоистичной супруге, Андрей сознавал тем не менее на этот раз всю её неправоту. Не говоря ни слова, не взглянув даже на золовку, Ия вышла из мастерской.
– Бедные дети! Бедные дети! – проносилось в голове девушки: – на пустячное удовольствие для вас нет денег, a на костюмированные балы и глупейшие наряды их бывает с избытком, – горько думала она, впервые в жизни ненавидя виновницу этих горьких дум.
Лишь только она открыла дверь в гостиную, Надя и Жура бросились к ней.
– Ну, что, Ия Аркадьевна, что? Позволил дядя Андрюша? – с захватывающим интересом спрашивали дети.
Ия взглянула на эти преображенные радостью и тревогой личики, и y неё не хватило духу огорчить близнецов.
– Одевайтесь-ка скорее, малыши, и идем покупать деревцо и украшения, – произнесла, невольно краснея, молодая девушка.
К счастью, дети не заметили её смущения и, хлопая в ладоши, бросились вприпрыжку исполнять приказание молоденькой наставницы.
A через какой-нибудь час времени все трое возвращались с сияющими от удовольствия лицами, нагруженные всевозможными сверточками и пакетами домой. Артельщик нес за ними красивое деревцо. И елка, и украшения были без ведома детей приобретены на скудные гроши Ии, оставшиеся от денежной посылки, отправленной матери, и предназначенные на покупку самых необходимых для неё вещей. Без малейшего колебания сделала это Ия.
Елку решено было украшать в детской втихомолку от взрослых, и Ия приняла самое деятельное участие в этих хлопотах к полному удовольствию счастливой детворы.
* * *
Вечер… К восьми часам оттепель неожиданно сменилась крепким морозцем. Мокрые хлопья снега не падали уже больше. Теперь едва-едва снежило… Грязь и лужи затянуло ломким стеклянным ледком.
Стемнело. На небе появилась в общем хоре золотых созвездий на редкость яркая и крупная Вифлеемская Звезда. Улицы заметно опустели. Редкие в этот вечер прохожие спешили по домам встретить праздник у себя дома или под кровом друзей и близких.
Наверху, в детской, уже заканчивались последние приготовления к елке, навешивались последние картонажи, когда оживленная и радостная вбежала сюда Катя. Обычно гладко и просто причесанная в одну косу, голова девочки теперь преобразилась. Вычурная прическа с крепко завитыми кудряшками совершенно изменила смуглое Катино лицо и состарила его по крайней мере лет на десять. В руках Катя держала что-то яркое, покрытое блестками и мишурой.
– Смотри, смотри, что Нетти мне подарила, – захлебываясь от восторга, кричала девочка, подсовывая к самому лицу Ии пестрые блестящие лоскутки, – немножко подчистить и перешить придется только и что за чудесный костюм Мотылька выйдет у меня из этого к балу! Тут мы посадим крылышки или банты в виде крылышек, a здесь цветок. Как ты думаешь, цветок или розетку из лент? – внезапно делаясь серьезной, спрашивала сестру Катя.
– Катя, Катя, смотрите, какая елка у нас! Сейчас зажигать будем?! – прыгая вокруг девочки, радостно кричали Надя и Жура.
– Что? Елка? Очень мило, очень мило, – рассеянно и не глядя на украшенное деревцо, машинально роняла Катя, вся уходя в свои личные переживания.
– Катя, да что с тобой? Я решительно не узнаю тебя с некоторых пор. – И, бросив перевязывать какой-то пестрый пряник с картинкой, Ия с удивлением взглянула на младшую сестру.
За эти несколько дней, проведенных совместно с Катей, она решительно отказывалась понимать сестру.
Начать с того, что теперь Нетти не отпускала Катю ни на шаг от себя, и девочка была, по-видимому, очень довольна этим. Они ездили вместе на прогулку, ездили, a не ходили, потому что ходить пешком Нетти терпеть не могла, называя это мужицким удовольствием, посещали многочисленных знакомых Нетти, a главное, ежедневно бегали по Гостиному Двору, по целым часам простаивая у витрин магазинов, или же проводили дома бесконечные часы в беседах о платьях, о костюмах, прическах и развлечениях.
Нетти сумела так заинтересовать Катю в самый короткий срок и своей шумной суетливой жизнью и своими интересами, что девочка в какую-нибудь неделю вся с головой окунулась в эту блестящую, пустую и бессодержательную жизнь к полному удивлению и неудовольствию Ии. Прежнее чувство враждебности Кати к невестке, которое она испытывала в Яблоньках, исчезло бесследно. Напротив, теперь она стала горячей сторонницей Неттиных интересов и страстно привязалась к ней.
Молодая женщина умела вовремя подольстить девочке, удовлетворить её тщеславие восторженными отзывами о её внешности, умела своевременно обласкать болезненное самолюбие Кати. В представлении Кати, Нетти являлась теперь и умницей, каких мало, и обворожительной красавицей и шикарной светской дамой, которой необходимо подражать. И сама Катя, как могла, подражала Нетти: походкой, звуком голоса, манерой говорить.
Но то, что шло взрослой замужней женщине, звучало диссонансом в пятнадцатилетнем подростке.
Сейчас, по моде причесанная, вся ушедшая в решение сложного, по её мнению, вопроса, посадить ли ей цветок или ограничиться розеткой на юбке маскарадного костюма, Катя показалась старшей сестре жалкой и пустой.
– Катя, милая Катя, кто подменил тебя? – прошептала с горечью Ия, пользуясь тем, что увлекшиеся приготовлением елки близнецы не могли слышать ее.
– Я не понимаю, что значат твои слова, Ия?
– A я не могу понять, что стало с моей милой, простой и естественной сестренкой. Неужели же эти несколько дней, проведенные в тлетворной обстановке, могли так изменить тебя?
– Какие глупости! Ничто меня не изменило и я осталась такой же, как и прежде, – вспыхнув до ушей, произнесла Катя, отворачиваясь от сестры. Тогда Ия взяла ее за руку и, глядя ей в лицо, проговорила:
– Неужели же маме доставило бы удовольствие видеть тебя такой?..
– Какой? – Глаза Кати говорили, что она отлично поняла сестру, но ложное самолюбие мешало ей признаться в этом, и она махнула рукой, заученным, перенятым у Нетти жестом и, ломаясь проговорила: – Какой? Скажи на милость, я не понимаю тебя.
– Катя! Катя, стыдись! К чему эти ломанья, эти вычурные прически, этот неестественный тон!.. Неужели в Яблоньках…
– Барышня, пожалуйте в столовую чай разливать, молодая барыня вас просить приказали, – прервала Ию появившаяся на пороге франтоватая новая горничная.
– Что, Луша, собрались уже гости? – подскакивая к девушке, живо заинтересовалась Катя.
– Собрались, барышня, как же.
– Много?
– Ах, Боже мой, – засуетилась Катя, – где у вас тут зеркало?… Неужели вы можете обходиться без зеркала, – мечась по комнате, лепетала она, – негде прическу поправить даже.
– Ты помнишь, в Яблоньках мы обходились совсем без зеркал, – напомнила ей сестра.
– Ну, вот еще глупости, то я в Яблоньках, a то в Петербурге, – досадливо пожала плечами Катя. Здесь собирается избранное общество и не могу же я, Андрюшина сестра, ходить, как кухарка! – и с этими словами Катя, забрав с собой свои блестящие тряпки, помчалась в будуар Нетти, отведенный для неё.
– Ну, дети, – обратилась по её исчезновении к близнецам Ия, – вы тут навешивайте оставшиеся картонажи: и пряники, a я пойду вниз разливать гостям чай. Потом вернусь и зажжем елку.
– A мы не подождем «кого-то»… «Кто-то», по-моему должен прийти сегодня, – заикнулся было Жура.
– «Кто-то» не забудет нас в такой день, – подтвердила и Надя, лукаво поблескивая глазенками.
Но Ия не слышала уже детей. Она была за дверью.
