Марьям
Господи, как же я его ненавижу! Эту его холодность, невозмутимость, вечную уверенность в своей правоте… Ну конечно, он же старше… намного. А я кто? Просто девчонка, и моё родство с его работодателем не даёт мне никаких преимуществ. Хотя нет, немного даёт… Я могу ему приказать… ведь могу? Нет, наверное, в таких вопросах этот способ не подходит… А впрочем, почему нет? Чем этот случай хуже других?
Мне кажется, я влюбилась в своего телохранителя ещё в первый месяц его работы у меня. Это было немудрено: Азиз такой взрослый, брутальный и загадочный. Всегда молчит, смотрит своим проницательным взглядом, думает что-то там себе… Я иногда пыталась втянуть его в диалог, но у меня это плохо получалось. Словно он боится разболтать какую-то государственную тайну и на всякий случай вообще ничего не говорит.
Но мне для моих глупых девчачьих чувств с головой хватало его бесподобно мужественной внешности. Высокий рост, широченные плечи, татуированные мускулистые руки… Он легко мог бы прихлопнуть меня одной левой – такая она была огромная – но вместо этого защищал, и моё глупое сердце было отдано ему безвозвратно ещё в 16 лет.
Чего только я не делала, чтобы привлечь его внимание! Даже нос как-то разбила, нарочно споткнувшись на набережной. Вышло по-дурацки. Азиз меня не поймал – не успел (а так хотелось его объятий, хоть на секундочку!), да ещё схлопотал по шапке от моих родителей. Мне было ужасно стыдно за эту выходку, хотя он на меня и не сердился совсем. Я тогда даже засомневалась, умеет ли он вообще какие-нибудь эмоции испытывать…
Потом я подросла и стала ненамного умнее. Решила попробовать вызвать в нём ревность. Выбрала момент, когда Азиз должен был меня искать, и подговорила брата подруги меня поцеловать. Мы оба раньше никогда не целовались, поэтому ему тоже было интересно. Хотя почему тоже? Мне не очень… Я бы предпочла потратить первый в жизни поцелуй на настоящего мужчину, который мне по-настоящему нравится, а не младшего брата одноклассницы – 16-летнего сопляка, который и целоваться-то не умеет. Эта эскапада тоже закончилась полнейшим фиаско. Азиз мне ни слова не сказал, ни на йоту не изменил своего поведения со мной. Всё, что я получила – стометровка до машины за руку с предметом моего вожделения, и больше ничего. Ни слова, ни взгляда. Я очень горько отчаялась тогда…
И вот сегодня, в самый несчастный день моей жизни, он дал мне надежду, а потом снова отобрал её. Но не на ту нарвался. Я не из тех, кто станет тихо сидеть в ожидании, что счастье само упадёт на голову. Умывшись, причесавшись и переодевшись, я отправилась в комнату своего телохранителя.
– Моя… Марьям? – снова исправился он, глядя на меня открыто и взволнованно.
– Я начинаю привыкать к такому обращению, – улыбнулась я, стараясь выглядеть спокойной, в то время как у самой тряслись поджилки.
– Чем я могу вам помочь?
– Встань и подойди ко мне.
Я строгая. Очень властная хозяйка. Меня нельзя ослушаться!
Азиз действительно встаёт с кровати и приближается ко мне. Останавливается в полуметре. Командую:
– Ближе!
Ещё полшага – и я чувствую на своём лице его дыхание. Частое, горячее, обжигающее.
– Положи руки мне на талию.
Хмурится, но кладёт. Ох, как мне нравится эта игра… Я нарочно надела очень тонкое и мягкое платье. Горячие руки Азиза буквально прожигают его насквозь и опаляют мне кожу. Его пальцы сминают ткань, мужчина зажмуривается, а я тянусь к нему губами.
– Это плохая идея, – шепчет он в них. – Очень плохая, моя… Марьям!
Но я всё равно целую его. И мне наплевать, что он об этом думает! Сильные, твердые, как дубовые ветви, руки, сминают меня, прижимая к мускулистому мужскому телу. Размазывают по нему. Азиз тихо, но отчётливо стонет мне в рот, и я понимаю, что он хочет этого. Давно хотел, но стеснялся. Мы не целуемся – мы грызём друг друга. Он прикусывает мои губы и бесстыдно лижет мой язык. Это невыносимо, невыносимо… прекрасно! Я хочу, чтобы меня вот так… хотели. До боли, до жажды, до желания раздавить и съесть. И похоже, что Азиз хочет меня именно так. Его руки всё смелее, его губы уже исцеловали всё моё лицо и двинулись ниже, по шее – к груди. Я дёрнула пуговицы у горла – и у платья появилось декольте. Азиз уткнулся в него с рычанием раненого зверя. А я потянулась к пуговкам на его рубашке. Даже успела расстегнуть одну и просунуть ладошку под ткань, с наслаждением поглаживая щекочуще волосатую грудь. Но тут Азиз вдруг опомнился:
– Марьям, вы что… Что вы… делаете?
– Учитывая то, как глубоко твой язык уже побывал во мне, можем перейти на ты, – предложила я.
Смуглые щёки моего телохранителя ещё сильнее потемнели, он опять нахмурился:
– Я ни за что не сделаю ЭТОГО (он явно говорил не про переход на ты)! Если мы… Если я совсем лишусь разума и натворю такое, ваш отец отрежет мне голову!
– Если ты не сделаешь этого, я никогда не узнаю, что такое счастье и удовольствие, – возражаю, но как-то робко и жалобно.
Азиз вздыхает:
– Вам нужно бежать. Если вы не хотите сражаться с врагами моей рукой, тогда надо бежать.
– Куда?
– Возможно, в другую страну. Это нужно решить вам, а я помогу…
– Если я сбегу, какая разница, девушкой или женщиной?..
– Надо всё подготовить, на это потребуется время… А если ваш отец узнает, всё может сорваться!
– Как он узнает?!
– Есть простой способ. И тогда меня повесят, а вас запрут уже на замок.
Разговаривая, мы постепенно снова сближаемся – и вот, мои ладони уже гладят Азиза по коротко стриженной голове, его руки обвивают мою талию, а глаза чернеют, наливаясь огнём желания, и это зажигает его во мне.
– Пожалуйста, – шепчу ему в губы. – Азиз, я умоляю… сделай это…
Но он целует меня, а потом всё равно отстраняется и качает головой:
– Нельзя, Марьям, нам нельзя… Это было бы ошибкой…
– Ну и пусть! Я хочу ошибиться! Возьми меня! Я хочу стать твоей!
Я прижимаюсь к его телу и понимаю, что оно тоже хочет сделать меня своей. Мне в живот упирается что-то большое и твёрдое. Я никогда не видела это вживую, но читала об этом и абсолютно уверена, что мне понравится. Что получу ни с чем не сравнимое удовольствие. Всё моё тело скручивало от желания почувствовать этого мужчину в себе.
Азиз молчал, не глядя на меня и стискивая челюсти так, что на лице его играли желваки.
– Я… приказываю тебе! – хотела крикнуть я со злостью, но вместо этого опять чуть не разревелась – и вышло тонко, жалобно, беззащитно.
Мой телохранитель сгрёб меня в охапку и прижал к себе, как ребёнка. И понёс в мою комнату. Оставил там и ушёл. Подлец. Мерзавец. Ненавижу!