Максим Горький
Один из королей республики
– Это весело! – сказал он, успокоясь и обливая моё лицо влагой довольного взгляда. – Спросите ещё что-нибудь! – предложил он и зачем-то надул щёки.
Я подумал и твёрдо поставил ему вопрос:
– Как вы делаете деньги?
– А! Понимаю! – сказал он, кивая головой. – Это очень просто. У меня железные дороги. Фермеры производят товар. Я его доставляю на рынки. Рассчитываешь, сколько нужно оставить фермеру денег, чтобы он не умер с голоду и мог работать дальше, а всё остальное берёшь себе как тариф за провоз. Очень просто.
– Фермеры довольны этим?
– Не все, я думаю! – сказал он с детской простотой. – Но, говорят, все люди ничем и никогда не могут быть довольны. Всегда есть чудаки, которые ворчат…
– Правительство не мешает вам? – скромно спросил я.
– Правительство? – повторил он и задумался, потирая пальцами лоб. Потом, как бы вспомнив что-то, кивнул головой. – Ага… Это те… в Вашингтоне. Нет, они не мешают. Это очень добрые ребята… Среди них есть кое-кто из моего клуба. Но их редко видишь… Поэтому иногда забываешь о них. Нет, они не мешают, – повторил он и тотчас же с любопытством спросил: – А разве есть правительства, которые мешают людям делать деньги?
Я почувствовал себя смущённым моей наивностью и его мудростью.
– Нет, – тихо сказал я, – я не о том… Я, видите ли, думал, что иногда правительство должно бы запрещать явный грабёж…
– Н-но! – возразил он. – Это идеализм. Здесь это не принято. Правительство не имеет права вмешиваться в частные дела…
Моя скромность увеличивалась перед этой спокойной мудростью ребёнка.
– Но разве разорение одним человеком многих – частное дело? – вежливо осведомился я.
– Разорение? – повторил он, широко открыв глаза. – Разорение – это когда дороги рабочие руки. И когда стачка. Но у нас есть эмигранты. Они всегда понижают плату рабочим и охотно замещают стачечников. Когда их наберётся в страну достаточно для того, чтобы они дёшево работали и много покупали, – всё будет хорошо.
Он несколько оживился и стал менее похож на старика и младенца, смешанных в одном лице. Его тонкие, тёмные пальцы зашевелились, и сухой голос быстрее затрещал в моих ушах.
