Лидия Луковцева
Не от стыда краснеет золото
Всякая дорога имеет начало
Зоя Васильевна Конева, немолодая женщина, за шестьдесят, пребывала в растрепанных чувствах.
Получив пенсию, она пробежалась по рынку и супермаркетам, коих в последнее время видимо-невидимо расплодилось в маленьком Артюховске. В них всегда было многолюдно.
У нее просто в голове не укладывалось: сколько же продуктов умудряется съедать за сутки артюховское население, в количестве ста тридцати тысяч с небольшим? Это – включая младенцев. Загляни на следующий день и еще на следующий – в магазинах будет так же многолюдно, и все тащат к дому битком набитые корзины!
Не обошла вниманием Зоя Васильевна и продуктовые клетушки-закуточки в торговом центре «Да! Да! Да!» – там все было немножко дешевле. «Размотав» отведенную для покупок сумму, нагруженная двумя увесистыми пакетами, с приятным чувством исполненного долга она возвратилась домой.
Разложив покупки по шкафчикам, в соответствии с их назначением, засунув в холодильник, что положено, она села, чтобы сверить чеки со своим списком. На какую сумму и в какой торговой точке ее сегодня надули, и какой урон нанесла она своему бюджету, потрафляя сиюминутному капризу.
Список запланированных обязательных покупок должен был находиться в кармашке сумочки, а чеки – в кошельке. На поверку, список оказался на месте, чего нельзя было сказать о чеках. Их не наблюдалось, поскольку отсутствовал кошелек. То есть, его нигде не было, совсем.
Зоя Васильевна приложила пальцы к вискам и вслух приказала себе:
– Спокойно! Не будем паниковать раньше времени! – ибо знала за собой этот грех.
Потом тем же приказным тоном произнесла громче, в пространство:
– Шутик-шутик, пошутил – и отдай!
Шутик Зои Васильевны был, в общем, парнем покладистым и обычно долго не выпендривался. Сегодня же он безмолствовал и бездействовал: то ли был не при делах, то ли в кои-то веки решил проявить строптивость.
Следующим шагом Зои Васильевны стала проверка, на всякий случай, карманов и подкладки сумки. На предмет выявления образовавшихся и еще не замеченных дырок. Правда, это уже был шаг отчаяния, вопреки всякой логике, и шаг безрезультатный. Как можно долго не замечать дыру, в которую способен провалиться кошелек?
Дальше, как советуют психологи, чтобы успокоиться, она сосчитала от одного до пятидесяти и обратно. Никакого эффекта. «Может, надо до ста и обратно?» подумала, было, женщина, но решила, что нечего зря время терять.
Пришла пора включить логику, что Зоя Васильевна, наконец, и сделала. Она прекрасно помнила, как в последнем по очередности магазине, расплатившись, опустила кошелек в сумку. У кассы было тихо, полы – кафельные. Даже если бы она опустила кошелек мимо сумки, был бы мягкий шлепок – звук падения.
Украли? Как и когда? Нет, мерзавец-кошелек, вздумавший шутки шутить, дома, однозначно, но где?
Зоя Васильевна еще раз прошлась по шкафчикам и тумбочкам, перебрала все купленные пакетики и кулечки – вотще! Логика тоже оказалась бессильной.
Со стрессом всяк борется своими методами. Вот подруга Зои Васильевны – Мила, Людмила Ивановна Каргина, не переносит одиночества, если с ней происходит какая-то неприятность. Ей надо тут же поделиться с кем-то своей бедой. Когда беда дробится на кусочки, по количеству тех, с кем ею делишься, она не кажется уже такой глобальной.
С наивным, но небезосновательным эгоизмом Людмила Ивановна полагала, что, оделив кого-то частичкой своей неприятности, она никому не усложнит жизнь. Чужая неприятность – тьфу, пустяк. Человек выслушает, посочувствует и тут же забудет, но ВЫСЛУШАЕТ! Со своим же собственным кусочком оставшейся беды уже вполне можно существовать дальше.
Другая ее подруга – Люся, Людмила Петровна Комарова, наоборот, уходит в себя. Вернее, в работу. Люся отключает телефон, чтоб ее не дергали, и развивает бешеную деятельность. За пару часов она превращает жилище в стерильную операционную, вылизывает, отдраивает, доводит чистоту до немыслимого совершенства. Если после этого зайдешь к ней в дом – следующий шаг уже и сделать страшно при виде этой нежилой чистоты.
Меж подруг это так и обозначалось: Люськи нет, она ушла в себя. Значит, с Люсей приключилась какая-то неприятность. Выплеснув негатив в процессе уборки, она включает телефон, и уже спокойно, отстраненно, с юмористическими комментариями делится своей бедой.
Кому-то надо в такие моменты вздремнуть, кому-то – пожевать сладенького, кому-то – водочки выпить. Зоя Васильевна же хватала любое чтиво, что под руку подвернется: хоть журнал, хоть рекламную листовку. Чтение было ее лекарством, любая печатная продукция.
Сейчас ей под руку попала газета, даже две, аккуратно сложенные и вложенные одна в одну. Так сложить газеты могла только большая аккуратистка, не терпящая беспорядка даже в мелочах. Как выражались пренебрежительно и с долей зависти поволжские хозяйки, не обладавшие такими качествами, – «чистоплотница хренова».
Газета была необычная, не местная. Пару дней назад у нее ночевали родственники покойного мужа, супруги из села Порохового – приезжали в город на рынок, чтобы домашней свининкой торговать. В оставленные ими номера «Степной нови» месячной давности что-то заворачивали, а потом и оставили за ненадобностью.
Схватив с жадностью, как безнадежный больной хватает долгожданное заморское лекарство, первый неказистый, с плохо отретушированными фотографиями экземпляр районной печати, женщина погрузилась в спасительный текст.
Читателем она была хорошим, опытным. Тем не менее, газеты чисто автоматически начинала читать с четвертой страницы. Минуя бравурные заказные передовицы, начинала с какого-нибудь легонького матерьяльчика, хотя в мыслях и корила себя за это.
СЕНСАЦИОННАЯ НАХОДКА
Археологической группой, уже не первый год проводящей раскопки вблизи села Пороховое, в одном из раскопов найдено несколько ценных артефактов. В их числе – настоящий клад: две древних керамических шкатулки с монетами.
Археологи предполагают, что раскопали местонахождение двора или усадьбы ордынского бека или просто богатого горожанина. Если судить по остаткам кирпичной кладки, дом когда-то живших в нем людей был очень просторный. Обнаружились остатки глиняных труб для водопровода, китайских печей для обогрева комнат – «канов», даже канализация.
По утверждению руководителя экспедиции – известного в регионе археолога Д.Е. Шпигалева, найденное представляет большую историческую ценность. Причём, раскапывать усадьбу археологи только начали. Вполне возможно, здесь будут сделаны и другие ценные находки.
Уже давно у археологов в этих местах, применяя рыбацкий термин, не было такого богатого улова. Хотя, если развивать дальше рыбацкую тему, нельзя не упомянуть об еще одном улове. Несколько дней назад группой рыбаков была найдена на отмели часть золотого хазарского нагрудного украшения, очевидно, вымытая из захоронения водой во время половодья. Возможно, это обломок медальона, мужского или женского.
Шпигалев, которому рыбаки принесли показать свой «улов», уверен в подлинности артефакта и высокой пробе золота. Но, разумеется, последнее слово будет за экспертами.
Надеемся, эти находки оживят угасший было интерес научных кругов к судьбе Порохового городища. По словам господина Шпигалева, этим летом экспедиция начала работу над новым перспективным участком, поэтому ученые надеются, что находки являются лишь «первыми ласточками». Возможно, наши степи уже в недалеком будущем станут Меккой для туристов, исследователей и любителей истории родного края.
Дальше речь в статье традиционно шла о недостаточном финансировании археологических экспедиций. Как будто в наше время что-нибудь финансируется в полном объеме!
– Однако, у районной газеты большие амбиции. Особенно насчет туристической Мекки! – прокомментировала с улыбкой Зоя Васильевна.
Хотя она прекрасно знала, что в статье – не просто журналистский треп. И действительно, местные жители не раз находили в степи, прямо на поверхности, медные и мелкие серебряные монетки. Курганами же покрыта вся степь. Да и река, подмывая берега в паводки, оставляла на отмелях немало всяких интересных вещиц, золотых в том числе. Скорее всего, из захоронений. Но то – одиночные находки, а тут – шкатулки.
Следующая заметка продемонстрировала неуместность ее иронии.
БУДУЩЕЕ ДРЕВНЕЙ СТОЛИЦЫ
Как известно нашим читателям, невдалеке от села Пороховое два года назад велись съемки исторического фильма о Золотой Орде. Для съемок был построен грандиозный макет – несколько кварталов средневекового ордынского города в натуральную величину. Объект получился настолько впечатляющим, что, по ходатайству губернатора края, после завершения съемок декорации не были разобраны.
Окончив съемки, киношники оставили созданный ими «город», которому местные жителями дали название Сарай-Бату (по аналогией со знаменитой ордынской столицей), в степи. После определенных консервационных работ, которые провели местные архитекторы, строители и музейные работники, он превратился в музей под открытым небом.
Год спустя интерес туристов к новому объекту на карте региона нисколько не угас. Вокруг собственно города, построенного из кирпича и глины и обнесенного двухметровой крепостной стеной, теперь раскинулся еще и лагерь из кочевых юрт. В юртах – все удобства для туристов.
Здесь есть чайхана с богатым выбором восточных блюд, караван-сарай. В самой большой юрте расположился музей кочевого быта, где представлены эксклюзивные экспонаты, выделенные из фонда областного краеведческого музея. Экскурсии в юрте-музее проводит экскурсовод в одежде монгольского воина, специально сшитой по эскизам историков. Это создает полное ощущение достоверности его рассказу и сопричастности эпохе.
Недавно в «кочевом городе» появилась еще и юрта шамана. Шаман, чье имя Акылбай означает «Богатый умом», – потомок древнего шаманского рода. До того, как поселиться в наших местах, он много лет прожил на Алтае, заработав там славу лекаря и провидца.
Теперь и у нас посетившие юрту экскурсанты рассказывают чудеса о его способностях провидца, а на личную встречу образовалась большая очередь. При этом поговорить с Акылбаем удается не каждому, не со всяким посетителем он общается персонально.
Иногда его ответы четки и конкретны, а иной раз – расплывчаты и туманны. Он часто говорит загадками, и проникнуть в смысл его слов может не каждый, и не сразу. Случалось, что предсказание Акылбая сбывалось по прошествии довольно длительного времени. Наш корреспондент непременно побывает в юрте шамана, и мы расскажем об этом в одном из следующих номеров.
– Однако, какими предприимчивыми стали мои соотечественники! – прокомментировала и эту заметку Зоя Васильевна. – Ведь туристы и в самом деле повалят. Тут тебе и древний город, тут тебе и ордынский клад рядышком, в раскопе. Или ходи по берегу и собирай скифские украшения! Точно, повалят! К нам-то в Артюховск – вон как повалили, когда мы с Люсей и Милой клад в подвале обнаружили!
Психологический феномен. Как будто клады в каждом подвале запрятаны или только копни – тут тебе и шкатулка с древними монетами! Ей и самой тут же захотелось съездить в этот музей под открытым небом. Конечно, она была в курсе рождения нового музея в степи, поскольку и сама с некоторых пор (временно!) трудилась в должности экскурсовода музея купеческого быта славного города Артюховска.
Они с подругами, кстати, давно собирались в Пороховое. А теперь еще и – шаман! И возникший в степи город из юрт! Интересно же.
А это про что?
ЗАГАДОЧНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Участковым уполномоченным села Пороховое Аскаром Абдулхалиловым сегодня зафиксировано безвестное исчезновение рыбака Сергея Санеева.
По информации пресс-службы районной полиции, обстоятельства случившегося неординарны, выделяются на фоне других случаев исчезновения рыбаков, не редких летом в Поволжье.
Мужчина пропал не во время рыбной ловли на реке, а прямо из палаточного лагеря. Кроме того, по словам свидетелей, пропавший рыбак был трезв.
По информации, которую удалось собрать полицейским, трое рыбаков-любителей приехали в наш район из Астрахани. Они поставили две палатки на берегу реки. В одной ночевал сам Санеев с десятилетним сыном Юрой, в другой – двое других рыбаков. Утром мальчик обнаружил, что отца в палатке нет.
Лодки пропавшего на берегу не обнаружили, на основании чего была выдвинута версия, что мужчина ночью решил порыбачить и выплыл на ночную воду в одиночку. Но Юра Санеев рассказал, что планов уйти куда-либо ночью у отца не было. Наоборот, вечером они вместе устраивались на ночлег и разговаривали о предстоящей завтрашней рыбалке.
Предпринятые рыбаками попытки самостоятельных поисков мужчины результата не дали. Тщательная проверка территории с привлечением полиции и местных жителей также ни к чему не привела. В настоящее время ведутся розыскные мероприятия, опрашиваются возможные свидетели.
Зоя Васильевна поморщилась и перевернула страницу.
– Ну да, конечно! Рыбаки, ночью, на реке – и трезвые! Перепились, и надрало ночью искупаться, что же еще? – резюмировала Зоя Васильевна. – Докупался! Стоило этому место в газете выделять!
Несколько развлекшись и отвлекшись чтением, Зоя Васильевна обрела способность позвонить подругам. Скупо, без подробностей, она дала понять, что ей худо и требуется моральная поддержка. Тем самым Зоя Васильевна официально протрубила большой сбор. Подруги обещали быть часика через три-четыре.
Решив не мудрить над меню – не на торжество приглашала – она запланировала эти три-четыре часика поковыряться в огороде. Чего время зря вести, можно рефлексировать и сорняки выдергивая. Они после прошедшего вымоленного дождичка попёрли с бешеной скоростью.
Через три часа плодотворной работы она решила пошабашить. Переоделась, вымыла руки. Открыв холодильник, вытащила из морозилки купленную сегодня пачку пельменей и узрела небольшой смерзшийся кусочек чего-то бордовенького – не то говядины, не то печени.
Пусть с памятью у нее начались проблемы, но не до такой же степени, чтобы не помнить, что лежит у нее в морозилке, не так уж богат ассортимент! Забивать холодильник припасами на всю оставшуюся жизнь не позволял ей принцип «есть надо, чтобы жить, а не жить, чтобы есть». И потом, обжорство было вредно для ее кошелька.
К тому же, не слишком рачительная хозяйка, Зоя Васильевна все же никогда не положила бы в морозилку кусок мяса прямо на решетку, не засунув его в полиэтиленовый кулек. Но вот же – факт налицо! Почти сраженная этим новым ударом, она протянула руку и с брезгливостью вытащила на свет божий ЭТО.
То был ее родненький потерянный кошелек, темно-бордовенький, купленный когда-то под цвет сумки, весь скукожившийся от холода и уже заиндевевший – холодильник у Зои работал на совесть.
* * *
– И что ты теперь собираешься предпринять? – с постным видом спросила Мила, еле сдерживая распирающий ее смех.
– Пойдет в Волге топиться! – предположила грубая Люся.
Зоя Васильевна рассчитывала на сочувствие. Уж, по крайней мере, на понимание. А эти две так называемые подруги едва не ржут, как, прости господи, племенные кобылы! Вот и надейся на стакан воды!
Вот так будешь лежать, окруженная родными подругами, и со всех сторон к тебе будут тянуться стаканы с водой. А подруги будут отталкивать друг друга и кричать в слезах:
– Мой возьми, мой!
– Нет, девочки, не утешайте меня! – с тонкой иронией промолвила Зоя Васильевна, намекая на неуместность веселья подруг. – Альцгеймер подкрался незаметно!
Толстокожие подруги, несмотря на тонкость иронии, ее уловили и с некоторым запозданием кинулись Зою утешать.
– Ерунда! – сказала Люся. – Я однажды в борщ полную сахарницу песку вывалила, «подсолила» борщок.
Зоя Васильевна пренебрежительно плечом пожала – тоже мне, утешила! Небось, в соседней кастрюле компот варила, вот и все объяснение.
– А я, – внесла лепту Мила, – прихожу в другую комнату за чем-нибудь и забываю, зачем шла. Так я возвращаюсь на прежнее место и там вспоминаю, потом иду назад.
Зоя Васильевна улыбнулась высокомерно и скорбно:
– Подумаешь! Так все делают! Это не показатель. Но вы же не суете кошельки в морозилку.
– Подумаешь! – в свою очередь сказала Мила. – Я совсем недавно видела в каком-то сериале: молодая женщина тоже кошелек в холодильник засунула!
– В морозилку? – с жадным интересом спросила Зоя.
– Нет, не в морозилку.
– Ну вот!!!
– А что, это принципиально?
– А ты что, действительно не понимаешь или придуриваешься?!
– Честное слово, не понимаю!
– МОЛОДАЯ женщина! Просто по запарке засунула в холодильник! На автомате!
– А ты – не по запарке?!
– Я – в силу возрастных изменений в мозге!
– Ты, Зайка, даже тут выпендриться хочешь. Типа, ты такая уникальная, даже забывчивость твою ни с чьей сравнить нельзя! – сказала грубая Люся.
– Сейчас отберу рюмки и больше пельменей не добавлю! – предупредила Зоя Васильевна, вконец оскорбившись.
«Выпендриться» – это уже стало последней каплей.
– Ну, и что ты теперь – покончишь с собой? – вернулась к одолевшей ее назойливой идее Люся.
– А ты как будто хочешь этого?
– Люся, ты прямо как заезженная пластинка! – прикрикнула Мила, более тонкокожая.
– Да Заинька, да Бог с тобой! Ну, ты же знаешь, что я дура неотесанная! – Люся, учитывая остроту момента, перебарщивала с самокритикой.
– Зайка, ее просто переклинило, а то ты Люську не знаешь!
– Сама такая! – огрызнулась Люся.
Зоя Васильевна поморщилась: она не выносила свар.
– Уж прямо так сразу – топиться! Завтра предупрежу Никиту, пусть Лиза на работу выходит. Напишу заявление.
– Костику еще трех не исполнилось!
– Ничего, мамок-нянек наймут! В конце концов, мэрский внук, уж они-то найдут выход из положения. Лиза и сама, наверно, на работу рвется.
– Ты уволишься – я тоже не останусь! – заявила Мила.
Она числилась сторожем при музее и, как бывший бухгалтер, помогала директору в решении финансовых вопросов. Люся же дневала и ночевала в музее в свободное от своей основной работы – ночной няни – время, на правах ближайшей подруги и непременной участницы всех событий.
– Ты-то тут с какого боку? – спросила Зоя.
– Мы подруги или как? – аргументировала Мила.
– То есть, из солидарности? – уточнила Зоя. – Глупо. И Никиту подведешь.
– Ничего не подведу!
– Тенденция, однако! – сказала Люся.
– В смысле? – не поняла Мила.
– Ну, – сказала Люся, – про Альцгеймера ничего не скажу, возможно, он подкрадывается, где-то на полдороги застрял. Но маразм к вам обеим уже подкрался. Вам по сколько годиков?! Вы где в своем возрасте такую работу найдете – чтоб и уму, и сердцу, и в кошелек немножко капало?! Прямо ждут вас везде с распростертыми объятиями!
– Да и не надо! В конце концов, мы свое отработали, да, Зайка?
– Да ты-то тут при чем?! – отмахнулась Зоя Васильевна. – Девочки, вы же знаете, я когда-то самой себе сказала, что не буду цепляться за работу в ущерб работе! Не доведу до момента, чтоб, не приведи Господь, коллеги и читатели перемигивались да подхихикивали за моей спиной.
– Тебе коллеги и не дали довести до того момента, – напомнила Люся Зое. – Не дали твоим читателям похихикать. Некоторые читатели, может, наоборот, даже и взгрустнули.
– Меня никто не выгонял!
– Ну, еще бы! Просто тонко намекнули, а ты вошла в положение.
– Ты считаешь, я была неправа?
– Да права, конечно, – вздохнула Люся. – Я бы и сама… Но ведь в данном случае тебе никто ни на что не намекает. В тебе пока еще производство нуждается. Наоборот, ты своим фортелем Никитку с Лизой подведешь. А уж если Милка выкинет свой фортель, это уж прямо демонстрация коллективная будет. Никитка-то чем виноват, что ты кошелек в морозилку засунула?!
– Ты, как всегда, права, – подумав, вынуждена была признать Зоя, и Мила тоже согласилась. Это был один из редчайших случаев – когда она соглашалась с Люсиным мнением. – Но что-то же надо делать?..
– Пусть себе Альцгеймер еще полгодика пошатается по дорогам, по крайней мере, пока Костику три года не исполнится, а ты пока попроси у Никиты отпуск хоть на пару недель, без содержания, да куда-нибудь съезди, отвлекись. Мы с Милкой тебя подменим, если Никита заартачится, тексты твоих экскурсий мы назубок знаем.
– И попей каких-нибудь таблеток для памяти, чтоб мрачные мысли тебя покинули! – добавила Мила. – Вон сколько их рекламируют.
– Для тех, кто кошельки в морозилке хранит, – уже способна была пошутить Зоя.
– Наконец мы услышали от тебя что-то конструктивное! – милостиво обратилась Люся к Миле, довольная, что все как-то уладилось.
– Язва! – огрызнулась Мила, в душе, однако, торжествуя.
* * *
Никита Михайлович Мирюгин, молодой директор музея купеческого быта, и не думал артачиться.
Не столь давно открывшийся музей, отцами-основателями, так сказать, которого были три наши престарелых дамы, располагался в старинном купеческом особняке. Скольких сил, моральных и физических, потребовалось для его создания, знали только Зоя Васильевна со подруги, он сам с женой Лизой и их ближайшее окружение! Сколько средств было вложено, для того, чтобы самодеятельное подобие клубной экспозиции приобрело статус серьезного учреждения, знал лишь папа Никиты – мэр Артюховска.
Но это была мизерная часть того, что требовалось для поддержания былого великолепия ветхого деревянного здания, расширения экспозиций, нормальной работы хоть и маленького, хоть и провинциального, но – музея, уже начинавшего приобретать популярность среди артюховцев и гостей города. Папа-мэр тоже не мог выше головы прыгнуть, кроя муниципальный бюджет.
И тут – о чудо! – те же три дамы обнаружили в подвале музея клад. Два сундука, набитые царскими червонцами, золотыми украшениями, серебряной посудой, подсвечниками и безделушками.
Надо полагать, это было достояние не одной только семьи купцов Бельковых-Тихановичей, владельцев купеческого терема. Возможно, кто-то еще из близких, доверявших вполне, попросил в лихие революционные годы припрятать имущество до лучших времен… Впрочем, кто теперь знает, каков был достаток и запросы купцов второй гильдии маленького провинциального городка, рыбо– и солепромышленников.
Деньги, выплаченные государством музейным работникам за находку клада, позволили не только купеческий особняк капитально отреставрировать по всем канонам деревянного зодчества, с привлечением мастеров-экспертов (по знакомству, но все-таки!) аж из самих Кижей. Хватило и на то, чтобы газовое отопление в здании обустроить, и воду подвести. А теперь Никита замахнулся и на канализацию. Учреждение культуры как-никак, а удобства во дворе!
Понятно, что три дамы были у молодого директора на особом положении. Да и в устройстве его личной судьбы они сыграли немалую роль.
И потому Никита тоже пребывал в растрепанных чувствах и маялся уже несколько дней.
Зоя Васильевна, занимавшая должность экскурсовода, пока его жена Лиза находилась в отпуске по уходу за ребенком, относила его смурной вид на счет хозяйственных проблем. Бригада «Ух!», которую директор нанял неизвестно где из соображений экономии, порывши пару дней траншею под канализационные трубы, перепилась. В ответ на резонные претензии хозяина, труженики кайла и лопаты послали его далеко.
У Никиты, уже привыкшему за недолгий период директорства к общению с пролетариями, отвисла челюсть. Этот самый недолгий срок общения был причиной недальновидности директора. Он внял горячечным мольбам трудящихся, поверил взорам, горящим искренностью фанатиков, и выдал аванс. Потом он выслушал их неблагодарное – «в гробу видали!», «сам копай за свои копейки!» и адрес, куда ему пойти. Взглядом снятого с креста мученика он провожал удалявшихся с лопатами на плечах тружеников.
Черное отчаяние охватило Никиту. Самооценка его упала ниже плинтуса. С трясущимися губами он прошел в клетушку, именуемую кабинетом, и хряснул дверью, ненавидя свою горькую директорскую судьбу, пролетариат вообще и артюховский в частности.
Через некоторое время Зоя Васильевна, поскребшись в дверь кабинета, принесла ему чаю, накапав в чашку успокоительных капелек. Никита выпил залпом, не заметив привкуса, и немного погодя стал способен слушать уговоры и слышать резоны.
Зоя Васильевна позвонила Людмиле Петровне, та посетила «биржу», место, где хронически временные безработные собирались в надежде продать свои услуги по копке-распилке. То есть, работали по формуле «бери больше – кидай дальше». У Люси там был особый статус и особые отношения с контингентом, после гибели ее соседа, бывшего одно время членом этого коллектива.
По ее убедительной просьбе, которую подкрепила бутылка водки, мужики прониклись сочувствием к незадачливому директору, осудили недобросовестных коллег и согласились за разумную плату дорыть траншею. За пару дней они ее и дорыли.
Когда на следующий день Зоя Васильевна пришла на работу, с намерением просить отпуск на недельку, пусть и за свой счет, Никита Михайлович как раз во дворе рассчитывался с мужиками, разумеется, уже безо всякого трудового соглашения, но с вручением обещанной, помимо символической платы, литровой бутылки.
Зоя Васильевна все же нервничала немного, сознавая, что своей непредвиденной просьбой наносит удар в спину. Дожидаясь директора, она стояла у окна, бессмысленно уставившись в пространство. Она еще раз обосновывала про себя аргументы, которые собиралась выдвигать.
«Какая странная походка», – подумала она, глядя вслед уходящим рабочим. Один из уходивших, рослый коренастый мужик, шел враскачку, но руками не размахивал. Кисти рук были прижаты к бокам, в подмышках – врастопырку, как будто мужик нес подмышками по огромной «челночной» клетчатой сумке, набитой турецким ширпотребом.
Тут и директор подоспел, довольный, что в этот раз не оплошал. Самый подходящий момент был, чтобы подступиться к нему со своей просьбой. Размягченный Никита отнесся к просьбе Зои Васильевны с пониманием, и даже, как ей показалось, просиял, что ее, вопреки всякой логике, слегка уязвило.
– Ну, почему я буду возражать! Отдохните, конечно! Можете даже месяц очередного отпуска взять. А потом месяц без содержания, согласно законодательству! – великодушие его было безгранично и необъяснимо. Он даже про причину не спросил.
– А чем будете заниматься? – все же поинтересовался.
– Хочу в Пороховое съездить. Там, вроде, раскопки возобновились. Может, чего-нибудь раскопаю, – пошутила она. – Шкатулку вам с древними монетами привезу! Там как раз парочку откопали, может, и на мою долю осталось. Ну и Сарай-Бату тоже посмотреть хочется.
– Вот что! – воскликнул директор. – Мы вам путевку от музея подарим в качестве премии. Двойная выгода! И поездка будет бесплатной, и походите там с экскурсоводом, а не просто так! Я сегодня же займусь этим вопросом, что мы будем откладывать!
– Но месяц Людмила Ивановна с Людмилой Петровной согласятся ли экскурсии проводить? Мы только про неделю договаривались, – засомневалась Зоя Васильевна.
Она-то ожидала упреков, уговоров потерпеть немножко, ну, по крайней мере, проявления какого-то расстройства со стороны директора, а тут – нате вам! Он как будто даже рад.
И опять, вопреки той же логике, Зоя Васильевна ощутила укол ревности.
Она же не была в курсе подоплеки событий! Заметив, что в последние дни Никита Михайлович ходит как в воду опущенный, она отнесла это на счет хозяйственных неурядиц, которые директор принимает уж слишком близко к сердцу. Дело же было в том, что жена Лиза притомилась от материнских хлопот по уходу за младенцем и рвалась на работу.
Ей, конечно, жилось несравнимо легче, чем многим молодым мамам, у которых дедушка-свекор не был мэром. И условия проживания в свекровском коттедже были комфортнее, и помощников хоть отбавляй, и медпатронаж – в любое время дня и ночи – не так дышит ребенок или вдруг покашлял…
А может, именно поэтому. В комфортных условиях жизни в доме свекров ей было некомфортно. И хотя к хорошему, как известно, быстро привыкаешь, и отношение к ней было лояльным и корректным, и единственного внука от единственного сына свекры любили без ума, но ей хотелось собственного угла, а значит – свободы. Что тут удивительного! А может, она просто морально устала соответствовать высокому статусу мэровской снохи.
Выход на работу стал бы первым шагом в обретении самостоятельности. Это было одним из соображений. Вторым – в торцевой части музея-теремка располагалась их с мужем служебная квартира из двух крохотных комнатушек, бывшая людская. Она пока была закрыта на ключ и ждала их возвращения, когда Костик подрастет. Растить ребенка в доме без удобств было сложно. Теперь-то – уже почти все удобства имеются!
«Что значит – „подрастет“? – ворчала про себя Лиза. – Когда жениться вздумает»? Ей, выросшей в простой семье, проживавшей в малогабаритной двушке, квартирка в музее не казалось ни маленькой, ни убогой. Главное, что своё. Она была несовременной девушкой!
– Ну что тебе загорелось? – уговаривал муж. – В садике Костик болеть начнет.
– Все дети болеют! Иначе иммунитет не выработается. А может, не начнет. Он у нас парень крепкий. И к детскому коллективу надо приучать.
– Да успеем еще приучить!
– Ты понимаешь, что меня стены давят?! У меня мозги заржавели, я прямо слышу их скрип! Я думать разучилась. Тебе нравится жена-клуша в халате?!
К слову сказать, халат Лиза надевала редко.
– А как я об этом Зое Васильевне сообщу? Мы же определенно договаривались, что она поработает, пока Костику три года не исполнится – она же на это рассчитывает! Надежный кадр, свой человек. Ты же знаешь, что я даже от молодого специалиста отбоярился. Сколько они для нас сделали!
– Да уж скажи как-нибудь, должна же она понять. Ну не на плаху же мы ее посылаем! Дело-то житейское! И что такое полгода?! Полугодом раньше, полугодом позже…
И все, вроде бы, логично и разумно. Молодым, как говорится, дорога, старикам почет. А на душе дискомфорт. Прямо-таки когнитивный диссонанс.
– О Господи, ну ты и загнул! – напирала Лиза. – Мне самой, что ли, пойти объясниться? В конце концов, кто руководит нашим маленьким дружным коллективом? Кто у нас голова?!
– Как будто ты не знаешь, – с мягким укором отвечал молодой муж, – что в нашем маленьком дружном коллективе прекрасно знают, кто у нас шея! Нет уж! Сам поговорю.
Не то чтобы Лиза жила по принципу «при хорошей женщине и плохой мужчина может стать человеком» и все для этого делала. И женились они по большой любви, и Никита вовсе не был таким уж тютей и раздолбаем. Но родители Никиты порой думали, что их невестка по напористости, житейской хватке была гораздо больше похожа на них, чем собственный сын. Уж очень был сентиментален.
Порой, глядя на проявления врожденной порядочности сына, гипертрофированной, как он считал, папа-мэр бурчал вполголоса, чтоб жена не слышала:
