Максим Горький
О прозе

Полная версия

Жалуются сторонники и слуги того врага, безумная жадность которого превратила десятки миллионов рабочих – в нищих. Жалуется – враг, и основной смысл его жалобы таков: не бей меня, дай лучше я тебя убью!

Советский читатель торопится сделать свою страну непобедимой, и поэтому у него не хватает времени вооружить себя достаточным количеством знаний. Учится он, живя в бытовых условиях всё ещё очень трудных. Его интеллектуальное вооружение всё ещё недостаточно сильно и не совсем, не всегда заглушает в нём кое-какие эмоции, унаследованные от предков, воспитанных классовым обществом, в котором грубо зоологические инстинкты животных преобладают над культурными навыками людей. Это унаследованное от дедов и прадедов затемнение разума очень мешает многим молодым людям понять всемирный смысл их грандиозного труда. Мешает и то, что молодёжь недостаточно знакома с каторгой прошлого, в которой жили её отцы.

Но при всех своих недостатках, преодолеть которые очень трудно в данных условиях, наша молодёжь качественно растёт с поразительной быстротой. Не стану напоминать о героизме и успехах её работы, – об этом громогласно говорят факты каждого дня, эти успехи признаются уже и врагами. Но недостаточно громко и убедительно говорится о том, что не только дело промышленно-технического возрождения Страны Советов, а и дело культурно-революционного строительства постепенно становится делом молодёжи. Она выдвигает сотни талантливых единиц в области науки, искусства, техники, администрации. Однако – всем известно, что часто человек, несмотря на его эмоциональную талантливость, обнаруживает слабость своего технического вооружения для культурной работы. Особенно часто и резко эта слабость заметна в области литературной работы, которую у нас принято именовать туманным и глуповатым словцом – «творчество».

Я думаю, что это – вредное словечко, ибо оно создает между литератором и читателем некое – как будто – существенное различие: читатель изумительно работает, а писатель занимается какой-то особенной сверхработой – «творит». Иногда кажется, что словцо это влияет гипнотически и что есть опасность выделения литераторов из всесоюзной армии строителей нового мира в особую аристократическую группу «жрецов» или – проще говоря – попов искусства.

Повторю ещё раз: никогда ещё и нигде в мире не было читателя, который заслуживал бы такого глубокого внимания, уважения и любви, как наш, советский читатель. Любовь – понятие и чувство, как будто выпавшее из нашего быта; выпало оно, может быть, потому, что старая литература употребляла его слишком часто, безответственно и – фальшиво, лицемерно. Затем разумеется, что в классовом обществе любить «вообще человека» – невозможно, ибо это привело бы к «непротивлению злу» и – далее – ко всемирной вшивости, как сказано в одной из «Русских сказок» пишущего эти строки.

И, наконец, существовала причина, ограничивающая широту любви, причина эта изложена в такой басенке, сочинённой ещё в 95 году по случаю одной полемики:

 
«Вы любите народ?» – писателя спросили.
Затылок почесав, писатель отвечал:
«Я знаю, что народ – начало всех начал,
Но весь его любить я всё-таки не в силе.
Уверен, что за ним – в конце концов – победа,
Но до неё – далёко! И – пока —
Люблю-то я, конечно, бедняка,
А уважаю – мироеда.
Бедняк – бесспорно! – симпатичный нищий,
Да – не снабдить ему меня приличной пищей!»