Максим Алентьев
Книга первая. «Рождение»
Тут внезапная мысль прервала поток слов в моей голове, сформировавшись в вопрос:
Дорогая, а ты что, теперь по-птичьи разговариваешь?
Кто? Я?
Нет, я, блин!
Нет, конечно, с чего ты взял?
Ну ты же только что им щебетала что-то.
Я им по-нашински, по-русски сказала, чтобы разлетались, но недалеко. А ты что, сам русский язык разучился понимать?
Ты мне голову не кружи, – я повернулся к Никите. – Ну ты-то слышал, что она не по-человечески лепетала?
Зверолов уже улыбался. Наша небольшая перепалка сломала тот тонкий ледок, который вырос между ним и нашей парой.
Это еще одна способность, дарованная богами, – и откуда в нем иногда столько пафоса? – Мы, Повелители зверей, можем разговаривать на языке животных, а Говорящие с птицами – на их языке.
А зачем? – подключилась Оля.
Чтобы простые смертные не могли понять, что мы говорим. Знаете, бывали в моей жизни моменты, когда эта способность спасала меня. Правда, это по большей части давно было, зеленый я еще тогда был. Теперь стараюсь не попадать в такие ситуации.
Ага, вот еще один прокол.
Сколько же ему лет все-таки? Или он про детство свое? Тогда какие угрозы жизни, да еще и связанные с простыми смертными? Да нет, не мог он в раннем возрасте стать Повелителем зверей. Оля в сорок только умудрилась.
Или мог?
13
Повесть, рассказанная в лесу.
И еще много всего.
Спойлеров больше не будет.
09.07.2020-14.07.2020
Здравствуй, Никита.
Мужичок, сидевший под деревом и гладящий по голове белку, вздрогнул и повернулся на голос. Справа от него стоял барин. Нет, не его, видимо, заезжий, но, судя по одежде, он точно был не из простого люда.
Если не местный, то откуда знает, как его зовут? И как он умудрился подобраться незаметно?
Чертовщина какая-то.
И началось это не сегодня.
Нормальная жизнь у Никиты закончилась два дня назад.
Именно тогда он стал понимать скотину. В деревне никто ему не поверил, и уже третий день Никита для всех дурачок.
Он всегда был неравнодушен к животным. С людьми уживался так себе, а вот зверей любил. Даже таких вредных, как кроты и мыши. С детства Никита хотел стать коновалом, только нормальным, не таким, как Ефим. Вот есть же у людей лекари, почему у зверей нет?
Деревенская знахарка и уже упомянутый Ефим не в счет. От их помощи животные чаще дохли, чем выздоравливали.
Теперь Никита мог спасти животных. Но когда он рассказал старосте, что теперь понимает их, ему не поверили.
И теперь он местный юродивый.
Даже хорошо, что родители и братья не дожили до этого.
Как теперь жить-то?
Вот и прячется Никита в любую свободную минуту от всех в лесу. Чтобы меньше издевались.
А теперь этот не пойми откуда взялся.
Белка, увидев «чужого» человека, почему-то не убежала. Даже не дернулась. А когда этот барин пощелкал языком, вообще спрыгнула с руки Никиты и в одно мгновение оказалась на плече незнакомца.
Да что же это такое творится?
Думаешь, что за диво дивное происходит? – снова обратился к Никите этот странный человек.
Удивление на лице заставило рассмеяться чужака.
Не бойся, думы твои я видеть не могу, а вот на лице у тебя все написано. Ты, Никитка, теперь, как это по-вашему… Вспомнил. Ты теперь волхв. А еще можешь называть меня батюшкой. С этого дня роднее, чем я, у тебя никого не будет. Вижу, пугают тебя слова мои. Давай тогда я тебе для начала расскажу сказку. А потом объясню, что непонятно. Только не перебивай меня и слушай внимательно. Потом задашь вопросы.
Никита, и до этого не произнесший ни слова, решил, что теперь точно будет молчать. Пугал его этот дядька до мокрых порток.
Раз в году бывает ночь, когда происходит волшебство, – начал свой рассказ вкрадчивым и тихим голосом незнакомец. – С 12 на 13 июля, в самую полночь, когда стрелки часов на мгновение замирают, в верхней точке циферблата, на числе двенадцать, рождается необычный ребенок. Внешне от других детей он ничем не отличается. Но с раннего возраста его тянет к животным. Этот ребенок спокойно находит общий язык, будь то корова или злой пёс. Следишь за рассказом?
Видя непонимание на лице слушающего, чужак закатывает глаза и горестно вздыхает.
Блин, как же тяжело с вами бывает. Вот почему вы не появляетесь в семьях продвинутых ученых людей? И ведь каждый раз! Аж зло иногда берет.
При этих словах Никита съежился, боясь, что страшный человек начнет его лупить своей тростью с большим железным набалдашником.
Ну что ты скукожился весь? Не трону я тебя. Говорю же. Теперь я отец для тебя, или как вы там называете родителя? Тятя? Хотя нет, не нравится мне это слово. Запомни, будешь называть меня Отец! Понял?
Никита кивнул. Он был готов согласиться на что угодно, лишь бы этот черт отстал от него.
Киваешь, но все еще боишься? Ах, ну да, у вас же отцы постоянно бьют детей. Забавные вы все-таки, существа, людишки. Ладно, спрашивай, не съем я тебя.
Никита еще несколько мгновений медлил, но увидев недовольство, появившееся на лице незнакомца, выпалил:
Барин, а вы кто? Колдун?
Нет, колдун – это ты. А я бог.
Никита, услышав это, быстро перекрестился и с еще большим страхом стал смотреть на этого молодого мужчину. У них в деревне люд был очень набожным, может быть, глупым и необразованным, но набожным. За такие слова могли этого чужака на вилы поднять.
Я не хочу быть колдуном, сжечь могут. Я лекарем хочу стать для животины. Можно?
Даааа, тут разъяснять и разъяснять. Ладно, ты не колдун, но ты умеешь понимать животных, а позднее еще много чего сможешь делать. Обращаться в зверей. Управлять дикими животными. Сила у тебя будет огромная. Главное, что ты смог перешагнуть черту.
Какую черту?
Ты посмотри-ка, то есть по всему остальному у тебя вопросов нет?
Никита и не заметил, как страх перед этим человеком, еще минуту назад накрывавший его, полностью исчез. Как будто со старым знакомым разговаривает. Он всегда был любознательным человеком и, видимо, эта его черта помогла убрать все опасения, связанные с чужаком.
Почему же, есть. Что такое часы, циферблат и когда это июль?
О, пошел диалог. Ты, Никитка, молодец, что в себя быстро пришел. Значит, так: часы – это такая штука, время измерять. А циферблат – это передняя часть часов. Да чего я тебе объясняю, проще показать.
После этих слов чужак засунул руку в карман жилетки, из которого торчала желтая цепочка, и достал оттуда серебристую круглую штуковину. Затем что-то нажал на ней, и Никита увидел, как она разделилась. Но не до конца.
Чего ты оттуда пытаешься высмотреть? Подойди.
Шаг, еще шаг, неожиданно страх перед незнакомцем вернулся. Он был уже не таким всеобъемлющим, просто опасение. Но любопытство снова победило.
Штука была серебряной и очень красивой. Внутри были узоры и какие-то две палочки. Наверное, это и есть стрелки. А вот цифирки по кругу Никита знал. Дьячок из их церкви обучал всех детишек грамоте и счету. Читать в детстве Никита толком не научился, буквы помнил кое-какие и все. А вот цифири отлично знал. Счет ему давался легко и до недавнего происшествия, когда все стали считать его юродивым, в деревне именно его звали, когда надо было что-то посчитать.
Детям учиться неинтересно, а взрослым некогда, вот и вышло, что он один в деревне был грамотен.
Никита шевелил губами, беззвучно повторяя цифры и, видя, это незнакомец начал говорить:
Вот смотри, эта толстая стрелка показывает, сколько сейчас часов, а эта длинная – сколько минут.
Минут?
Ну да, минуты, из них состоят часы. В каждом часу шестьдесят минут. Да чтоб тебя. Все хуже, чем я думал еще несколько минут назад. А ведь тогда я думал, что хуже некуда. Вот вроде вы, люди, развиваетесь, цивилизации создаете, империи строите. Даже наука у вас пошла в гору. Но медленно, очень медленно. Значит, так, поступим по старой схеме. Я тебя сейчас забираю.
Никита встрепенулся и сделал шаг назад.
Да не бойся ты, сколько говорить? Отвезу тебя к наставнику. Он тебе все объяснит и научит. Сделаем из тебя, ну, например, графа. Хочешь быть графом?
И впервые за последние два дня с тех пор как Никита обнаружил свои способности, а затем с дури побежал рассказывать об этом старосте, он подумал, что, может, и правда, сдурел.
В то, что говорил сейчас этот странный человек, нельзя было поверить. Как он может стать кем-то другим, тем более графом. Он их и не видел никогда. Говорят, их барин граф, но тот никогда не приезжал проверить своих крестьян. На то был управляющий. А сейчас ему предлагают самому…
Дальше Никита додумать не успел, сознание от перенапряжения погасло.
Потом было путешествие в Германию, Никита пересек на карете с Пиллатом почти всю империю. Затем знакомство с Лукасом, таким же, как он. Первые шаги в познании мира, обучение искусству быть Повелителем зверей и еще много всего, что уже и не вспомнить
Но Никита никогда не забудет ту первую встречу с Отцом 17 сентября 1742 года от Рождества Христова.
***
На станцию, а точнее, остановку, ибо это нельзя назвать станцией, мы добрались без происшествий. Никто нас не поджидал ни в кустах на подходе, ни на самом перроне.
Жена уселась на самой правой скамейке. На ее коленях разлеглась наша черная кошка, а полосатая Марго прижималась к ее бедру и благосклонно принимала поглаживания. Тяжко пушистым пришлось за последние два дня. Если уж мы были почти истощены, то кошаки, непредназначенные для таких приключений, и подавно.
Я расположился на соседней с Олей лавке, а Никита проигнорировал этот образец заботы о гражданах, путешествующих железной дорогой. Он встал подальше от нас, на другом краю перрона, и со скучающим видом периодически оглядывал все стороны горизонта.
Ждать электричку пришлось почти час.
Когда пришел, наконец, ожидаемый нами электротранспорт, мы, как и договаривались, залезли в разные вагоны. Я выбрал четвертый от электротягача, или как он там называется, а Оля и Никита шестой и восьмой соответственно. Не дожидаясь отправки поезда, я двинулся к соединению с женой.
Протиснувшись через тамбурную дверь нужного вагона, я стал выискивать глазами свою ненаглядную. Только когда увидел ее сидящей у окна, занялся выбором подходящего места для своей тушки. Выпускать из вида Олю я не планировал. Может, даже в гляделки поиграем.
Пустых сидушек в вагонах было достаточно. Выбор пал на крайнее место у прохода, в нескольких рядах от жены. Уронив пятую точку на лавку, разместил рюкзак на коленях. Убирать его ни на полку, ни под сидушку не стал, вдруг бежать придется, или того хуже, понадобится достать из него что-то нехорошее, но выручившее нас уже два раза.
Думать об этом не хотелось. Хотелось отдохнуть, а главное, добраться уже без приключений до места, где нам удастся отсидеться, пока не решим главную задачу. Таковой я видел уничтожение в любом варианте верхушки наркокортеля, а не той, другой, Говорящей. Мне лично и моей хватает.
Но как бы то ни было, действия на случай проблем необходимо продумать. Блин, пистолет все-таки надо было переложить в карман. Не то чтобы я собирался им размахивать посреди народа, собравшегося в этот час в нашем вагоне, но…
Может, выйти в тамбур и там переложить?
Ну ничего же за эти три минуты не случится?
А вдруг?
Дождусь появления Никиты, может быть, после этого…
Кстати, что-то его долго нет.
Я же точно видел, как он запрыгнул в свой вагон.
Решил подождать?
Или что-то случилось?
Да нет, вряд ли.
Червячок сомнения все-таки поселился в моей голове. Может, ему нужна моя помощь? А я тут сижу. Хотя нет. Ну кто его сможет там остановить?
Несколько человек с оружием, например. В таком ограниченном пространстве и без поддержки зверей его могут и «завалить».
Тогда чем мы сможем помочь? Если уж он не сможет справиться?
Гадкая мысль, что нужно спасти себя и Олю, посетила меня ненадолго. Все-таки я не тварь дрожащая.
Надо сходить про…
Додумать я не успел. Дверь из тамбура, напротив которой я сидел, сдвинулась, и тот, кого я уже собирался идти выручать из непонятно какой беды, ввалился в наш вагон. Именно ввалился, бурча себе под нос что-то невнятное. Если бы я не знал, что этот «товарищ» пьет исключительно безалкогольные напитки, точно поверил бы, что он пьян вдрызг. Так натурально изобразить бухого – это умудриться надо. Потом ему поаплодирую и посоветую податься в ТЮЗ.
Тем временем «пьяный» выбрал место, где не сидело ни одного человека и, усевшись у окна, бросил рюкзак на сидушку напротив. После этого надвинул кепку на глаза и мгновенно «уснул».
Какой ТЮЗ? Ему в Голливуд за Оскаром надо.
Оля, кстати, тоже опустила голову, но вот она-то, скорее всего, уснула. Мы же с Никитой продолжали наблюдать за обеими дверями в вагон. Я открыто, он сквозь «сонный прищур».
Вот интересно, Оля уселась лицом ко мне, потому что ко мне или потому что по ходу движения? Слышал однажды по радио теорию, которая заключалась в том, что женщины из-за слабого вестибулярного аппарата очень плохо переносят поездки в транспорте, сидя спиной по ходу движения. Толкал эту речугу дядька, представившийся каким-то там профессором. И я поверил тогда. А вот сейчас интересно стало, работает или нет эта теория. Посмотрел на всех пассажиров. Всего семь женщин, считая и мою супругу. Не знаю, что это доказывает, но они все действительно сидели лицом ко мне. Десять мужчин были поделены пятьдесят на пятьдесят. Хотя нет. Вон те двое сели так, чтобы оказаться напротив своих жен, а еще исключаем Никиту и меня, я не знаю, как бы я сел, если бы не надо было держать под наблюдением Олю. Получается, из оставшихся шести четверо сидят тоже лицом по ходу движения.
Фигня какая-то выходит, а не исследование.
А что делать, мне скучно. Спать нельзя, телефоны мы выключили еще на привале после побега с вокзала. Зачем вообще включали? Ведь не собирались же.
Чем еще заняться?
Посчитать, сколько лысых мужиков?
Кстати, молодежи нет, и детей с собой никто не взял. Хотя это как раз хорошо. Дети и долгий транспорт – вещи несовместимые.
Я вообще считаю, что детей до 12 лет нужно отправлять отдельными вагонами и самолетами. Под присмотром специально обученных людей. Правда, я так считать начал, когда наше дитятко выросло, но то свое было, а все остальные чужие. Так что сегодня нам пока везет.
***
Все случилось через две остановки.
Накопившаяся усталость и скука незаметно выключили мое сознание. В какой момент, я даже не скажу, но проснулся я от громкого разговора проходившей мимо моего места группы ребятишек. Ну это мне тогда спросонья так показалось. Двое из этой пятерки оказались достаточно взрослыми дядьками.
Почему-то во мне ничего не колыхнулось. Прошли и прошли. Идут, смеются, никого не задирают.
А вот Никита подорвался. Что-то в разговоре, хотя как он мог их слышать с другого конца вагона, или во внешнем виде заставило его начать действовать.
Отклоняться от своей легенды Зверолов не стал. Продолжая делать вид, что пьян, он неловко поднялся со своего места и покачивающейся походкой двинулся навстречу компании. Рассчитав скорость, Никитос столкнулся с этими парнями за шаг до места, где сидела Оля. Компашка, не пропуская через свой строй, протолкала его еще шага два. При этом весь фокус внимания этих парней сместился на забулдыгу, который, бормоча, пытался протиснуться сквозь них, но его так качало, что он, наоборот, отступал, качаясь из стороны в сторону.
Я уже полностью очнулся ото сна и, не зная плана Никиты, сидел в напряжении, готовый сорваться с места, чтобы напасть на них сзади. Даже рюкзак временно убрал под сидушку.
Не понадобилось.
Все прошло как надо. Те пятеро прошли мимо, даже не глянув в сторону моей жены, а Никита, когда уже смог прорваться через них, пройдя пару шагов сделал вид, что передумал уходить, и вернулся на свое место.
Что его заставило совершить этот финт, не знаю. Но когда беспокоившая его компания вышла в тамбур, а далее и в следующий вагон, Зверолов не стал нас подрывать. Видимо, убедился, что эти ребята не те, кто нас ищет.
Больше происшествий до нужной нам остановки не было. Даже кондуктор так и не обилетил нас. Этот момент меня тоже волновал. Если пассажиры никак не реагировали на двух кошек, ехавших на сиденьях вместе с Олей, то кондуктор мог выгнать нас из поезда.
***
Вокзал станции Смолино нас встретил… Никак.
А впрочем, он есть, и уже хорошо. Еще хорошо, что Никита оказался прав, нас и тут никто не ждал. Хотя вру, прямо на выходе из вокзального помещения с диким ором к Оле подлетела сорока. И лопни моя селезенка, чего-то меня не туда понесло, если я не знаю точно, как зовут эту трещотку.
Сорока покружила вокруг нас, вереща на всю привокзальную площадку, и умчалась в сторону ж/д путей, откуда мы только что пришли. Два – три человека обернулись посмотреть это неожиданное представление, но, увидев, что нет никакого продолжения, пошли дальше по своим делам.
Хорошо, что не уселась тебе на плечо. Вот номер был бы, – вырвалось у меня.
Она предупредила, что будет ждать нас в лесу, тут, за линией. Там же дорога, ведущая в город, где ходят автобусы и маршрутки. У нее какое-то важное сообщение.
А чего сразу не выдала это важное?
Я ее прогнала. Народ вокруг начал оборачиваться, а она, ты же знаешь, четко без лишнего не может выдать мысль, вот и пришлось.
Получается, нам назад через станцию, железку и в сторону озера?
Да.
Блин, ну мне же обещали, что в кафе пойдем, здесь в поселке, я жрать хочу.
Вон павильон с шаурмой и пирожками, возьми себе и нам, в лесу поедим.
Приехали в город, чтобы опять в лесу сухомятку жевать?
Не нуди.
Ухххх, резкая стала? Боюсь и потому повинуюсь, о царица моих грез! Твои слова – праздник для моих ушей, а гюби сладкие, словно мед.
Кулачком в бок меня прервали на попытке вспомнить еще какие-нибудь подходящие обороты из восточного фольклора. Стоит, типа хмурится, а глаза смеются.
Никитос даже не притворялся, улыбаясь во все 32. Или у него больше? Он же явно в мишку умеет превращаться. А у медведей сколько зубов? Надо погуглить.
Мы ждем тебя здесь, у вокзала. Возьми еще холодную воду без газа, литр или два.
Я взял под козырек и рванул в павильон за снедью.
За мной увязались обе наши кошки, как я их ни отгонял, следовали как привязанные. Не помогло даже обещание, что одна щаурма, точнее, начинка будет для них. Наверное, не верили на слово и решили проконтролировать.
Как и следовало ожидать, из павильона их выгнали, а точнее, заставили меня это сделать. Правда, им пришлось услышать шутку от компании мужиков про то, что шаурма сама пришла, но тут уж сами виноваты.
Я сделал заказ на пять штук куриных и две литровые бутылки воды. Ни пирожков, ни других представителей жарено-печеной продукции, изображенных на рекламной оклейке павильона, в ассортименте не оказалось.
Пока ждал заказ, еще раз невольно взгляд пересекся с той юморной компашкой.
Они стояли вокруг одного из столиков, расположенных там же, но ничего не ели и не пили. «Ждут, наверное», – подумал я, но, встретившись взглядом с одним из весельчаков, понял, ждут меня. Ну не меня, конечно, а нас полным составом, а пока я подойду.
Я не телепат, но тут и не нужно им быть. Выражение лица, вернее, его смена, уж больно напоминало тех двух мудаков из поселка, заселенного детишками Богов.
Узнавание, удивление и радость.
Как тут не понять?
Этот тип с лицом деревенского простачка тоже понял, что я понял.
И понеслась.
Я рванул к дверям, он тоже, при этом почему-то никому ничего не сообщив. Наверное, его напарнички, а я уверен, что вся эта гоп-бригада по нашу душу, удивились действиям своего кореша.
Их столик был на том же расстоянии от двери, что и я. Однако мне ничто не мешало, а этому глазастому пришлось оттолкнуть одного из своих, стоявшего между ним и дверью. У меня образовалась секундная фора.
Ее хватило на то, чтобы добраться до выхода первым и дернуть дверь на себя. Потом я успел сделать несколько шагов, одновременно крича Оле, чтобы они бежали, а потом почувствовал сильную боль в левом боку. Потом еще один укол боли, еще, а дальше ноги перестали меня держать, и в глазах стало темнеть.
Последнее, что я увидел, обе наши мурчалки в прыжке пролетают мне за спину.
Дальше – ничего.
***
Ольга стояла спиной к павильону и не видела начала драки, а точнее, убийства своего мужа. Она слушала болтовню Сони, которая, как обычно, рассказывала одну из своих бесконечных историй из жизни птиц.
Кошачий визг, пробившийся сквозь щебетание синицы, заставил ее резко обернуться и застать момент, когда Максим уже падал лицом вниз прямо на асфальт. Над ним стоял мужик с ножом и отмахивался от насевших на него двух кошек. Оля мгновенно узнала своих мурысок, как она нежно их называла в моменты хорошего настроения.
Еще через мгновение мужик достал Бетти, вцепившуюся в шею сзади и рвавшую его когтями задних лап. Схватив за шкирку, он сорвал черную бестию и, несколько раз ткнув ножом, отбросил, видимо, уже мертвую кошку.
Марго в это время в прыжке пыталась вцепиться ему в лицо. Все, что ей удалось сделать к этому моменту, так это оставить несколько кровавых полос на обеих щеках мужика. В очередном скачке Марго умудрилась вцепиться ему в лицо обеими лапами, а задними она начала рвать ему шею. Крича от боли, мужик ножом бил кошку в бок, а второй пытался отцепить ее от себя. На пятом ударе тело Маргоши обмякло, и ему удалось оторвать полосатую фурию, поступив с этой кошкой так же, как и с предыдущей, убийца поднял обезумевший взгляд на Олю.
В этот момент его сбил с ног огромный пес и одним укусом порвал ему горло. После чего обернулся к пяти мужикам, до этого бежавшим в сторону Оли, теперь же замершим на месте. Вид мгновенной, жестокой расправы над своим корешем остановил их и даже заставил попятиться.
А кого бы не заставил?
Пес, по-видимому, породы Алабай, но слишком огромный даже для этих знаменитых своим размером и свирепостью собак, уже начал движение в сторону компании.
Оля фиксировала все его действия, но никак не реагировала на угрозу ни со стороны этих пяти мужчин, ни со стороны собаки.
Ее мозг был затоплен горем.
Максим лежал на асфальте, а вокруг него уже расплылась лужа крови. Ее муж сейчас был похож на сломанную куклу, которую ребенок в порыве злости бросил на землю.
Ярость, пришедшая на место отчаяния, что-то перемкнула в Оле, и она исчезла. На ее месте оказалось двухметровое чудовище, покрытое перьями, с руками, где вместо пальцев когти размером с приличный столовый нож. Два светящихся желтым огнем глаза, расположенных за огромным клювом, были уставлены на компанию из пяти бандитов. Это существо издало крик-клекот и скачками двинулось к ним.
Пес не сдвинулся с места. Он признавал право мести за Ольгой и не собирался ей мешать. А то, что она справится с этими ублюдками, которые от страха даже бежать не могут, у Никиты не вызывало сомнения.
На самом деле Оля и не дала бы ему влезть. Зверолов уже взял на себя лишнее, убив того ублюдка с ножом.
У нее не было желания долго мучить тварей, убивших ее мужа, нет. Приблизившись к застывшим от ужаса недолюдям в три прыжка, Оля двумя размашистыми ударами порвала им всем глотки.
В этот момент все поменялось.
Оли больше не было. Был монстр, алчущий крови и боли. Желание нести смерть затмило все остальные.
И чудовище не останавливалось, продолжая наносить увечья уже мертвым телам, пока те не опали кучкой разорванных мышц и вывалившихся кишок.
Вдруг чудовище заорало в голос. И этот крик был страшен. В нем смешался человеческий крик боли и яростный клекот птицы.
После этого ужасного клича кровавая пелена не спала с глаз монстра, и он стал крутиться, высматривая, кого еще уничтожить.
Взгляд наткнулся на мужчину, сидящего рядом с телом ее мужа.
Муж.
Знакомое слово.
И этот человек, сидящий рядом с телом того, кого она только что назвала мужем, тоже был ей знаком.
Что происходит?
Где она?
Кто она?
И это тело, лежащее в луже крови?
Момент озарения, и она все вспомнила.
Оля вернулась и тут же пожалела об этом.
Её Максимочка, этот балбес и самое любимое существо на планете был мёртв.
Стоп, что тогда с ним делает Никита?
Зачем он задирает куртку на теле ее мужа?
***
Блин, как болит спина. Наверное, опять скрутило. Не помню, чтобы я что-то тяжелое поднимал.
Нет, болит не так, как после срыва. Тогда что? Вспомнил. Камень как-то у меня в почке был, вот такая же боль. Резкая, чуть выше поясницы слева. Точно почка.
Опять, что ли, камни пошли?
Нееее, сейчас еще и голова болит, как будто всю ночь пили какую-то гадость и мешали ее с мерзостью. Но тогда, наверное, вкусно было.
А вот сейчас…
А где Оля?
И где я?
Твою дивизию! Вспомнил! Все вспомнил!
Где Оля?
Что с ней?
Надо срочно идти ее искать!
Где там моя одежда?
Надо повернуть голову. О, еще и колокола в черепушке зазвенели. Нормально меня, значит, приложило.
Так, поиски жены отменяются. Вот она сидит и сопит, рядом с моей кроватью.
Но я точно не в больничке. Если там, конечно, не стали делать палаты, похожие один в один с комнатой в хрущевке. Ага, и обои дрэковские наклеили, и люстру как-будто у моих родителей стырили и здесь повесили. Хотя нет, люстру такую могли и на складе найти. А вот все остальное, вплоть до знаменитого ковра на стене – это привет из 80-х.
Солнце.
А что с моим голосом? Точнее, где он? И почему во рту сухо, как в пустыне Гоби? Язык не ворочается.
Попытка намбер ту. Только упростим задачу.
Оляяя.
Почти получилось. Уже хрип издаю. На имя любимой не тянет, ну хоть что-то.
Ооооля.
О, проснулась. Круги под глазами. Осунулась слегонца. А так ничего, огонь баба. Хоть сейчас в ЗАГС. Смотри-ка ты, улыбается. А слезы зачем? Все же хорошо.
Или нет?
Максимочка! Очнулся!
Оля встает с кресла, в котором спала, и, присев на мою постель, наклоняется, чтобы поцеловать.
Но-но, женщина, я женат.
Новая попытка сказать ни к чему и не привела. Мое горло отказывалось выдавать членораздельные звуки. Всё тот же хрип. А ведь такая шутка пропала.
Надо срочно попить. И чего я раньше об этом не подумал?
Показываю руками на открытый рот.
Хочешь пить? Конечно, сейчас.
Оля отошла к тумбе, стоявшей за ее креслом у окна, и налила воду…
Та дам! Фанфары!
Из хрустального графина в граненый стакан. Может, графин тоже стеклянный, но хочется думать, что все по классике.
Только тебе много нельзя. Вадик сказал, не больше трех маленьких глотков. А следующий прием через полчаса.
Вот же. И налила ровно на три глотка. Послушная какая.
Вода теплая и, наверное, не очень вкусная, но мне кажется прекраснейшим напитком в мире.
Плохо. Плохо я готовился к таким ситуациям. Вот бухал бы больше, так, чтобы с похмельем. Да, и обязательно с сушняком и головными болями. Тогда бы сейчас не кайфовал от простой воды.
Оля забрала пустой стакан.
Ты поспи, наверное. А я потом, как проснешься, тебе бульончику дам.
Что… Что случилось? – Не с первого раза, но все-таки удается задать вопрос.
Прогресс на лицо. Уже говорить могу.
Я тебе потом все расскажу. Поспи пока. Тебе отдыхать надо.
И правда, весь мой почти боевой настрой куда-то делся, и глаза стали закрываться сами собой. Через секунду я уже спал.
***
В следующий раз меня разбудил голос Оли и ее легкие поглаживания по моей щеке.
Вставай, соня. Солнце уже высоко. Я тебе покушать принесла.
Оля улыбалась. Чернота из-под глаз еще не до конца ушла, но лицо уже разгладилось и посветлело, что ли.
Чувствовал я себя нормально. Если сравнивать с предыдущим подъемом, так вообще замечательно. Мне даже удалось приподняться, и я попытался, опираясь на руки, сдвинуться назад.
Вот это сделал зря. Боль в спине заставила задохнуться и упасть назад. Рано мне еще выступать под куполом цирка.
Ага, а так хотелось. И ведь, главное, раньше, когда здоров был, даже не было желания, а вот сейчас прям надо.
Молодец.
Вышел на новый уровень. Подкалывать себя в мыслях. Так и до шизофрении
недалеко.
Оля, увидев, что я учудил, снова спала с лица и даже поднялась, чтобы помочь мне.
Жестом руки остановил ее, а затем, улыбаясь, попросил:
Давай там свой бульон. И не дергайся, всё со мной хорошо. Так, стрельнуло немного. А пока я ем, расскажи мне сказку. Страааашную. Видимо. Раз мы в девяностые годы перенеслись.
Оля помогла мне сесть и подложила подушку, чтобы я больше не дергался. Собиралась даже кормить с ложечки, но я забрал у нее чашку с бульоном, ложку и стал хлебать.
Ммммм, райское варево. Еще бы сто грамм к нему и кусочек хлеба.
Ой, а хлеб я забыла.
Жена опять подорвалась и пошла, уверен, не за водочкой она рванула. Сделав несколько шагов к выходу из комнаты, вдруг остановилась, повернулась ко мне и растерянно сказала:
А я не знаю, можно ли тебе хлеб и вообще твердую пищу. Вадик сказал откармливать тебя бульоном, а про остальное ничего не говорил.
Спроси тогда у этого светилы медицины. Я ведь правильно понимаю, Вадик – это хилер, который меня штопал?
Почему я вспомнил этот термин лекарей из игры? Ну вот опять лекарь, надо же. Может, головушку я тоже повредил? Че гадать?
Фиг с ним, с хлебом, садись давай и рассказывай: где мы, почему и давно ли? Да, и еще: где Никитос? Это его халупа? Или он нас все-таки кинул?
Оля несколько секунд пометалась, пойти поинтересоваться про хлеб или остаться, в итоге победила женская болтливость, и она, вернувшись на стул, приготовилась рассказывать. Так-то она у меня не болтливая, иногда слова не вытянешь. Но иногда в ней берет верх ее «начало».
Стоп, стул, а где кресло? Я же точно помню, что оно было.
А, вон оно что. Кресло отодвинули к окошку, чтобы у кровати поставить стул и табуретку, на которую ставится чашка, чтобы удобней было меня кормить. Табурет я даже сначала и не заметил.
И вообще неужели я так плохо выгляжу, что кому-то пришло в голову кормить меня, как ребенка?
Солнце, дай зеркало. Пожалуйста.
Зачем? Краситься собрался? Рано тебе еще на дискотеку. И вообще в подоле принесешь – не приму.
Тааааак. Шиза подъехала. Дорогуша, ты хряпнула, что ли? Ну-ка дыхни.
Давай ешь. Остыло уже, наверное. Сейчас зеркало принесу и заодно про хлеб и все остальное спрошу.
Про сто грамм не забудь узнать.
Жена отрицательно покачала головой.
Ну хотя бы писярик, а?
Ладно, спрошу. Не о том ты думаешь. С того света выбрался и сразу писярик. Алкач.
Мне положено. У меня ранение, – вдогонку уходящей жене просипел я.
Оля уже не слушала и, выйдя из комнаты, прикрыла дверь.
Потом я услышал приглушенные голоса, а через две минуты жена вернулась с кусочком хлеба и небольшим настольным зеркалом. Посмотревшись в него, я вспомнил банальнейшую фразу: «В гроб краше кладут».
Ну, теперь жги! – обратился я к жене, отдав зеркало.
***
Оля рассказала всё: от момента моего бесславного падения до того, как они собрались убегать с привокзальной площадки с моей почти мертвой тушкой.
Это, конечно, жесть.
Описывая бойню, моя скромница-жена не стеснялась в выражениях, иногда даже помогала себе жестами.