Лидия Луковцева
Не от стыда краснеет золото
Пока не увидишь ад, рай тебе не понравится
Предыдущая экскурсионная группа только начала осмотр города-музея. Она прибыла из соседнего района, потому и случилась накладка по времени. Но, оказывается, здесь это происходило нередко – экскурсанты ехали отовсюду.
– Давайте мы начнем с посещения кочевого города, чтоб не терять времени, – предложил Александр Владимирович. – Разбейтесь на группы и походите по юртам, здесь много интересного на любой вкус. Юрта шамана, музей кочевника, родители могут покатать детишек на ослике и даже на верблюде. Сходите в сувенирную юрту, в чайхану… Через сорок минут – сбор у главных ворот. Прошу не опаздывать.
Зоя Васильевна решила начать с музея кочевого быта, но тут в руку ей вцепилась Анжела и горячо зашептала:
– Пожалуйста, не оставляйте меня одну!
– А что случилось? – удивилась пожилая дама очередному перепаду в настроении своей соседки.
– Да этот шкаф – Жорик – достал уже конкретно! – раздраженно ответила перезрелая красотка.
Как будто это не она всю дорогу напропалую клеила парня.
Последний отрезок пути, от пирамиды до Сарая-Бату, Анжелу будто подменили. Она куксилась, отмалчивалась и все смотрела в окно, словно любовалась пейзажем. А чем там было особо любоваться? Выгоревшая от зноя степь с изредка встречавшимися отарами овец или конским табуном, и по ней – серая лента асфальта, а потом и грунтовки, скользящая, словно степная гадюка.
Несмотря на угрозу экскурсовода, был сделан еще один привал. В группе было несколько детишек, и самому маленькому срочно понадобилось пи-пи. Он безостановочно хныкал, но, судя по тому, что мама минут десять уговаривала его начать уже процесс, ему просто надоела езда. Курящие пассажиры, которых было большинство, воспользовались моментом и высыпали из автобуса.
Зоя Васильевна видела, как Жорик подошел к Анжеле, начал было что-то говорить, но на половине фразы замолк и несколько мгновений ошарашено смотрел на нее. Потом отошел, как побитый. Он и сейчас смотрел издалека на Анжелу взглядом побитого щенка, такой большой мальчик. Кто их поймет, этих женщин!
Прямодушная и безыскусная в науке дамского кокетства, Зоя Васильевна ничему не научилась за свою долгую жизнь. Она всегда с некоторой долей зависти наблюдала за своими соплеменницами, кому этот дар был дан от роду. Умение стрелять глазками, многозначительно улыбаться, зазывно хохотать, иногда и прикидываться дурочкой – с этим талантом надо родиться.
Неужели мужчины, даже самые умные, не видят искусственности этих бабских ужимок? Но от века все попадаются и попадаются на их удочку. Жорик влип, и как же быстро! При том, что Анжела была как минимум на полтора десятка лет старше, а Жорик наверняка не был обделен женским вниманием.
Во времена Зоиной молодости у девушки должно было быть «все при ней», в смысле здоровой полноты и приятных округлостей. Парню же полагалось быть крепким, но стройным. В нынешние времена все встало с ног на голову. Посмотришь на парня: не то мускулами оброс, не то жиром заплыл (под рубахой не видать), но котируется. Девчонки же сплошь – былиночки, и, стремясь к совершенству, изнуряют плоть мыслимыми и немыслимыми способами.
Но лезть с нравоучениями и советами, когда их не спрашивают, – это был не Зоин вариант.
– А муж? – Вольдемар маячил вдалеке и даже не делал попыток отыскать жену хотя бы взглядом.
– Я не собираюсь навязываться! – и, уловив скепсис на лице Зои, поменяла мотивировку: – Нет-нет! Сейчас не тот момент!
– Я хотела сначала в музей кочевника. А вы?
– Да ну их, кочевников! Пойдемте к шаману!
Вот почему она не хотела искать защиты от приставучего Жорика у мужа. Она собиралась обсудить с шаманом свою деликатную семейную ситуацию.
Анжела была не просто лидером по жизни, она была манипулятором. И Зоя Васильевна покорно повлачилась, как пленник на волосяном аркане, за ней. Похоже, она сама, как и Жорик, как и Вольдемар, не могла противостоять мощным энергетическим импульсам этой дамы.
У входа в юрту уже собралась очередь из жаждущих чуда. Но принимал шаман как-то не регламентировано: одни выскакивали, не пробыв в юрте и пары-тройки минут, другие задерживались на десять-пятнадцать.
– Не успеем! – сказала Зоя Васильевна без собого сожаления.
– Я не уйду, пока не попаду к нему! – заявила Анжела. – Лучше я город не пойду смотреть! Я только из-за шамана сюда ехала.
Тут уж интеллигентность изменила Зое Васильевне.
– Ну, так и стойте здесь! Я-то вам зачем?! Я ехала, чтобы все посмотреть!
– Умоляю! – простонала шантажистка, сменив безапелляционный тон на просительный.
– Да не съест же он вас!
– Я одна к нему идти робею.
Нет, это что-то с чем-то! Однако Зоя Васильевна осталась – не выдираться же из цепких Анжелиных ручек на потеху гражданам.
Наконец, они оказались у заветного входа. Вышла молодая пара, а в юрту нырнули стоявшие перед Анжелой и Зоей Васильевной пожилая женщина и паренек лет пятнадцати-шестнадцати, бабушка с внуком, надо полагать.
– Ну что там?! – жадно спросила Анжела, как двоечница-студентка, никак не осмеливающаяся войти, наконец, к экзаменатору, у выскакивавших счастливчиков, уже отстрелявшихся.
– У нас друзья год назад приезжали к Нему. У них два пацана, а они хотели девочку, чтоб уж наверняка.
– И что?
– Он сказал – год не надевать жене мужевой одежды. Маек, там, тапок… И не курить. («Вот молодец!» – подумала Зоя Васильевна). А мужу – ничего из женского.
– Да что ж муж может надеть из женского?!
– Вообще ничего, даже фартука на кухне!
– Надо же! – ахнула Анжела. – И что?
– Ксюшка сейчас беременная. УЗИ показало – девочка! Вот и мы приехали…
Теперь ахнула уже вся очередь.
– А вам что сказал?!
– Нельзя говорить! Это информация только для нас, – важно промолвил молодой муж.
Вышли бабушка с внуком. Внук выглядел слегка ошеломленным, у бабушки взор светился торжеством.
Трепещущая Анжела и слегка все же оробевшая Зоя Васильевна вошли в святилище.
Шаман сидел на невысокой скамеечке, украшенной прихотливой резьбой, в центре юрты, возле очага. Огня в очаге, естественно, не было. Если он и топился в ненастную пору, то не в июльскую адскую жару. Дым тогда выходил в отверстие в потолке юрты, сейчас оно было затянуто противомоскитной сеткой.
Тихое жужжание говорило о присутствии невидимой сплит-системы. А как шаману без даров прогресса? Ни один шаман не выдержит восьмичасового рабочего дня (или сколько там он у них длится в горячий туристический сезон?) в этой духоте да в своем весьма теплом экзотическом наряде!
Длинная рубаха его была подпоясана широким, расшитым цветным замысловатым узором поясом. Поверх рубахи – кожаный кафтан, с множеством пришитых к нему ленточек и кусочков ткани, вырезанных в форме головы змеи с открытой пастью. На спине – позже разглядела Зоя Васильевна – пришиты два медных круга и шкурки каких-то животных. Головной убор напоминал по форме колпак и тоже был весьма прихотливо украшен.
На невысоком столике, стоявшем рядом с очагом, лежал бубен овальной формы, обтянутый кожей. К деревянным прутам-поперечинам на нем было прикреплено множество маленьких колокольчиков и всяких-разных металлических побрякушек. К столику был прислонен деревянный посох, верхнюю часть его венчала металлическая фигурка какого-то духа ли, божества ли. Фигурки духов же расставлены были и на алтаре, который располагался поодаль, в северной части юрты.
Все это мгновенным взором охватила Зоя Васильевна и перевела взгляд на шамана. «Акылбай», вспомнила она его имя, и задним числом пожалела, что, вопреки обыкновению, не удосужилась почитать что-нибудь про шаманизм.
Шаман слушал лепет Анжелы, и по его лицу невозможно было что-нибудь понять. Лица-то почти и не было видно, его скрывала маска, столь же прихотливо изукрашенная. Но взгляд буквально пронизывал, проникал в душу, что называется.
Зоя Васильевна то ли из деликатности, то ли из робости затормозила, было, у входа, но Анжела властной рукой продолжала ее тащить. Шаман смотрел на мизансцену с интересом, и даже легкая ухмылка скользнула по тонким его губам.
– Ты боишься знать, о том, что тебе предстоит? – обратился он к Зое. – Зачем тогда пришла?
Надо полагать, ему не часто приходилось наблюдать, что клиента к нему тащат силой.
– Я не хотела… То есть, мне не нужно… Это вот моей… приятельнице нужно, – залепетала она, отметив мимоходом панибратский стиль общения Акылбая со своими посетителями.
К ней давно уже кавказцы на рынке и водители маршруток обращались не иначе, как «бабуля». А тут – «ты»! Впрочем, может, в шаманском ритуале положен именно такой стиль общения. Шаман как бы дает понять пришедшему: я – над, а ты внизу, у подножия.
А может, он, наоборот, как раз хочет наладить доверительные отношения? Побеседуем, мол, по-дружески, накоротке. Или он в весьма и весьма преклонных годах, под маской же не видно, и она для него – молодка? Как одна знакомая семидесятилетняя бабулька говорит об умершей соседке:
– Совсем ведь еще молодая, шестьдесят всего!
И опять Зоя Васильевна пожалела, что приехала неподготовленной, не прочитав ничего про шаманские закидоны.
– А твоя… приятельница, – тоже сделал паузу хозяин юрты, отметив заминку Зои, – боится, что я ее заколдую? А ты при ней в качестве охраны? – он коротко рассмеялся.
– Ну, хорошо, – обратился он к Анжеле, – что ты хочешь узнать?
Анжела забормотала что-то вдруг севшим голосом.
– Я… можно тут… посмотрю пока? – обратилась Зоя к шаману.
– Посмотри, – отмахнулся тот.
Зоя Васильевна старалась не прислушиваться к бормотанию Анжелы. Сама притащила ее в это святилище, не побоявшись раскрыть свои секреты, а теперь, вопреки всякой логике, понижает голос почти до шепота.
Она отошла подальше и рассматривала убранство юрты: несколько сундуков, покрытых старыми выцветшими коврами, пара ковров, тоже старых, с замысловатым восточным узором, на стенах. Тахта, покрытая ковром.
На алтаре, среди расставленных фигурок божков ли, духов ли, заметила грубой работы шкатулку из обожженной красной глины, но с нанесенным по бокам и на крышке растительным орнаментом. «Не в раскопе ли добыл?» – усмехнулась мысленно.
Вдруг в резьбе на крышке разглядела узкое отверстие посередине, как проделывают в копилках. «Неужто и тогда уже были копилки?» подивилась, рука ее непроизвольно протянулась – потрогать.
– Трогать ничего не надо! – раздался строгий окрик хозяина, и Зоя Васильевна отдернула руку.
Пока она бродила по юрте, не раз чувствовала спиной взгляд шамана, он прямо жег ей спину. Зоя объясняла это чувство своей мнительностью и особой атмосферой юрты. Оказывается, ей не примстилось, шаман и в самом деле следил за ее передвижениями.
«Боится, небось, что сопру какого-нибудь духа», – обиделась про себя. «А может, уже и случалось, люди ведь разные», – оправдала шамана.
Он, кстати, голоса не понижал, как бы в отместку непоследовательной Анжеле, и многие его реплики Зое приходилось невольно слушать, а по ним и о смысле Анжелиных вопросов догадываться. Причем, отвечал он преимущественно афоризмами или же придавал обычным фразам расхожей житейской мудрости форму афоризмов, и тон его был то ли усталым, то ли он попросту скучал и не особо старался это скрывать.
– На Востоке говорят: мужчина, купивший вторые штаны, уже задумывается о новой жене, – сказал он. – «Вдруг» ничего не случается. Ты что ж, раньше ничего не замечала?
Анжела в ответ жарко что-то зашептала-забормотала.
– Семейный очаг по-разному охранять можно, – возразил шаман. – Драчливая баба и без собак целую деревню охраняет!
Вновь жаркое анжелино бормотание.
– Ну, так ведь ветры дуют не так, как хотят корабли, – скучливо изрек шаман.
И что бы это могло означать?..
Снова Анжелина очередь бормотать. Акылбай в ответ рассмеялся. Зое, кстати, нравилась его манера смеяться – короткий хрипловатый смешок. Как-то так… по-мужски. Совсем не старческий смех. Брутально, как сейчас говорят.
– Раз поймал – не упускай, а раз уж упустил – не гоняйся за упущенным! И еще скажу тебе: ты ведь недоброе задумала. Опомнись!
– Нет!!! – выкрикнула Анжела.
– Да! – возразил шаман. – Я знаю.
– Я задумала, да… Но я передумала! Я… опомнилась. Я не хочу!
– Но ведь задумала! Ты пойми: часть недоброго сбудется, но часть-то ведь к тебе самой вернется, обязательно! И с тобой останется, как плата за содеянное.
– Что же мне теперь делать?! – прорыдала женщина.
– Думай! Если другу платишь злом, чем заплатишь врагу?.. Я все тебе сказал.
Нет, не утешил он мадам Анжелу Брошкину и выхода не подсказал. Какой же он провидец и целитель? Даже если его утомили похожие истории, для Анжелы ведь она – ее личная, неповторимая.
Зареванная Анжела устремилась к выходу, напрочь забыв про Зою Васильевну. Та поспешила следом.
– Ты так и не хочешь ничего у меня спросить? – догнал ее голос шамана.
– Да о чем же мне спрашивать? – обернулась она. – Мне в моей жизни все ясно.
Он опять рассмеялся.
– Подойди! – велел, и Зоя не посмела ослушаться.
«Как раб на волосяном аркане», – опять пришло на ум, и она повлеклась к шаману под пронзительным его взглядом.
– Все ясно, говоришь? – спросил насмешливо. – Провидишь свое упорядоченное, устоявшееся, беспросветное будущее? И ходишь, наверное, уткнувшись носом в землю? Чужой кошелек хочешь найти или оступиться боишься? Перелом шейки бедра, и все такое? Беспомощность, неподвижность, смерть? И единственное утешение на смертном одре – что жизнь прожила достойно и детей вырастила?
Он вдруг начал изъясняться совсем не по-шамански. Он Зою подкалывал, безо всяких афоризмов-фразеологизмов. Ее эта бесцеремонность начинала раздражать, но она вежливо улыбнулась.
– Кошельки я ищу пока только свои, детей – да, вырастила, надеюсь, порядочными. И будущее мое мне в общих чертах ясно.
– Как говорят у вас, русских? Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах!
Только теперь Зоя Васильевна уловила легкий, легчайший акцент восточного человека. Временами проскальзывающую гортанность.
– Да какие там планы! В моем возрасте. Извините, Акылбай, мне пора идти! – проговорила с сердцем.
– Доживать?
И чего привязался?!
Улыбка мелькнула на тонких губах – вторая за время их посещения. Наверно, никогда ему не приходилось столь много улыбаться и смеяться за время одного визита.
– Ты знаешь мое имя?
– Случайно. Прочитала в газете.
– Вон что! А зачем приехала сюда?
– Сарай посмотреть, и вообще все здесь.
– Интересно?
– Интересно!
– Это хорошо! Но ты все же поднимай глаза почаще. Поднимешь глаза – и увидишь звезды. Будешь чаще поднимать глаза – звезды станут ближе.
«Фу, – подумала Зоя, – какие банальности»!
Но, по большому счету, разве народная мудрость – не отшлифованная веками банальность?
На ум ей пришла единственная восточная мудрость, которую она знала – ее выдала Люся совсем недавно (они втроем развивали тему ушедшей молодости, которая была, конечно, прекрасна с высоты пройденных лет, но тогда они ее воспринимали как должное, само собой разумеющееся, обыденное и непреходящее). Это было очень кстати и в тему. И Зоя невольно заговорила в стиле Акылбая.
– Две вещи обнаруживают свою ценность после потери их – молодость и здоровье.
– Хочешь сказать, что уже поставила большую жирную точку?
– Не я, – пожала плечами Зоя Васильевна. – Природа. Жизнь.
– День радости краток, – согласился шаман. – И счастливее всех тот, кто еще в колыбели. Но если Аллах закрывает одну дверь – он открывает тысячу других! Иди. В Сарае будет интересно. Сегодня будет очень интересно!
– Почему – сегодня?
– Я чувствую, – пожал плечами.
– Что так долго? – возмущалась очередь. – Почти полчаса! Другим что, не нужно?!
– Извините! – защищалась без вины виноватая Зоя Васильевна. – Я не хотела!
– Не хотела она!
Анжелы поблизости не было видно.
* * *
Сарай-Бату поразил Зою Васильевну. Была полная иллюзия, что ты попал в средневековый восточный город.
Двухэтажные глинобитные дома лепились друг к другу и образовывали улочки настолько узенькие, что можно было при желании перекинуть доску из окна какого-нибудь дома в окно дома, расположенного напротив, и по ней сходить в гости, если бы в голову кому-то пришла такая блажь.
На широкую площадь выходил фасад ханского дворца, изукрашенный цветной мозаикой. Самого дворца не существовало как такового, сразу за фасадом тянулся кирпичный, обмазанный глиной забор. Киношная экспедиция была, видимо, ограничена в средствах, и дворцовые сцены снимались, скорее всего, в павильонах.
Правда, в некоторые дома можно было зайти. Видимо, там снимали какие-то эпизоды. Но комнаты были небольшими, так, каморки.
Даже резервуар с водой, вроде бассейна, имелся на площади. Из него, как объяснил экскурсовод, вода по глиняным трубам подавалась во дворец. На резервуаре уже лежала печать современности – в мутно-зеленой воде плавали пластиковые бутылки и занесенные ветром полиэтиленовые пакеты. Как говорится, «здесь был Вася!»
Даже восточный базар имелся, и много чего на нем продавалось: от сувенирных монет «под древность» и шкатулок вроде той, что видела Зоя Васильевна в юрте шамана. Но были здесь и шкатулки – настоящие произведения искусства, из обливной керамики. Лежали на самодельных прилавках горы фруктов и овощей, пирожков, чебуреков и кайнаров с пылу – с жару. Здесь делали свой маленький бизнес предприимчивые жители близлежащего Порохового.
Зоя купила одну шкатулку и несколько монет для родного музея. Шкатулку выбрала подешевле, но с резьбой, как у шамана. Шкатулку-копилку.
Она смотрела во все глаза и слушала, развесив уши. Экскурсовод Тахир, студент-историк четвертого курса педуниверситета, прекрасно знал свое дело. Это было для него чем-то вроде летней практики, вместо смены в детском лагере отдыха.
Она старалась запомнить как можно больше, перенять какие-то приемы, которые могли пригодиться ей в дальнейшей работе, и тут же грустно напоминала себе, что дальнейшей работы-то и… не будет.
«Если Аллах закрывает одну дверь – он открывает тысячу других», – усмехнулась она с иронией. Как же, как же…
Все это время в поле ее зрения не наблюдалось Анжелы. Та как в воду канула, даже удивительно. Ну да, надобность в компаньоне отпала. Жорик тоже куда-то запропал. Уж не вместе ли они? Утешает даму в ее печали. Кстати, а где Вольдемар? Надо же, и он тоже задком-задком дистанцировался от негустой толпы внимавших Тахиру, а затем направился к городским закоулкам, разбегавшимся от площади.
Александр Владимирович, вручив своих овец новому пастырю, сразу отбыл в чайхану, наказав через час подтягиваться к автобусу. Тахир же, изложив положенный текст и ответив на немногочисленные вопросы, разрешил экскурсантам побродить по городу, купить сувениры, перекусить. Группа вокруг него начинала рассеиваться.
И тут раздался крик.
Это была полифония, женское многоголосие. Потому как звучали одновременно визг, вопль, истерический рев сразу нескольких дам.
Экскурсанты, впавшие в первые секунды в ступор, наконец отмерли и понеслись на звук. Вопль не прекращался, он сигнализировал о беде.
Тахир бежал впереди, сознавая лежавшую на нем ответственность. Чуть-чуть отставала от него неизвестно откуда взявшаяся Анжела. Судя по скорости и спортивной злости, с которой она отпихивала наступавших ей на пятки экскурсантов, в свои давно минувшие школьные годы она занимала призовые места по спринтерскому бегу и многоборью.
Они с Тахиром поделили первое место, поскольку достигли источника звука одновременно. Сирена смолкла, но через минуту вновь раздался вопль – отчаяния.
Новый крик был одинокий, и Зоя Васильевна признала голос Анжелы. Видеть её Зоя пока не могла, она на ослабевших ногах трусила позади бегущей толпы. Сердце норовило выпрыгнуть из груди, дыхание прерывалось, и она уже совсем, было, решила сойти с дистанции, когда раздался этот крик.
Пришло второе дыхание. Рванув вперед с вновь пробудившимися силами, Зоя достигла финиша как раз в тот момент, когда из каморки какого-то средневекового, надо полагать, ремесленника вывалилась процессия. Четверо мужчин выносили за ноги и плечи мужчину пятого, и этот пятый был – Вольдемар. Окровавленная голова его бессильно моталась.
Зоя Васильевна, не в силах этого видеть, поспешно отвела взгляд от окровавленной головы.
Вольдемара понесли в тень дворцовой стены. Правая рука его свесилась с груди и бессильно волочилась по земле. Анжела, наконец, догадалась и стала поддерживать голову мужа, не переставая голосить. Экскурсанты небольшой молчаливой свитой двигались следом.
Отставшая от процессии Зоя Васильевна заметила на рыжей утоптанной земле махонький предмет. Нагнулась и подняла круглый желтоватый кусочек металла с неидеально ровными краями.
Хотела отбросить, но, поколебавшись, сунула в карман. Это было похоже на псевдодревнюю монетку, из тех сувенирных, которыми торговали с лотков местные коробейники. Авось пригодится родному музею…
