Максим Горький
Зыковы
Павла. Ах, господи! Что вы делаете, мамаша?
Целованьева. Ведите, говорит, меня, хочу отца видеть…
Михаил. Ничего, тётя Соня…
Целованьева. Он, говорит, сам-то не придёт.
Павла. Но разве вы не понимаете…
Целованьева. Ты много поняла! Кричи больше на мать-то…
Михаил. Постойте… не шумите… Это все я виноват…
(Софья усадила его в кресло.)
Антипа (подходит, быком глядя на сына, глухо говорит). Это напрасно ты… я бы пришёл, погодя… Я и хотел идти… да вот тут… говорили мы…
Михаил. Слушай, отец…
Софья. Тебе вредно говорить…
Михаил. Молчать – вреднее…
Антипа. Больно поранился?
Михаил. Ты меня прости…
Антипа. Эх, брат… Ладно! Чего там? Неизвестно, кто виноват…
Михаил. Я знаю кто…
Павла. Кто же? Кто?
Целованьева. Уж, конечно, люди беззащитные…
Софья. Вы, Анна Марковна, напрасно…
Целованьева. Нет уж, матушка, вы меня не троньте!..
Антипа. Стряпуха божья! Помолчи, Христа ради, а то я те…
Софья. Антипа – перестань!
Антипа (отдуваясь). Ф-фу… Вот ржавчина!
Михаил. Подожди, отец, не волнуйся… Ведь всё это – не страшно, больше – смешно…
Антипа. Ты – скажешь! Смешно… Эх, Михайло… Нехорошо всё… нехорошо!..
Михаил. Не тронь себя…
(В дверях – Муратов делает знаки Софье, она подходит к нему, нервно разговаривают.)
Софья. Неужели?
Муратов. Да. Всё, говорит, вздор и пустяки, это они с жиру бесятся. И – уехал!
Софья. Как же быть? Пожалуйста, пошлите вслед за ним Шохина, верхом…
(Муратов, сморщив лицо, уходит.)
Антипа (сыну). Ну, что смеёшься?..
Михаил. Хочется сказать тебе, отец, что-то хорошее, от души…
Антипа (смущён). Вот ещё… Зачем? Ты – помалкивай…
Михаил. Видишь ли – ведь я понимаю тебя… я даже тихонько, издали как-то – нередко любовался тобою… любоваться – это уж значит любить…
Антипа (удивлён, не верит). Софья, – чу? Вон, что говорит…
Павла (Софье). Ведь ему вредно говорить!
(Софья останавливает её жестом.)
Михаил. Ты – топор в руке божьей… в чьей-то великой, строящей руке… И ты, и тетя Соня. Она еще тебя острее… А я вот и все такие, как я, – ржавчина… Я хочу сказать, отец, – я много думал над этим бесполезных людей нет, есть только люди вредные…Ты – не казни себя…
Антипа (тронут, наклонился, поцеловал сына в лоб; выпрямился). Ну, господь с тобой… Спасибо, брат! Это мне – хорошо… Помоги тебе бог за то, что сказал так… Отец… отец, брат Михайло, это тоже ведь не просто – мясо, это – живой человек с душою, он тоже – любит! Ведь нельзя не любить-то! Нельзя – все радости в любви…
Павла (тихонько плачет). Господи… не понимаю я…
Антипа (ей, торжествуя). Видишь? (Сыну.) Ведь я тебя – как знаю? Когда ты ещё языком не владал – я уж боялся за тебя, сын… я думал про тебя: вот будет человек – самый близкий мне, вот это он и возьмёт на себя и труды и грехи мои, возьмёт, оправдает всю мою жизнь…
Михаил (очень взволнован). Нечем взять… Мне нужно – тетя Соня…
(Сним – обморок. Софья бросается к нему, Павла испуганно отскочила, Антипа опустился на колени, Целованьева около дочери, в дверях – Муратов.)
Павла (громким шопотом). Скончался!
Софья. Перестань.
Целованьева. Доконали…
Антипа. Что с ним, а? Софья? Где доктор-то?
Софья. Доктор уехал… Дайте воды…
Павла (мечется). Вот… ну разве нельзя было придти к нему? Ах, жестокие!..
Муратов (негромко). Вы бы не шумели!
Павла (сердито). Ах, оставьте… Что вам нужно? Не люблю я вас…
Муратов (кланяясь). Это меня почти не огорчает…
Михаил (очнулся). Положите меня…
Софья (брату, Муратову). Берите его!
Михаил. Ничего, я могу…
(Отец и Муратов ведут его.)
Михаил (усмехаясь). Вот в каком я почете…
Павла (останавливая Софью). Что мне делать, что? Скажи…
Софья. Подожди, нужно к Мише…
Павла. Я тоже, кажется, умру, – скажи, что же, куда же я?
Софья. Подумай сама… Антипе ты – не жена, Михаилу – не сестра…
Целованьева. Говорила я тебе – не надобно продавать свой-то угол!..
Павла. Оставь, мама!..
Целованьева. Куда теперь спрячешься?..
Софья. Ты, Павла, много говоришь о любви, но – любить не умеешь ещё. Когда любят – всё ясно: куда и, что делать… всё делается само собою, и никого, ни о чём не надо спрашивать…
Целованьева. Вот, вот!.. Без спроса живи… да! Очень хорошо учат тебя…
Софья. В солнечный день не спрашивают – отчего светло? А в твоей душе, видно, не взошло ещё солнце-то…
Целованьева. Не слушай, Павла, речи эти, ой, не слушай!
Софья. А вы, Анна Марковна, много вреда приносите дочери вашей…
Целованьева. Ещё бы те! Кто больше матери вреден? Нет, матушка, уж вы позвольте…
Софья (уходя). Я знаю, что с вами бесполезно говорить к об этом, простите, сорвалось…
Целованьева. Иди, беги к любовнику-то скорее!..
Павла. Это – неправда! У неё нет любовника.
Целованьева (спокойно). Нет, так будет…
Павла (ходит по комнате). Не взошло солнце…
Целованьева. А ты – верь ей! Не про солнце надо думать, а про себя – как самой прожить тихо и с удовольствием… Все хотят жить с удовольствиями. Разбойника этого надобно тебе оставить, и барыня эта не подруга тебе – она тоже воровой породы. А мы – люди тихие. Деньги у тебя есть свои – двадцать пять тысяч… И ещё я… Со своими деньгами можно жить как хочешь: свой целковый – родного брата дороже… Мне в этом доме – тоже не привольно, а мне пора отдохнуть – сорок три года мне!.. Кто я тут?
Павла. Не про то вы говорите, не то! Зачем я вышла из монастыря?
Целованьева. Со своим капитальцем и в монастыре барыней проживёшь. И я бы с тобой… Нет подружки верней родной матери… она всё понимает, всё прикроет…
Павла. Стойте… идёт кто-то…
Целованьева. Уйти бы нам, а? Гляди, полиция скоро приедет.
Павла. Зачем?
Целованьева. А как же? Я послала…
(Муратоввходит.)
Павла. Ну, что он?
Муратов. Устал, дремлет…
Павла. Он ведь не умрёт?..
Муратов. Со временем непременно умрёт…
Павла. Когда? Не сейчас?
Муратов. Точно не знаю когда…
Целованьева. Вы бы, батюшка, не издевались над простодушием нашим…
Павла. Оставьте, мама! Ведь рана не опасная?
Муратов. Револьверишко – слабый, пуля маленькая, скользнула по ребру и вышла в боку – это безопасно…
Павла. Ах, слава богу, слава богу!.. Василий Павлович, кажется, я сказала вам давеча дерзко…
Муратов. О, не беспокойтесь! Я знаю христианские ваши чувства…
Павла. Я даже и не помню, что сказала…
Муратов. Пустяки… уверяю вас…
Целованьева. Встрёпана ты очень, Паша…
Павла (взглянув в зеркало). Ой, ужас! Что ж вы раньше-то не сказали?
Целованьева. Время не было…
Павла. Вы – извините, я уйду…
Муратов. О, пожалуйста…
Павла. Так что – Миша скоро встанет?..
Муратов. Не знаю… Доктор сказал, что организм его очень истощён пьянством и распутством…
Павла. Ой, как вы…
Целованьева. А ты иди-ка, иди! Не тебя это касается…
(Муратов садится в кресло у стола, согнулся, схватил голову руками, имеет вид человека, которому очень тяжело. Входит Софья, при виде Муратова её усталое лицо становится суровым. Он поднял голову, медленно выпрямился.)
Софья. Вы, вероятно, устали?..
Муратов. А вы?
Софья. Да, немножко…
Муратов. Нужно отдохнуть. Я сейчас уйду. Но – прежде позвольте мне поставить один вопрос?
Софья (не сразу). Ставьте.
Муратов. Я хочу подать прошение о переводе во Владыкинское лесничество – вы знаете, там лесничий застрелился…
Софья. Да, знаю…
Муратов. Но если б я остался здесь – мог ли бы я расчитывать…
Софья (ударив чем-то по столу, решительно). Нет!
Муратов. Позвольте, вы не дослушали! Я хотел спросить – могу ли я рассчитывать, что ваше отношение ко мне изменится…
Софья. Я поняла вопрос.
Муратов (встал, усмехаясь). Шохин убил человека, но, право, вы относитесь к нему милостивее, чем ко мне.
Софья (не сразу). Может быть… вероятно… Что такое – Шохин? Он – честный зверь, он думал, что это его долг – убивать людей, которые крадут добро его хозяина. Но – он понял, что сделал, и всю жизнь не простит себе этого, теперь он относится к людям иначе…
Муратов. Вы – ошибаетесь… как всегда…
Софья. В вашем лесничестве за семь лет ваши Шохины убили и изувечили несколько десятков человек…
Муратов. Ну, не так много…
Софья. А сколько посажено в тюрьмы, сколько разорено семей из-за вязанки хвороста! Вы это считали?
Муратов. Нет, конечно. И какое вам дело до этой статистики? Сударыня – всё это романтизм! Как бы вы приказали поступать с ворами?
Софья. Не знаю, но – не так! Ведь вот у нас – не воруют…
Муратов. Н-но! Это – не факт, а только видимость, как говорит доктор, тоже романтик.
Софья. Нам нужно кончить этот разговор, – он возникает с каждой встречей…
Муратов. Вы совершенно напрасно спорите со мною…
Софья (встала). Послушайте, Василий Павлович: да, вы для меня хуже Шохина, хуже любого пьяного мужика – мужика можно сделать человеком, – вы что-то безнадёжное… Мне не очень легко сказать вам это…
Муратов. Не идёт к вам романтизм, хозяйка!..
Софья. Нелегко видеть вас таким, каков вы есть. Умный, образованный человек без любви к людям, без желания работать, – это меня отталкивает. Я видела, как вы гасли, как вы быстро теряли себя, развращали других.
Муратов. Пять минут назад я слышал, как Анна Марковна мудро сказала: все хотят жить с удовольствиями! Это очень верно. Что стоят все эти якобы развращённые мною люди вместе с нашим племянником? Я раздавлю их, кто-то другой, или они сами медленно передавят друг друга – не всё ли равно?
Софья. Быть Мефистофелем в уездном городе – это очень легко, вы бы попробовали быть честным человеком!
Муратов. Недурно сказано! Но что значит – честный человек?
Софья. Нам не о чём говорить.
Муратов. То есть – вы не можете ответить. Ужасно одиноки вы… одиноки и бессильны!
Софья. Это неправда! Есть где-то люди, которые чувствуют жизнь так же, как я. Ведь ничего нельзя выдумать, можно только принять в душу свою то, что есть в жизни. В моей душе есть светлое – значит, оно есть и вне моей души; в моей душе есть вера в возможность иной жизни – значит, она есть в людях, эта благая вера! Я многого не понимаю, я плохо образованна, но я чувствую: жизнь – благо, и люди – хороши… А вы всегда лжёте на людей… и даже – на себя…
Муратов. Я всегда говорю правду…
Софья. Это правда ленивых, самолюбивых, обиженных, что-то злое, гнилое. Это – издыхающая правда!
Муратов. До сего дня она считалась бессмертной.
Софья. Нет, – живёт и растёт другая… Есть другая Русь, не та, от лица которой вы говорите! Мы – чужие люди… Не попутчица я вам, и – мы кончили, надеюсь?
Муратов (взял с камина шляпу). Увы, но я уверен, что по пути к этой другой правде вы сломите себе шею, – pardоп! Бросьте-ка вы все эти фантазии и примите мою руку – руку человека интересного – э?
(Софья молчит, смотрит на него.)
Муратов (отступая к двери). Подумайте! Мы поехали бы в Европу, в Париж – это гораздо забавнее города Мямлина. Вы – молодая, красивая, в Европе очень умеют ценить красивых женщин – сколько наслаждений ждёт вас! Я же – не ревнив, ваши маленькие шалости будут даже приятны мне… Мы бы прекрасно сожгли жизнь, э?
Софья (вздрогнув, тихо, с отвращением). Ступайте…
Муратов. Это меня огорчает…
Антипа (сзади его, в дверях). Ну-ка, посторонись…
Муратов. Н-ну-с? Прощайте…
Антипа. Прощай! (Сестре.) Уснул Михайло-то… Хорошо мы с ним поговорили… (Присматривается к ней, обернулся к двери.) Опять этот, бес зелёный, наплёл чего-нибудь? На что ты его привечаешь?..
Софья. Давно… лет шесть тому назад, человек этот нравился мне…
Антипа. Молода была… Уйти мне, что ли?
Софья. Подожди… Как хочешь…
Антипа (помолчав). Может, Михайло-то теперь меньше пить будет… а, Соня?
Софья. Что?
Антипа. Ну, ладно! Думай своё, я пойду…
Софья. Что ты спросил?
Антипа. Миша-то, мол, может, меньше пить станет…
Софья. Не думаю. Едва ли. Ты – не трогай его, оставь его мне…
Антипа. Я готов всё тебе оставить… А как же… с этой?
Софья. Отпусти её…
Антипа (тихо). Куда это?
Софья. Куда хочет…
(Антипасел, молчит.)
Софья (подошла к нему). Что ты придумаешь иначе?
Антипа (угрюмо). Не в нашем это быту – с женами разводиться!
Софья. Какая она жена тебе? Ведь только мучиться будешь с ней…
Антипа. Нет, это не годится… Лучше я сам уйду. Брошу всё на тебя и уйду куда глаза глядят… Не для чего теперь жить мне… Эх, горько, что ты бездетна!
Софья (отошла, сурово). Кто меня за умирающего замуж выдал?
Антипа. Ну – я! Ладно уж. Зато – богатая ты, первая в уезде. Сильнее всех дворянишек… А дети… они не только от мужей бывают…
Софья. Милостив ты, да – поздно!
Антипа. Эх, Соня, Соня…
Софья. Что – эх? Никуда ты не уйдёшь, вздор это!
Антипа (задумчиво). Стыдно стало мне. Не так всё… не то! Греха – не боюсь; печаль – не люблю я… А меня – печаль одолевает, с ней – не жить, не работать…
Софья. Мне – не легче твоего, и печаль моя горше твоей, а я – не прячусь… Знал бы ты, как мучительно потерять уважение к человеку, как от этого сердце болит… Знал бы ты, как я искала хороших людей, как верила найду! Не нашла… Поищу ещё… да…
Антипа. Несчастливы мы с тобой, Софья. Враги всё около нас.
Софья. Кабы – умные! Умный враг – всегда хороший учитель…
Антипа. Чему – учитель?
Софья. Сопротивлению. Вот – муж мой враг был мне, – а я его уважаю… многому он научил меня!.. (Подошла к брату, положила руку на голову его.) Ну, довольно! Остались мы с тобой одни, и будем жить – одни. А может, придут хорошие люди, поучат, помогут! Ведь есть же хорошие люди?..
Антипа (задумчиво). Коли себя хорошим не покажешь – не найдёшь хорошего. Это – твои же слова…
Софья. Вот и покажи! Ты – встряхнись. Вспомни: когда ты уступал, кому? Надо ли горю уступать? Не надо уступать!
Антипа (встал, расправил плечи, смотрит на сестру, усмехаясь). Просто всё у тебя, Софья, откуда это у тебя, господь с тобой? Давай-ка, обнимемся, единая ты моя… спасибо тебе!
(Обнялись, Антипа смахивает слёзы.)
Антипа. Ну, давай жить, давай спорить! Эх, начну теперь делами ворочать – земля поколеблется…
Софья. Вот это – больше на тебя похоже! Теперь ты – уйди… Мне надобно побыть одной… иди, милый! Мы с тобой – друзья, это хорошо!
Антипа. Не говори – зареву…
Шохин (в двери). Исправник приехал с понятыми.
Антипа (сердито). Что? Зачем?
Софья. Кто звал?
Шохин. Анна Марковна Василья посылала…
Антипа. Ну, я ж её…
Софья. Стой, я сама устрою всё! Не вмешивайся в это – не ходи туда…
Антипа (порываясь). Нет, я её – в окошко выкину, с дочкой вместе…
(Шохин широко улыбается.)
Софья. Шохин, не пускайте его. Слышишь? Сиди спокойно…
Антипа (мечется по комнате). Полицию позвали… на-ко вот, а? Ты чего рожу растянул?
Шохин. Ничего…
Антипа. То-то! Думаешь, я и вправду пойду с тобой? Нет, уж пускай другие отступят, а я останусь на своём месте… Полицией пугают!.. (Остановился против Шохина.) И тебе идти некуда – брось это! За тобой грех пред людьми, на людях и оправдай его…
Шохин. Да ведь теперь я тоже останусь… Теперь, чай, не мне уходить…
Антипа. Ну, вот… Шататься – стыдно! Вон – хозяйка-то наша, Софья-то Ивановна, как себя держит… а ведь – женщина!
Павла (вбегает). Антипа Иванович, там пришли…
Антипа (жестом останавливая её). Знаю! Полиция там… Ты – иди, с богом! Тебе бояться нечего, это твоя же мать позвала полицию. Ты – иди себе!.. Уходи…
Павла (с тревогой). Куда?
Антипа (отвернулся). Это – твоё дело… Прощай…
Павла. Куда же?..
Антипа. Мать – укажет… Прощай…
(Павла медленно уходит, Шохин уступает ей дорогу, наклонив голову, Антипа идёт к двери на террасу, остановился там, прислонясь лбом к стеклу. Шохин тяжело вздохнул.)
Антипа (не оборачиваясь, глухо). Прощай!
