Максим Горький
О прозе

Полная версия

Басенка – неуклюжая, первая строка её заимствована^[7] у знаменитого писателя Козьмы Пруткова, но – басенка подкупает своей откровенностью.

Ныне объект уважения, о котором говорится в басне, вполне заслуженно отодвинут в сторону от жизни и нуждается только в неусыпном внимании к его намерениям.

Итак: наш читатель становится всё более классово однороден. Он вправе требовать, чтоб писатель говорил с ним простыми словами богатейшего и гибкого языка, который создал в Европе XIX века, может быть, самую мощную литературу. И, опираясь на эту литературу, читатель имеет право требовать такой четкости, такой ясности слова, фразы, которые могут быть даны только силою этого языка, ибо – покамест только он способен создавать картины подлинной художественной правды, только он способен придать образу пластичность и почти физическую видимость, ощутимость.

Советский читатель не нуждается в мишуре дешёвеньких прикрас, ему не нужна изысканная витиеватость словесного рисунка, – жизнь его исполнена эпической суровости и вполне достойна такого же эпически мощного отражения в литературе.

Беру книгу Андрея Белого – «Маски». В предисловии к ней автор, несколько излишне задорно, предупреждает читателя: «Я не иду покупать себе готового набора слов, а приготовляю свой, пусть нелепый», «я пишу не для чтения глазами, а для читателя, внутренне произносящего мой текст», «я автор не пописывающий, а рассказывающий напевно, жестикуляционно», «моя проза совсем не проза, она-поэма в стихах (анапест); она напечатана прозой лишь для экономии места», «я согласен, например, что крестьяне не говорят, как мои крестьяне; но это потому, что я сознательно насыщаю их речь, даю квинтэссенцию речи; не говорят в целом, но все элементы народного языка существуют, не выдуманы, а взяты из поговорок, побасенок».

Андрей Белый – немолодой и почтенный литератор, его заслуги пред литературой – известны, книгу его, наверное, будут читать сотни молодых людей, которые готовятся к литературной работе. Интересно, что подумает такой молодой человек, прочитав у «маститого писателя»: «Я не иду покупать себе готового набора слов, а приготовляю свой, пусть нелепый»?

Мне кажется возможным, что некий начинающий писатель спросит у Андрея Белого адрес лавочки, в которой продаются «готовые наборы слов».

Ещё более возможно, что молодого человека соблазнит утверждаемое Белым право писать «нелепыми» словами.

Читая текст «Масок», молодой человек убедится, что Белый пишет именно «нелепыми» словами, например: «серявые» вместо – сероватые, «воняние» вместо – запах, вонь, «скляшек» вместо – стекляшек, «свёрт» вместо – поворот, «спаха» вместо – соня, «высверки», «перепых», «пере-пере при оттопатывать», «мырзать носом» и т. д., – вся книга – 440 страниц – написана таким языком.

Почему нужно писать «тутовый» вместо – здешний? Есть тутовое дерево и есть тошнотворное, достаточно уродливое словцо – «тутошний», – зачем нужно ещё более уродовать его? Иногда нелепые слова говорят о глухоте сочинителя, о том, что он не слышит языка: «И с уса висела калашная крошка» – при чём здесь Исус? «Леночка обнажает глаз папироски» – чей глаз? Её, Леночки, или – папироскин глаз? Возможен ли солдат – «пехотинец», который не знал бы, что такое «дуло» винтовки? «Пехотинцы» у Белого поют: