Любовь Романовна Белых
Анатомия обмана
Глава 7
Таращусь на две огромные сумки, расстёгнутые наполовину, и не решаюсь что-нибудь с ними сделать.
Мне всё вернули: деньги, телефон, даже сумки, которые мне собрала мать. Почти всё… Ещё бы кто-то вернул мне нормальную жизнь и мою семью.
– Ань, можно? – выводит из мысленного потока голос Макса.
Сама виновата. Нужно было закрыть за собой дверь, а не плестись, как болванчик к сумкам, которые мужчина всей моей жизни оставил рядом с кроватью.
Смотрю на него минуту. Молчу, рассматривая мужчину со всех сторон, без стеснения и стыда. Да и были ли они когда-то, эти стыд и стеснение? Он мне в душу запал, когда кусок мяса привёз бабе Нине… Вышел из машины, взглянул на меня из-под тёмных, солнцезащитных очков своими карими глазами, подмигнул, растянув губы в небрежную улыбку, и… я пропала.
– Ань? – зовёт он, тепло улыбаясь.
С трудом сдерживаю стон. Киваю.
Как так получилось, что вся моя жизнь наперекосяк? Хотела быть с Максом, жить с ним под одной крышей, дышать им, жить им – пожалуйста. Всё сбылось, но каким-то извращённым образом. Совсем не так, как я хотела.
– Входи, конечно. Это твой дом.
– Но комната твоя. – всё так же улыбается он, переступая порог. – Ты же понимаешь, что это ничего не значит? – кивает на сумки у моих ног.
– Не понимаю. Она меня просто выставила из дома.
– После случившегося, вполне очевидно, что ты домой не вернёшься, а ходить в чём-то нужно. Это ведь забота. Не грузись.
Хах. Вот ты какой, Лядов младший? Видишь в людях только хорошее? И почему же я тебе не верю?
– После случившегося было бы вполне очевидно поступить иначе – выставить эту мразь, а не меня. – ухмыляюсь, искоса наблюдая за растерянностью Макса. – Видимо, очевидное… это просто не про меня. Забей. Я справлюсь. Я не стану разбирать вещи, Макс. Завтра попробую найти и снять себе комнату. Деньги у меня опять есть, так что не вижу причин доставлять вам неудобства.
– Не понял? – он выглядит искренне изумлённым. – Зачем это всё? Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе нужно. Ты никому не доставляешь неудобств. К тому же… – он враз светлеет, широко улыбаясь, – Ну куда же ты пойдёшь в свой день рождения?
Хочу сказать хоть часть правды, но язык не поворачивается. Всему виной треклятая искренность Максима. Как ему такому сказать, что Лядовым пора выйти из игры? Как признаться, что я столько лгала за прошедшие сутки, что такого количества лжи не наберётся и за все мои почти восемнадцать лет? Как обвинить его с отцом в недоверии, если я об их подозрениях, по идее, и знать не должна?
Много лжи. Слишком много обмана для одних суток.
– А если я скажу, что ничего не забыла? – рвано выдыхаю, отводя взгляд в сторону. Я нуждаюсь в правде. Хотя бы её части, чтоб не растерять себя, в бою со зверем. – Стоит ли так издеваться над чувствами маленькой девочки? – невольно губы трогает язвительная ухмылка.
Конечно, маленькая. Ну а какая ещё? Как кому-то можно доказать, что возраст – просто цифра? Да, она обязывает. Да, бывает уголовно наказуемой. Да, на законных основаниях ограничена. Да, нелепа и мала… Но это цифра. Просто цифра. Она ничего не может рассказать о моей душе, о моих чувствах и желаниях. Она не характеризует меня как человека.
Я всё понимаю. Сама. Сама всё понимаю, а в груди щемит с каждым разом, как я мысленно возвращаюсь к нему в объятия. Я всё испортила. Наверное, стоило сразу сказать, сколько мне лет и… посмотреть, как любовь всей моей жизни уходит, не подарив мне ни одного похода в кино, забега в кафе, долгих разговоров в его машине у моей калитки…
– Аня, это не смешно. – нервно выпаливает Лядов.
– А кто смеётся?
Оборачиваюсь к нему, перехватываю его взгляд и с дрожью в голосе выдыхаю:
– Что? Малолетка не должна любить? Это тоже неправильно и уголовно наказуемо, Макс?
– Мне двадцать шесть лет, Аня. – обескураженно шепчет он, отступая к распахнутым дверям.
Пятится, будто загнанный зверь, отнюдь не из семейства хищников.
– А мне завтра восемнадцать. Всё? Обмен очевидным закончился?
– Восемь лет…
– Ты сейчас про срок или про нашу разницу в возрасте? – ухмылка искажает моё лицо. Я не могу ничего с собой поделать. Внутри всё дрожит, будто я уже целую вечность болтаюсь над пропастью на каком-то уступе или канате. – Я люблю. И мне не стыдно. – пожимаю плечами, видя его испуганный взгляд, и спешу отвернуться.
Довольно на сегодня откровений. Да и не хочу видеть, как он уходит. Снова.
И почему мне кажется, что его уход вновь окажется побегом… от меня?
Хочу отвлечься и лезу в сумки. Мне банально не хватает зубной пасты и щётки. У Лядовых я стесняюсь спросить или попросить, каким бы глупым это ни было.
Я знаю, что наглость – второе счастье, но не моё, не в моём случае. В моём случае, Макс Лядов – моё второе счастье. Первое – моя семья.
В боковом кармашке находится коробка с парфюмированным мылом, мой шампунь и моя зубная щётка. Я не знаю, радоваться мне находке или огорчаться.
Снова ухожу в себя, перебирая руками добытые предметы, и незаметно для себя ковыряю полуобломанными ногтями коробочку. Она раскрывается. Деньги и кусочек мыла выскальзывают мне на колени.
Что это?
Не веря своим глазам, я разворачиваю две пятитысячные купюры, сложенные раз в пять, и долго на них смотрю.
«Как это понимать? Ты всё ещё любишь меня и заботишься обо мне, мама?» – думаю, глядя немигающим взглядом на десять тысяч, что были спрятаны в коробочке с мылом и две огромные сумки в моих ногах.
***
– Куда ты собрался на ночь глядя? – отец требует ответов, которых у меня нет.
Мне некуда толком идти, но я обязан покинуть этот дом.
– Сниму номер в гостинице. – говорю первое, что приходит на ум.
– Что происходит, Максим?
Я и сам уже ничего не понимаю.
Около недели назад я, кажется, и думать забыл о девочке с глазами цвета льда. Все мои мысли занимала Марина Вязеченко – моя девушка, невеста, почти жена. Точнее, наш разрыв.
Если бы можно было на расставания оставлять отзывы и баллы, я бы поставил нам высшую оценку. Два взрослых человека сели за стол, поговорили и пришли к общему решению.
С Мариной было легко. Моментами охеренно настолько, что кровь довольно редко приливала к мозгу. Моментами непонятно. Моментами яростно… Но здесь я сам виноват. Не стоило ввязываться в отношения с моделью. Встречи, фотосессии, съёмки, реклама… И вокруг всегда толпы мужчин – от стилиста, до пузатых кошельков, находящих её на каждом пафосном приёме.
Как говорил отец: «Не по Сеньке шапка».
То, что изначально привлекало на физиологическом уровне, со временем переросло в нечто большее, и я сам не заметил, как начал ревновать, пытаться оставить её рядом с собой и дома – в моей квартире, где мы прожили полгода. А потом… Предложение. Такое же, как и наши отношения – яростное, спонтанное и лёгкое. И следом за ним неутешительный диагноз…
Я бесплоден.
Странный факт, я совсем не думал о детях до похода в клинику, куда Маринка меня и затянула, а после результатов обследования я только о них и думаю. Постоянно. Беспрерывно. Возвращаюсь к мыслям о детях каждый раз, как вижу на улице молодую маму с коляской, как проезжаю мимо скейт-парка, где любит тусоваться молодёжь, глядя на… Аню.
Почему родителям Поплавской когда-то дали зачать и родить ребёнка, а нам с Мариной нет? Мы адекватны. Не пьём толком. Не курим. Занимаемся спортом. Не ссоримся и не приемлем решения конфликтов применением физической силы. Уверен, останься из нас в живых кто-то один, с нашим ребёнком не случилось бы ничего, что произошло с Аней.
– Ты меня вообще слышишь? – отец недовольно хмурится.
Он стоит посреди коридора, закрывая собой мне путь к двери, и всерьёз обеспокоен. Как и я.
Я не хочу волновать старика. Но и жить в этом доме я не могу. Не имею права!
– Слышу. – выдыхаю, привалившись к стене плечом.
Странная ситуация. Нелепая. Я взрослый мужик, двадцати шести годиков, а отец так гипнотизирует мои ключи от машины, которую только сегодня удалось забрать из ремонта, будто я малолетний пиздюк или пьяным собрался за руль.
– Не буду спрашивать, почему не останешься. Спрошу, почему не домой поедешь?
– Не уверен, что Марина уже съехала. Нам лишний раз пересекаться не стоит.
– Кофе будешь?
Не могу сдержать улыбку. Отец в своём репертуаре. Меня всегда поражала его способность, вмещать в себя сурового полковника, отдавшего треть жизни Следственному Комитету, и нерешительного, порой даже стеснительного мужчины, с растерянным взглядом маленького ребёнка.
– Заодно, может, расскажешь, что вы с Мариной не поделили.
Я бы и рад, но не могу. Потому что чувствую, что сейчас не готов к подобному разговору. Потому что, зная своего отца и его отношение к моей невесте – бывшей невесте, для меня не секрет, что я от него услышу. Например: «Это вертихвостка-то твоя детей так хочет, что не смогла с тобой дальше быть? Вот уж не подумал бы.». Знаю. Я и сам так подумал, видя, какой образ жизни нужен и привычен моей невесте, но… как оказалось, я совсем не знал ни её, ни её желаний.
Нет ничего критичного в желании иметь ребёнка и создать полноценную семью. Марина права, нам вместе дальше только мучиться. Больше привязываться. Сложнее расставаться… Я бы мог, наверное, заверить её, что пройду сто-пятьсот обследований, лечений и прочего, но не стал. Не стал и предлагать, рассмотреть вероятность усыновления в будущем, когда она поймёт, что время пришло.
Сам не понимаю, я загоняюсь из-за своего диагноза или из-за расставания с Мариной? Мне кажется, до слов Ани, я о Марине и не вспоминал, в отличие от бесплодия.
– Не сегодня, отец. В другой раз. – кладу руку ему на плечо и максимально серьёзно прошу: – Приглядывай за малой.
Папа смотрит на меня своим коронным, как Маринка его называет Лядовским взглядом – смесь недовольства и пренебрежения, и неожиданно начинает смеяться:
– Максим, считай, около трёх лет прошло. Не? Взрослая уже барышня. Опять бежишь-? – сквозь хохот, добивает меня самый близкий человек. – Хоть до послезавтра останься. У тебя отпуск, у меня пенсия маячит, у девчонки день рождения. Восемнадцать лет, Максим. Послезавтра поедешь.
– Бегу? А что я ей могу дать? Лет пять иллюзии отношений, пока она так же не захочет семью и детей – своих детей?
Отчаянно трясу головой и шарахаюсь в сторону.
Что-то со мной не то. О каких отношениях я думаю? Она же… ребёнок.
– Идём. – не особо церемонясь, отец перехватывает меня за руку и ведёт на кухню. – Покажу сейчас, что я придумал. Торт Анютке заказал. Цветы не смог. Не помнишь, какие она цветы любит?
Я едва не спотыкаюсь на ровном месте, пронзённый ошеломляющим открытием – я никогда ей не дарил цветы! Книги, сладости и мягкие игрушки дарил. Наверное, я на подсознательном уровне знал, что она… маленькая. Или это Маринка, привыкшая к вниманию и красивым ухаживаниям, меня приучила спускать треть зарплаты простого опера на букеты, а раньше я и не дарил цветов никому?
– А как думаешь, торт это не слишком… по-детски? Восемнадцать лет всё-таки. – как ни в чём не бывало продолжает сыпать вопросами отец, подводя меня к своему ноутбуку. – Сейчас покажу… Дарить что-то будем? Если да, то это на тебе. Я не по этой части.
Я точно всё ещё в настоящей реальности?
Глава 8
Восемнадцать… Подумать только…
Проснувшись в чужой постели, я смотрю в потолок, раздумывая, в каком же настроении я буду встречать новый день. Так и не определяюсь. Слишком большой раздрай. Слишком сбиты прицелы и ориентиры моей жизни.
Я знаю, что Макс не уехал. Знаю, потому что слышала его разговор с отцом, когда ходила чистить зубы и потому… потому что подслушивала. Наверное, я только из-за этого смогла уснуть и даже выспаться.
Не представляю, что бы я делала, исчезни он из моей жизни снова.
Вздыхаю, прислушиваясь к собственному телу. Рука болит, лицо чешется, голова ноет, мозг отказывается рационально мыслить. Кошу на прикроватный столик, где расставлены, точнее, попросту разбросаны мои таблетки, мази и лекарства, не сдерживая стон разочарования.
Очередное сбывшееся желание влюблённой дурочки. Сбывшееся самым что ни есть извращённым образом. Макс должен был быть рядом в мой день рождения – в шестнадцатый день рождения. У меня были планы и желания на тот день. Всё должно было быть идеально. По нотам. Но он… ушёл.
Да, я до сих пор злюсь на него. Не отрицаю своей вины, не в полной мере оправдываю свою ложь, но Макс виноват не меньше моего. Он мог со мной просто поговорить. Банально выслушать меня. Мог, а не сделал. До этого ему не мешал мой возраст. Он мог часами разговаривать со мной обо всём на свете, а узнав точную цифру, интерес к разговорам со мной упал на ноль и не вставал до вчерашней, позавчерашней ночи.
Как его понять?
Если мой обман вскроется, я его потеряю совсем. Теперь уже окончательно и бесповоротно. Он не станет слушать. Не попробует понять… Не поверит, что у меня нет и не было никогда выбора.
Видимо, свой восемнадцатый день рождения я проведу не то чтобы радостно.
Тянусь к телефону, сама не понимая зачем. Сердце в груди ноет. Такой привычный жест сейчас кажется чем-то волнующе решающим. Всего один пропущенный от мамы или одно сообщение способны поднять мой мир с колен, но их нет. В мессенджере забавная картинка с котом и поздравления от администратора. Ира на все праздники шлёт электронные открытки, поэтому я не могу осознать значимость её поздравлений.
Стрёмно, что админка единственная, кто меня поздравил в десять часов утра.
Конечно, у матери сейчас столько забот…
Мысли текут в направлении очередного предательства. Она занята. Ей не до меня. Не до моего дня рождения. Уверена, даже не Милана занимает её время и внимание, а он – зверь, монстр, чудовище, которому не место в моей семье. Куда мне? Я никогда не могла тягаться с Валерой.
Телефон вибрирует. Перевожу взгляд на экран, и дыхание сбивает.
Мама…
Знаю, что не должна с ней общаться. Знаю, что люблю её больше жизни. Знаю, что моя решительность шатается и дрожит от её слёз и рыданий. Всё знаю, всё понимаю, а сделать ничего не могу.
Принимаю звонок, отсоединив телефон от зарядного устройства, и замираю. Молчу, вслушиваясь в непонятные звуки динамика.
– Ань? – тихий, слабый голос мамы звучит оглушающе.
Не могу себя заставить ответить.
– Доченька моя, тебе уже восемнадцать. – всхлипывает. – Совсем взрослая. Ты всегда была взрослая. Практически с самого рождения. Скоро ты заведёшь свою семью… Возможно, тогда ты сможешь меня понять.
Сердце пропускает удар. Я чувствую такую тяжесть в горле, словно мне на шею накинули аркан. Она всё же поняла меня.
Ведь поняла?
– Что мне сделать, чтоб сохранить нашу семью? – шепчет голос моей матери. Калёным железом проходится по моему израненному сердцу. – Он ведь не избивал тебя, Аня… Как это всё прекратить?
Я огорчена. Огорчена и разочарована. Она до сих пор верит только ему. Не мне, не своей дочери, а зверю, который с каждым годом всё больше превращает мою маму в конченого человека.
– Ты ничего не поняла. – мой голос хрипит.
– Ну как же так, Аня?
– Ты должна сделать выбор, мама. Либо он, либо мы. Это очевидно. Нет никакой семьи со Зверевым. Не было никогда. Наша семья – ты, я и Миланка. И ты, если хоть на минуточку оглянешься и опомнишься, это поймёшь.
– Что пойму?
– В кого ты превратилась и кто мог бы вырасти из меня и непременно вырастет из Миланы с этим монстром.
– Он вас не бьёт! – мать выходит из себя. Я знаю, что сейчас последует тирада о том, какой Валера хороший, как много он сделал для нас, но слушать её я не намерена.
– Не он, а вы, мама. Вы убиваете своих детей. – голос дрогнул.
Всё, не могу больше. Чувствую, что сейчас разревусь и наговорю лишнего. Я уже сказала лишнее.
Сбрасываю вызов и тут же вношу маму в чёрный список. Не навсегда. Хотя бы на сегодня или на пару дней.
Пальцы снова немеют. Я и не заметила, как сильно сжимала телефон, пока говорила.
Хах! И это я собиралась всех и каждого обвести вокруг пальца? Если на моём лице ничего и не написано, то стоит только присмотреться к моим движениям, рефлексам и телу…
Всё Макс. Это всё он – сбивает меня с толку, размывает намеченные цели одним своим присутствием, одним взглядом рушит выстроенную оборону. Мы должны были вновь встретиться. Обязательно должны были. Но не в этот момент моей жизни.
Решаю, что день рождения достаточный повод для того, чтоб расчесаться и закапываюсь в сумки, ища, чем бы это можно было сделать. Кажется, вчера я видела и свою расчёску. Где-то она была здесь.
Грохот деморализует.
Я застываю, не в силах ни пошевелиться, ни разогнуться, а громкий и довольный голос младшего Лядова распевает:
– С днём рождения, успехов, радости, везения… – Аллегрова была бы довольна, услышь она, как голосит Макс её небезызвестный хит, но то Ирина Аллегрова, а вот я…
– Боже, какой же ты придурок. – вырывается испуганное у меня. – С ноги дверь открывал, что ли?!
Наконец-то выпрямляюсь и смотрю в растерянное лицо мужчины своей мечты, высоко задрав голову.
– Да-а-а… – тянет он. – Не так я себе всё представлял…
Страх отступает. Я уже могу улыбаться и жалеть о своих словах. Моё сердце бьётся ровно, пока Макс не вытаскивает из-за спины небольшой букет ромашек.
– Цветы не дарить, значит?
На душе теплеет. Он мне никогда не дарил цветы. Я прекрасно помню все его подарки, знаю наизусть историю каждой мягкой игрушки, в которых он утопил нашу с Миланой комнату.
– Цветы же не виноваты. – теперь я теряюсь.
А вдруг выбросит? Мои цветы выбросит?! Вот уж нет.
– Здесь обнаружился интересный факт, Анька. – задумчиво проговаривает он, глядя на мой букет любопытствующим взглядом, – В этом доме нет вазы. Ни одной. Отец предлагал утопить цветы в раковине, но я решил, что их лучше сразу подарить…
– Я могу вам подарить… вазу… – чувствую, что краснею, а глаз отвести от него не могу.
Вот почему так бывает, люди из разных, казалось бы, миров, разного возраста, социального статуса и жизненных убеждений слепо влюбляются в друг друга, того, с кем быть невероятно сложно? Я искренне верю, что невозможного просто не существует.
Стоит он весь такой передо мной… Влажные волосы блестят, как и его тёмные глаза. Губы трогает лёгкая полуулыбка, что так и хочется припасть к ним хотя бы на мгновение. Белая рубашка с коротким рукавом полурасстегнута, так и манит коснуться ладонью обнажённого треугольника. Даже прижаться. Вдохнуть запах его геля для душа или мыла, запомнить и навечно высечь в памяти… Но я не могу. Мне недостаёт смелости. Банально, но факт, я не смогу смириться и принять его отказ. Для нас нет короткой и ровной дороги – только тернистый и долгий путь. Он сам должен понять, что я давно уже не ребёнок и люблю его по-настоящему… Настолько, что готова простить его прошлый уход, его побег, его вечный игнор и тот факт, что он испарился из моей жизни.
Правильно ли всё это? Наверное. Я знаю, что чувствую и что вижу, но, увы, он мне не верит.
…и я не могу его в этом недоверии обвинить.
– Ты покраснела или мне кажется? – хитро прищурившись, интересуется любовь всей моей жизни.
– Не кажется. – набираюсь смелости и забираю себе цветы. – А ты чего ждал?
Небрежный жест. Движение руки скользит по мокрым волосам, приковывая моё внимание.
– Не уверен, что понимаю тебя.
Да ну? Неужели мне не кажется?
Лядов, да ты меня просто провоцируешь!
– Ты ворвался в комнату, где я сплю. – победно усмехаюсь я. – Без стука и предупреждения. Взгляни на себя. Гладко выбрит, свеж, бодр, держу пари, зубы тоже почистить успел. Улыбаешься, как мартовский кот. Провокационно. Глаза сверкают. Рубашка эта, расстёгнутая… Жесты твои и мимика. Ты флиртуешь со мной?
Макс смеётся очень тихо и с придыханием, что вызывает мои подозрения в наигранности его веселья.
– Я не флиртую с тобой. Просто хотел тебя поздравить с днём рождения.
– Да? – не верю.
– Конечно. Флирт, он больше по женской части. Я не задумывался о том, что ты станешь меня так пристально рассматривать и что-то надумывать.
Закатываю глаза, медленно поднимаясь с кровати.
– Это ещё лучше. Значит, ты на подсознательном уровне хочешь мне нравиться. – делаю шаг к нему, не сводя взгляда с прищуренных карих глаз.
– Что ты делаешь? – на миг он теряется. Лицо вытягивается, а глаза округляются.
Я отказываюсь рядом. Улыбаюсь, касаясь его груди рукой, в которой зажат букет ромашек, и прикрываю в блаженстве глаза.
Мгновение. Секунда. Минута. Час. Вечность. Неважно… Я рядом. Настолько близко, что чувствую цитрусово-ментоловый запах, исходящий от его волос, ощущаю под пальцами его бешено колотящееся сердце, и для меня это самый лучший подарок.
– Как оно стучит… – шепчу, не открывая глаз. – Когда же ты уже научишься его слушать, Макс?
Я всё порчу.
– Аня, ты что-то себе придумала… – грудь под моей рукой исчезает.
Он отступает, даже пятится, судя по тихим, осторожным шагам.
Не сдерживаю стон разочарования и открываю глаза, видя мужчину своей мечты дезертирующим из комнаты.
– Надеюсь, ты торопишься так за банкой или пластиковой бутылкой, которая могла бы заменить мне вазу. – кричу ему вслед, счастливая до невозможного.
Я ведь права. Я знаю, что я права.
Когда-то я представляла себе, что встречусь с Максом, вся такая красивая, ухоженная, с идеальным маникюром и макияжем, в каком-нибудь идеальном платье, предстану во всей красе, и он поймёт, что перед ним никакая не девочка, а девушка. Мы поговорим, посмеёмся, он проводит меня до съёмной квартиры и пригласит на настоящее свидание. Со временем он должен был всё осознать и поверить в мою любовь. Полюбить меня, в конце концов, такую, какая я есть. Принять нашу, как по мне, не такую уж и ужасную разницу в возрасте… Но… Всё вышло иначе. И это прекрасно. На самом деле прекрасно.
Если уж он расстарался, распереживался и разволновался, общаясь со мной сейчас, когда я выгляжу так, что самой страшно в зеркало смотреть, то что же будет, когда мы откажемся наедине после того, как мои синяки сойдут, а раны заживут?
Теперь я приложу ещё больше усилий к тому, чтоб ничем себя не выдать и не проколоться. Ставки растут. Сама судьба поставила на кон Макса Лядова. Я обязана выиграть, чего бы мне это ни стоило.
