Мари Князева
Телохранитель
Глава 4. Неподходящий муж
Азиз
Я метался по своей крошечной комнатке, как зверь по клетке, то ударяясь лбом в стену, то задевая плечом шкаф, то падая в бессилии на кровать, которая жалобно крякала каждый раз, угрожая развалиться в щепки.
Я не могу, я не должен, мне нелья… Нельзя ведь? Чёрт, чёрт, чёрт! Мне нельзя трахать мою любимую женщину, даже если она согласна на это. Даже если она требует… Из нас двоих хоть кто-то должен вести себя, как взрослый. Мы можем всё погубить этими неуместными эмоциями…
Кто я ей? Зачем я ей? Это просто прихоть, о которой она потом пожалеет… Которая может причинить ей много боли, если отец узнает… Отец, отец… Где же он, когда честь его дочери висит на волоске?
Я опять сходил умыться, но увы, это не помогало справиться с навязчивыми мыслями. Я хочу её, как ничего и никого на свете не хотел. И она хочет меня. И мы одни. И больше такого, возможно, никогда не случится…
Я пометался ещё немного, но в конце концов вылетел из комнаты и отправился на кухню. Попросил кухарку приготовить капучино и понёс его Марьям.
Стучу. Рукой в дверь. Но сердце колотится в грудь намного громче и быстрее. Слышу безразличное:
– Войдите, – моим любимым голосом.
Вхожу. Марьям сидит на кровати и смотрит в книгу, но взгляд её неподвижен. Она поднимает его на меня. Полный… да ничего не полный. Опустошённый и усталый.
– Вот, – говорю, почему-то сбиваясь на ты, – я принёс тебе кофе.
– Кофе? – фыркает она. – На ночь?
– Да. Как ты любишь, с молоком и сахаром.
Пару секунд Марьям смотрит на меня молча, а потом вздыхает и протягивает руку. Осторожно передаю ей чашку и, как верный пёс, сажусь прямо на пол к её ногам. Спрашиваю спокойно:
– Где твои родители? И вообще все…
– Уехали.
– Куда?
– Какая тебе разница?
– Когда вернутся?
Пожимает плечами:
– Вечером в воскресенье.
У меня внутри всё сжимается. Их не будет ещё два дня!
– А ты… почему не поехала?
– Я наказана. И у меня Лайла. И я никуда не хочу.
– За что наказана?
– За сопротивление помолвке.
– Это нужно прекратить.
– Я уже поняла. Буду изображать пай-девочку, которая одумалась за двое суток домашнего ареста.
– А как отец объясняет тебе этот брак?
– А он не обязан ничего мне объяснять. Но, вообще-то, он дал себе труд сказать, что я сама не понимаю своего счастья. Что я буду жить в полной роскоши, и от меня не требуется ничего, кроме как хорошо выглядеть и родить пару детей.
Я мгновенно вспыхиваю:
– От кого?
– От мужа. Только зачинать мы их будем не в постели, а на операционном столе. Это уже слова жениха. Он слишком брезгует моим телом, чтобы пытаться сделать это естественным способом.
У меня сжимаются кулаки.
– Марьям… ты прекрасна! И твоё тело… Я никогда не видел ничего красивее.
– Но всё же не настолько, чтобы тебе захотелось овладеть им, – отвечает ленивым тоном, но я понимаю, как глубоко она обижена.
– Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется им овладеть! Я просто забочусь о тебе…
– Замолчи! – вскрикивает она, наконец проявляя свои истинные чувства. – Не хочу ни слова слышать о твоей заботе и моём будущем сожалении. Уходи!
Отзываюсь глухо:
– Я не могу…
Чуть приподнимаю подол её платья и целую гладкую обнажённую ножку в мягкой домашней туфельке.
– Ты всё-таки любишь унижаться, да? – спрашивает она с укором.
Я рычу резко задираю подол до середины бедра, провожу ладонью по нему по направлению к промежности, но тут моя госпожа отталкивает мою руку и грозно заявляет:
– Нет! Я не хочу! Я передумала. Ты недостоин меня, трус!
Я опешил на секунду, а потом меня вдруг прорвало:
– Ах ты, маленькая самовлюблённая дрянь! – дёргаю Марьям на себя и оказываюсь между её ног, стоя на коленях. – Сколько ты ещё будешь меня мучить? Думаешь, раз ты богата, можешь топтать чувства других людей?
– Какие ещё чувства! – фыркает она. – Какие мучения?
– А что, ты думаешь, у меня нет чувств?
– Сильно в этом сомневаюсь! Даже твоя похоть не в состоянии победить этот вездесущий, опостылевший мне своими доводами и логическими рассуждениями ум! – она тыкает тонким пальчиком мне в лоб, а я перехватываю её ручки и заваливаю её на кровать, накрывая сверху собой и удерживая руки над головой. И целую. Бешено, безудержно, жестоко. И трусь членом о низ её живота, отчаянно желая прорвать им все тканевые преграды и сделать эту грубиянку уже наконец своей.
Она стонет мне в губы и подаётся тазом навстречу. И я чувствую, как у неё ТАМ горячо. Одной рукой продолжая удерживать кисти госпожи, другой задираю платье и просовываю пальцы в трусики. Там восхитительно влажно, даже мокро – там всё готово и ждёт моего вторжения. Не удерживаюсь и погружаю средний палец чуть вглубь. Преграда на месте. И всё горит и истекает соком. Одну минуту, малыш, я уже иду…
Облизываю палец и отпускаю руки девушки, чтобы расстегнуть ширинку. У меня буквально темнеет в глазах от осознания, что это сейчас произойдёт. Я сейчас лишу девственности и оттрахаю свою госпожу, а она будет стонать и извиваться подо мной от боли и наслаждения. Моя сладкая девочка…
– Дикарь! – снова фыркает Марьям, когда я рву её маленькие белые трусики. – Ну что ты делаешь? Раздень меня по-человечески. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня голую и чтобы наша кожа соприкасалась. Везде, не только там.
Подчиняюсь, начинаю искать застежку на платье, но не нахожу. В сердцах дёргаю его, и оно рвётся с тихим треском, а моя госпожа тихо стонет, словно этот звук заводит её не хуже поцелуев.
И тут раздаётся стук в дверь. Я замираю, холодея от ужаса, и понимаю, что мне конец. Что я поддался низменным желаниям – и вот она, расплата. Я умру, так и не вкусив тела своей возлюбленной.
– Марьям, ты тут? – раздаётся из-за двери обеспокоенный голосок Лайлы Насгулл, подруги моей госпожи.
– Да! – откликается она. – Я неважно себя чувствую и уже легла, извини!
– Хорошо, не буду тебя беспокоить. Пока!
– Пока, – отвечает Марьям так тихо и нежно, что могу услышать только я, и у меня мурашки бегут по коже от этого звука.
Я облегчённо выдыхаю и поднимаюсь, принимая сидячее положение.
– Испугался? – с улыбкой спрашивает Марьям, тоже садясь.
Я киваю, не считая нужным обманывать её. Да, мне страшно. За себя и за неё. За нас. То, что мы делаем – чистой воды безумие.
– У нас не будет всё просто, – говорит моя маленькая госпожа, освобождаясь от остатков платья и трусиков.
Другого белья на ней нет, и я заворожённо смотрю на острые ключицы, обнажённую округлую грудь с розовыми сосками, плоский животик, треугольник темных, коротко подстриженных волос под ним. Длинные бёдра, узкие коленки, тонкие икры… И всё это покрыто молочно-белой нежной бархатистой кожей. Мягкой и благоухающей. И всё это моё…
– Всегда всё будет сложно, опасно и страшно. Если ты не готов к этому, уходи сейчас. Это твой последний шанс.
– Я не могу… – хрипло отвечаю, не отрывая жадного взгляда от обнажённого тела.
– Тогда раздевайся.
Качаю головой:
– Ты меня раздень.
Марьям улыбается – кажется, ей нравится, когда я командую. Она делает шаг ко мне, и меня обдаёт её нежным сладким ароматом. Мои руки сами тянутся к её груди. Я осторожно зажимаю соски, девушка прикрывает глаза и шумно выдыхает. Оставляю одну руку на груди, а другой тянусь к треугольничку. Беру немного смазки, нахожу пальцем клитор и размазываю её по нему. Марьям стонет резко, почти кричит, утыкаясь лбом мне в плечо. Её тело отзывчиво на ласки, заниматься с ней сексом будет сплошным удовольствием. Очень изысканным и умопомрачительным.
Марьям будто вспоминает, что собиралась меня раздевать, и резко дёргает за полы рубашки. Они послушно расходятся, обнажая мою грудь и живот. Девушка снова стонет и припадает губами к моей коже. Мурашки разбегаются во все стороны, учащая и без того бешеное сердцебиение. Марьям стаскивает рубашку моих с плеч и увлечённо гладит мускулы на руках. Какая сладкая пытка!
Член буквально разрывается от хлынувшей в него крови, но мне всё равно нравится, что мы не торопимся, что можно как следует опробовать мою госпожу на вкус, прежде чем сделать ей больно.
Пряжку на ремне я расстёгиваю сам, а с ширинкой справляется моя не по-девичьи нескромная малышка. Её тонкая ладошка неожиданно ныряет в открытую молнию и сладострастно сжимает мой член прямо через трусы. Я чуть не кончаю тут же, от одного этого прикосновения. Если бы не бельё, наверное, кончил бы – оно хоть немного скрадывает ощущения.
– Я хочу на него посмотреть! – с придыханием шепчет Марьям, и я помогаю ей стянуть штаны вместе с трусами.
Моя девочка озадаченно рассматривает торчащий колом детородный орган.
– Он такой большой… – бормочет она растерянно. – Ты уверен, что он поместится в меня? Я смотрела в зеркало, там совсем узкая дырочка…
Судорожно сглатываю и отвечаю хрипло:
– Не волнуйся, малыш, она эластичная. И я… уверен, что смогу его туда… поместить.
Вряд ли что-нибудь меня остановит!
– Хорошо, – неуверенно кивает Марьям. – Давай попробуем.
Она ложится на кровать, раздвигает стройные ножки и протягивает ко мне тонкие руки.
Я сбрасываю остатки одежды, безотрывно глядя на покрытые мягкими черными волосками половые губы, меж которых выглядывают две нежные тонкие розовые полоски внутренних губ. Нет, ничто не помешает мне вогнать туда своё достоинство, без этого просто нет смысла дальше жить.
Я ложусь сверху на свою девушку, опираясь на локти, чтобы её не раздавить, и осторожно провожу головкой по увлажнённым смазкой губам. Пытаюсь чуть протолкнуть её внутрь – Марьям ахает.
– Больно? – обеспокоенно спрашиваю я.
– Ерунда, – отмахивается она. – Я потерплю. Давай, войди в меня…
Я толкаюсь ещё раз, уже сильнее, но теперь Марьям вскрикивает и сжимает бёдра.
Я поднимаюсь на колени и тянусь рукой к её нижним губкам. Осторожно глажу, чуть погружая палец внутрь, а потом наклоняюсь и целую.
– Ч-что ты делаешь? – шепчет Марьям.
