Это большая ошибка твердит внутренний голос. Я знаю это и без него.
Я не должна быть в этой машине, рядом с этим человеком. Но я сижу на переднем сидении и наблюдаю, как мужчина за рулем уверенно ведет машину, направляя нас к отелю на окраине города. Он довольно мил и постоянно улыбается. Но его глаза, движения тела – точно хищник.
Это большая ошибка, которая может мне стоить всего. Не только морального самоуничтожения, но и семьи… Моих мужа и дочери.
Мне уже стыдно и в какой-то степени больно, стоит представить последствия. Но я здесь. Выхожу из авто, принимая руку, когда он помогает мне, открыв дверь как настоящий джентльмен. Ступаю уверенной походкой обнимая себя за плечи, потому что на улице прохладно, несмотря на май. В эту же секунду на моих плечах оказывается мужской пиджак с сильным запахом постороннего, но такого знакомого мне парфюма.
Мои шаги замедляются, и я останавливаюсь.
Он разворачивается ко мне лицом и подходит вплотную. Позволяя себе нагло врываться в мое личное пространство, как делал это всегда.
Ладонь грубо хватает за талию и сжимает ее. Не больно, но довольно властно, взрывая мой мозг.
– Хочешь развернуться и бежать? – улыбки больше нет. Он знает, что я этого не хочу, но и не до конца уверена в том, что смогу сделать следующий шаг.
Мужчина наклоняется ко мне, потому что довольно высок по отношению ко мне и оказавшись у моего уха, я жду, что меня будут уговаривать… словами… Но он кусает за мочку и тянет зубами, снова всасывая ее. В это время его рука скользит по спине вверх и хватает меня за хвост.
– С… ай… – не выдерживаю и «ойкаю» словно пробуждаясь в самых низменных инстинктах, делая чертов шаг.
Дальше шикарный вестибюль дорогого отеля. Внимательная девушка-администратор желает нам приятного отдыха, отдавая ключ-карту от номера люкс.
Это большая ошибка.
Но я стою в просторном зеркальном лифте, который мог бы уместить в себе до десяти человек. Сейчас же в нем только я и он.
Двое людей, которые совершенно разные и по статусу, и по семейному положению.
Он не обременен никакими отношениями. Мне кажется, для него в принципе не существует ничего постоянного. Возможно, только работа и эти дорогие часы на правой руке, потому что он левша, на которые он часто смотрит, по привычке.
Я не говорю ни слова, а он пристально наблюдает за каждым моим дыханием, движением, задорно, но мило улыбаясь мне. Я вижу отражение нас двоих, и они пугают. Отрезвляют, но не настолько, чтобы я развернулась и ушла. Не уйду.
Он видит смятение и встает ближе.
К моей спине вплотную.
Большая ладонь ложится на мой живот и притягивает ближе, и я ощущаю, насколько он возбужден. Это волнует.
– Чувствуешь? Знаешь, что я с тобой там сделаю, Лида? – рычит на ухо, пока я, закрыв глаза, растекаюсь в его полу объятии. – Я буду трахать тебя так жестко, что ты не сможешь стоять, сомкнув ноги, как раньше. Хочешь этого, не так ли?
Ему не нужен мой ответ. Он его знает. Потому что я дрожу не от страха.
Это большая ошибка.
Но я вхожу в шикарный номер, который обошелся ему в пятьдесят тысяч за сутки, но, по правде, проведем мы здесь не больше пары часов и никогда не вернемся вновь. В это я точно верю.
Я подхожу к огромному окну от пола и до самого потолка ступая по мягкому ковролину светло-серого оттенка и смотрю вниз. Ощущая, как кружится голова. Я боюсь высоты. А мы на двадцатом этаже.
Парадокс. Самые красивые и шикарные номера именно наверху. Вид потрясающий, но от страха совсем не спасает.
Мужчина ходит где-то позади, но я не оборачиваюсь. Я завороженная и дрожащая стою там и не знаю, как мне себя вести. Вся уверенность разом испаряется. Я нервничаю.
– Выпьешь? – первым нарушает тишину, которую я желала вместо разговоров и прочего, что будет дальше. Но это не совсем правда, потому что я приехала сюда именно за тем, что будет дальше.
Это не насилие. Меня не заставляли быть здесь. Наедине с посторонним мужчиной в то время, как дома меня ждет дочь и муж. Это выбор.
Этой мой выбор быть тут и обернувшись отказаться от алкоголя.
– Нет, спасибо, – одариваю его мимолетной улыбкой, чуть тронувшей мои губы.
Я не могу вернуться к семье с запахом алкоголя на губах.
– А я, пожалуй, немного выпью. Ты можешь сходить пока что в душ, если хочешь. Кажется, ты слишком напряжена.
Напряжена – это не то слово. Я боюсь. Во мне от кончиков волос до пальцев ног сплошной страх и тревога. Он перетекает по венам и атрофирует многие мои эмоции, чувства, мысли, отнимает все это постепенно. Но я не ухожу. Я здесь.
– Конечно, – соглашаюсь, немного улыбнувшись. – Хорошая идея.
Оставляю свои ботильоны за дверью, а сама скрываюсь в ванной комнате, судорожно выдыхая скопившееся напряжение.
Быстро раздеваюсь, складываю вещи аккуратно и ступаю под холодные струи воды.
Если я этого не сделаю, то начну думать. Но я не хочу этого. Я просто не хочу сейчас ударяться в анализ своих действий и решений. Я этот этап прошла, прежде чем согласиться на секс.
Волосы оставляю сухими, потому что не хочу потом тратить время на сушку.
На самом деле это просто волнение. Поэтому я сейчас на нервах.
В моей жизни долгое время был один мужчина. Во всем… И сейчас это изменится.
Потому что дверь ванной открывается и ко мне входит он.
Я не прикрываю обнаженное тело, которое он видит за прозрачным стеклом душевой. Я не отворачиваюсь, когда наши глаза сталкиваются, как только он, просканировав голую меня, останавливается на лице. И я не отворачиваюсь, когда он начинает расстегивать рубашку и избавляется от нее. За ней исчезают брюки и боксеры.
Мы оцениваем друг друга. Решаем… подходит ли нам то, что мы видим перед собой.
Я по-прежнему молча наблюдаю за каждым его шагом, пока он не оказывается в миллиметре от меня.
– Лида… – проносится шепот по оголенным нервам, и я его целую… сама… делая первый шаг к МОЕЙ измене.
Жуткая грязь этой весной. Когда я ехала в отель, небо лишь угрожающе хмурилось, но не предвещало беды. Пока я была там, успел пройти сильный дождь, который я слышала лишь мельком. Интересно, это был знак чего-то свыше или же я слишком много значения для себя выделяю в мировом потоке жизни?
Те самые красивые ботильоны утопают в грязи. Ямы на асфальте не видны из-за луж, и я раз за разом в них попадаю, грозя подвернуть ногу.
Но меня это мало волнует.
Даже то, что я купила их совсем недавно за весьма приличную сумму.
Меня в принципе не волнует ничего вокруг. Я смотрю на эту грязь и вижу в ней себя.
Точнее, ловлю свое отражение в каждой отзеркаливающей меня поверхности серой воды.
Куда я иду? Кто меня там ждет? И главное, что… Где-то в сумочке играет мелодия, напоминая о муже. А я все иду вперед, не думая ни о ком и ни о чем. Но если быть честной, я размышляю обо всем сразу.
Замерзла. Замш давно промок и пальцы не чувствую на ногах, да и на руках тоже. Волосы от влажности распушились, но похожи на сосульки. В горле пересохло оттого, что мои шаги очень быстрые, в ушах стоит перезвон барабанящего пульса, хотя, казалось, сердце уже и не бьется вовсе.
«Какая же дурацкая мысль», – усмехаюсь произнесенной мысленно глупости.
Дурацкий день. И день, когда все окончательно изменилось. День, когда я перестала быть собой. Потерялась в дебрях совести, одиночества, верности… И дело тут не в любви или нелюбви.
Странный подбор слов, но самый идеальный. А может, это случилось раньше? Может сегодня, я просто завершила падение нашего с Владом брака, которое начала задолго до?
То, что сделала я, можно объяснить, но понять или же простить, сомневаюсь. Я и сама с трудом верю в то, что натворила. И мне бы хотелось притвориться. Сказать и представить, что это была не я… Но это была я. Я и он.
Я замужняя женщина. Имеющая маленькую дочь трех с половиной лет. И он, свободный мужчина. Мужчина, который проявил ко мне внимание и попал точно в цель, когда я оказалась уязвима.
Каким образом примерная мать и верная, до этого дня, женщина сегодня оказалась замарана страшным словом – неверность, предательство, измена?
Каким образом я сегодня могу сравнить себя с той же грязью на асфальте. Но при этом буду еще более отвратительной и мерзкой?
Каким образом?
Прихожу к своему дому и смотрю наверх. Туда, где на пятом этаже. В квартире. Сидят мои муж и дочка. Ждут меня.
А я не могу пошевелиться.
Я чувствую себя такой ничтожной, такой грязной.
Что мне делать? Как поступить?
Забываются все причины, подтолкнувшие к этому, а их предостаточно.
– Кажется, это совесть, Лида.
Звонок от Влада снова врывается в мой мысленный мир, и я иду вперед, двигаясь с места. Поднимаюсь в квартиру и, открыв дверь, вхожу.
Пространство квартиры заполнено криком дочери. Не плач, а именно крик. Она играет во что-то, как всегда эмоционально.
Оставляю на пороге свою верхнюю одежду, обувь и сумку, я ступаю дальше и встречаюсь с разъяренным лицом мужа.
Он кипит от злости. Он меня почти ненавидит. А может быть наречие «почти» и вовсе можно убрать.
– Ты вообще охренела, Лида? – шипит он, чтобы не орать в присутствии Леры. – Ты видела время? – тычет в циферблат часов на своей руке.
И тут все мои душевные терзания, которые до этого меня душили противным шлейфом оттого, что было в номере отеля, моментом испаряются. Под гнетом вины я и правда забыла, что меня толкнуло в объятия чужого мужчины. Сейчас я все вспомнила. И от боли моего собственного предательства не осталось и следа. Быть может, где-то на дне чаши воспоминаний, но не на поверхности.
– Вижу, семь вечера, и? – безразлично отвечаю ему, начав свои волосы собирать в обычный пучок, стоя перед зеркалом.
– «И», твою мать? Я тебе сказал, что я сегодня иду с друзьями в бар смотреть футбол. Ты нарочно?
Вот и все.
Он не видит дорожек слез, почти высохших на моих щеках. Он бы их не заметил, даже если бы я плакала прямо сейчас, в ту секунду, когда он носился по квартире в поисках своего портмоне и ключей от машины.
Он не видит ничего уже долгое время. Или мы оба ослепли. Ведь когда я выходила, в моем сердце было мало любви к мужу. Точнее, я уверена, что ее больше нет. И вопрос «Почему, мы до сих пор вместе?» навсегда останется без ответа. Просто порой люди так поступают, и все.
Внезапно раздается очередной крик Леры, и он закатывает глаза, будто уже на грани.
– Знаешь, она и твоя дочь, – решаю напомнить ему. – Нет ничего страшного провести с ней немного больше времени, чем обычно.
– Ага, – в его руках оказывается брелок от машины и он, развернувшись, идет к двери.
– Так в чем проблема, Влад? В том, что ты пропустил пять минут первого тайма, или в том, что тебя заставили вспомнить о том, что ты отец?
Он резко разворачивается и хватает меня за предплечье, взглянув жестко и беспощадно, пылая яростью. Впервые я вижу его таким впервые. Кажется, все же грань стала все более ощутимой, и он сам к ней подошел очень близко.
– Сиди на хрен дома и приезжай вовремя с работы. Поняла? Это все, что от тебя требуется.
Выпускает из своей хватки и хлопает дверью, едва натянув обувь.
Обессиленно падаю на пол и плачу, сгорбившись над согнутыми коленями. Плачу от злости на него и на себя. За эти муки, на которые мы друг друга обрекаем.
Все смешалось в одно, и я уже не могу разобрать, где заканчивается вина, где обида, и где закончились с ним мы.
Мы стали как два пространства, две прямые. Если не думать об этом и просто жить, то все кажется нормально. Но если копнуть глубже, просвета не разглядишь.
– Мама, – слышу тонкий голосок дочери и поднимаю голову.
Ее темно-русые волосы рассыпаны по плечам, а взгляд потерянный. Она не понимает, почему я на полу и почему плачу.
– Иди ко мне, солнышко, – протягиваю руку и ее маленькие пальчики касаются моей ладони крепко за нее хватаясь.
Усаживаю Леру на свои колени и продолжаю сидеть, покачиваясь вместе с ней, находя успокоение в моей малышке, как всегда… Как всегда…
К восьми мы уже сытые и готовые купаться, набираем с ней ванну с детской пенкой. Вовлекаем в процесс любимые игрушки и плюхаемся целых двадцать минут.
Я читаю ей сказку о Белоснежке. Она внимательно слушает и в итоге засыпает, а я погружаюсь в тишину этой одинокой квартиры.
Девять вечера, а я еще более одинока, чем была до. Порой тишина меня пугает сильнее всего на свете.
На кухне надеваю резиновые перчатки и мою посуду, а после и все, что вижу, включив музыку. Сунув один наушник в правое ухо. Любимый плейлист сегодня действует пагубно, и я нахожу пару песен Evanescence, а уже дальше алгоритм действует правильно подсовывая подобные ей треки.
Я почти задыхаюсь, когда заканчиваю с кухней и перехожу в ванную.
Но стоит войти в душевую, меня бьет разрядом в тысячу вольт, когда воспоминания подкидываю то самое безумие, происходящее со мной пару часов назад.
Грубые руки и беспощадные мужские губы. Они вытворяли немыслимое и доводили меня до края. Я умирала и вновь возрождалась. Но мысленно, где-то очень глубоко, рядом был не он. И я не знаю, как мне к этому относиться.
Позади меня находился Влад и шептал самые грязные слова, снова и снова овладевая мной. Грубо вторгаясь в изнеженное тело и, я опять умирала.
Я поддавалась без сопротивления, не понимая, почему, на месте чужого мужчины, с которым изменяла мужу, я представляла именно его.
Закончив с уборкой в ванной, я сразу же принимаю душ и, обернувшись в полотенце, иду в гостиную.
Еще одна граница между мной и мужем.
Когда родилась Лера, мы все еще были счастливы какое-то время.
Мы стали родителями и долго готовились к этому моменту.
Но стоило сбыться этой мечте, все изменилось. Будто кто-то переключил с белого на черное.
Она плохо спала. Она громко кричала и плакала по ночам.
Я не высыпалась, но не жаловалась. Я не могла этого сделать. Я мать, а она моя малышка.
Влад был иного мнения.
Он давал без слов понять, что мы ему мешаем и я приняла решение на первое время спать с Лерой в гостиной. Закрывала дверь и продолжала быть матерью.
Все катилось по наклонной. Хотя, разумеется, не всегда было так. Мы оставались мужем и женой. Мы пытались.
Но в итоге это самое «первое время» увеличилось на неопределенный срок. Позже Влад психовал уже потому, что меня нет рядом. У Леры начались проблемы со здоровьем. У нее обнаружилась аллергия. И я очень тревожилась, боясь отойти от нее далеко и надолго.
А потом пришло время зубов.
Все вспоминается так четко, будто происходит сейчас.
«У дочери режутся зубки, и она непрерывно плачет. Температура на недавнюю прививку поднялась и болит ножка с уколом.
Звоню маме, прошу у нее совет. На часах два ночи, а она урывками спит по пятнадцать, двадцать минут. Мне больно смотреть на мою девочку. Но все становится в разы хуже морально, когда я слышу на очередной ее слезный поток стукнувшую дверь гостиной.
Стало обидно, ведь я ждала и продолжала ждать его поддержки. Обоюдных бессонных ночей с нашей дочкой, но в итоге справляюсь со всем сама, выслушивая, как плохо он спал и еле работал, из-за того, что мы ему не дали отдохнуть.
А я с больной головой, без шанса на отдых сидела с Лерой ночью, днем. В ее сон убиралась и стирала, а потом готовила ужин. Но я не жалуюсь. Кажется, не положено это у женщин. Правда, не знаю, кто так решил и почему.
Стою в странном испуге, слышу, как он дышит мне почти в спину. Лера не замолкает ни на секунду, в моих руках.
– Вы тут долго еще? – наконец выдает срывающимся голосом. – Ты не можешь ее успокоить? Че она ревет вечно у тебя? Позови маму свою, или мою, они-то уж точно знают, как справляться с детьми».
Это было больше двух лет назад. Нашей дочери сейчас три, а мы по-прежнему в разных комнатах.
Не могу поверить, что на нашей свадьбе мы целовались так страстно, что нас просили остановиться или отправиться в мотель. Сейчас с той же страстью, мы ругаемся. Хотя и это происходит довольно редко. Мы просто две параллельные.
Подвигаю кроватку Леры чуть к стене и скинув полотенце, надеваю белье и кружевную ночнушку. На плечи накидываю легкий халат и иду на кухню.
Люблю в это время, которое принадлежит только себе выпить чашку чая и посмотреть телевизор.
Тишина и одиночество, снова берут свое, привлекая к совести пристальное внимание.
Как бы там ни было, сейчас я ощущаю опустошение. Я не горжусь своим поступком и, по правде, не знаю, что мне делать с этим.
Перед уходом Влада я была на эмоциях, которые он сам вызвал, будучи злым, сейчас происходит откат.
На часах десять вечера. И я не знаю, для чего сижу и жду его под видом вечернего чая сегодня.
Тон мужа, его слова… Не верится, что это новые «мы». Или же прежние, но с новыми ранами и опытом.
Я думала, что, когда вернусь, мне будет все равно. Но это далеко не так. И я не понимаю почему. Внутри меня было так много обиды и злости на Влада, что я перестала на него обращать внимание.
И логичный вопрос: «Почему я здесь?» можно оставить без ответа, а может, из-за маленькой малышки, которая сладко спит и ни о чем не подозревает. Не знает, что происходит между некогда любимыми людьми. Ее мамой и папой.
А еще… еще я думаю, что это лишь оправдание. Глупое, как и наши с ним поступки. Он тоже мог давно все это прекратить. Но муж каждый день возвращается домой, как и я.
Это не игра, но кажется ею.
И я не знаю, что бы было с нами, не выйди я из декрета.
Входная дверь хлопает, и я слышу, как громко ругаясь, Влад шумит в прихожей, грозя разбудить дочь.
Быстро выхожу и вижу, что он еле держится на ногах. Я никогда не видела мужа в таком состоянии.
Ни разу за семь лет брака и тот год, что мы встречались после знакомства с ним, Влад не напивался.
– Ты что пьян? – я застала его, когда он, облокотившись на стену руками, смотрел вниз.
– Пьян, – ответил, подняв голову, и заглянул в мои полные недоумения глаза.
Он не мог сфокусировать взгляд на мне, но все же я видела какую-то странную смесь в глубине его серых глаз, зрачки которых сейчас были сравнимы с темными тучами.
– По какому поводу? – я не подходила к нему. Держала расстояние. Потому что я не узнавала его сейчас и не могла предугадать действия выпившего Влада.
– Заметила? Правда, Лида? – послышался его смех раскатистый и гортанный такой. – Это тощно ты? – его язык стал заплетаться на более сложных словах. – Иди отсюда… Иди… туда, – махнул рукой и кое-как, сняв второй ботинок, прошел мимо меня, держась за стену.
Подняла брошенную куртку. Поставила обувь на полку и услышала новый грохот уже в спальне.
Вошла и увидела перевернутый компьютерный стул, а мужа с полуснятыми штанами.
– Ты дочь разбудишь, что ты вытворяешь, Влад?
– Опять ты? У нас сегодня театральный кружок и тебе досталась роль жены? Иди, я сказал…
– Не смей сбрасывать все это дерьмо на меня одну, – тут же завелась и ответила ему.
– Все, что я хочу – это лечь спать, а не слушать тебя.
– Аналогичное желание, не поверишь, – развернулась, в последний раз на него взглянув, и вышла, прикрыв дверь, которой хотелось ударить со всей силы.
Внутри бурлила злость, и поэтому войдя на кухню, я не могла остановиться, выписывая круги. Быть может, я не имела права так себя сейчас вести, но эмоции мне были неподвластны.
Спустя несколько минут я снова вернулась к нему.
Я не знала, что скажу, но была уверена в том, что поступаю правильно.
Открыла дверь с силой, чтобы он видел мой настрой. Но Влад лежал на постели лицом к потолку.
Он практически спал и лишь слегка повернул в мою сторону голову. Следил за тем, как я медленно подхожу и сажусь на край постели.
– Все дерьмово, да? – он говорил непонятно, и мне с трудом удавалось понять слова. И все же… я понимала их, как и смысл.
Как и вопрос, к которому не была готова.
– Думаю, да, – голос пропал вмиг.
Я рассматривала его в этом приглушенном свете, исходящем с коридора. Его русые волосы были разлохмачены и выглядели забавно. Я испытала тоску и новую порцию стыда.
– Хреново, – ответил спустя момент длительной тишины и, полагаю, окончательно уснул.
По щеке скатилась одинокая слеза. Я накрыла его теплым пледом, потому что он лежал на одеяле и не решаясь поцеловать, вышла из комнаты.
Утро было хмурым. Настроение вполне соответствовало погоде.
Я просыпаюсь на сорок минут раньше всех, как обычно. Готовлю завтрак. Пока он остывает, принимаю душ.
Не могу прожить сутки, если утром не смою с себя ночь и посвежевшая начинаю новый день. «Странная привычка», – всегда говорил Влад.
Вспоминая его и вообще вчерашний день, ночь, которую я почти не спала, становится странно внутри.
Как назвать смесь стыда и злости? Смирения и бунтарства? Я именно эти половины.
Потому что не могу понять себя. Не в данную минуту.
Сколько времени мне потребуется, все это перемолоть и решить, как быть раньше?
За размышлениями я не замечаю, что в ванной уже не одна.
Только тень, которую я улавливаю боковым зрением, дает мне понять, что Влад ждет.
Каждый раз меня ранит это. На протяжении долгого времени, когда он стал так делать, меня это выворачивает наизнанку.
Я начинаю злиться и намеренно долго принимаю в итоге душ.
Но не в этот раз. Сегодня я выскальзываю из-под струй воды и схватив халат спешно надеваю его.
Но кое-что этим утром иначе. Он смотрит на меня. Не в сторону, показывая свои нервы от ожидания.
Он смотрит. На меня.
Что он видит? На мне нет следов измены. Это было главным правилом. Тогда, почему его взгляд так остро направлен на меня.
Я не успела завязать халат, потому что «споткнулась» о его глаза. Полы махровой ткани висят так, что ровно середина моего тела обнажена.
Он скользит по этой полоске и сглатывает.
Я, в свою очередь рассматриваю собственного мужа и пытаюсь вспомнить, когда был у нас секс в последний раз?
Две недели назад? Или три?
Изменяет ли он мне?
Если да, то какая она? Сколько ей лет? Или их несколько?
Я дохожу до линии боксеров и вижу, что он возбужден.
Мы останавливаемся в моменте и делаем вдох… а из гостиной доносится плач Леры и все пропадает.
Вожделение, страсть, огонь… Словно окатили водой догорающие угли.
Влад зол, а я… А я просто ухожу.
Он после завтрака недолго играет с дочерью, пока я сушу волосы.
Дальше спокойно собирается на работу, а я впопыхах бегаю по квартире, поочередно уделяя внимание малышке, которая просит о нем. Нам сегодня к педиатру. Обычный визит, ничего такого.
– Может, все-таки подвезешь? Как-то ветрено на улице, – снова спрашиваю мужа, заметив, как он кладет в карман ключи от машины.
– Лида, я опаздываю. Не надо было мыть с утра волосы, успела бы. Оденьтесь потеплей, – поцеловав нас обеих, будто похлопав «по-братски» по плечу, уходит, а я понимаю, что все мои попытки собраться быстрей и успеть, можно сунуть коту, под одно место.
– Твоя мама копуша, или не во мне дело? – задаю вопрос дочке, и она улыбается. – Ладно, где наш супермобиль?
Поднимаю ее и щекочу губами шею, которую она тут же умело прячет, закатываясь от смеха.
Вытаскиваем велосипед на улицу с удобной ручкой для родителей, чтобы контролировать езду и спешим в поликлинику, которая благо находится в конце улицы.
Прием проходит быстро, и мы торопимся в обратную сторону, где расположен садик.
Из-за поднявшегося ветра мои руки замерзли, но дочке я одела тонкие перчатки.
Переодеваю ее в садике и оставляю с воспитательницей.
– Пока, крошка моя, увидимся вечером, – она радостно обнимает и целует в ответ.
Смотрю. как она скрывается за дверями и ухожу.
Добираюсь на работу небыстро. Утренние пробки уже вовсю атакуют, и я жалею, что не поехала на метро.
Сотый раз злюсь на Влада и надеюсь, что Лера не заболеет после такой «прогулки», но когда поднимаюсь в офис, все мои прежние мысли исчезают, когда передо мной предстает мой непосредственный начальник в приемной, где располагается рабочий стол ассистента. То есть меня.
Тот, с кем я вчера изменила своему мужу.
– Доброе утро, Лев Викторович, – принимаю непринужденный вид и прохожу к шкафу, чтобы повесить свою куртку в него и незаметно выдохнуть.
– Доброе утро? – выдает свое удивление. – Скоро обед, Лида, – подытоживает мое опоздание.
– Вы удивлены? – разворачиваюсь, закрыв створки. – Я вчера вас предупредила о своем опоздании. Прием у педиатра.
– Ах да, – делает вид, что вспоминает. – Просто это было после того, как я забронировал номер в отеле, куда мы с тобой поехали.
Я краснею от кончиков волос до пальцев ног. Внутри громыхает сердце и оглушает.
– Прекратите, – шикаю на него.
– В чем дело? – ступает ко мне, когда я протискиваюсь ближе к столу мимо него.
Он перехватывает меня поперек живота и притягивает к себе плотно.
Его действия грубые, и это… сильно волнует мои низменные желания. Как и в первый раз, когда он допустил что-то подобное в мою сторону. А поняв, как на меня действует это все, не останавливался.
В итоге это привело нас в тот самый номер, но я не уверена, что хочу продолжать.
То удовольствие, которое я получила вчера, легло на мои плечи огромной ношей. Я думала, что все будет легко и просто. Я была в это просто уверена. Но когда сказала ему перед уходом, что это больше не повторится, и ступила за дверь номера, меня убило чувство вины. К этому я не была готова.
– Я уже сказала, что это было один раз, – убираю его руки, которые тут же возвращаются обратно. – Я замужем и…
– Я в курсе твоего семейного положения и уже говорил о том, что ты мне нравишься Лида. Ты решила, что я шутил? – он разворачивает меня к себе и смотрит серьезно.
– Послушай, это не шутки. Я оступилась, но даже с учетом всего, я не планировала что-то постоянное. Я просто… – но договорить не смогла, потому что не знала, как обозначить то, что натворила.
Порыв? Усталость? Желание узнать каково это – быть той, которую хотят так сильно? Вспомнить это вожделение.
За дверью слышатся многочисленные шаги, и он отходит, но глаз от меня не отводит, пока я сползаю со стола и поправляю узкую офисную юбку.
– Мы поговорим об этом в обеденный перерыв. Не думай, что я так просто тебя отпущу.
– Прекрати делать вид, что мы не обсуждали это.
– Это было до того, как нам обоим понравилось.
– Хватит, я сказала… – не успеваю договорить, как в приемную врывается второй руководитель.
– Лев, посмотри… Лида здравствуй, – здоровается и кивает.
– Добрый день, Анатолий Александрович.
– Документы на столе. Заведи на них отдельные файлы по номерам к обеду и принеси нам два кофе, – отдает указание Лев и скрывается в кабинете.
Не нахожу себе места. Не могу спокойно думать. Меня переполняет жуткая тревога. Мне кажется, что я в принципе утрачиваю способность анализировать. Не могу эту ситуацию разрулить. Все запутано.
Поздно проклинать саму себя и жалеть. Я шла туда, осознавая все, но сейчас не могу даже мысли сформулировать.
Лев и Анатолий сидят в кабинете долго. И чем больше проходит времени, тем сильней я убеждаюсь, что не могу с ним говорить ни о чем сегодня. Мне нужно все осмыслить. Все свалилось в кучу, и я погребена виной.
Поэтому, как только начинается время обеда, я встаю и забрав свои вещи, уезжаю к подруге в салон. Уж кто-кто, а она выслушает и, быть может, подтолкнет к важному решению.
Как раньше никогда не будет.
И я не буду прежней. А это значит, мне нужно все изменить. И начать с признания мужу. Быть может, я даже облегчила в итоге ему жизнь. Судя по тому, что он сейчас стал еще более отстраненным в своей семье.