Марина Орлова
Сломанные вещи
19.
Вот же любит он пялиться! А у меня от его взгляда все слова вылетают из головы, и в горле пересыхает. Словно на уроке, когда отвечаешь перед классом.
– Официально Берген делится на шесть районов, – размеренно начинаю я, словно и в самом деле отвечаю урок. Чтобы избежать внимательного взгляда робота, разглядываю жалюзи на окнах напротив. – С юга на север: Порт, Промышленный, Старый Город, Новый Город, Зелёный и Золотой. Порт – самый старый. Наш оплот идейной свободы и независимости от всего на свете, особенно от денег и государственной программы благонадёжности. Изначально на Лагене был речной порт и дома для рабочих – жилой район двадцать восемь. Поселение стало расти, ему присвоили статус города, поэтому новые постройки стали в обиходе называть «городом», а старая часть так и осталась «районом». По мере роста Бергена новую часть, не заморачиваясь, назвали Новый Город – это где мы. В Старом Городе, где живёт Джанки, дома пониже, а здесь высотки и более современные. И, наконец, самые новые районы – для серебряных и золотых, неофициально известные как Особняки. В Зелёном – тоже высотки, много офисов, биржа. Деловой район. Более молодёжный. Золотой – для элиты. Те самые особняки с колоннами, цветочные парки, гувернантки с детишками… Как-то так. Может, у тебя есть вопросы?
– Что за запах на улицах был там, где ты меня нашла?
– Река. Лаген.
Выражение удивления и недоверия на лице Сина даже забавляет – наивный! Я с рождения живу в Бергене, и для меня это естественно. Думаю, если бы я увидела реку без запаха, то не поняла бы, как такое возможно.
– На самом деле это грустная история. На старых фотографиях видно, что по Набережной гуляют люди, пикники на берегу… Там были газоны и клумбы! Сейчас – заброшенные здания, грязь, а река похожа на кисель из мусора.
– Могу предположить, что на неё повлияла постройка города.
– Да, вряд ли кто-то бы специально поселился в таком вонючем месте. Конечно, начиналось всё с благих намерений: амбициозный проект, огромные вложения – превратить Берген из речного порта в морской. Расширить верфь на том берегу Лагена, углубить дно реки, ликвидировать шхеры в устье, чтобы сюда могли заходить крупные суда… Портовые сооружения модернизировали по последнему слову техники. Заводы и фабрики набирали рабочих. Сюда переезжали как медные, так и золотые со всей Европы. Перспективный молодой город! Победа техники над неразумной природой! А потом течение Лагена нарушилось, вода начала застаиваться. Пока спорили, где была ошибка в расчётах, – годы шли, заводы сливали отходы, в реке всё вымерло.
Робот в своей манере склоняет голову набок, и я, предупреждая вопрос, киваю:
– Да, не сразу. И запах усиливался постепенно. Экологи скандалили, но кто их слушает? Были проекты по очищению реки, но для этого нужно остановить производство, владельцы заводов отказались. Раздули кампанию, якобы по защите города. Мол, экоактивисты хотят погубить Берген, ведь без рабочих мест город вымрет. Работники выходили на демонстрации – не знаю уж, сами или им платили… Или угрожали. Рассказывали, как начальство борется за их права, за зарплату, что останавливать заводы нельзя… А во-вторых, на очистку нужны были деньги. Получается, люди вложились в строительство города, но ведь тогда они рассчитывали на будущую прибыль, а теперь нужно было вложить столько же, но лишь ради экологии. В общем… – я красноречиво морщу нос. – Дешевле было построить систему очистки воздуха.
– Это та стена, что пересекает город?
– Да, это первая. Вдоль Промышленного проспекта. Граница между Районом и Городом. Вообще, речные славятся нелюбовью к государственной технике. Или ломают, из принципа, или разбирают на запчасти. Джанки рассказывал, как в детстве они поджигали автотакси, – мол, ночью эффектно смотрится: едет по улице эдакий факел на колёсах и бухтит, что вызвал полицию. Теперь автотакси дальше Промышленного проспекта не заезжают. Но что касается системы очистки, речные её не трогают. Джанки говорил, в Районе многие втихаря мечтают если не сами перебраться в Город, то хотя бы купить здесь квартиру для детей. Так что в чистом воздухе они тоже заинтересованы.
– Если это первая, то есть и вторая?
– На границе между Городом и Особняками. Поэтому отсюда и не уезжают. У медных нет денег, а у серебряных, в Зелёном районе, воздух нормальный, почему бы не жить. Конечно, есть отдельные сознательные граждане, вкладываются в очищение Лагена, организуют благотворительные фонды… Но в целом состояние реки мало кого волнует. Когда в Викхайме, неподалёку, начали строить морской порт, многие наши туда инвестировали. Понятно, что это выгоднее, проще сделать новое с нуля, чем исправлять старые ошибки, – а есть мнение, что состояние Лагена вообще невозможно исправить. Такие были скандалы: как не стыдно, плюёте на родной город, лучше бы сюда вложились… Между нами говоря, я понимаю злость речных. Ведь так и есть: золотые и серебряные отгородились в своих районах и думают только о прибыли. Вливают деньги в Викхайм, который перетянул у нас и торговлю, и производство. Из-за этого многие предприятия обанкротились, рабочие потеряли места. Неудивительно, что их это взбесило.
Син вопросительно поднимает бровь, в ответ на моё недоумение говорит:
– Речные.
– А, да. У нас закрытое общество, приезжих мало, и я привыкла, что все в курсе. Речные – из портовых рабочих, которые жили здесь изначально, в жилрайоне двадцать восемь. В Старой Европе бедные люди переезжали туда, где есть работа, – к заводам или, вот, портам. Мигранты из разных стран. Кстати, на каком языке ты разговаривал с?..
– Староитальянский.
– И много старых языков ты знаешь?
– Нет. Только основные фразы.
Меряю робота прищуренным взглядом. Он кажется всё более идеальным буквально с каждым часом.
– Ясно. В общем, в среде рабочих порта сложился собственный диалект, смесь… Мм, даже не знаю чего. Неграмотной речи из разных языков, наверное. Вот его и называют «речной говор». «Ховаар». Речных можно отличить по виду: они никогда не косят под золотую моду, а наоборот, предпочитают одежду простую, рабочую униформу или типа того. Ну, и шнуды. Изначально это были перчатки портовых грузчиков, а теперь – опознавательный знак тех, кто из принципа не ставит чип.
– В Лагране было немного людей без чипа. По большей части у них также не было ни дома, ни работы.
– Нет, у нас не так. По официальным данным две трети жителей Района не входят в программу, по факту, может, и больше. Но они вовсе не маргиналы. Работа есть, даже в Порту ещё остались заводы, плюс верфь на том берегу, а в Проме вообще нормально. Понятно, что среди речных встречаются разные, есть отморозки, но ведь так в любом обществе. А в основном, мне кажется, это обычные люди. Например, в Районе живут и медные, но их не трогают. Да, речные смотрят на них свысока, считают… вроде как слабаками, которые продались ради удобства. Людьми без «чести», то есть без принципов и идеалов. С ними можно вести дела, никто не запрещает, но если обманут – сам виноват, нечего было связываться с «городскими». Речные называют так любых медных, чтобы подчеркнуть разницу, – мол, мы местные, из района двадцать восемь, а это чужаки. Но всё же живут рядом, как соседи, и ничего. Однако это на севере Района, а чем дальше на юг, тем опаснее. Окрестности Набережной – территория портовой шпаны. Там совсем трущобы, и даже за медный чип могут убить. Или просто потому, что ты не местный.
– То есть «портовая шпана» – это уже не «речные»? Я думал, это одно и то же.
– Нет, это как группа внутри группы. Сами речные называют так маргиналов, обитающих у реки. Банды с Набережной. Пришлые бродяги, которые нанимаются на поденную работу. Те, кто живёт в брошенных промзданиях, – это могут быть как обычные бездомные, так и идейная молодёжь, устроившая сквот. Анархисты, социалисты, радикальные экологи. Или наркоманы.
– И к какой категории принадлежит Джанки?
– Я так понимаю, ему просто не повезло там родиться.
Син, конечно, симпатяшка, но я не собираюсь с ходу болтать про всякое, тем более насчёт Джанки. Что может понять искусственный человек, который видел только армию, о жизни в подобных местах? Я и сама не понимаю, просто не могу представить. Однажды я спросила Дэна, каково было жить возле Набережной. Он ответил: «Как везде» – тоном, со всей очевидностью говорящим, что тема закрыта.
– Почему его так зовут? Я слышал, термином «джанки» обозначают тех, кто употребляет винт. Однако у него я не заметил признаков употребления.
– Не-е, Джанки только по алкоголю, – я даже поднимаю ладони, отгораживаясь. Не буду отрицать, есть у меня предубеждение против наркоманов. – Да и как бы он мог работать на этом дерьме? Я читала, там за пару ингаляций мозги выжигает. А Джанки – ответственный, вообще молодец. Он хоть из портовых, но совсем не такой. Что до прозвища – я, вообще, не спрашивала, но мне кажется, оно из-за любви к мусору. Джанки не может пройти мимо какой-нибудь свалки, чтобы не полезть туда искать детали. Даже теперь, хотя у него есть деньги, а раньше – целые груды притаскивал. Наверное, из-за этого он и перебрался в Город, здесь можно найти больше всего.
А ещё, мне кажется, Дэн не только искал возможность заработать, но и убегал от чего-то. От прошлого или от реальной опасности? Не знаю. О таких вещах не спрашивают.
Тем временем робот провожает взглядом очередную сигарету, которую я достаю из пачки.
– «Только алкоголь»? А что насчёт «шмали»? В Лагране так называли психоактивные препараты на основе конопли.
Я даже замираю, не донеся до рта сигарету, и смотрю на неё удивлённо. Вообще-то я не знаю значения этого слова, всего лишь повторяла за Дэном. Конечно, в Порту хватает наркоты… Но ведь я бы заметила?..
– Нет! – безапелляционно наставляю на Сина пальцы с зажатой сигаретой. – Джанки ничего не употребляет. Никаких «препаратов». Я курила его папиросы – конечно, то ещё дерьмо, но это просто табак.
– Как скажешь, – однако по лицу робота всё же пробегает тень недоверия. Ещё один умник, который считает меня наивной дурочкой. – Откуда у него шрам?
– Не знаю. Когда мы познакомились, он выглядел свежим. Должно быть, очередная драка. Вот на этом Джанки точно сидит, если можно так выразиться.
– Нет, – Син уверенно качает головой. – Он идёт ровно сверху вниз, посередине щеки, это не случайный удар. Я бы сказал, что зашивал человек без опыта, ещё, вероятно, рана загноилась, поэтому рубец неаккуратный. Но разрез был ровный.
Ох ты ж боги, ещё один наблюдательный на мою голову.
– Я не знаю, что сказать. Это было давно, и я ничего не знаю. Во всяком случае, точно не стоит спрашивать Джанки об этом.
– Я так и предположил, поэтому спрашиваю тебя. Что насчёт цепи? Он всегда её носит, даже дома? Ночью?
– Привычка. Снимает только во время работы, поэтому у него есть пунктик – не работать в присутствии клиентов. Кстати, про цепь тоже не спрашивай. С Джанки лучше вообще без вопросов, хорошо? Можешь задеть неприятную тему… Не надо.
Когда мы познакомились, мне тоже было странно, что Дэн всегда с этой цепью: крупные звенья, в основном блестящие, покрытые мелкими щербинами и царапинками, но на стыках потемневшие. Я как-то в шутку спросила, неужели он и спит с ней, а Дэн неожиданно серьёзно ответил – да, потому что иначе не может заснуть. Иногда, особенно когда смотрим кино, он начинает её разматывать и наматывать обратно – туда-сюда, туда-сюда. Поначалу эти размеренные щелчки металла раздражали, но со временем я привыкла. Я-то знаю, насколько выматывает беспокойство и как важно иметь что-то для снятия напряжения.
– Хорошо. Он живёт один?
Киваю.
– Родители?
– Не знаю.
Сколько раз за последний час я повторила «не знаю»? А что я вообще знаю о Дэне?
– Это не их квартира?
– Нет, – губы расползаются в хитрой улыбке. – Он купил её. У меня.
Син удивлённо поднимает брови, и я киваю с довольной физиономией.
– Джанки мне помог, и я вернула долг, чем смогла. Конечно, я бы с удовольствием её подарила, но он не согласился.
– Как парень из неблагополучного района мог помочь девушке из золотой семьи?
20.
– О, энто была история, которую я никогда не забуду, – я улыбаюсь и театрально взмахиваю рукой. – Он героически спас меня от какого-то пьянчуги. Ты, наверное, не обратил внимания, но мы вчера проезжали мимо «Георгины». Маленький продуктовый магазин, там на вывеске такой странный… – я изображаю ладонями округлые контуры цветка.
– Георгина.
– Я хотела сказать «странный лотос».
– Это георгина.
– Есть такой цветок? А я-то думала… В общем, как ты, наверное, знаешь – хотя, может, в Лагране устроено не так, – только в районах для золотых и серебряных доставка работает в полном объёме. Здесь, в Городе, можно заказать только дешёвый ширпотреб, а алкоголь и сигареты вообще не продают, за ними нужно идти в магазин.
Вопросительно смотрю на Сина, но он качает головой.
– Я не обращал внимания на этот аспект.
– Ну, значит… В общем, здесь вот так. Четыре года назад я переехала в эту квартиру, и в первый момент был такой энтузиазм: наслаждалась самостоятельностью, ходила на мероприятия… В тот вечер я была на одном спектакле, концептуальном перформансе в здании фабрики. Совсем недалеко от Промышленного проспекта, но тогда это было что-то особенное – я была в Районе! Чувствовала себя бунтаркой. Весь этот лофт-антураж… Спектакль был поздно, потому что днём фабрика работала, потом было общение с актёрами, алкоголь, то-сё… В общем, задержалась. И сигареты закончились.
Ох, это пьянящее чувство свободы! Я впервые не зависела от воли отца, могла делать что угодно – ходить куда хочу, общаться с людьми на равных, пить алкоголь, курить прямо посреди улицы и не прятаться. Могла бы даже познакомиться с кем-нибудь… По крайней мере об этом я фантазировала по ночам. И на этом чёртовом перформансе я застряла из-за одного актёра. Конечно, он был красавчик, я даже не пыталась протиснуться в толпу девушек, которые его окружили, но могла я хотя бы постоять неподалёку с бокалом вина и помечтать? Один бокал сменялся другим, ничего не происходило, да это и понятно – кто захочет знакомиться с девушкой, которая стоит в углу и накачивается алкоголем?
А потом мероприятие всё-таки закончилось, и пришло время возвращаться из весёлого гомона перформанс-пространства в пустую квартиру. Дома в холодильнике лежала пара бутылок пива, но было очевидно, что мне нужно купить что-нибудь покрепче, чтобы пережить тишину одиночества. И сигареты, потому что свою пачку я приговорила, создавая видимость хоть какого-то занятия: мол, это ничего, что я стою одна, я так люблю курить, это так увлекательно, мне никто больше и не нужен…
– Я попросила такси высадить меня раньше и отправилась искать магазин. Как назло, браслет разрядился, навигатор не включить… Сейчас как вспомню: два часа ночи, у меня тогда были длинные волосы, ещё и на спектакль нарядилась… Такие модные строгие брюки со стрелками, чёрные, а сверху – тёмно-синяя шёлковая блузка на тонких лямках и чёрная шаль. В Золотом районе шаль – это классика, у каждой есть. Все в городе это знают, это просто как печать на лбу. И в таком виде я бродила ночью, представь? – я нервно хихикаю. – Бухая золотая дамочка – на каблуках, как по подиуму… Вдруг смотрю: в глубине между домами – «Георгина». Повезло. Я зашла туда. И сразу от входа вижу: в конце длинного прохода, в тупичке – полки с крепким бухлом, и там она. Серая текила, – я вновь театрально взмахиваю руками, это уже нервное. – В этом районе её почти не найти, слишком дорого для местных, так что нельзя было упустить такой шанс. Я как от входа увидела бутылку – так и прямым курсом к ней. А перед полками стоял какой-то парень.
Он стоял ко мне спиной, сунув руки в карманы, и разглядывал бутылки: одного роста со мной – то есть со мной на каблуках, – лохматый, весь какой-то потрёпанный и без куртки, хотя уже наступила осень и по ночам было зябко. Я тоже была одета легко, вот только по нему не было похоже, что он приехал сюда на такси.
Мне в голову пришла пьяно-хулиганская идея подкрасться как можно тише, и я подкралась на цыпочках, чтобы не цокать каблуками. Вытянув шею, наклонилась к уху парня – вблизи от него пахло горькой химией реки и затхлой одеждой – и сказала: «Извините?..» Он зыркнул на меня через плечо и отступил, освобождая проход, а я, вместо того чтобы броситься к любимой текиле, источнику покоя и утешения, замерла, уставившись ему в лицо. Просто залипла. Конечно, тут сыграла роль степень моего опьянения, но не только. Глаза у парня в самом деле были цепляющие: с приподнятыми уголками, будто насмешливые, и необычного жёлто-карего цвета, – они ярко выделялись на худом лице.
Вторым, что я заметила, был шрам, вертикально спускающийся по середине левой щеки. Под моим взглядом парень отступил ещё на шаг назад и склонил лицо – чуть в сторону, – будто пряча его. Рубец тогда был свежий, ярко-розовый и бугристый, с выделяющимися следами стежков. Неприятный. На правой скуле, заходя под глаз, виднелся красно-фиолетовый синяк.
– Для меня тогда речные были в новинку – как это, человек без чипа! В голове не укладывалось! Ну, и я была выпивши, поэтому уставилась на него как на чудо какое-то. Особенно на перчатки, конечно, – парень хоть и держал руки в карманах, но их-то видно. И цепь немного. Я чуть даже не попросила показать, представь? – я хихикаю. – Даже не знаю, как Джанки отреагировал бы на такое. Точно бы охренел. Пришёл себе тихо-мирно в магазин, а тут какая-то безумная дамочка разглядывает его, словно экспонат в музее, разве что не щупает. Ну, он тоже на меня посмотрел, конечно, – волосы эти, гардероб… Джанки как-то интуитивно отличает качественные вещи от ерунды и, думаю, сразу понял, что моя шаль – не просто «закос под золотых», а в самом деле дорогая. Забавное знакомство у нас вышло. Он – с юга, я – с севера, встретились перед полками с алкоголем на нейтральной территории.
Дэну тогда было семнадцать, но в первый момент мне показалось, что он младше, даже вообще несовершеннолетний. Как он оказался в магазине среди ночи, после комендантского часа? Зачем смотрит на алкоголь, если ему всё равно не продадут?
Однако больше всего меня поразила реакция этого речного мальчишки на меня. Я ожидала увидеть в его взгляде злость или презрение, ведь было очевидно, что я принадлежу к более состоятельному слою. Но вместо этого он смутился – словно перед ним стояла по-настоящему красивая девушка, а не всего лишь я. Может, причины были совсем в другом, наверняка, я просто льстила себе, да и алкоголь выдавал желаемое за действительное, однако в тот момент я была вполне уверена. До этого в моей жизни всегда было наоборот, в присутствии парней робела я, так что это было непривычно. Очень мило. И он был милым – а я была смелой после выпитого на вечеринке. Поэтому, наконец-то сняв с полки и прижав к груди желанную бутылку, я посмотрела парню в лицо, улыбнулась и спросила: «Любите текилу?». Совершенно глупый вопрос – откуда у него такие деньги? – но ничего другого не пришло в голову.
Он слегка качнул головой.
Мне хотелось сказать что-нибудь ещё – дать понять, что я не такая, как все эти высокомерные гордячки из Особняков, – но подходящей реплики не было. В одно мгновение я чуть даже не выпалила что-то вроде: «Ничего страшного, у меня тоже есть шрамы, да и синяки на лице бывали», – но, конечно, не решилась. Это было бы слишком.
Пауза затягивалась, парень уже смотрел на меня с недоумением, так что я снова – уже натянуто – улыбнулась и пошла к кассе, ругая себя последними словами. В очередной раз выставила себя дурой.
Син смотрит на меня со спокойным вниманием, и под его взглядом сложно – легкомысленным тоном – рассказывать о том, что я старалась забыть все эти годы. Я всё чаще нервно улыбаюсь и посмеиваюсь, давая понять, что в тех событиях не было ничего – совершенно ничего! – особенного, а тем более страшного.
– Купив всё, я вышла из магазина и решила закурить.
Один из немногих способов расслабиться. Вот и сейчас я беру пачку и выковыриваю ещё одну сигарету.
После магазина улица показалась ещё более холодной, сумрачной и одинокой. Осенняя ночь, в которой меня никто не ждёт. Уютно светящиеся кругом окна высоток только подчёркивали это.
Мелькнуло желание открыть бутылку, которую я по-прежнему прижимала к груди, и начать пить прямо здесь. Но я не решилась. Хорошие, правильные девушки так не делают, а я всё ещё надеялась однажды попасть в их ряды.
Следующей пришла мысль, что вряд ли у меня это когда-нибудь получится. Сегодняшний вечер очевидно указал моё место – никому не интересная неудачница, не более. Хватит притворяться, что однажды это пройдёт. Дело было не в отце и не в Особняках, на новом месте история повторялась. Пора смириться, что это со мной что-то не так.
Я начала курить всего за полгода до этого, но уже привыкла, что сигареты помогают отвлечься от подобных – невыносимых – мыслей. После выкуренного на перформансе горло саднило, от мысли о ещё одной порции никотина подташнивало, но другого способа спастись я не придумала. В конце концов, может, мне повезёт, и прямо сейчас откажет сердце? Это было бы замечательное решение всех проблем.
Щёлк. Ничего. Чёртова зажигалка.
Щёлк. Огонёк тут же сорвало порывом мокрого ветра.
Щёлк. Аккуратно…
Прикурить удаётся лишь с третьей попытки. Это уже другая зажигалка – ту я выбросила, даже несмотря на изящный узор серебряной поверхности, – но тоже срабатывает через раз. Дерьмовое качество. А может, дело в том, что я частенько щёлкаю зажигалками просто так, для успокоения нервов.
– Было ветрено. И я как-то не обратила внимания на окружающее, а потом сзади – шаги, и меня хватает местный плейбой. Представь? Ну, типа, решил так пофлиртовать или что… Да уж, было неприятно, – я хихикаю.
В следующее мгновение горло сзади пережало что-то сильное, душащее. Рука, которая перехватила меня локтем за шею. В нос шибануло резким химическим запахом – это нижнюю половину лица сдавила до боли ладонь в колючей шерстяной перчатке.
В первые секунды я так и осталась стоять – с бутылкой в объятиях, – почему-то ожидая, что меня вот-вот отпустят, ведь это несерьёзно, это какая-то шутка, недоразумение, ошибка…
Но рука сжимала всё сильнее, тянула вверх, поднимая за шею. Когда подошвы оторвались от земли, я поняла, что всё это происходит по-настоящему.
Нет, я в своей квартире, а это всего лишь воспоминания. На самом деле этого нет. Я дома. Нет никакой опасности. Вот бы текилы сейчас…
Внутри взорвалась паника. Я замычала и дёрнулась – неуверенно, потом сильнее, – но с тем же успехом могла бы вырываться из тугих объятий портового каната. Скребла пальцами по рукаву, дёргала ткань, пытаясь хоть немного освободиться от руки на шее. Чувствовала, что человек куда-то меня тащит, но воздух в лёгких заканчивался, в глазах темнело, а сознание неумолимо ускользало…
Я затягиваюсь и улыбаюсь Сину как можно непринуждённее. Это должно выглядеть как обычное выражение лица, а не как спазм мышц.
– Ну, и не успела я испугаться, как этот господин отпустил меня и прилёг отдохнуть прямо в лужу. Оказалось, что парень из магазина приложил его бутылкой по голове, – я смешливо фыркаю. – Конечно, не очень вежливо, но хватать девушек на улице – тоже сомнительное занятие, так что мужик заслужил.
Ухмыляясь, я старательно постукиваю сигаретой по краю пепельницы – всего лишь прячу глаза, надеясь, что Син не прочтёт в них всей правды. Если убедительно делать вид, что всё хорошо, – всё будет хорошо. Если улыбаться – кажется, что ничего страшного не случилось. Если сказать себе, что ничего не было, то это каким-то образом отменит факт, что четыре года назад тот мужик, скорее всего, приметил меня заранее, может, ещё на выходе из такси, шёл за мной, следил, поджидал из магазина… А я ничего не заметила.
Руки, держащие меня на весу, внезапно разжались, я бухнулась на землю, на четвереньки, бессознательно поползла вперёд. Горло наполнил холодный воздух – словно пригоршня снега. Почему-то он резко вонял спиртом. Я не сразу сообразила, где нахожусь: мужик успел затащить меня в тёмный закоулок за магазином.
Позади раздавался непонятный шум, и я в панике обернулась. Источник звуков находился за пару метров, так что я начала отползать спиной, неловко пробуксовывая каблуками по асфальту, вглядываясь в полумрак и пытаясь понять, что там происходит. Через несколько мгновений поняла: какой-то человек оседлал лежащую на земле фигуру и размеренно её бьёт, а непонятные звуки – это тяжёлое дыхание, какое-то сдавленное бульканье и влажное чавканье ударов. Конечно, я сказала себе, что нужно спасаться, пока есть возможность, однако в этот момент заметила металлический блеск на руке, которая поднималась и снова опускалась с хлюпающим звуком. Что-то знакомое. Цепь. Парень из магазина.
Я тут же передумала бежать. Не могла бросить его одного в подобной ситуации. Он же ещё подросток, как он может справиться с человеком, который спокойно тащил меня на весу?!
Впрочем, помощник из меня получился очень странный: когда я наконец-то смогла подняться на ноги, то кинулась к парню, чтобы оттащить его, – сейчас уже трудно сказать, зачем и почему, я просто не соображала, что делаю, хотя действовала с железной уверенностью в своей правоте. Решительно вцепилась в плечи парня, но только собралась дёрнуть – а он уже меня опередил: несмотря на щуплое с виду телосложение, этот мальчишка в два счёта оторвал меня от своей рубашки и отпихнул так, что я чуть снова не упала. Ещё и рявкнул что-то недовольное. Голос у него оказался вполне взрослый, хрипатый, будто насквозь прокуренный.
Я замерла, испугавшись, что ошиблась, что это кто-то другой. Однако слабого света хватало, чтобы убедиться, – это тот самый парень. Просто он, наверное, старше, чем выглядит. Но что он сказал?..
Тем временем парень вернулся к прерванному занятию. Я непроизвольно посмотрела на лежащее под ним тело, пригляделась внимательнее: оно не шевелилось, лицо было перемазано тёмным, из шеи под подбородком что-то торчало. Блестящее. Стеклянное. Горлышко бутылки. Рядом на земле валялись крупные осколки, запах спирта здесь был сильнее, резче. Перемазанная тёмным голова мужика податливо вздрагивала под методичными ударами, а на асфальте вокруг расползался ореол словно бы из нефти – густой, чёрный и поблёскивающий в свете дальнего фонаря.
Как только я осознала, что мужик на самом деле уже мёртв, горло сжало подступившей тошнотой, а черепную коробку заполнил этот размеренный чавкающий звук – тошнотворный, до того невыносимый, что я снова бросилась к парню, отчаянно вцепилась в его руку и повисла на ней, повторяя: «Хватит», до тех пор, пока он не остановился.
Я пожимаю плечами, по-прежнему не глядя на Сина.
– Меня тогда удивило, что рядом с этим парнем я почувствовала себя в большей безопасности, чем со многими другими – состоятельными и уважаемыми – людьми до этого. Казалось бы, «речная шваль», как говорили в Золотом районе… От таких следует бежать сломя голову, но я почему-то была уверена, что он не причинит мне вреда.
Не соображая от шока, я следила, как парень размотал с руки цепь, стянул перчатки и запихнул их в карман штанов мужика, вытер о ткань его одежды окровавленные руки и цепь, затем накрутил её обратно. Его действия были такие чёткие, уверенные, это успокаивало.
Заметила свою зажигалку, лежащую неподалёку, – видимо, до последнего не выпускала её из пальцев. Пошла к ней. Подняла и щёлкнула. Посмотрела на трясущийся в руках огонёк. Осознала, что сигареты во рту нет. Растерялась.
Подошедший сбоку парень протянул мне свою пачку. Его пальцы тоже дрожали, хотя и меньше. Папирос я раньше не видела, поэтому, кое-как вытащив одну, сразу потянула в рот. С возмущённым «хэй!» парень выхватил её, зачем-то подул в гильзу, смял и поднёс к моим губам. Зубы стучали так, что ухватить не получалось. Я принялась помогать себе руками, но они тоже тряслись. В конце концов парень буквально впихнул мне папиросу в зубы и чиркнул спичкой, прикуривая. От первой затяжки аж дыхание перехватило, я закашлялась от терпкой горечи, а он снисходительно усмехнулся и закурил сам – настолько привычно, будто у него стаж уже лет десять. Чёрт знает, может, так оно и было.
Дальше мы молча курили, уставившись на неподвижное тело на земле. Я всё надеялась, что мужик сейчас вздохнёт, пошевелится… Но ничего не происходило.
Я тушу окурок и сразу достаю следующую. Надеюсь, у меня ещё получается держать непринуждённый тон? Теоретически контроль эмоций может дать осечку в условиях чрезвычайного волнения.
– Своей интуиции я всегда доверяла, и в случае с Джанки она тоже меня не подвела. Даже удивительно: всего лишь случайная встреча, которая настолько меняет твою жизнь.
Мы докурили. Не отрывая взгляда от тёмной фигуры на земле, я спросила парня: «Что нам делать?». Не поняла ни слова из его ответа. Видя моё недоумение, он раздражённо фыркнул, пихнул меня в сторону улицы – не больно, но ощутимо – и повторил более разборчиво: «Вали, пока нет шавок». Я подвисла, пытаясь понять, кто такие эти «ша-авки» и что именно я должна «ва-алить», а парень тем временем направился к телу, взял его за руки и потянул вглубь закоулка – там виднелся силуэт промышленного утилизатора.
Пару минут я стояла, куталась в шаль, дрожала и одурело наблюдала, как парень подтащил тело к серому баку, взял под мышки и начал поднимать. Учитывая, что выглядел он меньше своей ноши, я не выдержала и бросилась помогать. Тело казалось многотонным, но вдвоём у нас получилось перевалить его через край. А после того, как крышка закрылась и утилизатор, почувствовав нужный вес, заурчал режимом переработки, я посмотрела парню в глаза и пробормотала: «Этого никогда не было». Он кивнул. И больше мы об этом не говорили. Никогда.
Всё-таки классный у меня контроль эмоций, хоть и старый. Работает! Я могу спокойно взглянуть в глаза Сину. Ведь я всего лишь рассказываю о рядовом вечере, случившемся четыре года назад. Ничего особенного.
– В знак благодарности я позвала его в гости.
Парень пошёл прочь от магазина, а я, растерянно потоптавшись на месте, рванула за ним. Просто не знала, что ещё делать, оставаться одной посреди холодной ночной улицы было слишком страшно. Через пару домов догнала его, хотела что-то сказать, но тут, в свете ближайшего фонаря, увидела его футболку. Она была не особо яркого цвета, но тёмные пятна были хорошо заметны – собственно, вся лицевая часть футболки была пропитана кровью.
Вцепившись в плечи парня, я испуганно зашипела: «Стой… Подожди…». Вдруг заметила, что и на лице у него заметные разводы, – мне очень хотелось верить, что это обычная грязь, но…
