Мир в твоём доме
Роман
Разум и сердце – это мир в твоём доме.
Они должны быть едины с любовью.
Дождь застал Вадима на половине пути в Беляниново. Хотя этого можно было ожидать – хмурило с самого утра. Что поделать – осень. «Бабье лето» и так подарило полторы недели тепла и солнца. Вслед за ним, как и положено, начались дожди. Вадим ранним утром умчался в университет, провёл там две пары и вернулся домой. Хотелось отдохнуть, выспаться – неделя была напряжённой, но Вика разбудила супруга ровно через час и объявила о своём решении: она уверена, что Зорин должен съездить в Беляниново либо сегодня, либо крайний срок – завтра. На удивлённый вопрос, зачем, она вытащила из кармана домашних брюк очки, надела их, видимо, считая, что так будет выглядеть более солидно, и сможет убедить мужа.
– Если ты не забыл, послезавтра мы забираем Валю из детского дома, – выразительно приподняв бровь, сказала Виктория.
– Если бы я и хотел забыть, то не смог бы – ты всю неделю напоминаешь об этом, – усмехнулся Вадим, как можно аккуратнее спуская ноги с дивана на пол, потому что игрушки Василисы кочевали по всей квартире и могли находиться в любой её точке, причём чаще всего, под ногами родителей. Несколько раз Вадим едва смог удержать равновесие. Перспектива встретиться лицом с полом его не прельщала. И хотя Виктория регулярно собирала игрушки дочери, Василиса в этом плане оказывалась шустрее, но явно с обратными намерениями.
– Так вот, я подумала о том, – Вика сделала паузу, Вадим поднял голову, посмотрел на жену, вздохнул. Наверняка, очередная затея, которую ему придётся воплощать. Неугомонность и фонтанирование разного рода идеями были коньком его супруги. – Что надо съездить в Беляниново и привезти сюда кое-какие вещи Валюши.
– Вещи? – переспросил Вадим, поднялся с дивана. – Какие? Мы же ей всё новое купили.
– Новое, да, – подтвердила Виктория, – но, пойми, девочке очень нелегко. Сейчас она в детском доме, скоро будет жить у нас, но везде она лишена той среды, к которой привыкла. У Вали был и будет стресс, и нам надо максимально его сгладить, – стала объяснять она.
– Ну да, – согласился Вадим, пожал плечами.
– Вот именно поэтому надо привезти сюда то, что я скажу, – Вика многозначительно посмотрела на мужа, сдвинула очки на кончик носа.
– Не понял, – признался Вадим. – Всё, что необходимо и что хотела взять с собой Валя, вы с Марьей Ивановной собрали.
– Не всё, – ответила Вика.
– Не всё? – удивился Вадим, направился на кухню, там вздрогнул, чертыхнулся, потому что при входе всё равно наступил на маленького пищащего слоника, который, естественно, притащила дочь, этот слоник больше всех перемещался по дому и своим хоботом всегда попадал под пятки. – И из-за чего же я должен так спешно ехать в Беляниново?
– Когда я была в последний раз у Валюши в детском доме – ты со мной не ездил, так вот, девочка прямо со слезами на глазах вспоминала коричневого медвежонка, которого ей купила мама незадолго до своей болезни. А ещё где-то в доме должен быть альбом с фотографиями. Их там немного, но на снимках её мама и даже отец. Я уверена, что этот альбом тоже надо привезти сюда. Это память девочки.
– Не очень-то хорошая память – пьющий папашка, который едва заботился о дочери, – заметил Вадим. – И мне совсем не хочется видеть его физиономию, пусть и на фотографии.
– Ну, как ты не поймёшь – каким бы он ни был, а всё же отец Вали, – Виктория пошла вслед за мужем, подняла слоника. – Воспоминания Вали в медвежонке, фотографиях – важная составляющая восстановительного процесса, они согревают душу от печальных мыслей об утрате. Вадик, я прошу тебя, съезди в Беляниново, пожалуйста, – попросила она, – я в свою очередь выполню любую твою просьбу, – включила чайник, поставила на стол коробочку с пирожными суфле, которые заказала специально для мужа из кондитерской за углом. – Поищи в доме этого медвежонка и альбом с фотографиями, правда, где – понятия не имею. Но всё это очень важно для девочки. Ну, не стану же я просить об этом Марью Ивановну? Да она вроде в город уже переехала.
– Ладно, – согласился Зорин. Надо попить чаю и быстро прыгнуть в машину, иначе он вернётся из Беляниново слишком поздно, а ночевать там не планировал.
– Вот и отлично, – Вика улыбнулась, поцеловала мужа в макушку. Он уже сел за стол.
– Но не думай, поцелуем в макушку ты не отделаешься, – Вадим с наслаждением откусил почти сразу половину пирожного, закрыл глаза.
– Всё, что пожелаешь, – шепнула Виктория ему на ухо.
Вспомнив в машине слова супруги, Вадим улыбнулся, прибавил газу, хотя дождь не позволял ехать так быстро, как хотелось бы. Вода всё больше заливала стёкла, заставляя интенсивнее работать дворники. Вадим включил музыку, радио было настроено на детскую волну. Ну, правильно, вчера Виктория на его машине возила Ваську к врачу. Свой автомобиль отдала в ремонт. Забавно, но теперь вся их жизнь сосредоточилась именно на дочери – её желаниях, её развитии, Васькиным в доме было всё, не только игрушки и одежда. Она требовала любой предмет – пощупать его, засунуть в рот, если позволяли габариты и если не позволяли тоже, обслюнявить, куда-нибудь запихнуть. Причём многое находилось неожиданно, Вадим лишь вздыхал. Но ругать Ваську не смел – не получалось, сразу становилось жалко эту маленькую принцессу с длинными ресницами и негустыми тёмно-русыми кудряшками. Вика умела быть строгой с дочерью, хотя тоже не всегда. Интересно, какой она будет с новым членом их семьи? Будет ли также любить Валю, как Василиску? Хотя, о чём это он – как можно любить чужого ребёнка так же, как своего? Нет, она будет жалеть девочку, вне сомнений, а вот любить…
Зорин приоткрыл окно автомобиля – хотелось свежего воздуха, но почти тут же его закрыл. Холодный дождь бил чуть ли не в лицо. Вадим поёжился, хорошо, что послушал Викторию и надел тёплый свитер. Перед уходом полюбовался дочерью, играющей на полу детской, помахал ей рукой. Василиса помахала в ответ, этому её научила мама.
Сколько же ещё ехать? Он посмотрел на часы, затем вгляделся в размытые от дождя вывески на трассе – пора бы уже появиться табличке со знакомым названием. Через десять минут Беляниново указало ему на поворот.
Вадим решил оставить машину во дворе, не было смысла загонять её в гараж, ведь он без ночёвки. Хотя Зорин любил этот дом больше, чем квартиру в столице. Здесь он не просто отдыхал от городской суеты, шума, проблем, он искал и находил себя – возясь на чердаке или в кладовке с разного рода материалами, что-то делая именно своими руками. Раскачиваясь в гамаке и смотря в небо, слушая, как поют птицы, лают деревенские псы, переговариваются соседские женщины, даже стук топора, а он здесь ещё иногда звучал, казался ему мелодией, ласкающей слух. Правда, лето кончилось, и много кто из деревни уехал в город, звуков стало меньше, зато тишина, которая вечерами накрывала Беляниново, казалась не менее приятной. Правда, сегодня шумел дождь, но даже в нём был свой шарм.
Вадим вошёл в дом, взял с вешалки тонкий непромокаемый плащ, надел резиновые сапоги – осенью в деревне эта обувь самая подходящая – и вышел на крыльцо. Вспомнилось, как в жаркие летние дни они с Викой сидели здесь на ступеньках, а Васька лезла на руки то к одному, то к другому. А затем, увидев жука, рванула за ним. Вика порой едва успевала за дочерью, Вася могла внезапно развернуться и направиться в совершенно другую сторону. Или же встать посередине дороги, так стоять и о чём-то думать. Вадим усмехался: о чём может думать такая кроха? Но Вика упорно твердила, что о чём угодно. Мы же не знаем мысли малышей.
Где тут ключи от дома Валентины? Вадим вдруг подумал о том, что если их не найдёт, придётся ломать дверь. Хотя, какая там дверь – так, одно название. Он набрал номер телефона жены, чтобы спросить о ключах, Вика наверняка знала, где они. Но супруга трубку не брала. А и ладно, решил Вадим, так откроет.
Старый покосившийся дом, в котором ещё недавно жила Валя со своим отцом, в дождливую погоду показался Зорину ещё непривлекательней, чем раньше. О том, что его стены когда-то были выкрашены в голубой цвет, теперь можно было только догадываться. Настолько они были выцветшими. Два из трёх окон на фасаде дома были забиты досками, стёкла на третьем уцелели. Также остались целыми и потёртые красные наличники, над которыми свисал металлический скат крыши весь в пятнах ржавчины. Совсем проржавевший почтовый ящик висел на углу дома, рядом с крыльцом. Вадим поднял голову и посмотрел на кирпичную трубу, которая высилась над крышей. Труба единственная была в более приличном состоянии, даже странно. Видимо, печь в холода топилась регулярно, хотя бы так. Надо же, почему-то раньше Вадим никогда не видел семью девочки, до этого лета.
Калитка была открыта, Вадим лишь немного отодвинул её и чуть не оторвал. Никогда бы не довёл своё хозяйство до такого состояния. Хотя, что сейчас критиковать покойника. Жил бездарно и также умер. Резко, даже свирепо, словно в подтверждение невесёлых мыслей Зорина, задул ветер, его порывы, казалось, усилили дождь, который и не думал заканчиваться. Благодаря непогоде, сумерки наступили раньше.
Вадим поставил ногу на первую ступеньку крыльца, затем на вторую, которая уже стала прогнивать, осторожно попробовал, выдержит ли, перспектива провалиться или получить травму его вовсе не устраивала. Ступени скрипели громко, и Зорину даже показалось, возмущённо, мол, что за чужак тут пришёл и их тревожит? Но он всё же поднялся, протянул руку, чтобы открыть дверь дома. Оказалось заперто. Ну, и кому нужен этот старый запертый дом? Тётка Валентины забрала отсюда пару уцелевших, вполне пригодных стульев – не постеснялась, и что-то там ещё из мебели и вещей. Часть одежды Вали Виктория просто выбросила, что-то собрала девочке с собой, что-то купила.
Валя при всех этих сборах почти не разговаривала, лишь послушно выполняла всё, что ей скажут. Смотрела своими большими глазами то на Викторию, то на Марью Ивановну, которая едва сдерживала слёзы. Отца Валентины похоронили тихо и быстро, как только отдали тело. Отпевать не стали – он не был крещёным. Брать Валю на похороны или нет – так и не решили, она сама изъявила желание пойти. Стояла возле могилы, прижавшись к Марье Ивановне, которая всё время гладила девочку по волосам. И здесь не произнесла ни слова и не проронила ни единой слезинки.
Поминать отца девочки собрались все местные алкаши. Марья Ивановна махнула рукой – пусть пьют, всё равно не отвяжутся. Они с Викторией вынесли им на улицу водку и закуску, Валю отвели в дом к Зориным…
Вдруг зазвонил телефон, Вадим замешкался, засуетился, сразу не мог найти его в глубоких карманах плаща. Наконец нашёл и уже в последний момент крикнул в трубку:
– Да, Вика!
– Вадик, ты звонил? – спросила жена, пытаясь запихнуть тушёные овощи в рот Василисе. Та не разделяла мнения матери о полезности этого блюда и поэтому мотала головой и всячески отталкивала ложку от себя. Затем зажала рот так, что Виктория сначала разозлилась, а потом стала смеяться. Василиса, глядя на маму, тоже засмеялась и опрометчиво открыла рот, в который тут же попала ложка с овощами. Следующий ход был за Васей – она выплюнула рагу себе на слюнявчик. На высказанное мамой мнение «очень плохая девочка» Василиса не отреагировала. Она заметила на дальнем краю стола начатую пачку печенья, вот куда необходимо было добраться и как можно скорее.
– Да, звонил, – ответил Зорин, аккуратно поворачиваясь на хлипком крыльце. – Я уже на месте и не могу открыть дверь в дом, – стал пояснять он.
– В смысле? – не поняла Виктория, запасной ключ от дома в Беляниново хоть и хорошо был припрятан, но кто как не Вадим знал, где его искать. – Куда делся ключ? Не пугай меня, Зорин, – заволновалась она.
– Кажется, я неясно выразился, – Вадим переложил трубку телефона в другую руку, – ключ от дома Вали, а не от нашего. Дверь здесь на редкость крепкая, ломать её мне как-то претит.
– А, поняла, – сразу успокоилась Вика, – прости, пожалуйста, это моя вина, я тебе не сказала про ключи. Да, выбивать дверь не стоит, несмотря на ветхость дома, дверь там и правда сидит довольно крепко. Ты на крыльце? Спустись к почтовому ящику, видишь его? Внутри ящика связка из двух ключей – один от входной двери, другой от сеней.
– Это не почтовый ящик, это кусок страшной ржавой железки, – пробурчал Зорин, спускаясь с крыльца. Ступени опять угрожающе заскрипели. Само собой, что он выпачкал все руки в ржавчине – нижняя часть ящика открылась с таким трудом, что Вадим чуть не оторвал сам ящик от стены. Ключи, тоже поржавевшие, лежали там. Ну да, что ещё могло лежать в почтовом ящике хозяина такого дома? Небось, и ключи едва ли откроют дверь с первого захода.
На удивление Зорина ключ, хоть и с трудом вошёл в замочную скважину, тяжело повернулся, но дверь всё же открыл с первой попытки. Вадим достал фонарик, который предусмотрительно прихватил с собой. Зорин не стал задерживаться в мрачных сырых сенях, в которых осенний холод ощущался ещё явнее, а большими шагами прошёл к двери в комнату. Дверь скрипнула, впустив его в дом.
Вадим сделал шаг вперёд, осмотрелся, скользя лучом фонарика по стенам и полу. Ощущение было таким, словно он попал в фильм ужасов и вот-вот из темноты выскочит что-нибудь этакое потустороннее. Хорошо, что Зорин был не из пугливых, и не страдал особой впечатлительностью. Если бы он вдруг и столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим, то пугаться не стал, а полез бы, как минимум в драку. Хотя бы и кулаками, если нет ничего под рукой. Вадим усмехнулся, пять минут в полумраке, пусть и недавно, старого заброшенного дома, непрекращающийся дождь за окном, даже у него стали развивать воображение. Нечего глупости всякие брать в голову, он всегда был реалистом.
– Самому смешно, – вслух произнёс Зорин, сделал ещё несколько шагов по комнате, оказался возле стола, который находился на самой середине. Он вдруг вспомнил, что во время драки с отцом Валентины, несколько раз задевал этот стол, точнее, они оба его задевали. А ещё здорово разбили сервант и его содержимое. Серванта теперь в доме не было, даже его следов. Как раз напротив стола окно было заколоченным, Вадим посветил на стену тут же рядом. Что-то такое в рамке промелькнуло под его фонариком. Он подошёл ближе, с большой старой фотографии на него смотрели уже немолодые мужчина и женщина. Немолодые, но ещё не старики, и судя по одежде, а также по выражению их лиц, снимки изначально были сделаны в небольшом формате, а потом просто увеличены – для рамки. На мужчине с проседью в волосах был надет строгий чёрный костюм, конечно же, без галстука, на женщине скромное тёмное платье с маленьким воротничком. Её гладкие волосы были убраны назад, скорей всего, в пучок. И без того тонкие губы поджаты, Вадим вдруг понял, что эта женщина едва ли улыбалась при жизни. А вот мужчина смотрел в объектив куда оптимистичнее. Судя по кончику его несколько вспухшего носа, он позволял себе расслабиться принятием на грудь разного рода горячительных напитков. Хотя, какого разного? Вадим покачал головой, в те времена была либо самогонка, либо водка. Что ж, получается, это дед и бабушка Вали – справедливо решил Зорин и протянул руку к рамке. Да, они, потому что дом когда-то принадлежал именно им, а не родителям отца Вали. Вадим это хорошо запомнил. В таком случае, надо этот портрет сохранить для девочки. Дом достался ей, кто знает, что случится с этими стенами в будущем? И будет ли он нужен самой Валентине?
Зорин осторожно снял со стены портрет супругов и положил его на стол, пыль со стекла стёр рукавом. Странно, но вблизи лица супружеской четы показались ему гораздо приятнее, чем там, на стене. Мужичок, наверняка, был балагуром, вот как весело торчит седой вихор, а жена его всю жизнь трудилась, терпела, но любила. Потому что её голова чуть склонена в сторону мужа. Удивительно, как можно за несколько минут внимательного просмотра и анализа фотографий увидеть то, что, казалось, успело скрыть время. Ведь постепенно всё предается забвению. Почти всё…
Зорин стал осматриваться дальше. Оказалось, что комната всё же разделена на две части, только вторая её часть была крохотной, а стена, отделявшая её, самодельной. Тут же в углу висел кусок сильно истрепавшейся ткани с рисунком или с вышивкой, понять было почти невозможно. В таких углах в деревенских избах обычно располагались иконы, Вадим приподнял ткань – так и есть, только вместо икон здесь осталась пара опустевших медных окладов. Далее на стене висела большая резного дерева рамка тоже пустая, зеркала в ней не было. Под рамкой на гвоздике болталась чёрная женская сумочка, мода на такие прошла давным-давно, но хозяйке дома, по всей видимости, до этого дела не было. И сумочка, наверняка, была куплена как большая роскошь, которую «носили» по праздникам. А потом в ней хранили сбережения, не на виду, конечно. Вадим протянул руку, снял сумочку с гвоздя. Может быть, в последнее время Валя с ней играла? Стоит ли брать на память такое старьё? Он покрутил сумку в руках, хлипкий от времени замок расстегнулся – не заглянуть туда было невозможно. Хотя, если там что-то и было ценное, то тётка Валентины давно унесла.
Пренеприятная особа – Зорин, вспомнив о ней, поморщился. Она с лёгкостью взяла деньги за девочку, будто продала её, а ещё по ходу сделки пыталась флиртовать с Вадимом. Он едва сдерживал себя, чтобы не высказать всё, что о ней думает. Единственное, что его останавливало – полученное правильное воспитание по отношению к любой женщине и боязнь, что эта мерзкая бабёнка передумает отдавать им свою племянницу. Хотя ясно было как божий день, что Валя ей не нужна. Зато она быстро смекнула, как сможет на ней заработать. Однако для данной ситуации слово «заработать» имело совершенно иной смысл.
Вадим даже забыл, что хотел исследовать содержимое сумки, точнее, тот непрозрачный пакет формата письма, заклеенный пластырем, который он вытащил из рваной подкладки, но так и стоял с ним в руках, пока не услышал шорох в сенях дома. Или показалось? Дождь за окнами не прекращался, в самом доме скрипели полы, чуть подёргивались рамы в окнах. Одним словом, дом не был безмолвным.
– Кто здесь? – услышал он тихий испуганный голос и луч от фонарика сотового телефона скользнул по комнате.
– Не показалось, – тоже тихо произнёс Вадим. Он не испугался, потому что сразу понял – в дом зашёл человек, по всей видимости, обнаруживший с улицы свет от его фонарика. Наверняка, кто-то из бдительных деревенских, им всегда до всего есть дело. Вадим машинально засунул пакет в глубокий карман плаща, так и не успев посмотреть, что там было. – Я… у меня, – он растерялся, не видя своего собеседника и думая, как лаконичнее объяснить своё присутствие в чужом доме. – Мне необходимо забрать кое-какие вещи Валентины.
– Вадим?! – теперь он явно различил, что голос был женским. В следующую минуту луч от фонарика Зорина осветил седые кудри Марьи Ивановны и её добродушную улыбку. Она сняла капюшон, кряхтя, переступила высокий порог и проковыляла в комнату, стряхнула с дождевика капельки. – Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, – призналась женщина.
– Могу сказать то же самое, – улыбнулся Вадим. – Добрый, кажется, уже вечер, Марья Ивановна, – поздоровался он. – Вроде Виктория говорила, что вы переехали в город.
– Да задержалась ещё на эти выходные, не всё сделала, а тут как назло непогода, – объяснила Марья Ивановна. – Ждала, что мои приедут к обеду, а они застряли в пробке. А потом ещё и с колесом какие-то проблемы, одним словом, приедут к самой ночи, а у меня дома даже хлеба нет. Хорошо, что Зоя согласилась меня подождать и не закрывать магазин. Иду мимо, вижу – в окнах дома Валюшки свет мелькает. Испугалась, а всё равно пошла.
– Отважная вы женщина, – невольно улыбнулся Вадим, – дом-то пустой, мало ли кто или что здесь завелось.
– Вадим, – она покачала головой, – ты прав – бояться надо живых. А что касаемо мистики – я сама ведунья, – её глаза заблестели. – Виктория так меня называет. Только в жизни всё куда проще и объяснимей, надо лишь проявить смекалку, наблюдательность и логику. Вот и ты здесь, потому что Вика попросила съездить и забрать вещи девочки, верно?
– Верно, – протянул Зорин, так как и Виктория, не скрывая своего удивления, Марья Ивановна, и правда, будто умела читать мысли. – Но как вы…
– Я смотрю, ты портрет со стены снял, – она прошлась лучом фонарика по комнате. – Да, это дед и бабушка Валюши. Родители Галины.
– Я так и подумал, – кивнул Вадим, – хорошие лица, добрые. Перенесу портрет к нам в дом, всё же предки девочки.
– Правильное решение, – с чувством одобрила Марья Ивановна. – Ты на редкость порядочный человек, Вадим, – она внимательно посмотрела на него, направив свет от фонарика непрямую, а как бы сбоку. – Верный своим принципам, рассудительный, вот только… – она сделала паузу, – хочешь совет от старухи, которая коптит этот свет так много лет, что, кажется, уже задержалась? Живи сердцем, хотя бы время от времени давай волю своим чувствам. И ты увидишь, как заиграет красками даже самый унылый и дождливый день, ну как сегодня, к примеру.
– Но я… – он растерялся.
– Да, и ты правильно сделал, что послушал супругу и поехал сегодня в Беляниново, потому что я помогу тебе найти то, зачем ты приехал. А потом напою вкусным чаем с маковыми баранками, вафлями с фундуком и шоколадом на меду, согласен?
– Было бы весьма глупо отказаться от подобного предложения, – засмеялся Вадим.
– Вот и славно, – она достала из кармана очки и водрузила их на нос. – Итак, портрет предков мы берём с собой, что там ещё Вика просила привезти? Насколько я знаю, у Валюши было несколько любимых вещей, что-то она взяла с собой в детский дом, что-то в той суете мы просто не нашли?
– Да, – кивнул Зорин. – Вика говорила о каком-то коричневом мишке, и также об альбоме с фотографиями матери девочки.
– Я поняла, – Марья Ивановна огляделась, – давай поступим так: я буду тебе подсвечивать комнату, а ты искать? Лучшим вариантом было бы, конечно, зажечь свечи и поставить их в нескольких местах дома, но это отнимет время – за ними надо идти. А у нас времени мало, скоро совсем стемнеет.
– Хорошо, – согласился Вадим и отдал ей свой фонарь.
Они обследовали большую часть комнаты, но не нашли ни игрушку, ни альбом. Оставалось та часть, что была за самодельной стеной, и пространство за печкой, которое скрывала от глаз застиранная штора.
За стеной находилась небольшая кровать, судя по всему, принадлежавшая Вале, здесь оконное стекло тоже уцелело, и даже было занавешено вполне приличной шторкой, на которую отец Вали не поскупился – хоть что-то он делал для дочери. Рядом с окном на стене висел квадратный гобеленовый коврик с изображением известной картины Васнецова «Иван-царевич на сером волке». У Вадима что-то защемило внутри – он бы и не вспомнил, когда в последний раз видел подобные картины, мода вешать их на стены давно прошла. Гобелен висел неровно – часть гвоздей вылезла из стены и опустила свои шляпки. У изголовья кровати стоял колченогий стул, на спинке висел тёмный платок с кистями, почему он здесь висел у ребёнка на кровати, тоже казалось странным.
– Это платок мамы Вали, – словно подслушав мысли Зорина, пояснила Марья Ивановна, она протянула руку, взяла платок со спинки кровати. – Галя его долго носила после смерти Арины Семёновны.
– Понятно, – кивнул Вадим и показал Марье Ивановне на стену дальше, где на маленькой полочке стояло несколько детских книг, судя по корешкам – старых, потрёпанных. «Куплю Вале новые и самые красивые» – подумал Зорин. Рядом с кроватью находилась тумбочка, на ней небольшая вазочка с давно засохшими цветами. Сбоку тумбочки притулился портфель девочки, его она оставила, потому что Вика купила новый. Вадим наклонился, открыл дверцу тумбочки, попросил Марью Ивановну посветить туда. Тетрадка, пара шариковых ручек, пустой флакончик от духов, запах у которых давно выветрился, и ещё несколько школьных вещей, о них – то ли девочка забыла, то ли просто решила не брать с собой. – Где же может быть этот пресловутый мишка? – пробурчал Вадим, выпрямляясь.
– Мы ещё не смотрели за печкой, – подумав, выдала Марья Ивановна, – дети любят там и сами прятаться, и делать тайники. Вполне может быть, что там и альбом лежит.