Марина Орлова
Сломанные вещи
8.
Однако прежде сворачиваю в ванную. Нужно успокоиться. Тем более, что на кухне Дэн заказывает медикаменты, он может снова пошутить о том, куда там я роботу заглядываю… Стыдоба.
Закрывшись в ванной, поднимаю рукав толстовки и прикусываю кожу выше запястья. Боль совсем слабая, но лучше, чем ничего. Немного помогает.
Смотрю на покрасневший отпечаток зубов. Провожу по застарелым шрамам от лезвия, от сигарет. Свежие выше. Надёжнее спрятаны. Вот бы мне сейчас хотя бы бритву… Но я обещала Дэну не делать этого в его доме. И я не буду.
Тем более, что и нечем. Иногда я ношу с собой небольшой нож, это успокаивает, однако сегодня, собираясь в Район после комендантского часа, решила, что лучше обойтись без него. Лишний соблазн воспользоваться, а я совершенно не умею обращаться с холодным оружием. Даже если на тебя кто-то напал, не стоит доставать нож, который отнимут в два счёта и тебя же им и ткнут.
Однако всё обошлось. Всё прошло успешно. Я нашла робота. Теперь у меня другая проблема – его слишком сексуальное тело.
Голос-в-голове мурлычет: Что, Лета, позоришься, как обычно? Уже все заметили, как ты пялишься на него голодными глазами, – будто тебя лет сто никто не трахал. А, погодите! Ведь так и есть! Дэн, небось, офигел от такого поворота: стоило тебе показать полуголого мужика – даже ненастоящего! – как ты уже весь пол слюнями залила, вот-вот полезешь на него прямо тут. Ну, знаешь, как эти гадкие собачонки, которые трахают любой столб. Вот и ты так же выглядишь. Думаешь только об одном.
Я раздражённо срываюсь: Это ты думаешь об одном! «Он такой, он сякой…». Я не хочу об этом думать!
Голос снисходительно усмехается: Ну да, ну да, расскажи мне. Зациклилась на нём, будто заевший проигрыватель. Всё время так делаешь. Это отталкивает нормальных людей. Как ещё Дэн тебя терпит? Наверняка тоже скоро пошлёт. Вот выйдешь сейчас на кухню, и он всё тебе выскажет.
Снова вцепившись зубами в руку, рычу: Заткнись! Это неправда, я знаю, что это не так. Когда-нибудь я избавлюсь от тебя и твоего вранья…
Голос-в-голове переходит на размеренную, с детства знакомую интонацию главного городского судьи: Малышка, хватит говорить глупости. Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Без меня тебе не выжить. Мир – опасное и жестокое место, преступники на каждом шагу, люди думают лишь о собственной выгоде. Они все тебя бросят в конце концов. Только я всегда здесь и забочусь о тебе – потому что люблю.
Я дышу глубоко и размеренно: Ты никогда меня не любил. Это не любовь! Я ушла от тебя. Всё изменилось. Я буду жить по-другому.
Голос возвращается к своему обычному насмешливому тону: Ушла она! И чего добилась? Ни ума, ни силы воли… Ты всегда была слишком ленивой и рассеянной. Пока другие добивались результата, ты витала в глупых фантазиях. Вот, о каких-то роботах, например.
Я стараюсь говорить рассудительно: Но сейчас результат есть. Я его нашла, я добилась.
Голос-в-голове передразнивает: Да, нашла. А зачем вообще ты его искала? Думаю, все уже поняли, что вовсе не ради помощи, долга и прочих пафосных слов, а в надежде, что, может, хотя бы робот тебя трахнет – потому что нормальным мужикам ты нахрен не сдалась. Добрая Лета, такая гуманистка, любит всех спасать! А на самом деле – всего лишь озабоченная дрянь. Только представь, что они сейчас о тебе думают…
Открываю шкафчик над раковиной и заглядываю в единственное на всю квартиру зеркало. В этом мы с Джанки схожи, в моей спальне зеркало тоже спрятано, только внутри бельевого шкафа. Ну, любоваться мне особо не на что. Волосы белёсые, скучно-серенькие – мне ж лень поддерживать какой-нибудь приятный оттенок, золотистый, например. Каре обросло и висит неопрятными пасмами, после беготни по влажному воздуху волосы спутались… Ужас какой. Представляю, как я выглядела перед тем полицейским: золотая дамочка что-то из себя строит, а выглядит не лучше бездомной.
Выуживаю из шкафчика расчёску – хоть немного привести себя в порядок.
Впрочем, это мало помогает. Какая разница, что у меня с причёской, если к ней прилагается вот такое лицо: нос «бесформенный» – недостаточно тонкая спинка, «неопрятное» распределение мышц, – скулы «рыхлые», при этом всё какое-то худенькое, тощее… В общем, «много работы», как сказал хирург. Отец называл это по-другому: «крысиная мордочка». А сейчас эта мордочка ещё и пошла красными пятнами от смущения.
Голос-в-голове хнычет: Лета, ну как можно быть настолько жалкой, а? Нет, ты только посмотри на себя, посмотри! Мало того, что страшная, так ещё и покраснела, как дура. Какой стыд…
Закрываю шкафчик. Умываюсь холодной водой. Размеренно дышу. Полощу рот. Снова дышу. Подумав, опять умываюсь.
Снова смотрю в зеркало. Вроде лучше. Нет, конечно, только красные пятна прошли, остальное на месте – и «неопрятный» нос, и прочее.
А вот иногда говорили, что у меня красивые глаза. Может, и правда. Во всяком случае они большие и необычные: радужка светло-серая, а кайма по краю тёмная. После того как я покрасила белёсые брови и ресницы, стало почти хорошо.
Голос-в-голове хмыкает: Думаешь, одних глаз хватит, чтобы ему понравиться? К тому же не переоценивай, это стандартный комплимент, глаза хвалят, когда больше нечего. Вот, посмотри. Губы узкие.
Я решаюсь возразить: Не такие прям и узкие. Обычные.
Голос возмущённо повышает тон: «Обычные»! Вот именно! Помнишь, какие у той девушки были? Пухленькие, мягонькие, верхняя такая прям… Бери и целуй. Вот какие нужно губы иметь, а не эти твои – «обычные». А тело? Мужчинам нравятся соблазнительные девушки, а ты худосочная, как палка.
Я мямлю: Ну и не совсем. Вот грудь ничего такая. Размер вполне средний, я читала, что такой многим нравится.
Голос закатывает глаза: О, нашла чем похвалиться – «размер средний с уклоном в незначительный»! А всё остальное – сплошные кости. И ноги худые. И кривые.
Раздражённо захлопываю дверцу шкафчика: Они не кривые! Просто так кажется!
Голос расплывается в неправдоподобно широкой улыбке, полной акульих зубов: Какая разница? Думаешь, он будет приглядываться? Отец говорил, что кривые, со стороны лучше видно. А одежда? Джинсы, толстовка и розовая футболка с котиком? Тебе что, десять лет? Смотри, тут на животе ещё и дырки от сигареты. Да, наряд соблазнительницы, ничего не скажешь!
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Ну и ладно. Пусть я такая. Плевать. Мне на всё плевать! И пусть они догадались, что робот мне нравится. Я не собираюсь приставать к нему, а мои фантазии – моё личное дело. Нужно сейчас перетерпеть эту неловкость, а потом ситуация нормализуется.
Пока я копалась в ванной, Дэн уже ушёл с кухни. Зато оставил здесь дисплей. Отличненько!
Воровато озираясь на дверь, захожу в список доступных аптек и заказываю первое попавшееся успокоительное. Второпях даже не посмотрела какое. Что хоть за магазин? Ой, официальный… Наверняка успокоительное будет слабеньким, какие-нибудь травки, но более углублённо ше́рстить нелегальные аптеки, доступные через взломанную доставку Дэна, и искать рецептурные варианты некогда.
Жду, разглядывая то мелкие цветочки на бежевых обоях, то коричневые шкафчики – банальные настолько, что аж зубы сводит от скуки. Типичная кухня нормальных людей. Дэн оставил всё, как было на момент покупки квартиры, только пластиковый стол, стоявший между дверью и окном, заменил на круглый деревянный. Ну и правильно, коричневый вписывается в этот интерьер гораздо лучше, чем прежняя серая дешёвка.
Не удержавшись, провожу кончиками пальцев по столешнице из вытертого, выскобленного, но ещё крепкого дерева. Нравится мне этот стол. Тяжеленный, потемневший от времени, с массивной опорой по центру. Надёжный. Мне всегда было интересно даже не столько, где Дэн его раздобыл, сколько само это пристрастие к старинной мебели. Если вложиться в реставрацию, то, думаю, можно было бы продать за приличную сумму и этот стол, и комод в лаборатории. Хотя, конечно, я знаю, что Дэн выбирал их не для перепродажи, а лично для себя. Я была рада видеть, что он понемногу обустраивает квартиру, – значит, принял её в качестве своей «норы».
За высоким окном ночь, и оранжевый свет фонарей ломается на границе между двумя видами стекла: нижние три четверти – густо-матовое, выше – прозрачное. Сквозь него видны набухшие тучи.
Тихий писк доставки. Торопливо рву упаковку и, нервно напевая под нос, по очереди прижимаю все три ампулы к локтевому сгибу. Редко пользуюсь ампулами, предпочитаю таблетки – иначе все руки были бы подозрительно исколоты, – но сейчас нужен быстрый результат.
Так, этот вопрос решён, идём дальше. Кофе, значит. Он имел в виду напиток или что-то другое? Чёрт, нужно было переспросить! Вечно я так: стесняюсь уточнить, боюсь показаться глупой, а в итоге – вот, не знаю, что теперь делать. Ладно, приготовлю и всё. Дэн и так в курсе моих недостатков, вряд ли его мнение обо мне сильно ухудшится, даже если я попытаюсь напоить робота кофе. А сам робот – всего лишь неразумная железка. И если он решит, что я дура, – интересно, он оперирует подобными категориями? – я могу наплевать на его мнение.
В холодильнике оказываются только шоколадная паста и какой-то брикет в промасленной бумаге – кажется, это вообще не еда, а что-то техническое.
А, вот, в шкафчике – сухие сливки. На задней стороне упаковки надпись стыдливым мелким шрифтом: «Соответствуют органическим на 25%». Нет уж, я не позволю Дэну травиться синтетикой! В мусор их!
Ладно, тогда закажу. Заодно и еду, потому что Дэн наверняка ничего не ел. А где? Моё любимое кафе не подходит, им владеет один из трёх сетевых гигантов. Чуть засветишь адрес – примутся засыпать рекламой, а там уж система отслеживает параметры и подаст сигнал в полицию о том, что доставка клиента ведёт себя нехарактерным образом, как будто пользователь самовольно менял настройки. Я бы сама никогда не догадалась о подобном, но Дэн специально предупредил на этот счёт. Сказал, что это очевидно: монополисты сотрудничают с государством на взаимовыгодных условиях. Я тогда скромно промолчала. Не очень-то приятно выглядеть наивной дурочкой, которая долгое время верила словам о том, что государство искренне, по-отечески заботится о каждом.
Второпях – и так уже долго засиделась на кухне, подозрительно – тычу в первое попавшееся заведение. О, «пицца дня», должны доставить максимально быстро! Но стоит щёлкнуть по кнопке «оплатить», как понимаю, что заказала вегетарианскую, с соевым сыром. Чёрт, заказ уже не отменить!
Окошко доставки негромко пищит. Да уж, морковка и брокколи выглядят не особенно сытно. Зато упаковка сливок сияет крупными белыми буквами: «идентичны органическим на 93%». Так-то лучше. Ясно, что рекламное враньё, наверняка по факту там процентов восемьдесят, но это всё равно полезнее, чем полная синтетика.
Щедро сдабриваю сливками и сахаром содержимое двух чашек, третью – для Джанки – оставляю так. Дэн любит всё горькое.
Разместив чашки с кофе и две тарелки с пиццей на подносе, возвращаюсь в лабораторию.
Дэн, стоящий рядом с креслом робота, вытаскивает у того из шеи иглу ампулы и удивлённо уставляется на меня.
– Подалась в офинцаантки?
– Что колешь?
– Пиралгин и цефтазил.
На комоде лежит россыпь ампул, но отсюда не видно, полные или пустые.
– Ну, обезболивающее я ещё могу понять, а что такое цефтазил?
– Антибиотик. Ты евонную шею видала? Я не шну, што положено ширять робаатам, но пусть будет.
Поставив по тарелке и чашке на наши с Дэном столы, с последней направляюсь к роботу. Вот он, момент истины. Протягиваю. Всё внутри замирает в ожидании. Мужчина удивлённо поднимает брови, настороженно смотрит то на чашку, то мне в лицо.
– Это мне? – Я подношу чашку ещё ближе, чуть не тычу ему в грудь, тогда он наконец-то её берёт. – Спасибо.
Делает глоток и чуть заметно морщится.
– Ты не такой имел в виду?
Он заглядывает в чашку, отпивает ещё.
– Больше похоже на сладкое молоко.
– Ну извини, – в моём голосе явно звучит раздражение. Будет он ещё критиковать! – Нужно конкретнее формулировать свои просьбы.
– Это была не просьба.
– А что тогда?
Робот окидывает настороженным взглядом меня, Дэна, который уже завалился обратно в своё кресло и приступил к пицце, и наконец говорит:
– Что-то вроде шутки.
– И в чём её суть? Ты просил кофе. Ты его пьёшь. Я не понимаю.
– Я не просил, потому что не ожидал, что ты можешь его принести. Я сказал, что он мне нужен. А суть шутки в том, что это такой человеческий ритуал – пить кофе при низком уровне энергии. Мне он тоже помогает, как и любая другая еда, однако на меня не действует кофеин.
Он допивает, и я протягиваю руку за чашкой.
– То есть ты и пиццу будешь?
Робот косится на стол за моей спиной – определённо жадным взглядом. Сглатывает.
– Это помогло бы мне чувствовать себя лучше.
– Ну так надо было сказать. Чего молчишь-то?
Взяв со стола свою тарелку, протягиваю ему. Мужчина берётся за край, благодарно улыбается… И я просто зависаю, глядя ему в лицо. Честно говоря, я не думала, что он вообще умеет улыбаться – собранный, волевой мужик, – а тут… Таким он определённо нравится мне больше…
Голос-в-голове заворожённо бормочет: Ты обязана ему отдаться! Вот как хочешь. Делай что угодно, но трахни его. Смотри, он уже без футболки…
Голос робота выдёргивает из мира фантазий:
– Так можно или нет?
Я отдираю взгляд от его лица, опускаю на тарелку между нами – и вдруг обнаруживаю, что крепко вцепилась в неё.
– Ой, извини. Конечно!
Торопливо разжимаю пальцы, слишком поздно сообразив, что сейчас злополучная тарелка упадёт на пол между нами, однако робот успевает перехватить её поудобнее.
Бросаюсь за свой стол. Ну вот, я осталась без еды, ещё и кофе остыл. Завистливо кошусь на Дэна, который уже закурил, и он – неожиданно – протягивает мне тарелку с двумя кусками пиццы. Опять не доел! Иногда я вообще не понимаю, на какой энергии Джанки существует. Не иначе как никотином питается.
Хм, а ведь успокоительное не такое и слабое, по телу уже разлилось блаженное расслабление…
Некоторое время в лаборатории стоит тишина. Я делаю вид, что увлечённо жую пиццу – как и ожидалось, абсолютно невкусную, – а сама размышляю. Ну да, лучше поздно, чем никогда.
Всё это время, пока я искала робота, не особенно верила, что найду. Помочь ему – это была приятная фантазия. Поступить правильно, вернуть долг, отплатить тому, кто спас тебе жизнь. Романтика, даже наивная. Потому я и не рассказывала Дэну об этом – слишком глупо. А сам процесс поисков был, скорее, игрой в «важное дело». Надо же иметь цель в жизни, так почему не такую? Я бродила по Району, деловито осматривала дома, проверяла варианты, листала треды подпольной сети, переписывалась с якобы крутыми хакерами, в ответ на их бахвальство намекая, что у меня тоже есть «прошлое», с которым «нужно разобраться». В общем, играла в крутую сыщицу.
И я, понятно, не думала, что будет дальше. Решила, что если вдруг всё же удастся найти этого робота – что очень маловероятно, – то временно поселю его в своей квартире, а там посмотрим. Да, я совершенно точно не представляла, как такой вариант будет выглядеть на практике.
Но теперь это уже не фантазии и не гипотезы. Вот он, вполне реальный, сидит напротив меня и жуёт последний кусок пиццы. А если Дэн согласится на всю эту аферу, мне придётся вести этого мужчину в мою квартиру? Остаться с ним наедине? Жить вместе, серьёзно?!
Два года назад я видела его всего несколько секунд. Да, мне показалось, что он был симпатичный. Однако затем я начала его искать: добралась до армейской базы данных, просмотрела фотографии всех, связанных с этим делом, всех постояльцев гостиницы, не нашла среди них никого похожего. Несколько дней думала над этой загадкой. А потом, когда я, устав, тупо пялилась на армейское объявление о розыске трёх экспериментальных андроидов, появление которого странным образом совпало с происшествием на Одде, в голову пришла странная мысль: что, если тот мужчина был одним из роботов? Он быстрый, сильный, ему удалось покинуть опасную территорию… Вот только очевидно, что военных андроидов не будут делать няшными милятами, а значит, память сыграла со мной странную шутку. Должно быть, из-за шока.
А теперь – нате вам: я всё же нашла того самого робота, и он оказался даже лучше, чем в моих смутных воспоминаниях. Совсем как человек. И ещё этот голос, от которого я готова растаять и растечься по полу. Просто какая-то подлость – жить в одной квартире с таким… эм, существом, в то время как у меня нет и не предвидится ни секса, ни, тем более, отношений.
Дэн собирает пустую посуду и уносит на кухню, а я закуриваю, старательно избегая взглядом мужчину, что не так-то просто, когда он сидит напротив меня. Всё нормально, я спокойна. Подумаешь! Что я, роботов, что ли, не видела?
Когда моё блуждание взглядом где угодно, кроме него, становится слишком продолжительным, я всё-таки бросаю взгляд на мужчину и мельком улыбаюсь. Типа, мы тут сидим эдак по-приятельски. Его губы вздрагивают в ответной улыбке – и не успеваю я разумно всё обдумать, как уже слышу свой голос будто со стороны:
– Как ты себя чувствуешь? Лекарства помогли?
– Да, спасибо. – Его дыхание стало легче. Да и в целом он выглядит более оживлённым.
Не удержавшись, я снова улыбаюсь ему – то ли от того, что нервничаю, то ли потому, что надеюсь выманить у него в ответ ещё одну улыбку, пусть даже она будет только из вежливости. Тем не менее, получилось: уголки его губ вздрагивают, а больше всего улыбка заметна по глазам. Не знаю, это его так запрограммировали или что, но выглядит искренне и подкупающе. Когда он улыбается, то кажется располагающим к себе парнем, у которого под обликом сурового военного скрывается чувство юмора и лёгкий характер.
Боги, как хорошо, что я приняла успокоительное: сижу наедине с полуголым мужиком, переглядываюсь с ним, разговариваю – и всё в порядке, даже не краснею. Фух… Ничего, это только поначалу неловко, а потом я к нему привыкну, и всё будет отлично. Я справлюсь.
9.
Вернувшийся с кухни Джанки вновь занимает вращающееся кресло справа от меня.
– Так что? – я киваю на робота. – Можно починить?
– Аха. Есть пятая десятка… – В ответ на мой недоумевающий взгляд Дэн терпеливо поясняет: – У него форсированная шестнадцатая. А энто десятая. С пятым классом защиты. Крепкая.
Десятая, хм… Чем старее серия псевдо-органики, тем более она несовершенна: выше шанс, что не сработает модификатор, а то даже может случиться откат, когда ткани неожиданно начинают деградировать, возвращаясь в исходное состояние биомассы. Тогда или заменять всё более дорогим материалом, или, если денег нет, регулярно ходить на поддерживающие уколы модификаторов. Может, из-за подобных страшилок я так и не решилась что-нибудь себе поставить.
Но, вообще, десятая серия считается приемлемой, её и сейчас предлагают в клиниках. Конечно, все говорят, что ставят исключительно семнадцатую, – как только появляется новинка, никто не признается, что использует старьё. Но ведь сказать можно что угодно, а раз десятка популярна, значит, она вполне надёжная. Да и армейская органика должна быть качественной.
– Ну ладно. Вроде ж нормально, да? – я кошусь на робота. Он наблюдает за нами спокойно, будто обсуждение вовсе не про него.
– Тока партия – минимум два кило. Шамра – две штуки.
– Всего две тысячи? Ты ж говорил, эта бронированная ещё дороже обычной?
– Места нужно шнать, – Дэн усмехается довольно. – Чёрные у своих же шнырят и сдают на сторону – дёшево, штоб быстрее скинуть.
– Ну так отлично! Бери. Излишки оставишь себе. Пустишь на установку чипов. Кому-то повезёт.
– Больно щедро.
Понято, что такой вариант ему не нравится. Джанки ненавидит быть должным – это осталось от прежней жизни в Порту, где долг означает, что ты обязан вернуть его во что бы то ни стало.
– Пусть это будет премия за работу. Чем я хуже твоих заказчиков? Имею право накинуть сверху.
Он раздумывает.
– Оставлю тебе. В морозилке. Вдруг надо будет.
– Уговор. Тогда давай чинить?
Однако Джанки, наоборот, располагается удобнее, закинув лодыжку одной ноги на колено другой. Постукивает пачкой папирос по тыльной стороне ладони.
– Не, мисса, спервой давай ту историю, што ты от меня шхерила. А уж потом решу, делать или нет.
Да уж, Дэна явно зацепило, что я скрыла от него события на Одде. Врала ему в лицо, будто ничего не помню. Я бы на его месте тоже обиделась.
Что ж, я тяжело вздыхаю, собираюсь с мыслями и начинаю:
– Два года назад я поехала в шале на Одде. Покататься на лыжах.
Дэн, вытаскивая папиросу, саркастически передразнивает:
– «В ша-але».
– Ну хорошо, в гостиницу, если тебе так больше нравится.
– Аха, – он прикуривает от спички, – с такой-то бахатой шварыдой только «в ша-але» кататься.
– Вообще-то это неважно!
– Важно! Я ещё впервой грил, што он чмо. Но ты ж у нас умнее лоцмана, те ж надо переться в любую херню! Вот как щас.
Я раздражённо закатываю глаза – ну да, давайте прилюдно обсуждать мою личную жизнь и тыкать носом в неудачи!
В ответ на мою реакцию Дэн складывает руки на груди, бурчит:
– Лады, шкнулся.
Однако меня уже понесло в оправдания – чёрт, как всегда. Почему я всё время чувствую себя виноватой?
– Дело было не в нём. Я с детства видела Одду из окна, мечтала туда съездить. А тут подвернулось это приглашение, я и согласилась. Ты же сам говорил, что нужно выбираться из дома. Так вот. В итоге мы поссорились, он уехал, а я осталась.
Джанки раздражённо хмыкает. Да уж, моё знаменитое, эпично проваленное свидание! К тому же единственное в жизни, но это уточнять необязательно. Секс не получился, разочарованный кавалер уехал, я вусмерть перепилась текилой в гостиничном баре, позвонила Дэну среди ночи, рыдала в трубку, а ещё грозилась немедленно пойти в горы, найти орлиное гнездо и выброситься оттуда в пропасть. Точнее, это Джанки мне потом так рассказывал, а я этого разговора вообще не помню – и это замечательно, потому что я могла наговорить лишнего. Ну, судя по тому, что я дошла до подобных идей. Но если я не помню – значит, и не стыдно. Какие ещё орлиные гнёзда? Не было такого!
Вот и сейчас я старательно игнорирую реакцию Дэна, продолжая как ни в чём не бывало:
– Утром меня разбудил сильный толчок, чуть с кровати не сбросило. Я не поняла, что это, хотела обратно заснуть, но в коридоре так орали… Сначала решила, что ссора, а потом услышала слово «землетрясение». И ещё про лавину. Ну, тут уж я выползла из кровати и пошла в коридор выяснять. Мимо бежала женщина, сказала, что взрыв. Она побежала к лестнице, а я – за ней.
Когда я замечаю, что робот тоже внимательно слушает – по-прежнему наклонившись вперёд, не отрывая взгляда от моего лица, – сразу забываю половину словарного запаса. Боги, вы только гляньте на этот рельеф плеч… Так, лучше я буду смотреть на Дэна, это как-то привычнее.
– На улице был туман, ничего не видно. Пасмурно, снег. Какие-то звуки – только потом поняла, что выстрелы. Я остановилась… Ну, вообще, если честно, ночью я, конечно, перебрала, поэтому… Ноги малость заплетались. Но в итоге это меня и спасло, потому что та женщина побежала вперёд, через двор – и тут её застрелила эта чёрная хрень.
– Пулемёт, – подсказывает робот.
– Это не было похоже на пулемёт.
Он рассудительно говорит:
– А на автоматическую самонаводящуюся турель 4-Ан, оснащённую пулемётом Виктория-63?
– Возможно, – я поджимаю губы. – Значит, её застрелила турель.
Робот опускает взгляд на свои ногти, ковыряет там какой-то заусенец и говорит себе под нос:
– Пулемёт. Турель отвечает только за движение по траектории.
Я раздражённо повышаю голос:
– Он что, стреляет сам по себе?
– Да, – мужчина поднимает взгляд. – Турель реагирует на движение, а пулемёт – на источник тепла.
Голос-в-голове издевательски тянет: Ну ты и тупая – спорить с военным роботом об оружии!
Я несколько секунд смотрю на мужчину, прищурившись, но в итоге вздыхаю, сдавшись.
– Ладно. Значит, это была такая чёрная херня, похожая на паука. Непонятно, откуда она взялась посреди двора гостиницы. Я решила, что поднялась из-под земли, других вариантов нет. И вот та женщина бежала, а потом – выстрелы, и она лежит. Меня парализовало. Я смотрела на эту штуку и думала, что сейчас она меня тоже заметит. Но она не двигалась. И вроде всё было нормально, но тут за спиной раздался шум, голоса… Другие люди вышли из шале… И вот зря ты критикуешь мою текилу, – я указываю пальцем на Дэна, – потому что она меня спасла. Если бы я была трезвая, точно начала бы рассуждать, думать… А бухая я реагирую на автомате. Я повалилась в снег – чуть рёбра себе не отшибла, – а эта гадость тут же повернулась к нам, с таким противным скрипом, защёлкала и начала стрелять.
Я замолкаю, перевожу дыхание. В моей жизни было много хреновых моментов, которые я бы хотела забыть, и поездка на Одду – точно из худших.
– Они кричали. Я уткнулась в снег, ничего не видела. Думала, отморожу себе лицо. Потом эта штука поскрипела в другую сторону, снова стреляла. Затем непонятный шум, и всё затихло. Когда я подняла голову, то увидела, что чёрной штуки больше нет – она валялась на земле неподалёку. Тогда я встала и пошла через двор, к выезду с территории. Всё ждала, что меня вот-вот застрелят. Кажется, снова был взрыв. Или землетрясение. Потом я увидела ещё одну. Точнее, как раз не увидела, потому что её присыпало снегом, а только вдруг услышала этот звук – такой тихий скрип. И она повернулась ко мне. Я остановилась, а она начала щёлкать – то ли раскручиваться, то ли как там она работает… Но тут меня что-то толкнуло…
На мгновение я прерываю свой вдохновенно-запутанный рассказ, перевожу взгляд на Дэна и вижу его скептическое выражение лица.
– Я клянусь тебе, всё так и было! Ну, или почти так, я не очень помню. Но главное, что там была ещё одна турель, и она бы точно меня застрелила, если бы не он, – я указываю на робота.
Воспоминания о тех событиях кажутся мозаикой, в которой не хватает половины кусочков. Вот я стою и смотрю, как эта штука поворачивает ко мне чёрный ствол, припорошённый снегом. Огромный – потому что я смотрю прямо на него и не замечаю ничего другого. Думаю, что нужно бежать или хотя бы упасть на землю, но тело не слушается. А в следующую секунду в правый бок что-то больно врезается, и мир опрокидывается.
Перед глазами мельтешат оттенки серого – словно безумный калейдоскоп, – а левый бок обдирает колючая корка снега, пока меня волочёт по земле.
Следующий кусочек. Меня вздёргивает в воздух и прикладывает спиной к болезненно-твёрдому. Перед глазами появляется мужское лицо. Он склоняет голову – волосы ложатся на правое плечо, – разглядывает меня пару секунд, а потом исчезает из поля зрения.
Оставшись одна, я поначалу бессмысленно пялюсь в пространство, затем принимаюсь озираться по сторонам, чтобы понять, где я. Оказывается, мужчина усадил меня спиной к автомобилю, сверкающему глянцево-чёрной краской. Под руками – снег настолько холодный, что пальцы сводит. Джинсы и футболка промокли. Я замечаю странный звук, а потом понимаю, что это стучат мои зубы.
Ещё один кусочек. Со стороны шале быстро надвигается плотное коричневое облако. Неправдоподобно чёткая граница. Разве дым может так выглядеть?
Чья-то рука дёргает меня вверх, подхватывает под грудью и несёт. Я вижу белый снег, ноги в чёрных штанах и военных ботинках и мои собственные – болтающиеся в воздухе. Дышать трудно, и кажется, что держащая на весу рука сейчас сломает мне рёбра. Желудок после ночной попойки пытается то ли завязаться узлом, то ли превратиться в камень.
Затем, почти мгновенно, мир вокруг исчезает. Остаётся лишь коричневый дым. Тело становится невыносимо тяжёлым. Единственное, чего мне хочется, – чтобы этот человек оставил меня в покое, позволил лечь на землю и уснуть. Кажется, перед тем, как я окончательно отключилась, снова слышала этот звук – механический щелчок, одно воспоминание о котором и сейчас замораживает страхом, – и рука наконец-то меня отпустила.
А дальше я пришла в себя в больничной палате со светло-голубыми стенами.
Из воспоминаний меня выдёргивает голос робота:
– Повезло, что центр 2-4755 находился в глубине страны, никогда не подвергался атакам и, наверное, поэтому не был рассчитан на серьёзное противостояние. Виктория-63 – модели устаревшие и медлительные.
– И ещё был газ, – я смотрю ему в лицо. – Но на тебя он не подействовал. Тогда зачем они его использовали? Они ведь должны были знать, что это бесполезно?
– Возможно, это был протокол на случай нарушения режима секретности объекта. Или сотрудники запаниковали и активировали все доступные уровни защиты.
– В любом случае, спасибо, что помог. В тот раз я была не очень в кондиции, чтобы это сказать.
Мужчина кивает. Мои щёки теплеют, и, чтобы скрыть смущение, я беру со стола пачку сигарет и принимаюсь крутить в пальцах.
– В общем, очнулась я в больнице Промышленного района. Сначала решила, что перепилась до глюков. Наверняка текила была настояна на неправильных кактусах, и всё это мне приснилось. Но когда я спросила врача насчёт гостиницы – оказалось, она и вправду разрушена, все погибли, якобы из-за лавины. Тут бы мне промолчать, конечно, но я сдуру ляпнула, что была там. А теперь – оп, и сама собой оказалась в больнице, какое чудо. Буквально через полчаса в моей палате уже был какой-то мутный хромой мужик, устроил чуть ли не допрос, а мои вопросы, кто он вообще такой, демонстративно игнорировал. Я сразу решила, что военный. Ну, или из комитета безопасности, что, в общем-то, одна хрень. Тут у меня хотя бы хватило мозгов сообразить, что всё это не просто так и мои глюки – совсем не глюки, а про лавину – враньё. Мужику я настаивала, что в шале утром проснулась от шума, спустилась на первый этаж, потеряла сознание и ничего не помню. В конце концов он отстал. Сказал, что, даже если мне что-то показалось, не нужно беспокоить родных этими фантазиями и, тем более, наживать себе дешёвую популярность в сети на столь ужасной трагедии. Я решила, что он вообще-то прав и не стоит никого втягивать… в такое. То есть, – я поворачиваюсь к Дэну, – мне, кроме тебя, и втягивать некого. Не сердись?..
Джанки проходится пальцами по шевелюре, глубоко вздыхает. Открывает пачку папирос.
– Мисса, как ты умеешь в такое впереться, а?
Посмотрев на него, я тоже закуриваю. Сейчас мне определённо нужна успокаивающая доза никотина. Может, даже две подряд.
– Позже я добралась до армейской сети, узнала, что на Одде был какой-то секретный объект. Писали скупо: якобы он был атакован армейскими роботами, которые в результате неизвестных неполадок вышли из-под контроля. В тот же день появилось объявление о розыске трёх андроидов. Очень странное: ни моделей, ни характеристик, указано только, что экспериментальная партия. Я соотнесла эти явления между собой и решила, что у меня есть шанс найти, – киваю на робота, – его.
