Литтмегалина
Зефир
Рассказывая, Гайя в какой-то момент обошла стол и теперь стояла справа от Илии, прислонившись задом к столешнице и соблазнительно подогнув одну ногу. Вблизи он уловил терпко-сладкий аромат ее духов. Илия не мог решить, нравится ему этот запах или нет, но он определенно делал близость Гайи более ощутимой. В какой-то момент ее колено соприкоснулось с его коленом, и тогда он начал слышать ее речь с перебоями.
– Некоторые считают, что вас сместят. Я так не думаю. Если уж сам правитель…
В следующий момент она вспрыгнула ему на колени, притиснула его к себе и впилась в его губы поцелуем. Это было настолько внезапно и никак не обозначено предшествующим ходом разговора, что Илия растерянно приобнял ее, не делая попытки отстраниться. Впрочем, не предпринял он попытки отстраниться и после того, как первый шок прошел. Ее губы были чуть сладковатые от помады, ощущать вес женского тела на себе было приятно. Происходящее представляло собой умопомрачительный контраст с его бесплотной жизнью в предшествующие месяцы, когда единственное, что могло сойти за эротику – Деметриус, расхаживающий в нижнем белье (зрелище, без которого Илия предпочел бы обойтись). К тому же напряжение в паху приятно напомнило, что он еще не стал импотентом, даже если уже давно подозревал, что стал.
Когда поцелуй затянулся минуты на три долее, чем это было пристойно с женатым начальником, под чьим руководством работаешь всего два дня, Гайя неохотно оторвалась от него.
– Простите, – слезая с его коленей, она была само смущение. Красная помада размазалась вокруг ее рта, как будто она насосалась крови. – Не знаю, что на меня нашло. У вас был такой печальный вид… Если бы только они знали, как тяжело вы работаете над этим делом…
– Ладно, – мягко прервал Илия. – Уже поздно. Нам пора по домам.
Он поднялся, смущенный из-за заметной эрекции, и направился к выходу, стремясь поскорее сбежать от Гайи. Наклонился над раковиной в углу, яростно оттер помаду с лица. И, уже схватившись за дверную ручку, заметил: на кресле в противоположном углу лежала толстая стопка бумаг, которой раньше там не было. Приблизившись, он взглянул на верхний лист. «16:56 – 17:23 грз», извещала пометка в правом верхнем углу. Гроза. Вот уж точно. Он прямо ощутил, как его прошила молния.
– Дакатайя заходила сюда?
– Я не видела.
– Странно. С вашей позиции был прекрасный обзор на дверь в приемную.
– Возможно, это произошло во время нашего поцелуя, – Гайя смущенно порылась в сумочке, нашла зеркальце и раскрыла его.
– У Лизы есть салфетки. В верхнем ящике, – сухо проинформировал Илия.
Он вышел из здания, дошел до остановки и сел в автобус, направляющийся в сторону дома, где он жил раньше. Возбуждение остыло, оставив холод и беспокойство. Видела ли Дакатайя? Судя по вчерашнему разговору, она не была его сторонницей или хотя бы сочувствующей. И она знала Лизу. Не то чтобы они были закадычные подружки, но, кажется, вполне себе приятельницы. Ему впервые пришло в голову, что враждебность Дакатайи, которую он испытал на себе вчера, могла объясняться именно этим. И, возможно, враждебность всех прочих в СЛ… симпатии наблюдающих его конфликт с женой оказались не на его стороне. Ха. Если бы они только знали, что она сделала! Хотя… они наверняка бы решили, что он раздул драму из ничего, и получили бы лишний повод его критиковать.
Ему отчетливо представилось, как Дакатайя, едва выскочив из приемной, набирает номер и выкладывает Лизе все, чему стала свидетельницей. Хотя все же не факт, что она попала именно на тот момент. Или что у нее есть номер Лизы. Или что она вообще решит позвонить. Хотя решит, наверное. Илия вздрогнул, когда по его шее прокатилась капля холодного пота.
Затем его мысли переключились на Гайю. Интересно, как так получилось, что на место Лизы прислали именно Гайю? Она же ни черта не разбирается в обязанностях секретаря. Он мог бы порасспрашивать в отделе кадров о причине такого решения, но, во-первых, едва ли стоило придавать значение тому, что похоже на очередной приступ его паранойи, а во-вторых, его любопытство могло поднять волну очередных обсуждений.
А все же, узнает ли Лиза? Ладно, он поймет по ее реакции при встрече.
Выйдя из автобуса, он двадцать минут шел пешком, срезая путь по тонкой тропинке сквозь заросли. Вечер не принес прохлады, и по-прежнему висела душная, плотная жара. Илия подумал, что вот сейчас у него будет возможность отчитать Лизу за ее вранье про простуду. Она обидится. Может быть, предъявит ему поцелуй с секретаршей. Он заявит, что это не ее дело. Она возразит, что все еще его жена. Они начнут орать и швыряться вещами, чего никогда не делали раньше. Он не понимал, почему скандал представляется ему таким притягательным, но точно знал, что хочет его – хочет так, что аж больно.
Он поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Хотя он не расслышал шаги, но отчетливо почувствовал, как Лиза долго рассматривает его в глазок, прежде чем впустить.
– Привет, – сиплый, едва слышный голос Лизы сломал все его планы.
У нее были непричесанные топорщащиеся волосы и такие красные глаза и нос, будто она рыдала весь день. Без сомнения, она страдала от сильнейшей простуды.
– Привет, – ответил Илия, стараясь звучать нейтрально. Лиза смотрела на него настороженно, как будто подозревала, что он явился к ней с ножом за спиной, и он пояснил: – Я хочу забрать свою машину. В конце концов, зачем тебе две.
На секунду он понадеялся, что она возмутится. Затеет пустой спор, лишь бы выпустить эмоции. Но она только произнесла, напрягая обложенные голосовые связки:
– Хорошо. Что-то еще?
– Да. Пара вещей, – он понятия не имел, каких. Он придумал это только что.
Лиза посторонилась. Илия вошел и разулся, надеясь, что она не заметит, что его носки из разных пар и отличаются в оттенке. Дом выглядел чистым и просторным, особенно после его захламленной клетушки. Впрочем, сегодня и сама Лиза дисгармонировала с этим аккуратным фоном, одетая в мятую оранжевую футболку и старые желтые шорты. Обычно она следила за своим внешним видом. Вероятно, она совсем разболелась, раз такая расхристанная.
– Где дети?
– Один гуляет с подружкой. Второй… ты же знаешь Сета. От него невозможно добиться, куда он идет и зачем.
Отсутствие сыновей Илия воспринял с облегчением – ему хватало и того напряжения, что витало между ним и Лизой. На автомате он прошел в ванную и вымыл руки, как делал всегда по приходу. В ванной было удивительно мало вещей и тоже очень чисто, только на краю раковины валялся пустой блистер из-под таблеток. Он перевернул его и прочитал название. Обычное обезболивающее, которое Лиза пьет от головной боли. На выходе его встретила их собака Мирта, неуверенно потыкавшись носом ему в бедро.
– Ключи от машины, – Лиза протянула их ему, держа за колечко. – Гараж не заперт. Там замок сломался.
Илия открыл было рот, чтобы предложить починить замок, но передумал. В конце концов, у нее два взрослых, ужасно преданных матери сына, и по крайней мере у одного из них хватает энергии, чтобы названивать отцу с утра пораньше и громогласно его отчитывать. Вот пусть лучше сделает что-нибудь действительно полезное.
Подцепив пальцем ключи за колечко, он убрал их в карман и рассеянно заозирался, как будто не мог вспомнить, что еще должен сделать.
– Ты вроде собирался что-то забрать, – напомнила Лиза, с усилием и хрипом выговаривая слова.
– Да, точно.
Оттеснив жмущуюся к ногам собаку, он направился к спальне, испытывая странное ощущение, будто в груди собрался пульсирующий узел. В спальне Лиза села на кровать и сгорбилась. За многие годы их брака она не стала тяжелее ни на килограмм и сейчас вдруг показалась ему совсем маленькой. Эти ее голые босые ноги придавали ей беззащитный вид. Он заметил, что ее коленки дрожат.
– У тебя высокая температура?
Лиза мотнула головой, и обесцвеченные волосы упали занавеской на ее опущенное лицо.
– Просто мышцы болят и горло. Скоро пройдет.
– Хорошо бы. Не забывай: у тебя работа копится, – произнес он нудным тоном.
Лиза упустила очередную возможность огрызнуться и только уныло кивнула. Интересно, как она отреагирует, если он подойдет и обнимет ее? Оттолкнет его или обрадуется? Хотя с чего бы ему захотелось ее обнять…
Илия раскрыл шкаф и тупо посмотрел внутрь. Он так давно не был в этом доме, что перестал считать его родным, а этот шкаф своим. Уезжая, он забрал всю одежду, что планировал носить, оставив полку, ломящуюся от красных свитеров и маек.
Мирта упорно лезла под ноги, мешая сосредоточиться. Он заметил футболку большего, чем носила Лиза, размера и достал ее. Мирта наступила ему на большой палец и капнула слюной на колено.
– Да отойди ты, – сказал Илия.
– Погладь собаку, – не выдержала Лиза.
– Да-да, хорошая собака, Мирта, – Илия безразлично провел ладонью по гладкой собачьей макушке. Мирта вильнула хвостом, но взгляд ее выражал скорее разочарование, чем радость. – Я забираю вот это.
Лиза подняла на него тусклый взгляд.
– Это моя футболка.
– Нет, моя.
– Это моя футболка.
Илия развернул футболку.
– Видишь, она мужская.
– Но она не твоя.
У него в виске завращалась металлическая спираль.
– Откуда у тебя мужская футболка?
Все звуки вдруг поблекли. Поле зрения сузилось. Странное ощущение. Как будто сейчас молния шарахнет. Или само небо обрушится ему на голову. Он ждал. Если она действительно приводила в дом постороннего мужчину, это даже неплохо. По крайней мере, он сможет начать орать.
– Я в таких сплю. Покупаю вместо ночнушек. Ты забыл?
– А-а, да…
Он выдохнул и опустил плечи. Не случилось. Ушло. Мирта заскулила и чуть прикусила его бедро, пытаясь обратить на себя внимание. Илия сгреб наугад несколько красных футболок, на которые и смотреть не мог. Жгучий, раздражающий, утомительный цвет.
Все сделал. Должен идти. Лиза осталась сидеть на краю слишком большой для нее кровати, давая понять, что провожать его до выхода не станет. Надо идти. Вот сейчас. Он подумал, что вряд ли увидит ее на этой неделе еще раз.
– Может, за лекарствами сбегать? – вырвалось у него. – И замок в гараже нужно починить…
Лиза молчала с полминуты, и он вдруг понял, что она едва его терпит. Как будто стоит по колено в горячей-горячей воде.
– Нет, просто уезжай. Уезжай поскорее.
Илия сел в свою машину, швырнул футболки на заднее сиденье, мгновенно позабыв о них, и уехал, пусто глядя перед собой.
Он заехал на автозаправку и в табачную лавку, в итоге добравшись до своей съемной лачуги уже после десяти, усталый в терминальной стадии. Деметриус лежал на его кровати и играл в видеоигру. На экране телевизора девушка лет пятнадцати тщетно пыталась одолеть шкафообразного монстра перочинным ножом.
– Эта игра заставляет меня вспоминать мой рабочий день. Выключи.
– Ты ничего не замечаешь?
– Ты лежишь на моей кровати. На МОЕЙ кровати. И, как всегда, полуголый.
– Отвлекись от своего комплекса наготы. У меня новая татуировка.
Илия бросил взгляд на свежеукрасивший грудную мышцу Деметриуса череп со змеями.
– Восхитительно. Ты стал прелестнее на пять процентов.
– Я купил тебе еды в ресторане.
– А теперь на шестьдесят процентов. Еще немного, и я смогу полюбить тебя, Деметриус.
В кухне Илия запихнул пластиковый пакет с едой в микроволновую печь.
– Где ты был? – спросил Деметриус. Он вынул пакет, переложил еду на тарелку и сунул ее обратно в микроволновку.
– Забирал у Лизы мою машину.
– Так ты все-таки разводишься?
– Видимо.
– Я удивлен.
– Почему?
– Ты так сильно любил Лизу.
В груди Илии взорвалась такая боль, как будто его лягнула лошадь.
– Я разлюбил ее.
– Из-за чего? Из-за того, что она наплела, будто тебе изменила?
– Иди играй в свои видеоигры, Деметриус.
Деметриус уже выключил приставку и погасил свет, а Илия все равно не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, но в любом положении ощущал боль и дискомфорт. Память навязчиво возвращала ему Лизу, сидящую на краю огромной кровати и измученно глядящую на свои хрупкие колени. Затем ему припомнились времена, когда они только съехались и спали на этой самой односпальной кровати. С утра он просыпался, чувствуя пахом ее маленький задик, ее спину, плотно прижатую к его груди, и ее волосы на своем лице. Но им никогда не казалось, что им тесно, что следует купить кровать побольше. Они так много трахались, им было так весело. А потом она не приняла таблетку вовремя. Проклятую маленькую таблетку. Эйфория закончилась. Они и потом бывали счастливы, и довольно часто, но уже потеряли ту птичью легкость – словно твои кости полые, словно нет ничего, что мешает тебе вспорхнуть в небо.
Когда Илия уже не мог выносить темноту, не ограждающую его от видений, он встал и разбудил Деметриуса.
– Давай включим свет. Выпьем чаю. Поиграем в видеоигру.
Отчаянно зевая, Деметриус поставил на плиту чайник, но сказал:
– Тебе просто надо спать, – он приблизил лицо к микроволновой печи, вглядываясь сквозь затемненное стекло в дверце. – И есть.
21 АВГ, СР
Илия поднялся в семь и натянул вчерашние рубашку и шорты. Заглянул в холодильник – все та же пачка тухлого молока, жухлое яблоко, замотанная в пленку тарелка с ресторанной едой, которую Деметриус достал из микроволновки и убрал в холодильник. Любое проявление организованности со стороны Деметриуса поражало, заставляло почти поверить, что на посту правителя страны он тоже худо-бедно справляется.
Илия едва одолел треть порции, чувствуя ком в горле и камень в желудке. Он понимал, что разговор с советником лишь углубит его рану, но все же считал, что это нужно сделать. Ему предстояло провести в дороге около двух часов. Несомненно, Эфил отметит факт его появления в то время, когда он должен быть на работе, изо всех сил доказывая свою полезность, однако это меньшая из бед.
Клиника лечения психоневрологических расстройств располагалась в живописной местности, которой придавала особое очарование цепочка чистейших озер. Вода отражала небо. Ветер шелестел в кронах дубов. Идиллия. Депрессивные и биполярные оценят. Кататоники вряд ли.
Илия поплевал на ладони и перелез через ограду. Дыхание сбилось на пару минут. Поразительно, каким слабым становишься, стоит забросить тренировки на какие-то жалкие одиннадцать месяцев. Звонить в звонок у ворот он не стал, понимая, что у него больше шансов проникнуть на территорию клиники тайком, чем уговорить впустить его на основании подозрительного (и даже тревожащего, учитывая специфику здания) аргумента «мне очень надо».
Приняв будничный вид, он уселся под деревом с обзором на кирпичное здание клиники и стал ждать. В одиннадцать начали появляться первые пациенты, вышедшие на прогулку. Сложно сказать, с какими проблемами они обратились, но на расстоянии ему показалось, что выглядят они получше, чем он сам. Около половины двенадцатого он запеленговал некого растрепанного человека, смутно напоминающего советника.
Когда тот приблизился, Илия убедился, что это действительно Эфил, одетый в пижамные шорты и серую рубашку с короткими рукавами, застегнутую на две пуговицы из шести. Обуви на советнике, удивленно отметил Илия, не было. Если не обращать внимания на сомнительный выбор одежды и пренебрежение расческой, состояние советника значительно улучшилось со времен его забегов по СЛ. Напряженные мышцы лица расслабились, кожа посвежела и разгладилась. В сочетании с каштановой краской для волос, которой Эфил пару месяцев назад начал скрывать раннюю седину, он казался поразительно помолодевшим, а без привычной черной робы выглядел изящнее и легче. В сущности, у него была очень мягкая внешность, с его синими глазами и гармоничными, не слишком выразительными чертами лица. Но это не отменяло того факта, что в его власти пустить жизнь Илии под откос. Что советник и намеревался сделать.
Безучастный, как призрак, Эфил прошел мимо Илии и побрел себе дальше по тропинке среди деревьев.
– Отлично смотришься, – сказал Илия, поднимаясь и следуя за ним.
– Да? – обернулся Эфил, будто только что заметив Илию. – Антидепрессанты в сочетании с седативами дают хороший эффект. Хотя не то чтобы я раньше не принимал седативы, – улыбнувшись пространству, Эфил устремил взгляд в синее небо. – Отличная погода сегодня. Было бы совсем отлично без тебя. Кто дал тебе адрес? Элин?
– Нет. Не совсем. То есть…
– Как она? – перебил Эфил. – В хорошем настроении?
– Как тебе сказать…
– Иногда мне кажется, что она еще испытывает чувства, неуместные после нашего развода, – вздохнул Эфил. – Как ты думаешь, может быть такое, что она не совсем остыла ко мне?
– Нет, конечно, нет, – неубедительно соврал Илия. Он совсем не так представлял себе начало разговора с советником.
– Какое-то время я еще надеялся восстановить наш брак. Но затем, обдумывая все случившееся, понял, что есть много причин, почему это уже невозможно сделать.
«Много причин, – мысленно фыркнул Илия. – Скорее уж одна. Но большая. И тяжелая. Килограммов сто».
– Уверен, она намерена поддерживать с тобой чисто дружеские отношения, – заверил он.
Эфил, казалось, успокоился, и Илия осторожно начал:
– Эфил, я узнал, что ты собираешься меня уволить.
– Вот как? – откликнулся Эфил в раздражающей легкомысленной манере.
Еще пару секунд, озаренный пламенем быстро сгорающей надежды, Илия ждал опровержения. Его не последовало.
– И это все? Финал? – в отчаянье осведомился он. – Я отдал «Серебряной Лисице» половину жизни. Я не заслужил хотя бы пояснения? Или предупреждения? Вместо того чтобы просто поставить меня перед фактом в самый последний момент?
Эфил остановился чтобы перевернуть камень на дороге большим пальцем ноги. Он был бы действительно сосредоточен на этом занятии, если бы только находящийся рядом Илия не отвлекал его со всякой ерундой вроде желания обсудить причину увольнения после двадцати двух лет напряженной работы.
– Я не предупреждаю. И не объясняю. У меня нет времени на сантименты. Если человек не справляется со своими обязанностями, я убираю его. В понедельник ты получишь официальное уведомление и тогда же будешь отстранен от работы. Не беспокойся – положенные законом десять рабочих дней от даты уведомления тебе оплатят в полном объеме.
– Я жду объяснений! – выпалил Илия. – Я не уйду! Я буду надоедать тебе, пока не добьюсь ответа!
– Или пока тебя не выпроводят санитары, – ухмыльнулся Эфил. – Ладно, пошли к прудику. Посмотрим на рыбок. Это нервы успокаивает. Тебе надо. Я вообще советую – полежи в стационаре. Только не в этой клинике. Подальше от меня.
У пруда Эфил прилег на траву, щурясь от света и медикаментозно улыбаясь.
– Видишь ли, Илия. Твое отношение к работе я могу охарактеризовать как весьма прохладное. Что самое печальное, это замечаю не только я, но и все твои коллеги. Это подает им дурной пример, понимаешь?
– Так это показательная казнь? Чтобы остальные не расслаблялись?
Эфил наконец соизволил взглянуть на Илию.
– А ты считаешь, ты хорошо справляешься? Шесть случаев с конца июня, Илия. Люди умирают, пока ты вяло изображаешь деятельность и жалеешь себя.
Илия почувствовал, как к щекам прилила кровь. У него едва не вырвалось: «Но я действительно стараюсь!» Но он себе не верил. И Эфил тоже ему не поверит. Илия все еще был на ногах, нависая над Эфилом и создавая неудобную диспозицию. Он ощущал себя слишком заметным – легкая мишень для остракизма, поэтому сел и подтянул коленки к груди.
Эфил запрокинул голову и закрыл глаза от солнца. Все его конечности были так расслаблены, что казалось, он готов расплыться по берегу, как желе.
– С самого начала я был категорически против твоей кандидатуры. У нас просто не было лучшего варианта. Я подозревал, что ты не справишься. Так оно и получилось. Ты приходишь утром и уходишь вечером, в промежутке выполняя свои формальные обязанности. Все это было бы приемлемо, работай ты уборщиком в парке – мети себе метлой, думая о своем. Но на твоей должности отсутствие вовлеченности – это не просто вопрос пары бумажек и банки от газировки, портящих эстетический вид газона. Пока ты бездействуешь, мнешься и отвлекаешься на более интересные тебе вещи, с людьми происходят несчастья, страна утопает в беспорядке, все отбивается от рук. И это следствие твоей безответственности. Понимаешь? Ты просто стоишь, ничего не делая, но при этом становишь все худшим и худшим человеком с каждой минутой. Быть тем, кто действует, всегда тяжело, это выжигает, я знаю. Но слабость – не оправдание. И если ты не готов отдать делу то, что требуется, я возьму вместо тебя другого.
Илия сжал виски ладонями, пытаясь приглушить эхо этих слов у себя в голове.
– Можешь вернуться к своей прежней работе в архиве, на той должности ты показал себя отличным специалистом. Можешь уйти из СЛ. Как считаешь нужным, – безжалостно, несмотря на весь его благодушный вид, продолжил Эфил. – Если ты надеешься, что тебя сможет прикрыть Деметриус, не рассчитывай на это. Поверь мне, с Деметриусом я научился справляться.
Илия никогда бы не попросил Деметриуса вступиться за него. Само предположение, что он может так сделать, возмутило его до глубины души. Он почувствовал боль в челюстях и осознал, что крепко стискивает зубы, но затем приоткрыл рот, чувствуя нарастающую нехватку воздуха.
– Ты уже нашел мне замену?
– Пока нет. Думаю, на какое-то время Джулиус сможет взять на себя часть твоих обязанностей. Зависшее дело я передам Второму отделу.
Эфил сунул в рот травинку и, вяло пожевывая ее, подложил под голову руки и закрыл глаза. У него действительно был очень посвежевший и отдохнувший вид. Морщины, исчерчивающие прежде его лоб, разгладились все до единой. Илия вдруг испытал приступ острой ненависти к этому человеку, к этой ситуации, ко всей своей жизни, когда ему вечно приходилось что-то кому-то доказывать.
– Ты сказал, что был с самого начала настроен против меня. Почему? Ты помнишь то расследование в сентябре? Я хорошо проявил себя, разве нет?
– Это было начало конца. Ты всегда был неустойчивым. Ты бы потерял баланс рано или поздно. Впрочем, не придавай сказанному мной чрезмерное значение. Все люди уязвимы. Один, максимум два выстрела в голову или единственный в сердце – и мы умираем. Просто кто-то способен продержаться чуть дольше других.
Тон маленького самодовольного божка, который все про всех знает, заставлял сердце Илии содрогаться от злобы. Он прилагал максимум усилий, чтобы не заорать. Только скрипнул зубами.
– Что-то еще? – осведомился Эфил. – Я ответил на все твои вопросы?
– Что со мной не так? – спросил Илия.
– В каком смысле? В экзистенциальном? Я пока принимаю недостаточное количество медикаментов, чтобы ответить на этот вопрос. Приходи, когда я удолблюсь.
– В психологическом.
– В психологическом… Ты слышал про зефирный тест?
– Нет… при чем здесь зефир?
– Исследователь предлагал ребенку зефир и ставил его перед выбором: съесть зефирку сейчас или подождать какое-то время, не трогая ее – и тогда получишь две. Большинство детей предпочли съесть сладкое сразу. Но некоторые все-таки сумели подавить свои сиюминутные влечения с целью получить дополнительную выгоду. Проанализировав, как сложилась жизнь участников эксперимента в последующие двадцать лет, исследователи выяснили, что «терпеливые» дети добились куда больших успехов. Такой вот простой тест, но, как по мне, он вызывает массу вопросов.
У Илии тоже возникла масса вопросов. И основной из них – зачем ему все это втирают.
– Представь себя на месте подопытного ребенка, – лениво продолжал Эфил, прищуривая глаза от солнца. – Никто не гарантирует тебе, что экспериментатор говорит правду. Что, если второй зефирки нет вовсе? Сколько вообще нужно ждать? Вдруг слишком долго? Зефир засохнет. Или же за это время ты успеешь навсегда разлюбить сладкое. Вдруг, съев награду, ты покроешься аллергической сыпью, которой будет в два раза больше, спасибо твоему терпению? А что если ты обнаружишь, что никакой зефир не стоит испытанных в ожидании страданий?
– Эфил… – попытался прервать эту тираду Илия, но советник невозмутимо рассуждал дальше:
– Весь тест базируется на идее, что самоконтроль и умение подавлять свои сиюминутные желания ведут к выигрышу. Но любой выигрыш субъективен. У вещей есть объективные характеристики, но то, что мы называем «значимость», существует только у нас в голове, зависит от множества действующих на нас факторов. И если в итоге ты окажешься разочарован финальной наградой, что тебе останется, кроме сожаления, что ты просто не схватил то, что само шло в руки? Ведь не пройди ты через период болезненного подавления своих желаний, тебе не было бы так грустно, даже окажись зефир действительно неудовлетворительным, да?
– По-моему, ты уже достаточно удолбан, – протянул Илия и поплелся прочь.
– Лиса или череп? – поинтересовался Эфил, не предпринимая попытки подняться.
– Что? – не понял Илия.
– Я о татуировке, которую он собирался сделать.
– Череп.
– Хорошо, – Эфил удовлетворенно вгрызся в травинку.
– Я думал, тебе не нравятся его татуировки.
– Если бы они мне не нравились, у него бы их не было, – возразил Эфил и продолжил тем же небрежным тоном: – Когда у тебя начались панические атаки?
Сердце Илии совершило кувырок, а затем истерически забилось.
– У меня нет панических атак, – возразил он, жадно глотнув воздух.
– Это неверный ответ. Попробуй считать предметы. Помогает, – посоветовал Эфил. – Кстати, погода портится. Ты за рулем? Будь осторожнее на дороге. А то, случается, люди погибают во время дождя.
– Все-то ты знаешь, Эфил.
Смешок.
– Я всего лишь прочитал прогноз погоды.
Илия зашагал прочь от советника, стремительно набирая скорость. Он часто дышал, но даже чистейший местный воздух не мог удовлетворить его потребность в кислороде. Дождь, как же. На небе ни облачка. Ему представилась гигантская лупа между ним и солнцем. Он чувствовал, как обугливается. Хотелось укрыться в безопасном месте, в своей машине, где он сможет задыхаться и агонизировать в открытую.
Приступ продлился не более десяти минут, но оставил ощущение тотального изнеможения.
Всю обратную дорогу, сжимая руль дрожащими руками, Илия думал: «Все кончено. Все кончено». Все усилия и переживания, которые он вложил в эту работу, не имеют больше значения. На него веяло холодом, как будто он стоял на краю глубокой разверстой могилы, – хотя в действительности он был весь покрыт липким, горячим потом.
По пути ему множество раз кто-то звонил – кудрявый номер сплошь из восьмерок и девяток. Гайя – как выяснилось, когда он наконец ответил.
– Где вы? Я не знаю, как объяснить ваше отсутствие, если начнут спрашивать.
– Извини, забыл предупредить, – промямлил он в телефон. – Сегодня в разъездах, в СЛ не приеду.
В своей квартире он стянул с себя влажную одежду и рухнул на кровать. Комнату заливало светом, но его окружала тухлая, заросшая тиной вода. Ему не дали шанса, он проиграл. Нет причин ехать на работу, да и просто вставать. Так и будет лежать, пока не загниет и не начнет просачиваться в матрас. Илия перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку и попытался успокоиться. Однако обидные слова Эфила продолжали звучать в его голове, и постепенно сквозь плотный слой апатии начинал поблескивать гнев. Пульс Илии ускорился, к мышцам прилила кровь. Нет, он не будет валяться здесь и кровоточить, как побитая собака. Даже если кто-то уже убежден, что с ним покончено.
– Не решай за меня, какой я, – потребовал он от пустой комнаты.
Он вытащил из кармана шорт мобильник и позвонил Деметриусу, одновременно пытаясь натянуть на себя еще не просохшую рубашку.
– Гони сюда. Да. Едем на твоей машине. Там кондиционер.
Затем набрал мобильный Айлы и прослушал отчет. Как обычно – никаких подвижек.
Деметриус явился через двадцать минут, одетый в черные шорты, черные шлепанцы и черную футболку с надписью «око ночи» и изображением глаза, истекающего красными и фиолетовыми потоками.
– Я думал, такие выпускают только в подростковом размере.
– Это единичный экземпляр. На заказ.
– Мне следовало догадаться, что столь изысканная модель не представлена в масс-маркете.
– Куда мы едем?
– Приречная, 15.
– О чем вы говорили с Эфилом?
Воспоминания заставили Илию поморщиться.
– Сначала я покурю.
Когда он вцепился уже в третью подряд сигарету, выдыхая дым в салон, Деметриус снова спросил:
– О чем вы говорили?
– О зефирках. Ну и что я никчемный руководитель и он меня сливает, конечно.
– Второе понятно, но зефирки?
– Это был эксперимент такой, психологический.
– Очередная мозготрахательная дребедень. Он никуда без нее, как пес без блох. Он же ж психолог. Последние лет пять, если начнет заливать на эту тему, я его уже и не слушаю. Думает, что может управлять людьми. Херня это все.
Илия сунул руку в волосы и помассировал кожу под ними. У него начинала болеть голова. Все то же: сначала сдавливает лоб, потом боль заливает весь череп и пульсирует в висках.
– Деметриус, что ты почувствовал, когда на тебя подействовал спирит?
– Сначала было как во сне. Таком, знаешь, где ты – не ты, а вокруг все странное, но для этого не-тебя кажется нормальным. А потом черная яма, ничего не помню.
– Этому можно сопротивляться?
– Теоретически. Только нужно быть очень сильным.
Илия подумал о своих проблемах. О головной боли, бессоннице и приступах удушья. Этому всему можно сопротивляться. Только у него не получается, потому что он слабак.
– Мне кажется, Эфил многое помнит, – протянул Деметриус. – Но он никогда не говорит об этом.
– Деметриус, я предпочел бы отдохнуть от Эфила некоторое время.
В доме Малиссы все было перевернуто, сотрудники СЛ вели обыск. Наблюдая за работами, Илия прошелся по комнатам. Айла отсутствовал. Илия не находил в себе сил на разговоры, поэтому лишь молча кивал коллегам в качестве приветствия.
Спустя положенный срок коттедж прекратит именоваться местом преступления и снова станет жилым домом. Илии представился муж Малиссы, вернувшийся сюда и видящий ее нижнее белье, вытащенное из ящиков и бело-розовой грудой сваленное на кровати. Нужно будет напомнить подчиненным, чтобы прибрали за собой. Пока же Илия выставил всех вон с требованием продолжить на следующий день. Ему было уже плевать, что о нем подумают. Сегодня он не намеревался терпеть кого-либо кроме Деметриуса, на которого можно и внимания не обращать.
– Начнем с верхнего этажа.
– Зачем мы здесь? – поинтересовался Деметриус.
– Ищем что-нибудь, способное навести нас на мысль.
Возможно, он просто не хотел возвращаться в аквариум своего кабинета. Завтра, когда порезы затянутся корочкой. Или хотя бы перестанут сочиться кровью.
Они поднялись по глянцевитой лакированной лестнице на верхний этаж, минуя развешанные вдоль лестницы семейные фотографии, и вошли в детскую. Деметриус перешагнул стопки детской одежды, разложенные на ковре, и глянул на запятнанный побуревшей кровью оголенный матрас в детской кроватке.
