Максим Лагно
Чёрная волна
ЗЕМНОВОДНАЯ ТВАРЬ
Стадо шуршало в прибрежных зарослях: буффалы обгладывали ветки и выкапывали корни из мокрой горячей земли.
Хавьер поудобнее устроился на подгнившем стволе пальмы и продолжил лениво смотреть, как волны Бесконечного Осеано бились о камни. Отдельные брызги оседали на его коже горячими каплями.
Судя по следам на песке, настали последние деньки свободы. Скоро начнётся сезон Чёрной Волны, размышлял Хавьер, и все укроются под защитой частокола вокруг деревни, вздрагивая от ударов и завываний снаружи. Поэтому нужно как следует кормить буффал: они будут главными съестными припасами на много смен луны и солнца.
Со стороны джунглей послышался гул, будто кто-то дул в глиняную трубу на празднике Конца Чёрной Волны.
– Веспа! Веспа летит! – закричал Хавьер, обращаясь к буффалам. Разговаривать с животными – привычка пастуха.
Хавьер выбежал из-под прикрытия листьев и приложил ладонь козырьком ко лбу. В расплывающемся свете солнца заприметил точку в небе, которая быстро выходила из-под облаков. Гул усилился так, что пробился сквозь шум прибоя.
Веспа была небольшой, но не круглой, как те, которые Хавьер видел раньше, а продолговатой, как плоды огуречного дерева. На остром конце располагалось слюдяное окошко, под которым торчало толстое жало. Что было на другом конце тела веспы Хавьер не видел, но воздух там дрожал, как над пламенем костра или закипающей водой.
Веспа наставила на Хавьера слюдяное окошко. Кончик её толстого жала слегка вытянулся. Хавьер увидел, что жало внутри пустое, как ствол бамбука. Из металлических боков, гладких, как доспехи воинов, выступали два неподвижных крыла.
Шаман Маттеус Коричневый Коготь предсказывал, что в тот день, когда веспа зашевелит крылами, земной остров прекратит свой бег в Бесконечном Осеано и наступят последние времена.
Вообще шаманы всех деревень любили предсказывать наступление последних времён. Но ни один из них не разъяснял, хорошими ли они будут или плохими?
Веспа подлетела так близко к Хавьеру, что он почувствовал жар её тела и запах, похожий на тот, что лился из кузни, когда ковали наконечники для стрел. Хавьер боялся, но не знал, нужно ли ему бежать или же покорно стоять, ожидая действий веспы?
Глаз веспы смотрел прямо на Хавьера. Зрачок внутри слюдяного круга то уменьшался, то увеличивался, присматриваясь к окружению.
Хавьер сделал шаг назад – веспа не отреагировала. Сделал бы ещё шаг назад, но обернулся и застыл от страха.
На прибрежном песке чернело мокрое тело выдры. Она встряхнулась, обдав Хавьера брызгами. В волнах мелькали тела ещё нескольких выдр, вероятно, самок, те никогда не спешили выходить из воды, предоставляя самцам идти впереди. Слева и справа выползли ещё с десяток выдр, их огромные туши блестели на солнце.
Поодаль раздался крик боли – одна выдра настигла буффалу. Сомкнув челюсти на её шее, разом перекусила. Взбрыкнув копытами, буффала заревела и обмякла. Её голова моталась, прочерчивая рогами на песке двойную линию, пока выдра тащила добычу до воды.
Первая выдра ринулась к Хавьеру, взметая лапами песок. Пастух бросился бежать, понимая, что ему не спастись – выдры одинаково быстры и на суше, и в воде.
Веспа качнулась, отлетела чуть в сторону, будто не желая участвовать в происходящем.
Хавьер споткнулся и упал. Перевернулся на спину, готовясь защищаться от клыков выдры. Она уже прыгнула в воздух, растопырив когтистые лапы…
В недрах веспы послышался грохот, будто несколько людей стучали камнями по камням. Из её жала вылетели струи дыма, как при курении.
Тело выдры отбросила невидимая сила.
Не долетев до Хавьера, она рухнула в песок и задёргалась, как в приступе кашля. При этом веспа, повернув своё жало в сторону выдры, продолжала издавать странный стук, от которого её саму слегка отбрасывало назад.
Удостоверившись, что выдра не двигалась, веспа прекратила стучать и выплёвывать дым.
Тогда вторая выдра начала оббегать Хавьера по кругу, примериваясь для атаки. Жало веспы развернулось в её сторону. Снова застучали камни, что-то невидимое ударило в выдру, она упала и затихла. Часть её морды отчего-то развалилась надвое, как от удара топором.
Хавьер отполз поближе к джунглям и остановился. Сам не веря своей смелости, он понял, что бежать не надо. Веспы убивали выдр!
Невидимые плевки из жала веспы впивались в тела ненавистных зверюг, вырывая из них куски мяса и шерсти. Сменив боевой рык на визг, выдры катались по песку, обагряя его кровью. Остальные, почуяв кровь сородичей, развернулись и скрылись в волнах Бесконечного Осеано. Но и там их настигли плевки веспы, поднимая фонтанчики кровавой воды.
Тела мёртвых выдр всплыли на гребень волны. Одну за другой их вынесло на берег.
Стук и кашель в теле веспы утих. Она облетела поле битвы, наклоняясь к трупам выдр, всматривалась в них своим единственным глазом. Затем развернулась и подлетела к Хавьеру.
Он встал перед ней на колени, протянул сложенные руки и склонил голову. Так учил шаман вести себя при встрече с сущностями обратного мира.
Захотел прочитать благодарственную молитву за избавление от смерти. Пока вспоминал слова, веспа качнула крыльями, будто заранее приняла благодарность. Резко взмыла вверх и пропала за облаками.
Те жители деревни, которые встречали весп, всегда спорили, какого они были размера. Энзо, отец Хавьера, утверждал, что немного больше створки ворот в заборе вокруг деревни. Сын стражника деревенских ворот, утверждал, что веспы не больше девичьей груди. Но ему никто не верил, он был известный охотник до девичьих грудей, поэтому видел их повсюду.
Кто-то встречал весп, формой идеально круглых камней, которые обточил прибой. Под их брюхом, говорили очевидцы, иногда торчал ровный слюдяной круг, а рядом с ним вспыхивал и загорался огонёк, как брюшко кузнечиков-светляков в тёмной глубине джунглей. Чаще же всего огонька не было.
Шаман Маттеус Коричневый Коготь клялся, что видел веспу размером с деревню, а глазищ у той было «больше, чем выдр во время Чёрной Волны.
Жители спорили друг с другом, но шаману не перечили. Если он видел именно такую веспу, то кто они такие, чтобы оспаривать его утверждения?
Пусть шаман редко выходил за ворота деревни, зато он варил из корней папполлы и семян макойи волшебный сок «делирант». Один глоток магического напитка позволял шаману окинуть взглядом весь мир островов, плывущий в горячих водах Бесконечного Осеано. Разве можно спорить с человеком, который видел мироздание и всё множество островов?
Первые веспы были замечены три оборота островов тому назад. Поначалу очевидцам никто не поверили, подозревая, что они нарушили запрет на узнавание тайны – съели добытые семена макойи, вместо того, чтобы сдать шаману своей деревни.
Позже, вместе с торговцами из соседней деревни, пришли вести, что весп там видели давно и много. Сомневаться в реальности весп стало признаком отсталости.
Частое появление этих сущностей над деревнями мира вынудило шаманов всех деревень собраться на совет, чтобы решить: что несут веспы людям, благо или зло? Были опрошены все свидетели встреч с сущностями обратного мира.
Среди однообразных рассказов, мол, «шёл по берегу, услышал звук, увидел веспу», выделялась история шамана из деревни Ниннария, на крошечном острове, что на краю мира. Шаман утверждал, что был похищен веспой и доставлен на веспу-матку, которая сама не летала, но висела за облаками. Из её брюха и рождались остальные веспы.
«В брюхе веспы-матки, – рассказал шаман, – живут люди. Они похожи на нас, но не умеют говорить, а издают дикие звуки. Одеваются в странные мешки, покрывающие всё тело. Эти дикари раздели меня и тыкали палками, проверяя, живой ли я. Они были так глупы, что не поняли очевидного, поэтому решили уколоть меня иглой. Отчаявшись объяснить дикарям их невежество, я уснул. Очнулся снова в лапах веспы, которая принесла меня на то же место, где взяла».
После совещания, шаманы объявили шамана с крохотного острова криворуким невежей, неспособным правильно приготовить корень папполы:
– Твои слова неверны, ибо несостоятельны, – объявил Маттеус Коричневый Коготь. – Если существует матка-веспа, то должен быть и оплодотворивший её самец. Самец же должен постоянно рыскать по всему миру, искать пропитание для самки, как это делают выдры в период Чёрной Волны. Никто из нас самца веспы не встречал. Ну, а то, что ты видел в брюхе несуществующей матки людей, вообще граничит с намеренной ложью.
Шамана заставили отречься от своей истории. Он признался, что неправильно сварил напиток и выкурил слишком много листьев макойи. Любой шаман знает, что нельзя смешивать дым и жидкость.
Совет пришёл к решению, что веспы ещё не проявили себя ни враждебно, ни дружелюбно, а это знак того, что люди островов подверглись неизвестному испытанию, которое, само собой, предвосхищало конец времён, о котором твердил каждый шаман, возвращаясь из неподвижного странствия с помощью магического сока делиранта.
Хавьер и не представлял, что именно он станет первым человеком, на которого укажут веспы, раскрывая свою сущность…
ПРОДАЖНАЯ ТВАРЬ
Иван Лавинь, шеф-капитан Первого Отделения Жандармерии, с презрением смотрел на своего младшего брата. Тот сидел напротив его стола на неудобном стуле для посетителей. Иван специально сделал сидение стула покатым, чтобы посетители не засиживались.
Ерофей Лавинь был младше Ивана на семь лет, но выглядел старше на все двадцать. Волосы седой бородёнки остро топорщились, как намагниченная металлическая стружка. Осунувшееся лицо, красные глаза и мелкие нервные движения пальцев дополняли образ несчастного пейзанина, потерявшегося в столице Империи.
Запущенный вид брата подтвердил подозрения Ивана в том, что Ерофей продолжал «собственное расследование», то есть шлялся по улицам Моску, заглядывал в бандитские притоны, о расположении которых вычитал в криминальной хронике.
Бандитскими эти притоны были лишь в воображении журналистов. На самом деле Ерофей бродил по дешёвым кабаре, нарываясь на неприятности. Царапины и ссадины на лице указывали на то, что охранники, устав от плохо одетого пейзанина, который задавал посетителям странные вопросы о мёртвых девочках, отрабатывали на нём боксёрские приёмы, а потом выкидывали за дверь.
Ерофей поднялся со стула для посетителей и сделал шаг вперёд. Грязная одежда колыхнулась на нём, как простыня на трупе:
– Иван, я не должен был… Прости.
Иван откинулся в кресле и брезгливо поглядел на брата:
– А ну сядь обратно, слышишь?
Вены на тощей шее Ерофея вздулись от волнения:
– Ты не имеешь права судить. Я не могу сидеть, когда… – Вены сдулись, Ерофей поперхнулся словами и послушно сел.
Теперь Иван Лавинь резко поднялся с кресла. Поправил белый ремень мундира – из-за выросшего живота, ремень постоянно спускался куда-то вниз, в ту зона тела, которую шеф-капитан давно уже не видел. Уперевшись кулаками в стол, Иван Лавинь перегнулся через него, приблизившись лицом к брату. Тот отпрянул и качнулся на стуле.
– Когда что? – зловеще переспросил Иван, зная, что тон его голоса пугал брата.
– Когда… всё неясно. Где моя девочка? Её нет, её не ищут…
– Мне показалось, или ты обвиняешь меня в чём-то?
Ерофей сипло выдавил из себя «нет». Но тут же вскочил и грохнул кулаком по столу:
– Да, чёрт побери, обвиняю! Люди пропадают сотнями, а вы… ты…
– Что мы? Что я?
– Вы сидите и ничего не делаете. Продажные твари! Я сам собрал информацию о дочери. Я за неделю сделал больше, чем всё ваше продажное отделение.
Перегнувшись через стол, шеф-капитан коротко и быстро ударил брата в челюсть.
Ерофей мгновенно успокоился.
Стул под ним словно приобрёл ещё большую наклонную поверхность. Хватаясь за столешницу, Ерофей повалился на пол, утягивая за собой бумаги и шнур ординатёра. Иван спокойно придержал экран и вырвал шнур из рук брата.
Потирая ушибленную кисть, Иван поднялся и обошёл стол. Пнул Ерофея:
– Вставай. Встань, я сказал.
Мотая головой, брат поднялся и косо сел на стул. Сплюнул кровь и поднял голову:
– Сука… гад… имбециль.
Иван ухватил Ерофея за волосы и повернул его лицо к себе:
– Теперь слушай.
– Дармоеды… шлюхи в законе…
Иван рванул брата за волосы. Тот закричал и схватился за его руку, не решаясь применить силу. По опыту знал, что будет только хуже.
– Слушай меня, дурак. Оленька – моя племянница. Я не претендую, что её пропажа подействовала на меня так же, как и на тебя. Ты отец, твоё горе безгранично. Но не смей, слышишь, не смей говорить, что я ничего не делаю! Понял?
– П-понял… отпусти волосы.
В ответ Иван дёрнул седые вихры брата:
– Ерофей, прекращай бухать и фантазировать, что ты ведёшь расследование. Ты фермер, а не сыщик. Всё кончится тем, что тебя грохнут в каком-нибудь кабаре, где, если и пропадают люди, то по вполне ясным причинам.
От боли и унижения у Ерофея потекли слёзы. Он держался за руку брата, боясь новых рывков за волосы.
– Я… я не могу ничего не делать. Кроме того, у меня есть результат.
Не отпуская волос, Иван подвинул к Ерофею табло с его личным делом:
– Вот он, твой результат! Тебя второй раз арестовали за оскорбление императорского величества. Я не могу тебя постоянно отмазывать, слышишь? Однажды ты пойдёшь на каторгу за свои слова.
– Я был пьян.
– Ты нанёс оскорбление чести.
Ерофей дёрнулся:
– Да к чёрту твоего императора. У меня есть зацепка на похитителей людей!
В ответ Иван Лавинь только крутанул волосы, выжимая из глаз брата новые слёзы:
– Возвращайся домой, в деревню, зацепщик херов! Твоей жене так же плохо, как и тебе. А ты шарахаешься по миру своих фантазий, пока жена тянет на себе хозяйство фермы. Она у тебя вместо трактора или комбайна?
– Отпусти волосы!
– Твоё место возле жены, а не в грязных водах Ривьер де Моску, где скоро обнаружат твой раздутый труп.
Иван Лавинь отпустил волосы Ерофея. Открыл дверь в смежную с кабинетом ванную комнату:
– Умойся.
Поглаживая голову, Ерофей покорно прошёл внутрь. Осмотрел ванну и душевую кабинку:
– Хорошо вы устроились на деньги налогоплательщиков. Даже унитазы чистые.
– Ещё одно слово, и я обмакну тебя в этот унитаз. Убедишься, какой он чистый.
– «Империя – это сила!» – Ерофей саркастично произнёс строчку из гимна и заткнул слив раковины пробкой, чтобы наполнить водой.
Пока брат умывался, забрызгивая мраморные стенки розовыми каплями, шеф-капитан смотрелся в зеркало и утирал с лысой головы пот. Достал из зеркального шкафчика аптечку. Извлёк баночку и отвинтил крышку. Присел на закрытый унитаз.
Ерофей выключил воду и посмотрел на баночку:
– Не надо меня лечить. Кровь больше не идёт.
– Я и не собирался тебя лечить. Помылся? Теперь вали отсюда. Вообще убирайся из Моску.
Шеф-капитан смочил вату зелёнкой и обработал костяшки своих пальцев, дуя на кожу, содранную о зубы брата.
Ерофей продолжал стоять.
Шеф-капитан поднял на него взгляд, поморщился, как от боли. То, что он сидел на унитазе, добавляло сходства к сравнению, будто у шеф-капитана, при виде брата, приключился запор:
– Ладно, говори, какую зацепку ты нашёл в кабаре?
– Данные, что я получил, стоили мне три тысячи эльфранков.
Брови Ивана Лавинь так красноречиво взметнулись, что Ерофей поспешил пояснить:
– Продал часть земли и… и трактор. И комбайн.
– Как же вы пашете?
– Сейчас никак… Позже возьму кредит под залог имущества.
– Ну и кретин же ты, Ерофеюшка.
– Но ты послушай, что я узнал! Один из следователей по делу массовой пропажи людей подогнал мне документы, подтверждающие, что на месте преступлений были обнаружены следы органики, содержащей один и тот же ДНК.
– Чей ДНК?
– ДНК синтезанов.
При этих словах с шеф-капитан мгновенно сменил презрительное выражение лица на озабоченное:
– Ерунда какая-то. Не было ничего такого в деле.
Ерофей торжествующе сжал кулак:
– Следователь утверждал, что эти материалы были удалены из дела.
Шеф-капитан закрутил крышечку на баночке с зелёнкой. Если бы брат присмотрелся, то увидел, что пальцы Ивана мелко дрожали.
– Представляешь? – радостно орал Ерофей. – Какие-то синтезаны похитили тысячу граждан Империи, а Жандармерия покрывает этих преступников! Вот это поворот, не так ли, братец мой, мосье Иван Лавинь, шеф-капитан Имперской Жандармерии?
– Тебе впарили чепуху, дебилушка. Зря продал трактор. И комбайн.
– Документы у меня. Можешь сам убедиться, что на них электронные реквизиты твоей канцелярии.
– Подделка.
– Я высылал копию специалисту по криптографии, он подтвердил, что криптоштемпель подлинный.
Иван Лавинь унял все признаки волнения, вернув на лицо привычное выражение покровительственного презрения:
– Ага, а сколько так называемый «специалист» взял за экспертизу? Ещё тысячу? Ерофей, в тебе все видят пейзанина и обманывают на каждом шагу.
– Почему ты не хочешь просто посмотреть на документы? Когда убедишься в их подлинности, тебе придётся начать внутреннее расследование. Ведь кто-то покрывает преступников прямо из недр твоей организации. Разве ты не хочешь узнать, кто этот предатель?
Шеф-капитан поднялся с унитаза:
– Всё, чего я хочу, это чтобы ты вернулся к жене, на ферму. Хозяйство в упадке, а ты занят чёрте чем. Кроме того, эти фрондёрские высказывания об его величестве Володимаре Третьем… держи их при себе.
– А документы?
– Хорошо, хорошо, – Иван нетерпеливо кивнул. – Тащи завтра свои документы. Посмотрим, что к чему. После этого, слышишь, сразу вали на ферму и не лезь не в свои дела.
Немного помедлив, Ерофей вздохнул и вышел.
– Запомни, – прокричал ему вслед Иван Лавинь. – Ещё раз у меня в Жандармерии появишься – посажу в камеру. Если не за оскорбление императорского величества, то придумаю за что. Хотя бы за то, что ты уже месяц живёшь в Моску без регистрации.
Оказавшись вне досягаемости кулаков старшего брата, Ерофей огрызнулся:
– Вы, продажные твари, всегда найдёте, за что посадить честного человека.
Не дожидаясь реакции шеф-капитана, Ерофей выбежал, хлопнув дверью.
Иван Лавинь добродушно усмехнулся. Добродушно ровно настолько, насколько позволяла его внешность прожжённого взяточника, грубияна и любителя предаться всем доступным порокам. Сложил аптечку в шкафчик и поправил перед зеркалом воротник мундира, отметив, что пара капель крови всё же попала на сорочку.
Снова усмехнулся: прямо как в старые добрые времена, когда он только учился выбивать из подозреваемых нужные показания.
ПОРОЧНАЯ ТВАРЬ
Иван Лавинь прошёл в кабинет и сел в кресло за столом. Полминуты сидел с закрытыми глазами: старался избавиться от мыслей, связанных с братом.
Из-за дверей доносился гул голосов.
Приёмная шеф-капитана, как обычно, наполнена посетителями, просителями и родственниками подследственных. Они кричали, угрожали «пойти вверх по инстанции», умоляли и настаивали «немедленно принять».
Шеф-капитан нажал кнопку интерфона, вызывая своего аджюдана:
– Докладывай.
– Докладываю, мой капитан, ваш брат покинул здание почти без скандала.
– Почти?
– Глядя на портрет Императора, он позволил себе грубую реплику.
– Слышь, какую реплику?
– Я процитирую… «Володимар – это главарь банды выживанцев, а не Император». Как вы и просили, я не стал задерживать гражданина Лавинь за публичное оскорбление члена императорской семьи.
– Спасибо.
– Если Ерофей Лавинь продолжит в таком же духе, то его снова задержат. Мы больше не сможем покрывать правонарушение. Нам и за эти влетит, если узнают.
– Да, аджюдан… да, я понимаю. Куда он отправился?
– Согласно протоколу, я установил наружное наблюдение через муниципального бес-пилота. Ерофей Лавинь двигается по авеню Кирилла де Рене, предположительно в сторону станции метро. Вывести изображение с бес-пилота на ваше табло?
– Мерси, аджюдан, не надо. Слежку снять.
– Мой капитан, осмелюсь напомнить, что согласно указу «О пресечении распространения бунтарского движения Фронда», лица, публично высказывающие оскорбление Императорскому величию, необходимо отслеживать, выясняя степень принадлежности к революционному подполью.
– Я знаю, – устало сказал Иван Лавинь. – Слышь, я один из тех, кто разрабатывал этот чёртов указ. Слежку снять.
– Но…
– Никаких «но».
– Есть, мой капитан.
Иван отключил связь. Выдвинул ящик стола и достал пудреницу. На крышке – герб Империи Ру́сси и объёмные буквы «Первое Отделение Жандармерии».
В пудренице лежали два пакетика: с белым легальным порошком и пакетик с контрабандной чёрной пудрой из Санитарного Домена. Не колеблясь, Иван Лавинь достал чёрный пакетик и серебряную трубочку.
Раскатал на столешнице дорожку пудры, взялся за трубочку… и снова вернулся к кнопке интерфона:
– Аджюдан?
– Да, мой капитан, привязку бес-пилота к гражданскому чипу Ерофея Лавинь отключил…
– Молодец, но я по другому вопросу. Зайди ко мне. Захвати материалы дела о похищениях.
– Массовые пропажи граждан? – уточнил аджюдан. – Осмелюсь напомнить, все материалы доступны в директории…
– Аджюдан, просто принеси табло, мне некогда лазать по директориям.
– Есть.
Иван Лавинь ожидающе смотрел на горку чёрного порошка, задумчиво постукивая трубочкой по столешнице.
В дверь постучал и тут же, не ожидая разрешения, вошёл аджюдан Костя Бернст: тридцатилетний молодчик с невероятно широкими плечами, увеличенными за счёт погон и очень узкой талией, вдобавок утянутой, широким ремнём с гербом Империи на пряжке.
По тону начальства, аджюдан понял, что разговор будет особый. Не дожидаясь приказа, закрыл дверь на замок.
– Садись, Костя. – Шеф-капитан показал на стул, с которого недавно падал Ерофей.
Аджюдан Костя слегка поклонился, скрипя кожаным ремнём, и сел. Потом встал, поправил наклонное положение седалища и снова сел. Его широкие плечи с белыми жандармскими погонами идеально соответствовали параллели столешницы.
Костя положил перед собой ординатёр-табло с раскрытыми документами и замер.
– Угощайся, – придвинул ему пудреницу Иван Лавинь.
– Чёрнявая! – восхитился Костя и извлёк собственную пудреницу. Вынул из неё трубочку, но к порошку не прикоснулся, ожидая действия начальства.
Иван взял ординатёр-табло и пролистнул несколько документов. Со вздохом отложил:
– Глаза мои болят читать всё это. Ты же, Костя, ориентируешься в материалах дела о пропаже людей?
– Конечно, мой капитан. Все ресурсы Жандармерии направлены на это дело. Резонанс в обществе. Люди в панике. Каждый думает, что его могут похитить.
– Но ведь похищают не каждого?
– Да. Все похищенные – это люди в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет.
– Дочери Ерофея Лавинь было четырнадцать.
Аджюдан Костя пожал плечами: параллельные линии столешницы и погон нарушились и вернулись к равновесию.
– Четырнадцать-пятнадцать, девочки в этом возрасте не особо отличаются. Вы-то лучше меня знаете.
Иван Лавинь заворочался в кресле:
– Давай без шуток.
– Простите, мой капитан.
– И без субординации.
– Есть.
– Мы влипли, Костян. Мы в говне по самые ноздри.
– Почему? – Костя насторожился и решительно отложил трубочку, которую только-только прислонил к ноздрям.
– Помнишь данные из лаборатории криминалистики?
Костя воровато оглянулся, будто убеждался, что в кабинете никого больше нет:
– Да… я поступил так, как ты приказал.
– Не сомневаюсь. Какого рода была информация, которую нас попросили удалить?
– Анализ органических структур, обнаруженных на месте преступления.
– Вот-вот, про органические эти, как их там… расскажи подробнее. Там было что-либо про ДНК?
– Да.
– У тебя копий не сохранилось?
– Какие в жопу копии, Ваня, – забыв о сдержанности, возмутился аджюдан. – Главным условием сделки было как раз удаление всех материалов. Какой смысл сохранять копии?
– Да, да… ты прав.
– Тогда в чём проблема, мой, чёрт тебя дери, капитан?
– В том, что копии кто-то сохранил, и они свободно гуляют по чёрному рынку, – гневно выкрикнул Иван Лавинь. – Любой пейзанин купить может.
– Ты уверен?
– Почти, – с сомнением ответил Иван.
Аджюдан Костя вернул почтительный тон голоса:
– Этот «любой пейзанин» – твой брат?
– Не важно. Не смей его трогать, слышишь?
– Так точно, – с сомнением ответил аджюдан. – Но мы не можем допустить, чтобы эти сведения распространились. Нас же вздрючат канцеляриты.
– Я завтра всё решу по-семейному. Возможно, придётся заплатить.
– Сколько?
– Минимум три тысячи эльфранков.
– С каждого по полторы штуки?
Иван Лавинь кивнул. Костя уверенно взялся за трубочку:
– Не переживай, мой капитан, мы просто исполняли приказ. Приказ исходил из Имперской Канцелярии, так что, если потянут нас, то мы потянем канцеляритов. – С этими словами вставил трубочку в ноздрю и вдохнул чёрной пудры.
– Как бы нас не сделали крайними в этом деле. Императору, слышишь, сейчас самое время бросить фрондирующему народу кость в виде разоблачения продажного жандарма и его приспешника.
Закончив фразу на полушёпоте, Иван тоже вставил трубочку и вдохнул пудры.
Несколько секунд жандармы молча сидели, откинувшись на спинки кресел и запрокинув головы.
Когда их немного отпустило, Иван выдохнул:
– Что ты знаешь про синтезанов? Есть знакомые?
– Синтезаны? Откуда.
– ДНК с места преступления принадлежало синтезану. Помнишь, пару лет назад, до начала войны была какая-то движуха с синтезанами? То ли они кого-то захватили, то ли их…
Костя поспешно подтвердил:
– Был такой, Клод Яхин, командан Приватной Военной Компании.
– «Эскадрон Клода»? Слышал, слышал, работали вместе даже. Сейчас ими какая-то баба управляет?
– Ну и вот, слушай, про бабу эту. Во время миссии по заказу Глапп Корпорасьён, где-то в Неудоби, эскадронцы нашли бандуру старинную, ещё добедовую, которая синтезировать людей могла. Клод и решил на себе её испытать.
– Я помню отца Клода, рисковый был парень. Вроде глупо умер под огнём собственной артиллерии?
– Ага, это семейное у них, ха-ха, наследственное.
– И что? Клод замутил своего клона?
– Более того, – Костя залился хриплым смехом, от которого из ноздрей вылетело несколько размякших комков чёрной пудры: – У него синтезан получился в виде тёлки*.
– Это ещё как?
– Ну, типа, трансгендерное клонирование.
– Этот Клод, извращенец что ли?
– Он не специально. Сбой в программе АКОСа или вроде того.
– АКО… чё?
– Аппаратный Комплекс Органического Синтеза. Я не знаю, как он работает, мой капитан. Короче говоря, биороботов из пробирки выпускает.
Иван Лавинь сделал ещё две дорожки чёрной пудры:
– Дальше что?
– В этом деле многое засекречено Канцелярией. Но я точно знаю, что война с Австралией из-за этого бабского синтезана и началась.
– Да ну? Я считал, что из-за подлого нападения австров на наши торговые суда.
– Ну, Ваня, ты же знаешь Имперскую Канцелярию. Они и не то насочиняют.
– Ты поосторожней со словами. Сам-то фрондёрские лозунги не распространяй.
– Пардон, мой капитан. Короче, был там замес серьёзный. Точно не могу сказать, что именно произошло, засекречено же. Но если верить военным, эти эскадронцы чуть ли не весь мир спасли. И всё под руководством этой Жизель…
– Клонихи?
– Ага. Но правильнее сказать «синтезанихи». Бойцы Эскадрона Клода «содействовали сокрушительному поражению врагов Империи», как теперь имеют право писать на своём штандарте.
– Точно, теперь вспоминаю, – воскликнул Иван Лавинь. – Эскадрон за это наградили званием «почётного императорского». Мне приглашение приходило на презентацию. Но я тогда в Нагорной Монтани был, руководил обучением местных жандармов.
– Зря не пошли. Во время праздника, при скоплении держателей акций случился переворот в управлении пэ-вэ-ка.
– Какая причина переворота?
– Клод получил тяжёлую степень инвалидности. Бывший финансовый директор эскадрона задумал сместить его и сам заделаться команданом. Но Жан-Люка в свою очередь сместила эта синтезаниха, Жизель, обыграв его на его же юридическом поле…
– Жан-Люк? – Воскликнул Иван Лавинь. – Этот ублюдок?
– Знакомы?
– В молодости схлестнулся с ним… Теперь понятно, почему, после смерти отца Клода, именно этот эскадрон перестал делиться разведданными с Жандармерией.
– Жан-Люк больше не работает там. Он вообще исчез неизвестно куда.
– А ты откуда всё это знаешь?
– Мой племянник после военной академии проходил практику в «Эскадроне Клода».
Иван Лавинь втянул последние крошки пудры и захлопнул пудреницу, показывая, что пора закругляться. Костя подскочил, поправил параллельность погон:
– Так что эта тёлка, Жизель, единственный известный синтезан во всей Моску. Может, есть и другие, но я не знаю.
– Назначь с ней встречу на завтра после обеда.
– Официальный допрос?
– Нет, оформляй пока что как консультацию по профессиональным вопросам. Кто знает, вдруг эти синтезаны собираются в клубе, обсуждают жизнь.
Костя взялся за дверную ручку:
– То есть вы, мой капитан, собираетесь принять личное участие в расследовании?
– Придётся, Костян. Придётся.
Выпроводив аджюдана, Иван вернулся к столу. Послал в приёмную сообщение, что до завтра его не будет, и выключил ординатёр.
Достал из недр стола мешочек чёрной пудры побольше предыдущего. Включил «Радио Шансон», снял китель, развязал галстук и бросил на спинку кресла.
Трагедия, приключившаяся с его братом, долго болтались на периферии сознания, ожидая своего часа, чтобы вторгнуться в мысли Ивана. Теперь эта трагедия появилась в сопровождении угрозы разоблачения, что окончательно выбило шеф-капитана Жандармерии из привычного хода жизни.
Иван Лавинь втянул пудру, выдохнул и пробормотал:
– Неужели… неужели мне стыдно за тот случай?
Расстроенное, изрезанное старческими морщинами лицо младшего брата, укоризненно висело перед его взором до тех пор, пока шеф-капитан не унюхался настолько, что свалился под стол и забылся тяжёлым сном пудрилы.
Вспоминать лицо Оленьки, пропавшей племянницы, он опасался больше всего.
—–
Примечания
– У него синтезан получился в виде тёлки\*
Константин пересказывает одну из сюжетных линий романа «Белый мусор».
