Марат Байпаков
Кочевое братство. Мечтатели
Вдвоём они покидают агору, поворачивают у вторых южных ворот, огибают крепостную стену первого города, направляются к юго-западным воротам, что ведут к мосту через Оронт. Охрана и вправду везде привечает гегемона.
– Не знаю, что вам наговорил мой болтливый слуга, но я не поставляю ароматы в кредит. – В поместье парфюмера Фитала ожидает холодный приём. На усталую Анаксо бравый вид визитёра не производит должного впечатления. – Я вовсе не богачка, в этом утверждении вы тоже ошиблись. Скромный земельный надел у реки, десять на десять шагов, с фруктовым садом на нём. Яблок же с сада едва хватит на три больших пирога. Вот и весь мой годовой урожай. Две лошади смирные, простая повозка, в аренду сдаю, ржавый топор да дюжина гнутых гвоздей – трудно вдовье имущество назвать состоятельностью. Теперь, уже с моих собственных слов, вы можете вынести правильное суждение – я прозябаю, а не живу в роскоши.
Впрочем, хозяйка соблюдает приличия, гостю предлагают свежей холодной мятной воды. Мистофор принимает предложенное, отпивает несколько глотков и… предпринимает вторую отчаянную попытку добиться расположения вдовы.
– Жених я очень серьёзный. Отмечен в приказе. Не прошу от вас кредита, готов оплатить духи из личного опсониона. – На свет из сумы появляется туго набитый монетами простой грубый холщовый кисет с написанным чёрными чернилами «Кавалерия. Гегемон Фитал, сын Леоса». – Базилевс собирается в поход на восток. Мне выплатили за год вперёд серебром.
– Это те новости, хозяйка, которые я хотел вам сообщить, – вставляет своё слово возничий. – Столица взволнована…
– …Какие новости ты мне принёс, Мелеагр? – трунит раздосадованная Анаксо. – Про то, как некий гегемон получил серебро? Столица, конечно, взволнована. Тебя не было полдня. Ты отличаешься отменной сообразительностью, Мелеагр. Я начинаю жалеть, что наняла тебя. С зимы, как умер мой славный Эрехтеид, никак не могу подобрать надлежащей замены ему.
От грубости Анаксо возничий замолкает. К мистофору же хозяйка поместья обращается вежливо и холодно:
– Гегемон, зачем вам дорогие ароматы? Потратьте ваше серебро благоразумно на что-то более нужное вам в походе. Бронзовый котёл, например, на пять ваших подчинённых. Извините, я очень занята. У меня много невыполненных заказов. В том числе для Клеопатры Теи. Вам известно это имя, гегемон?
– Да, это базилея. Родом она из Египта. – Фитал начинает понимать бесперспективность новой попытки. Вполголоса неуверенно добавляет: – У меня не пять подчинённых, но бравая кавалерийская сотня.
– Гегемон, вы же не думаете, что я начну выполнять ваш очень срочный заказ прежде заказа базилеи? – Анаксо строгим взглядом указывает гегемону точный путь на ворота.
– Нет, ну что вы… – тянет задумчиво Фитал. Гегемон упрям, готовит доводы для продолжения беседы.
– Зелос! – выкрикивает в небо Анаксо. – Зелос! Проводи гегемона. Ему надо спешить на службу базилевсу.
Появляется раб. Фитал учтиво прощается. Анаксо гневно взирает на возничего.
– Мелеагр, я больше не нуждаюсь в возничем. Зелос поможет тебе собрать личные вещи. Ты уволен. Жалование ты получил. Более я тебе ничего не должна.
Анаксо удаляется в мастерскую. Три мужа втроём покидают внутренний двор негостеприимного поместья.
– Куда ты теперь подашься, Мелеагр? – вопрошает жалостливо возничего Зелос. Возничий хмуро молчит.
– У меня два дня назад сбежал мальчишка-оруженосец. – Фитал обращается к опечаленному Мелеагру. – С лошадьми ты управляешься справно. Крепок ты здоровьем, доспехи мои сможешь нести. Многими необходимыми достоинствами ты наделён. Буду платить тебе не меньше, чем парфюмер. Не горюй, товарищ! Скоро война, ты же слышал. – Гегемон игриво подмигивает удручённому бывшему возничему. – На войне найдётся много возможностей для быстрого обогащения. Чудеса дивные происходят после взятия городов. Серебро и золото само собой потечёт обильными ручейками, только руки вовремя подставляй.
– Я с тобой, Фитал. – Бывший возничий тяжело вздыхает. – В казарме буду жить? В ночи по зову сальпинги подниматься, как солдат?
– Ты привыкнешь к гарнизонному ритму, – утешает уволенного гегемон. – В казармах обретёшь много хороших друзей. Голодать ты не будешь. Каждый день хлеба ломоть и похлёбка горячая. Чем не счастье, товарищ?
Зелос удаляется в сторону конюшни, позже приносит небольшую кожаную суму с пожитками возничего.
– Извини, дубину тебе не отдам. Теперь я буду ею справляться.
Раб и возничий прощаются. Гегемон и его новый оруженосец уходят в сторону города. Вместе с ветром до Зелоса доносится обрывок разговора:
– …Не получилось обаять богатую вдову. Какая, право, жалость! Неужели я страшный?
– Нет, ну что ты, Фитал! Ты красавец. А вот она – сухая бесцветная жердь, желчи едкой полна до самых волос…
Солнце садится за горизонт. Закат окрашивает небо в нежный багрянец.
– Отдалились ли мужланы от дома? – За воротами раба скрытно поджидает хозяйка. Зелос вздрагивает от неожиданности.
– Это вы про того ушлого гегемона и нашего Мелеагра? – уточняет Зелос. – Пошли под ручку по дороге. Можете не скрываться. Вас им не увидеть, дорогая хозяйка. Ждут нашего Мелеагра суровые казармы, так сказал гегемон.
– Я всё слышала! – Анаксо шутливо присвистывает. Меж тем Зелос закрывает ворота на засов. – Обаять вдову захотелось пройдохе.
– Кто же будет возничим теперь? – вопрошает удивлённо раб.
– В возничие Мирину-кухарку назначу до той поры, пока замену лучшую не подыщу. – К Анаксо вновь возвращается весёлое расположение духа. Парфюмер поёт: – Ко мне только что сватался неумело, совсем неумело важный такой гегемон мистофоров. Сотня лихая под ним. Вот он какой, бравый зазнайка! Пришёл, как услышал обо мне. Корысть его ко мне позвала. Запылился с дороги, так поспешал за вдовьим добром, что даже подарок малый не приготовил желанной невесте.
– Вы же ему даже слова сказать не дали, дорогая хозяйка. – Раб разделяет веселье. Улыбается что есть сил. – Ах, если бы он распалился, себя б выставил напоказ, а вы бы слушали-слушали, поощряли заносчивые речи, соглашались, улыбались и нежданно вдруг… ему отказали. Вот было б представление! Вы… вы… вы каменный утёс, а он – утлое судёнышко. Разбились в щепы надежды жадного солдафона! Комедия!
– Да, ты, наверное, прав Зелос. Мало я посмеялась. Надо было дать занятное представление. Не сообразила, беда, упустила себе развлечение! Он не первый искатель лёгких богатств. Я свободу свою ни на что не променяю. – Анаксо громко смеётся. – Но он был такой очевидный в корыстности намерений, а я так устала. О, какой выдался пёстро-роскошный день! Волшебное сновидение ему подходящее имя. Базилея такая красивая, изящная дама весьма утончённого вкуса! Беседу неспешно вела с базилевсом при мне. Музыкой славной-прекрасной раздавались её наставления.
– А наш-то найденный варвар того… как-то с музыкой связан, – таинственным тоном шепчет раб. – Начал было я на дудочке Мелеагра свистеть, неуклюже, конечно, так он проснулся, давай меня ругать злыми словами. Стонет и ругается.
Анаксо застывает посреди внутреннего двора с удивлённым выражением лица.
– Так он музыкант? Театр? Актёр? О такой профессии я и не подумала. Так вот почему у него нет мозолей! Раскрылась загадка. Актёр у нас в конюшне живёт. Видно, странствующая труппа наказала преступника за прегрешенья, мне неведомые. Что мне с этой тайны раскрытой прибудет? Ничего. Не заработать мне на спасении нищего. Покорми его, Зелос. Позаботимся о госте достойно. Пусть боги с небес видят гостеприимство моё. Не нарушила я священный закон гостеприимства. Через десять дней острижём волосы светлые, мне на парик. Хоть какая-то будет польза от постоя актёра.
Анаксо удаляется в мастерскую. Мирина, новый возничий, вносит в мастерскую две старинные бронзовые масляные лампы. То верный знак – парфюмер будет работать всю долгую ночь.
Глава 4.
О чём поведал счастливо спасённый
Прибыв поутру ко дворцу, Анаксо замечает у колоннады входа знакомую подругу базилеи. Парфюмер издалека приветствует придворную даму. Но та не замечает приветствий Анаксо, собирается покинуть вход. Сняв бордовую шаль с головы, подобрав полы платья, парфюмер устремляется вслед за подругой базилеи. К своему счастью, Анаксо успевает настигнуть придворную даму ещё до того, как она достигла охраны входа.
– Хайре! Это я… я… Прошу прощения! – Анаксо едва может дышать, переводя с трудом дух от быстрого бега.
– Парфюмер, ты заставила меня ждать, – недовольно фыркает подруга базилеи. – Принесла то, что обещала? – Знатная дева искоса презрительно рассматривает Анаксо с ног до головы, заметив чёрную пиксиду, отправляется в сторону охраны. Придворная дама шагает таким широким мужским уверенным шагом, что Анаксо приходится бежать за ней. – Ты что, не знаешь моего имени?
– Извини, нас не представили, вчера во дворце у меня не было возможности имя твоё узнать, всё так быстро произошло, волнение затуманило голову, – торопливо тараторит Анаксо. – Я дважды вопрошала охрану, но они мне ничего не сказали…
– Она со мной, – гордо произносит страже подруга базилеи. Анаксо пропускают во дворец. Дева недовольно бросает попутчице: – Запомни моё имя. Я – Эригона.
Подруга базилеи прибавляет и без того скорый шаг. Анаксо путается в полах платья и заметно отстаёт.
– Эригона, я приготовила для тебя подарок, – чуть не в спину проговаривает Анаксо. Эти слова останавливают придворную даму. Эригона оборачивается к Анаксо. Теперь её лицо не выражает презрения. Снисходительным тоном она называет парфюмера по имени:
– И что же ты мне подаришь, Анаксо?
– Всю ночь я не спала. Составила твой аромат, по впечатлениям от первой нашей встречи. – Анаксо вынимает из складок одежд небольшой алабастрон бирюзового цвета.
– Вот как! – Алабастрон принимается, тут же откупоривается, подруга базилеи вдыхает аромат, замирает на миг неподвижно, выдыхает с блаженством: – Какой чудный фруктовый запах! Это как весенний ветер.
Подруга базилеи больше никуда не спешит. Несколько капель подаренных духов отправляются на мочки ушей. Алабастрон закрывается, придворная дама читает надпись на ленте пергамента:
– Молодость.
Анаксо одаривается благосклонной, тёплой, даже слегка нежной улыбкой.
– Мне семнадцать лет. – Эригона смягчается до откровенности. – Служу базилее уже полных два года. Хорошо служу. При ней неотлучно. И днями, и ночами. Наверное, умру девственницей в царском дворце. Чувствую себя ужасной старухой. Клеопатра меня не желает отпускать. Моему отцу пришлось отказать троим превосходным женихам. Один из них был таким красивым, тонким, чутким, понимал всё с полувзгляда, с полуслова… – Эригона качает головой, мечтательно смотрит на безмятежное утреннее небо. Белые облака медленно плывут на восток. Подруга базилеи быстро спохватывается, туман девичьих мечтаний исчезает, к парфюмеру она возвращается со строгим взглядом. – Ты же не хочешь меня подкупить этим подарком?
– Нет-нет, что ты! – робко шепчет Анаксо.
– Прими как благодарность за прекрасный вчерашний визит. Ты была так добра со мной, славная Эригона!
Эригона сдержанно улыбается Анаксо, прячет алабастрон, идёт по дворцу, но уже гораздо медленнее, женскими шагами. Теперь Анаксо не надо бежать. Парфюмер оглядывается по сторонам, из расписной колоннады они выходят прямо в сад дворца.
– Каждый день, иногда по три раза, ко мне обращаются с просьбами устроить встречу с Клеопатрой. – Эригона вновь удостаивает Анаксо откровенности. – Предлагают серебро, драгоценности, даже рабов. Я была бы богачкой, исполни хоть часть этих просьб.
– Да, я понимаю тебя. – Анаксо восхищённо рассматривает остриженные кусты мирта. Вдыхает аромат цветущего сада. – Ты неподкупна, ты честна, ты дорожишь расположением базилеи.
– Именно так! – Эригона сворачивает с главной на боковую дорожку, уводя Анаксо в глубину сада. – Моя служба превыше любых взяток. Именно поэтому базилея ставит меня выше прочих.
Короткий разговор заканчивается у раскрашенной статуи Ариадны. Из тени оливы появляется Клеопатра Тея со свитком и дорожным набором чернил. Властительница внимательно оглядывает наряд парфюмера.
– Вчера ты была в зелёном наряде. Сегодня на тебе… – Свиток и чернила отдаются Эригоне. О удивление, царица сближается со скромной Анаксо, трогает руками одежду парфюмера. – …Что это? Хламида31 твоего мужа? Почему она красная? Он у тебя солдат?
– Базилея, мой муж, младший гегемон, погиб при штурме Апомеи32. – Анаксо, памятуя о вчерашнем визите, не опускает глаз, смотрит прямо в лицо царицы.
– На чьей же стороне сражался твой муж? Ужели на стороне Диодота Трифона33? – Клеопатра пытливо вглядывается в глаза Анаксо.
– Мой покойный Гесих, да охранят его боги в Аиде, честно воевал за базилевса Антиоха. Антиоху Седьмому он присягу на верность принёс. Гесих был отмечен в приказе. Первым взошёл на стены Апомеи, с отрядом отбил важную башню, помер от ран в тот же день, на закате. Этот гиматий мне принесли его боевые товарищи. Именно в нём мой любимый Гесих отправился служить новому базилевсу.
– Твой муж – достойный воитель. – Царица принимает пиксиду. Открывает и достаёт из её недр алабастрон белого цвета. – Ты сдержала своё слово. Скажи, парфюмер, а моя Эригона пахнет сейчас тоже твоим изделием?
На этих словах скромная Анаксо молча опускает глаза. Она боится отвечать. Зато Эригона отличается честностью. Из складок придворного платья на свет появляется бирюзовый алабастрон.
– Базилея, Анаксо великодушно подарила мне духи. Сказала, это признательность за мою доброту.
– Мне нравится и этот твой новый аромат. Ты искусная мастерица, Анаксо. – Клеопатра забирает себе бирюзовый алабастрон. Прячет его и белый в пиксиду. Эригона достаёт кошель. На лице подруги базилеи блуждает такая счастливая улыбка, словно бы Эригона рада добровольно расстаться с духами. Царица отсчитывает самолично монеты, вкладывает их в ладонь Анаксо. Парфюмер многословно благодарит царицу.
– А теперь ты исполнишь мою маленькую прихоть. – Клеопатра указывает рукой на гиматий. – Сними его.
Анаксо тут же без возражений выполняет волю властительницы. Расстёгивает медную фибулу, снимает с себя мужской наряд.
– Дай мне хламиду. Нет, уж лучше надень её на меня.
Видавший виды, выцветший, местами сильно потёртый, штопаный грубый гиматий ложится на царственные плечи. Удивлению Эригоны нет границ, придворная дама так поражена происходящим, что забывает про свои обязанности, пиксида с духами возвращается Анаксо.
– Но чем мне скрепить хламиду, базилея? – вопрошает парфюмер.
– Я видела у тебя фибулу гегемона. Ей и скрепи.
Эригона приходит в себя, забирает фибулу у Анаксо, ловко скрепляет хламиду на правом плече царицы. Скрепив хламиду, забирает пиксиду у Анаксо. Но одной хламиды базилее оказывается мало, у Анаксо забирают и шаль. Теперь царственную причёску скрывает простая дешёвая бордовая шаль. Однако, к чести вдовы, состояние шали не в пример лучше хламиды.
– Эригона, я похожа на солдатскую вдову? – На любой царственный вопрос положен только один ответ. И этот ответ радостно оглашает придворная дама:
– О да! Вы, Клеопатра, умеете искусно перевоплощаться.
Эригоне вручается неизвестно откуда появившийся кинжал в белых кожаных ножнах. Брови Эригоны высоко поднимаются. Глаза округляются.
– Будешь меня охранять. – Клеопатра приходит в возбуждение, негромко смеётся. – Дамы, мы отправляемся изучать настроение города. Анаксо, ты сопроводишь нас на агору. Ты ведь приехала на повозке?
– Да, базилея. Я всецело к вашим услугам, – сбивчиво произносит парфюмер. – Меня ожидает рабыня. Она мой возничий.
– Вот и прекрасно. Идём же! – Базилея пребывает в приподнятом настроении, по виду не шутит.
Не веря своему счастью, скромная Анаксо шагает совсем рядом с царицей, каких-то кратких полшага отделяют её от Клеопатры. Удивительное дело, но даже потёртая солдатская хламида украшает гордую аристократку из Египта. Легко шуршит щебень под царственными ногами. Напротив колоннады входа дворца у гегемона стражи обирают на вторую хламиду, теперь уже для подруги базилеи Эригоны. Удивлённому же гегемону вручают «на сохранение, до возвращения» пиксиду, свиток и чернильный набор. Три женщины покидают дворец, без сопровождения подходят к стоянке повозок.
– Мирина, прошу, не задавай мне никаких вопросов, – упреждает служанку парфюмер, учтиво помогает взойти на повозку сначала базилее, потом и придворной даме. Взойдя последней, властно-решительно проговаривает: – Правь лошадьми к агоре, любезная Мирина.
Клеопатра останавливает повозку за добрый стадий до агоры. Переодевание удаётся. Царственная особа, придворная дама и парфюмер идут по главной улице, никем не узнанные. Так же никем не узнанными они гуляют среди торговых рядов. Клеопатру интересует всё из мира ей незнакомого: чинная беседа трапезитов34 о закладных камнях, жаркий спор хрематистов35 о будущем урожае зерна, недовольное обсуждение пяти младших гегемонов назначенного им казённого довольствия, скабрёзные шутки группы приятелей о «славном наборе городской бедноты» в отряд пращников и будущих «завлекательных буднях» в восточном походе. Долее всего царица выслушивает объявление о вынесенных судебных решениях в части отнятия собственности должников. Должники скорбят, кредиторы ликуют. Должникам участливые прохожие советуют «поискать удачи в походе Антиоха».
Никто на агоре не высказывает недовольство о предстоящей войне. Напротив, общее мнение торговых людей сводится к тому, что «совсем скоро парфянского золота прибудет на рынки Сирии так много, что золото сравняется в цене с серебром». Огромный город, столица державы Селевкидов, радостно живёт в предвкушении «многих счастливых изобильных лет». Удовлетворённая услышанным, Клеопатра к полудню приказывает Анаксо отвезти её назад во дворец. У колоннады главного входа базилея одаривает парфюмера тетрадрахмой «за обильную впечатлениями прекрасную прогулку», возвращает хламиду и шаль, удаляется во дворец. Анаксо ещё долго стоит, провожая взглядом царицу. На её глазах гегемон дворцовой стражи встречает Клеопатру, и они исчезают во дворце.
– Кто это была? Ты меня вопрошаешь, Мирина? Ах, кто это была! Я коснулась дважды её руки. Невероятное случилось! Я гуляла с ней по агоре. – Колёса повозки, блаженствуя, скрипят. – Не скажу, Мирина, ты сама догадайся.
Даже покинув городские ворота, Анаксо не решается надеть свои одежды, с благоговейным трепетом держит в руках хламиду и шаль. Мирина отлично справляется и с лошадьми, и с повозкой, но вот с языком ей справиться не удаётся. После сотой попытки служанка сдаётся, умолкает и останавливает лошадей.
– Почему мы встали, Мирина? – недовольно прерывает молчание хозяйка повозки.
– Не поеду дальше, пока вы не скажете, кто с вами был на агоре. – Любопытство у Мирины пересиливает страх наказания.
– Наглость твою я прощаю. – Анаксо прижимает к лицу хламиду и шаль. Через ткань оглашает: – Базилея, Клеопатра Тея!
– Ох! – Мирина подпрыгивает на месте возничего, из её рук выпадает хлыст. Лошади приходят в движение, повозка трогается.
– Ах, если бы знала, кого я везла… – мечтательно шепчет беззвучно, одними губами, облакам служанка. – …Упала бы на колени, попросила б свободы!
Холодный ветер заставляет Анаксо облачиться в гиматий. Счастливая, она поворачивается назад, машет удаляющемуся городу, громко проговаривает:
– Я люблю тебя, великая Антиохия. Ты исполнила мою давнюю девичью мечту!
По приезде домой Анаксо деловито приказывает Демонассе принести бритву. Проверив остроту бритвы, вместе с Зелосом и служанкой она отправляется к конюшне, где застаёт молящегося на светило Салманасара.
– Ты правильно делаешь, счастливо спасённый, что молишься. Помолись богам и за то, чтобы бритва моя тебя не порезала.
– Не надо, прошу вас, не надо сбривать мои волосы! – просит Салманасар. – Зевсом молю, сохраните волосы.
Однако просьбы остаются не услышанными. Зелос садится рядом с головой Салманасара, готовый удержать насильно, если понадобится, Демонасса готовится к бритью, расстилает рядом с раненым кусок холста для сбора волос.
– Чем ты будешь мне платить за постой? – Анаксо теряет терпение.
– Я… я… – бормочет Салманасар.
– Мы нашли тебя в кустах, нагим. Если бы не моя доброта, ты бы умер там, у дороги, в кустах. Ты ешь и пьёшь вдоволь, сколько тебе захочется, ты ночуешь в моей конюшне… – Список неоплаченных услуг растёт в бесконечном перечислении хозяйки дома.
– Я расскажу вам тайну. Очень важную тайну, – шепчет Салманасар. – Пусть они все выйдут.
– Говори же при них. Они моя собственность. – Усталость от бессонной ночи берёт своё, Анаксо зевает.
– Меня нанял один очень важный вельможа для того, чтобы я рассказал царице откровение звёзд. Этот вельможа меня всему подучил, что надо было говорить. – Салманасар замолкает, просит пить.
Сон покидает хозяйку конюшни. Она приказывает дать воды раненому. Получив требуемое, Салманасар живо продолжает:
– Я встретился с царицей. Я рассказал то, что от меня требовали. Я смог убедить её в правдивости, хотя она вначале мне не поверила. Я великолепный актёр. Я могу выучить любую роль. Для меня это нетрудно. В великих трагедиях моё место. Потом меня подло схватили, пытали, почти убили…
– …Как звали этого вельможу? – громко уточняет тоном допроса Анаксо.
– Электрион! – без промедления отзывается Салманасар. – Он обещал мне мину серебром за обман. Он одел меня в халдейского прорицателя. Да только всё, что я говорил, была ложь. Я хочу снова попасть в царский дворец и рассказать правду царице. Пусть вскроется злостный обман. Пусть накажут моего убийцу…
– …Что же ты наговорил царице? – Холодным тоном Анаксо привычно ведёт допрос.
– Говорил я про успех похода на восток. Обещал победу над парфянами. Наверное, настоящее предсказание было совсем иным, печальным, – говорит Салманасар. – Мне надо во дворец, к царице. Сложился заговор опасный. Царица должна узнать про измену!
– Я только что прибыла из царского дворца. И там я встречалась с Клеопатрой Теей. – На этих словах у всех присутствующих вырываются звуки восторга. – Мы даже вместе гуляли по агоре. А наша Мирина везла нас в повозке. – Анаксо смеётся. – Надо удвоить цену аренды моей повозки, потому как моя повозка возила царственную особу!
Веселье хозяйки разделяют присутствующие.
– Вы не будете меня обривать наголо, как раба? – вежливо интересуется «счастливо спасённый».
Однако его надеждам не суждено сбыться. Хозяйка конюшни теряет интерес к «счастливо спасённому», не ответив, выходит из конюшни. Салманасар вызывает к милосердию, но напрасны мольбы, Зелос крепко удерживает его голову, Демонасса бритвой ловко обривает наголо. Вскорости волосы бережно собраны, выносятся к скучающей Анаксо на осмотр.
– Волос хороший. Переливается на солнце. Его постой не закончился. Возможно, пробудет ещё столько же. Завтра соседке продам задорого. Ей парик очень нужен. Облысела от переживаний соседка. Возрадуйся, Салманасар, ты оплатил постой!
Вместе хозяйка и служанка заливаются смехом. В конюшне же горько в голос рыдает «счастливо спасённый». Усталая Анаксо уходит домой, с лестницы просит слуг «не беспокоить её до самого позднего утра».
В это же самое время в казармах столичного гарнизона среди грубо сколоченных коек разворачивается кулачное побоище. Бывший возничий Мелеагр противостоит трём нападающим из числа оруженосцев. Ему удаётся не только вырвать свой мешок с пожитками из рук одного из обидчиков, юноши лет двадцати, но и нанести другому нападающему, крепкому мужу лет тридцати, сокрушительный удар ногой меж ног. С громким воем пострадавший рушится на каменный пол казармы. Улучив удобный момент, Мелеагр резко кидает в лицо свой мешок обидчику, уже владевшему им ранее, и, не теряя времени, бьёт его, растерявшегося, правой ногой что есть мочи под дых. Противник складывается пополам.
Теперь из троих нападавших на ногах остаётся подвижный проворный подросток. Напрасно подросток уповает на скорость ног, Мелеагр нагоняет его в узком проходе почти на самом выходе из казармы. Подросток пытается ударить правой рукой в висок Мелеагра, тот ловко уворачивается, отвешивает ответный удар левой в подбородок. Подросток теряет сознание, рушится ниц у двери казармы. Лежит плашмя, уткнувшись носом в пол, раскинув руки, без движения.
Мелеагр бегом возвращается назад, с диким воем набрасывается на обескураженных врагов, пускает в ход руки и ноги. Сильными ударами он осыпает головы врагов. Раздаются стоны и причитания. Из разбитых носов льётся кровь. Чуть позже, заломив за спину руки борцовским приёмом, Мелеагр выволакивает из казармы одного за другим поверженных. Обиду никак не унять. Мелеагр поносит нападавших отборными ругательствами. Избиение продолжилось бы и за пределами казармы, но, на счастье проигравших, показывается гегемон. Он издали кричит победителю драки:
– Товарищ мой хороший, остановись! Что происходит здесь?
– Они не на того напали! – отзывается зло Мелеагр, вглядевшись в гегемона, сбавляет прыть, уже по-приятельски спокойно продолжает: – Мой гегемон, Фитал, эти трое хотели меня ограбить средь бела дня, назвав преступление «священным ритуалом посвящения в кавалерию базилевса».
Перед старшим гегемоном подняться могут только двое. Подросток с трудом медленно приходит в себя, что-то невнятно бормочет себе под нос.
– Он первый на нас напал. – Молодой оруженосец гневно смотрит на Мелеагра, держится обеими руками за живот.
– Это он нас хотел ограбить, гегемон. Требуем справедливого гарнизонного разбирательства, – поддерживает приятеля оруженосец постарше. Утирает кровь из сломанного носа ладонью. – Новичку внове казарменные порядки. Старшинство наше он нагло не признал. Накажите его, пусть знает своё место.
– О, да ты, оказывается, кулачный боец! Первый день службы – он самый трудный. Один против троих стоял. Не напугался? Упрямствовал? Дерзил? Ценю твою отвагу, храбрец. – Гегемон похлопывает по плечу товарища. Утешает с хитрой улыбкой своего оруженосца: – Тебя не накажут за рукоприкладство, Мелеагр. Именно такой задира мне и нужен. Собирайся, служака, поспеши же, у нас впереди очень опасное приключение. Мы с тобой очень спешно отбываем по тайному приказу базилевса.
Мелеагр уходит в казарму, выносит оттуда не только свой тощий мешок с пожитками, но и три других, пузатых. Проходя мимо избитых противников, насвистывает громко-шутливо, насмешливо смотрит в глаза проигравших. Вдвоём с гегемоном они уходят из цитадели Антиохии, направляясь прочь из города на юго-восток.
