– Значит, договорились? – Мой голос предательски дрогнул. «Ты очень хочешь договориться», – шепнула я по светонити. Голова отозвалась пронзительной болью, в ушах загудело так, что я еле устояла на ногах.
Он подошел ближе.
– Я отдам вам прекрасную дорогостоящую недвижимость плюс спиртное за полцены, а вы всего лишь скажете несколько слов в мою поддержку? Вам не кажется, что маятник слишком сильно качнулся в вашу сторону?
– Мне нравится, к чему мы пришли.
– Еще бы. – Он встал совсем рядом, почти касаясь грудью моей груди. – Я сдам его вам в аренду за долю в прибыли, однако мне нужна от вас не только поддержка, а нечто большее.
У меня заколотилось сердце. Уже во второй раз за ночь привлекательный юноша предлагает мне все, в чем нуждается моя семья. Но на сей раз надо не терять головы. На этот раз я получу желаемое.
– Что у вас на уме?
– Если я хочу стать королем Ночной стороны, – тихо проговорил он, – то мне нужна королева.
Я не смела шелохнуться, даже не отстранилась, когда он коснулся моей щеки и повернул мое лицо к себе.
– На всех моих публичных выступлениях вы будете рядом со мной. Пожимать руки, целовать младенцев, все такое. Пусть все поверят, что прима Ревеллей влюбилась в бутлегера. И если кто-нибудь даст вам драгоценный камень, вы с помощью своих чар убедите этого человека проголосовать за меня. – Он пощекотал мне подбородок. – А когда выборы пройдут, можем, если хотите, изобразить расставание.
Военная хитрость. Непрерывный спектакль.
– Интересное предложение.
– Ну как, договорились?
Он все еще держал меня за подбородок, почти что дотронулся до щеки, которой недавно с таким благоговением касался тот, другой Дьюи… Нет. Нельзя думать о произошедшем, тем более сейчас, когда я вот-вот получу все, в чем мы нуждаемся.
Спиртное. Зимний театр. Потенциальный мэр, симпатизирующий Ревеллям, – хоть и из Хроносов, но уж лучше он, чем Джордж с его необузданным норовом. Может быть, нам наконец-то выпадет счастливый случай. Может быть…
– Никто из Ревеллей не пострадает. – Я не отводила взгляда от этих умных карих глаз. – Если у кого-нибудь из наших хоть один волосок с головы упадет, сделка расторгнута.
– Никто из Ревеллей не пострадает, – подтвердил он. – Я об этом позабочусь.
Это в его силах. Благодаря своей магии он может буквально отмотать время назад и предотвратить беду. Что он и сделал сегодня вечером. Ради меня.
– Значит, договорились?
Нана убьет меня за то, что заключаю сделку с дьяволом, но дядя Вольф все поймет.
– Если мой дядя одобрит, то да.
– Мне известно из надежных источников, что он согласится.
– Тогда решено.
– Превосходно. – Он отступил на шаг, сцепил ладони. – До выборов осталось всего четыре недели, и приступать к делу надо немедленно. Чтобы заявить о своем решении, я устрою грандиозный праздник для знаменитостей, политиков и всех моих спонсоров. Будут приглашены все магические семьи. Кроме моей, разумеется, хотя им очень хотелось бы туда попасть. – Он мрачно рассмеялся, сверкнув в лунном свете фаянсовой улыбкой.
– Великолепная идея.
У меня возник соблазн снова использовать магию, чтобы избавить Дьюи от боли, которая вспыхивала в нем при всяком упоминании о его семье, но по голове словно били кувалдой, и я с трудом стояла на ногах.
Он взял мою руку, прижал к губам, задержав дольше, чем следовало бы.
– Когда мы будем вместе, нас будет не остановить. Вот увидите.
На прощание он чуть приподнял шляпу и, насвистывая, зашагал к ярким огням Главной улицы. Он шел, не оглядываясь через плечо. Должно быть, чувствовал себя смельчаком, ведь при любой опасности мог повернуть время вспять. Храбрец, нечего сказать.
А я направилась домой, но… Ой! Ноги подкосились, мир покачнулся, жар знойной ночи опалил мое тело. Схватившись за голову, я как можно медленнее отпускала его светонить, и боль постепенно стихала. Наконец он свернул за угол, и я окончательно оборвала связь.
Я, спотыкаясь, сошла с тротуара, скинула туфли и рухнула на мягкий песок. Боль утихла. Из носа скатилась теплая влажная капля. Кровь. Моя магическая расплата за открывшиеся возможности.
Алкоголь. Отапливаемый театр. Сотрудничество с Хроносами. Безопасность всей семьи.
И для этого надо сделать самую малость – всего-навсего стать его королевой.
Я обогнул Большой шатер по узкому переулку и выдернул из штанов еще одну колючку. Из окна куст на вид казался мягким, но его острые листья оставили сотню крохотных дырочек в моих единственных приличных брюках.
Весь сегодняшний вечер казался дьявольским наваждением.
У входа в Большой шатер сидел молодой человек. При взгляде на мою рваную одежду его приветливая улыбка поблекла.
– Три сапфира.
– Я только что был внутри…
– Три сапфира. – Он выжидательно протянул руку.
Я вытянул шею, пытаясь заглянуть ему за спину, но он загородил мне вид.
– Проваливай.
– Я друг Роджера Ревелля. Он подтвердит…
– Без камней не впущу. Прочь! – Он толкнул меня в плечо.
Я отшатнулся, хотел огрызнуться, но умолк. Дело ясное, он меня не впустит. Потому что у меня нет…
Погодите-ка.
Я протянул руку к нагрудному карману… Но пиджака на мне не было. Я пришел в Дом веселья в пиджаке, который дал Дьюи, и теперь он остался у Лакс. А в кармане лежала мамина брошь. Проклятье! Триста не дала мне бросить брошь на сцену, но я все-таки умудрился ее потерять. Расстался я с ней не по своему желанию, так что Лакс не сможет использовать магию против меня. Хотя раньше у нее это как-то получалось.
Надо раздобыть брошку. Даже если для этого придется карабкаться по стене Большого шатра, я все равно верну себе мамину драгоценность.
Изнутри доносилась громкая музыка. По давней традиции после премьеры устраивали шумную вечеринку. В двустворчатые двери хлынул весь Шарман. Люди останавливались только на миг, чтобы вложить самоцвет в руку билетера из семьи Ревелль. Я сел на обочину и стал ждать друзей. Ветер швырял мне в лицо пригоршни песка.
Ох уж этот треклятый остров. И верно, клозет дьявола.
Ведь Роджер меня предупреждал. И Триста тоже. А я все равно ухитрился вбить себе в голову, будто звезда Ревеллей – та самая прима – влюбилась в меня. Ее поцелуй казался таким чистым, таким искренним, и всего через пару секунд она нашла себе кавалера побогаче и вышвырнула меня, как ненужный мусор.
Даже хуже. Мусор по крайней мере обычно выносят через дверь.
А мне-то думалось, что после Бетти я чему-то научился. Но вот я здесь, все тот же наивный дурачок, сижу и пытаюсь убедить себя, что держал в руках чистое золото, хотя на самом деле зачерпнул лишь пригоршню грязи.
Мимо меня прошелестели смеющиеся дамы в расшитых бисером платьях.
– Вы идете?
– Денег нет, – мрачно отозвался я.
Они поспешили дальше.
В периоды тягостного ожидания разум обычно терзал меня одним из немногих воспоминаний о доприютской жизни: о том, как я ждал родителей. Время окутало дымкой почти все подробности, остался лишь мягкий потертый диван в гостиной. Я сижу на нем и от скуки играю с разболтавшейся пуговицей на обивке. Надо мной хлопочут какие-то незнакомые люди. А я гляжу в окно и жду, замирая всякий раз, когда кто-то появляется. Все жду и жду, отбиваясь от каждого, кто пытается отвести меня от этого окна. Но мама и папа так и не вернулись.
Я раздобуду мамину брошку. Найду ту пристань с фотографии. А потом свалю прочь с этого треклятого острова и ни разу не оглянусь. Пусть прошлое останется в прошлом, так всегда говорит Роджер.
Встал с обочины я лишь тогда, когда над горизонтом замерцал рассвет. У входа в Большой шатер сидела пожилая дама, та самая, что недавно так тепло приветствовала Роджера. На одеревеневших ногах я доковылял до сильно поредевшей вереницы гостей и, когда подошла моя очередь, обратился к даме:
– Вы меня помните?
Лукаво улыбнувшись, она окинула меня взглядом:
– Ну-ка, красавчик, напомни мне.
– Я друг Роджера. Мы пришли сюда вместе, а сейчас я не могу его найти.
Улыбка слетела с ее губ.
– Джеймс, не так ли?
– Джеймисон. – У меня гора с плеч свалилась.
Дама что-то шепнула своей соседке, схватила меня за руку и отвела в сторону. Ее руки оказались на удивление сильны.
– Сразу за шатром начинается тропинка. Иди по ней и придешь к старому амбару возле пляжа. Роджер там.
Ну наконец-то хоть в чем-то повезло.
– Спасибо.
– Дай ему отдохнуть! – крикнула она вслед.
От музыки было никуда не деться. Она грохотала, эхом отражаясь от воды. Я пробирался сквозь колючую прибрежную траву, стараясь не наступить на битое стекло и песчаных крабов, еле заметных в утренних сумерках. На северном берегу зажигались первые огни. Дневная сторона начинала просыпаться, когда Ночная отходила ко сну.
Ничем не примечательный амбар: облупившаяся краска, выцветшая на солнце, тяжелые деревянные двери. Хватит места для четырех лошадей, не больше.
Внутри был скорее склад, чем амбар: одно из двух окон завалено грудой ненужных инструментов, на покосившихся коробках и пустых ящиках для бутылок горели свечи. В другое окно лился лунный свет, выхватывая из темноты Тристу, развалившуюся на стоге сена. Рядом на узкой койке лежал Роджер. Его волосы были спрятаны под шарф, а голую грудь крест-накрест пересекали бинты.
– Что с тобой? – воскликнул я.
Не поднимая головы, он самодовольно хмыкнул:
– Сначала ты рассказывай.
– Я выпрыгнул из окна Дома веселья и приземлился на колючий куст. А ты?
– А я взял на себя раны моей сестры и взамен получил в бесплатную аренду этот великолепный амбар. Выгодный обмен, правда?
Лакс. Неудивительно, что она разгуливала как ни в чем не бывало. Я плюхнулся на охапку сена возле койки.
– Тут есть крыша и четыре стены. Нам доводилось ночевать в местах и похуже.
– Ничего приличнее я выторговать не смог. Разве что дражайшая Триста нанесет визит своим родителям.
– Ноги моей на Дневной стороне не будет. – Она протянула мне оловянную кружку с водой. – Как тебя занесло в Дом веселья?
Я им все рассказал: как меня привела туда Милли, как Лакс обвела меня вокруг пальца, словно дурачка, и как мне пришлось учтиво удалиться через окно на втором этаже. Умолчал я только о поцелуе – головокружительном, сталкивающем миры и расставляющем все на свои места. Черт бы побрал Лакс с ее магией.
Когда я закончил, Роджер внимательно поглядел на меня:
– Не упрекай себя за то, что повелся на магию Ревеллей. Противостоять ей невозможно.
– Очень даже возможно, – буркнула Триста. – Всего лишь нужно послушаться нас и не раздавать камни.
– А я не раздавал, – заявил я. – У меня их и не было!
Роджер приподнял бровь:
– А где же брошка твоей матери?
Фамильное чутье подсказало ему, что брошки нет.
– Осталась там. Но я не отдавал!
Они понимающе переглянулись.
– Честное слово, ничего я ей не давал. Но она все равно каким-то образом провела меня.
Хитрая актриса. Жестокая лгунья.
Роджер вздохнул:
– Я магию Ревеллей издалека учую. Хочешь, покажу, как она работает?
Он, кряхтя, сел и достал бархатный мешочек, с которым не расставался, сколько я его знаю. Триста подалась ближе:
– У тебя в заначке для мести есть камушек от Джеймисона?
– Это не заначка для мести. – Он высыпал на ладонь разноцветные камушки. – Скорее на всякий случай. У каждого, с кем встречаюсь, я прошу камушек. Вдруг пригодится.
Триста вгляделась в сверкающие самоцветы.
– Мой тоже до сих пор там?
– А как же.
– Я тогда еще не знала, что ты Роджер Ревелль, – она покачала головой.
– А я-то думал, меня все узнают в лицо. Джеймо, видишь вот этот? – Он показал на канареечно-желтый камушек.
– Ты попросил меня сохранить его для тебя. – В тот раз я был тронут, что новый друг доверил мне такую ценную вещь.
Он виновато улыбнулся:
– Я тебе его дал. А потом ты вернул его мне.
Роджер. Я удивленно смотрел на друга и тонул в его сияющих, как у всех Ревеллей, глазах. Он был очаровательнее всех на свете.
И вдруг меня словно окатили ведром холодной воды. Все тепло, струившееся в жилах, застыло как лед и разбилось вдребезги. Триста из последних сил сдерживала хохот.
А Роджер удовлетворенно ухмыльнулся:
– Ну что? Влюбился в меня?
Я разинул рот:
– Знаешь, на миг мне показалось, что ты идеален.
– А я и есть идеал.
Я прижал руку к колотящемуся сердцу:
– Я правда это чувствовал.
– Так и есть, – подтвердил он. – Моя магия вызывает в тебе искренний эмоциональный отклик. А эмоциям все равно, чем они вызваны – моим прекрасным лицом или небольшими магическими уловками. Чувства – это всегда чувства.
Он уже не в первый раз объяснял мне, как действует магия Ревеллей. Стыдно признаться, но в душе я знал это с самого начала. Тот поцелуй был слишком невероятным, в реальности так не бывает. И гораздо легче было поверить в магию, чем в то, что Лакс Ревелль запала на меня.
– Даже без камня?
– Наверное, ты ей все-таки что-то дал. Магия всегда требует свою цену, и для моей семьи эта цена – драгоценные камни.
Триста потерла ладони:
– Ну я ей выскажу при встрече пару ласковых.
– Нет, Триста! – предостерег Роджер.
– А может, отправлюсь в прошлое, в тот момент, когда она решила передать тебе свои увечья, и прогоню ее в три шеи.
– А как вообще это работает? – спросил я. – В смысле, что будет с этим, нынешним моментом? Куда мы все денемся? Исчезнем? Эта линия времени просто перестанет существовать?
Она пожала плечами:
– Насколько я знаю, существует только одна линия времени. И я, когда путешествую, просто подправляю ее. Типа стираю кусочек прямой и перерисовываю в новом направлении.
– Триста, дорогая, неужели ради меня ты готова загубить сотни часов своей жизни? – Роджер с улыбкой закрыл глаза. – Я всегда знал, что ты нас любишь.
Триста поудобнее устроилась на сене и подтянула одеяло к подбородку.
– Цена моей магии слишком несправедлива. Отправиться назад даже на несколько секунд – дело очень рискованное. Если в момент перехода у меня в голове вдруг вспыхнет более раннее воспоминание, я могу нечаянно улететь слишком далеко. А перемещаться в будущее вообще невозможно. Так что преимуществ очень мало, разве что можно мухлевать в карточных играх.
Я аж привстал:
– Ты мухлюешь в картах?
– Нет конечно.
Мы уставились на нее.
– Ну ладно, – вздохнула она. – Иногда подглядываю, что у вас в руках.
– Значит, существуют неоконченные линии времени, – вслух размышлял я, – где ты должна нам денег.
– И по крайней мере одна, где тебя раздавил ящик с выпивкой.
– Неужели ты жульничаешь! – вскричал Роджер. – Вот уж верно говорят – никому из Хроносов нельзя доверять!
Триста метнула на него острый взгляд:
– Тем не менее сегодня нашего Джеймисона обвела вокруг пальца девушка из Ревеллей.
– Ничего страшного. Честное слово. – Я старался говорить как можно убедительнее. – Я и правда совсем не жалею, что пошел в Дом веселья, потому что увидел фотографию, похожую на снимок моих родителей. Может, папа с мамой тут бывали и я найду какую-нибудь ниточку. Например, старую квитанцию из гостиницы или адрес. Кто знает, вдруг у меня есть богатый дядюшка, готовый оплачивать нашу разгульную жизнь.
– Ты уже не раз говорил, что близок к разгадке, – мягко напомнила Триста.
– Сейчас совсем другое дело. Мне кажется, что я уже бывал на Шармане.
– И это ты тоже говорил.
Я тщетно искал слова, которые развеют сомнения на их лицах. Хотел убедить их, что теперь все будет иначе, не так, как прежде, когда пустые надежды затуманивали мне разум.
– Роджер, помнишь фотографию твоей мамы и ее сестер? Там на фоне точно такая же резная пристань.
– К сожалению, не помню я ни пристань, ни фотографию. – Он подавил зевок. – Вот встану на ноги, и мы обойдем все пляжи, пока не найдем ее.
Я улегся обратно на сено, свернулся клубочком под одеялом, которое дала Триста.
– Лакс обещала, что сегодня сводит меня туда. А потом я с радостью навеки выкину ее из головы.
Роджер выгнул бровь:
– А ты уверен, что она станет тебе помогать?
– Абсолютно. Я дал ей ясно понять, что, если вдруг она захочет увильнуть, я расскажу Дьюи о ее коварстве.
Триста с трудом сдержала улыбку:
– Не обижайся, Джеймо, вид у тебя не слишком грозный.
– Во мне сто девяносто три сантиметра!
– Да будь ты даже ростом с Вольфа, с твоим детским личиком ты все равно вылитый пай-мальчик.
Я плотнее укутался одеялом, не обращая внимания на смешок Роджера.
– Вот увидите, она придет. Сегодня, первым делом с утра. Зуб даю!
– Надо же! Так и не пришла, – проговорил я. – Не могу поверить.
Миновало пять дней. Пять долгих дней, а Лакс так и не явилась.
Пять бессонных ночей. Я лежал, так и эдак разглядывая фотографию своих родителей, мысленно сравнивая ее с той, которую видел в Доме веселья. Искал сходство. Или оно мне померещилось?
Я обошел каждый пляж на Шармане, но все они выглядели одинаково, резной пристани нигде не было. По просьбе Роджера Колетт и Милли пытались отыскать ту фотографию в рамке, чтобы сравнить мельчайшие детали, но она как в воду канула. Очевидно, Лакс и сама не собиралась мне помогать, и другим не давала.
Но сегодня она от меня никуда не денется.
– Даже не верится, что я иду на прием к Хроносам. – Роджер поднял трость (он непременно желал взять ее с собой, такую же черную и элегантную, как у Тристы, хотя она много раз напоминала ему, что у него сломаны ребра, а не ноги) и указал ею на особняк в конце тихой улочки.
Со всех сторон поместье обрамляла высокая живая изгородь, подстриженная словно по линейке, и лишь в одном месте ее рассекала длинная подъездная дорога, мощенная кирпичом. Посередине газона стояла изысканная скульптура, изображавшая часы в форме бриллианта.
– А мне не верится, что ты уговорил нас напялить одинаковые смокинги. – Триста дернула свой галстук-бабочку. – Мы похожи на отряд танцовщиков.
– На ансамбль танцовщиков, – поправил ее Роджер. – Отряд идет на войну, а не на вечеринку.
«Дресс-код: черное с золотом» – говорилось в приглашении от Дьюи, и вдохновленный Роджер совершил набег на гардероб Ревеллей. Черные смокинги, золотистые подтяжки, черные бабочки, широкие золотые ленты на шляпах. Он раздобыл даже золотые блестки, но Триста пригрозила бунтом.
На крыше дома Дьюи выстроились вооруженные охранники, их ружья в лунном свете высились как шпили. Ночь была теплая и влажная, однако у меня по спине пробежал холодок.
– Он что, хочет объявить войну?
Триста покосилась на охранников:
– Интересно, что замыслил мой братец.
Вдруг раздался голос:
– Триста, куда направляешься?
Мы обернулись. На подъездной дороге, по которой мы только что шли, кто-то появился. Черный костюм, черные подтяжки, черная рубашка. Выглядел он немного моложе нас, однако у Хроносов нельзя ничего сказать наверняка.
Громко вздохнув, Триста скрестила руки на груди:
– Фредди, чего тебе?
– Значит, вспомнила-таки свою семью, – осклабился мальчишка.
– Дьюи тебя не приглашал, – отрезала она. – Так что проваливай.
– Твои предки велели передать: если будешь крутиться около Дьюи, тебе не поздоровится.
– Вижу, тебя повысили до мальчика на побегушках. Скажи-ка, Фредди, седые волосы еще не появились?
– Да уж все лучше, чем таскаться с таким отребьем, как Ревелли, – сплюнул он прямо на ботинок Роджеру.
– Сделаешь это еще раз – зачарую тебя так, что ты голышом пойдешь купаться в Сапфировую бухту, и все туристы от души посмеются над твоим маленьким Хроносом. – В подтверждение Роджер согнул мизинец.
– Купаться? – ухмыльнулся Фредди. – Может, увижу на дне океана твою мамашу.
Я почти не слышал далекую музыку, не слышал ничего, только кровь стучала в висках. Ринулся вперед, но Роджер ухватил меня за руку.
– Фредерик Клаус Хронос, – ровным голосом проговорил он. – Сын Фрэнка и Лейси Хроносов. Племянник самого мэра и двоюродный брат нашей дражайшей Тристы. – Роджер достал из кармана бархатный мешочек с драгоценностями и высыпал несколько камней на ладонь. – Четыре года назад ты снял свой безобразный черный костюм, напялил небесно-голубую туристическую шляпу и явился в Большой шатер. В дверях я получил от тебя плату за вход – крошечную черную жемчужинку. – Роджер любовался гладким камнем в свете уличных фонарей.
От лица Фредди отхлынула вся кровь.
– Даю тебе пять секунд на то, чтобы скрыться с моих глаз, иначе ты все же отправишься купаться вместе с моей матерью. – Из голоса Роджера исчезла привычная певучесть. – Четыре.
Фредди метнул злобный взгляд на Тристу:
– Предательница.
– Одна.
– Ты же сказал – пять секунд!
Роджер приторно улыбнулся:
– Мы, отребье, считать так и не научились.
Фредди умчался, спотыкаясь и ругаясь себе под нос.
Я поглядел ему вслед.
– В вашей семье все такие придурки? – спросил я у Тристы.
– Да, – ответил Роджер.
– Нет, – одновременно с ним сказала Триста. – Есть еще Дьюи.
– Неудивительно, что он ушел из семьи вслед за тобой.
– Он хотел стать мэром. А отец отказал. – Триста покрутила тросточкой. – Для этой должности обычно готовят старшего брата, так что Дьюи вполне мог рассчитывать, но он страдал обмороками. Отец решил, что «припадочный» мэр нам не нужен, и назначил Джорджа. Дьюи был вне себя. К счастью, бутлегерство помогло ему прийти в чувство.
– Вот уж повезло так повезло, – пробормотал Роджер, окинув взглядом огромный особняк.
Всю длинную дорогу до дома охрана на крыше держала нас на мушке. Путь освещали шеренги золотистых факелов, их пламя сверкало, как жидкое золото. Роджер поднес руку к одному из них.
– Эффиженов огонь. Они соединяют пламя нескольких факелов, и оно горит ярче и дольше. Опасно, зато красиво.
Мы вошли во двор, и Роджер приветственно помахал охранникам.
Куда ни глянь, по зеленой лужайке бродили люди, их многоголосый торжествующий гомон перекрывал даже музыку оркестра из четырнадцати музыкантов, игравшего в патио. В толпе сновали официанты во фраках с длинными фалдами, угощая довольных гостей золотистыми коктейлями. За краем газона, на песчаном пляже, в лунном свете, искрящемся над гаванью, танцевали элегантные пары.
Бóльшую часть жизни я спал на одной из двадцати коек, плотно втиснутых в маленькую комнату в задней части аббатства. И в каждом городе, который я посетил после, на улицах было полно детей, торговавших всякой всячиной, чтобы принести домой хоть немного денег. Если, конечно, у них был дом.
А Дьюи жил один. В громадном особняке размером с десять обычных домов.
Вдруг Роджер замер.
– Видите? Это Люси, матриарх семейства Эффижен. Вон она, с Наной.
Триста внимательно наблюдала за ним:
– Думаешь, Маргарет тоже пришла?
Маргарет Эффижен, бывшая возлюбленная Роджера, девушка, которая разбила ему сердце перед самым отъездом с Шармана. Тогда-то у него и появились эти шрамы.
– Рискнет столкнуться со мной? Вряд ли. – Он отвернулся, и его улыбка померкла.
– И Страттори тоже пожаловали. – Триста указала на группу, неловко переминавшуюся у самого берега. Их строгие белые халаты резко контрастировали с окружающей черно-золотой роскошью. Эта семья всегда держалась особняком, я слышал о них только от Тристы и Роджера, да и те мало что знали.
Роджер хлопнул меня по спине:
– Пойдем поищем чего-нибудь покрепче шампанского.
Мы двинулись сквозь толпу.
– И у всех этих людей есть магические способности? – спросил я.
– У большей части нет. – Роджер взял с подноса у проходившего мимо официанта канапе и сунул в рот. – Тут живет куча народа, не владеющего магией. Лавочники и их служащие, торговцы, получающие товар с материка, туристы, которые устраиваются на работу, чтобы остаться здесь. У множества нью-йоркских повес есть летние дома на Дневной стороне, хотя в последнее время более популярен портовый район.
– Говорят, дом по соседству приобрел американский сенатор, – добавила Триста. – Хотя публично он, конечно, отрицает это.
– И чего же добивается твой братец, собрав столько людей?
– Давай спросим его самого. Смотри.
А вот и он. Самый молодой в кружкé черных костюмов. И под руку его держала Лакс.
Золотистое платье с изысканным черным узором мягко облегало изящную фигуру. Переливающаяся вышивка доходила до бедер, а бисерная бахрома ласкала колени. Темные локоны, зачесанные наверх, были перевязаны вышитой золотой лентой с черными перьями.
У меня пересохло во рту, по жилам заструились остатки ее магии. Да, она была прекрасна. Как небо перед ураганом.
Я поставил бокал шампанского на соседний коктейльный столик.
– Была не была!
Дьюи, размашисто жестикулируя, потчевал своих лизоблюдов какими-то байками, а Лакс с покорным видом стояла рядом с ним, старательно изображая веселую улыбку, хотя глаза ее застилала скука.
Она заметила меня, шепнула что-то на ухо Дьюи и ускользнула.
Черт возьми. Не гнаться же за ней.
– Триста! – Дьюи крепко обнял сестру, приподнял над землей и покружил, почти заставив меня улыбнуться.
– Как у тебя красиво, – выдохнула она. – Неужели живешь тут?
– Мне нужно много места, чтобы разместить всех моих друзей. Видела мэра Хайлена с Манхэттена? И Фицджеральды тоже тут, вон они, у фонтана с шампанским. – Он наморщил нос. – Будем надеяться, Зельда не свалится в него опять. И ты только что разминулась со Сверкающим Рубином. – Он подтолкнул Роджера локтем. – Красотка она, правда? Есть на что посмотреть.
– Она моя двоюродная сестра, – напомнил Роджер.
– Да. Конечно. – Дьюи пожал мне руку, опять сжав ее гораздо сильнее, чем требовалось. – У вас галстук немного ослаб.
– Знаю. – Я подтянул чертову тряпку. – Терпеть не могу галстуки.
– Некоторые люди просто не умеют носить костюмы. – Он похлопал меня по плечу и снова обернулся к Тристе.
Прекрасно. Я тут всего несколько минут и уже успел отличиться.
Пока Дьюи представлял Тристу и Роджера богачам в дорогущих костюмах, я заметил у широкой барной стойки Лакс и направился к ней. Роджер еле заметно кивнул. Дьюи тоже не спускал с меня глаз, мрачно нахмурив лоб. Получилось так похоже на Тристу, что я чуть не расхохотался.
Оставь ее себе, Дьюи. Я разрешаю.
Лакс налила шампанского в золотистые бокалы и, украдкой оглянувшись, отхлебнула прямо из бутылки.
– А я все видел! – заявил я.
Она резко обернулась ко мне. На пунцовых губах лопались пузырьки.
Тот поцелуй меня погубит.
Я преградил ей дорогу:
– Сегодня не выступаешь? Первый летний выходной за несколько лет?
– Не делай вид, будто знаешь хоть что-нибудь о моей семье, – огрызнулась она.
– Я провел три года с Роджером, самым болтливым человеком на планете. – И тоже отпил шампанского из бутылки. – Поверь, я знаю о твоей семье все.
В ее глазах сверкнуло раздражение.
– Чего ты сюда явился?
– Меня пригласили. Кроме того, мы с тобой кое о чем договаривались. – Я склонился ближе и понизил голос: – Я ни словом не обмолвился Дьюи о нашей прошлой встрече.
Она с притворным непониманием захлопала густыми ресницами:
– Разве мы уже встречались? Не припомню. На этой неделе я была так занята с Дьюи…
– Просто покажи мне тот пляж, и все. – Я старался говорить ровным голосом, скрывая злость. – Или хотя бы расскажи, где он находится.
Она украдкой покосилась на Дьюи.
– Может, уже отстанешь от меня?
– Знаешь, я даже сейчас могу ему все рассказать.
– Зачем тебе вообще этот пляж?
Перед глазами всплыли загорелые улыбающиеся лица мамы и папы.
– Тебя не касается.
– Это к западу от сосновых пустошей, но восточнее туристического пляжа.
К западу от…
– Я там уже побывал!
Она пренебрежительно пожала плечами:
– Значит, все видел.
И хотела уйти. Я схватил ее за плечо. Она стряхнула мою руку и шикнула:
– Прекрати. Пока тебя ни в чем не заподозрили.
Ага. Кто-то поверит, что звезда Ревеллей будет тратить время на такого нищеброда, как я.
– Поверь, ты последний человек, с кем я хотел бы разговаривать сегодня вечером, но мне нужна твоя помощь. Больше никто не знает, где тот пляж… Эй, ты куда? Я все расскажу Дьюи!
– Да ради бога.
Я стоял как вкопанный и смотрел ей вслед, а она неспешно удалялась, высоко подняв голову, с безукоризненной улыбкой на лице. Аккуратно взяла Дьюи под руку и поплыла сквозь толпу, взиравшую на них с неодобрением и в то же время с восторгом. Смотрелись они и впрямь великолепно – молодые, красивые, влюбленные. Она склонилась к нему, прошептала что-то своими мягкими, как перья, губами.
Ложь. Все воспоминания об этих губах – ложь, навеянная магией.
Усилием воли я разжал стиснутые зубы, но все равно не мог отвести глаз. Рука Дьюи скользнула ей на талию. Они вместе поднялись по ступенькам на небольшую сцену, возведенную в уголке патио, вышли на середину, и он коснулся губами ее виска. С такой привычной нежностью, словно проделывал это тысячи раз.
Черт бы побрал эту вечеринку и Лакс вместе с ней. Сам найду этот пляж.
Но тут меня под руку схватила Триста.
– Куда собрался? Дьюи хочет сделать объявление.
– Мне плевать. Я сюда пришел, чтобы…
– Смотри.
Оркестр умолк. Гости притихли, перейдя на шепот. Все глаза устремились на ослепительную пару, стоявшую на сцене. Хронос и Ревелль рука об руку – здешние, шарманские Ромео и Джульетта.
Дьюи хлопнул в ладоши, и факелы с расплавленным золотом мигнули и погасли, погрузив нас в темноту.