Марина Эльденберт
Поющая для дракона
– Выбирай слова, Леона.
– Эсса Ладэ, – припечатала я, вызывающе глядя ему в глаза. – Уберите руки, местр Халлоран.
Вихрь ярости ударил по сознанию. На миг показалось, что меня сейчас размажет по стенке вместе со всеми внутренностями и новым выстраданным макияжем, но… руки он все-таки убрал. Медленно так разжал пальцы и отступил, словно пытаясь справиться с сокрушительной мощью, бушующей внутри.
– Поговорим после выступления… эсса Ладэ.
Что-то в его голосе мне не понравилось. Очень-очень не понравилось. Настолько, что я быстренько ткнула в панель, выпрыгивая в дружелюбно открывшуюся дверь, и рванула в сторону. Теперь уже точно туда, куда надо. Сердце билось так, что каждый шаг отдавался в горле.
Стоило мне ступить в комнату, где Дрэйк расхаживал из стороны в сторону, как из небольшого коридорчика выпорхнул ведущий. Высокий, подтянутый, с пронзительными синими глазами, по-женски длинными ресницами и мягкими чертами лица. Мы с ним говорили по видеосвязи, когда он посвящал меня в таинства программы и очередность выступлений. Сам он под костюмом тоже казался мягким, как желе, но когда его голос взмыл к потолку, захотелось зажать уши:
– Где вас драконы носят, эсса? Я чуть не поседел!
Я хотела сказать, что под мелированными прядями седина не очень-то и заметна, но решила промолчать. Не была уверена, что вместо голоса из горла не вырвется тонюсенький писк. Взгляд Халлорана – предвкушение взбешенного хищника, до сих пор растекался под кожей раскаленными иголочками, а его последние слова многообещающе звучали в ушах.
– Вам скоро выступать! Вы бы еще за минуту до начала прибежали!
– Времени на распевку мне хватит.
– Кошмар, – вздохнул стилист, – просто кошмар. Нам пришлось срочно все переделывать.
Его излияния ведущего волновали мало, он смотрел на меня. Так, словно я разрушила его мир и танцевала на руинах.
– Как только первая поздравительная часть закончится, выходите вы.
– Я помню программу.
Дрэйк смотрел на меня, открыв рот – роскошный темнокожий мужчина в ослепительно белой рубашке под черным фраком. На самом деле меня продолжало потряхивать, но внешне я выглядела так, словно проглотила айсберг и запила коктейлем из талого снега и игристого вина. Впрочем, от коктейля я бы сейчас не отказалась, чтобы снять напряжение. Самую малость. Женщина в отражении определенно не была мной, но ведь этого я всегда и хотела, правда? На сцене приходится быть разной.
– Чудесно, – пробормотал ведущий, тон которого почему-то разом стал более уважительным. – Я вас представлю, а дальше все как мы обсуждали.
Угу.
Вот почему выйти на сцену в Ландстор-Холл так просто, а здесь – целое событие. Скорее бы уже!
– Когда я еще с такой роскошной женщиной выйду в свет, – выдал пианист, когда ведущий, наконец, убежал в коридор, соединяющий комнату со сценой.
– Обещаю, что Лэм об этом заявлении не узнает.
– Как благородно с твоей стороны!
Дрэйк ослепительно улыбнулся, и мне вдруг стало невыносимо легко. Я ведь просто делаю то, что всегда хотела, умею, люблю: искренне и от всего сердца. А значит, у меня все получится.
Глава 11
Из-за игры света создавалось чувство, что сцена плывет над залом, а сами столики окутаны полупрозрачным туманом. Не знаю, каким надо быть волшебником, чтобы воссоздать ощущение высоты и раскинувшегося над головой звездного неба. Мастера освещения постарались на славу, и в перехлестье лучей медленно оседали мерцающие искры. Точно так же искрился сочный голос ведущего, звенящий и поднимающийся ввысь, как пузырьки в бокале во время очередного тоста. Веоланское лилось рекой, слышались голоса и смех: по ту сторону кулис праздник был в самом разгаре.
Когда объявили нас, на сцену мало кто смотрел. Разве что Халлоран. И еще Рингисхарр. Огненный иртхан тепло улыбался, а мое персональное чудовище сложило руки на груди. Он смотрел только на меня, и под маской напускного спокойствия бушевал изумрудный огонь, плавящий остатки самообладания. Усилием воли заставила себя отвести взгляд и переключиться на зал: остальные были заняты кто чем – видимо, обращать внимание на музыкантов у них не принято. Понимаю, что мы тут фоном и вообще, но могли бы разориться на повороты правящих голов, не говоря уже об аплодисментах. Тоже мне, высшее общество!
Дрэйк как раз усаживался за рояль, и едва успел пробежаться по клавишам пальцами, когда мой голос сорвался и взмыл в залу.
– Закрой глаза! Закрой глаза, когда горят
И небеса, и горных игл нестройный ряд.
Горит в груди, остался нам последний шаг
Ступить в огонь, вдвоем с тобой, едва дыша…
По залу пронесся легкий шепот, а потом все стихло. Правящие головы действительно начали поворачиваться к сцене, одна за другой. Вместе с владельцами и владелицами. Но теперь я смотрела не на них – в высоту звездного неба, рожденного спецэффектами. Искры мерцали под темнотой сводов, а мой голос стекал со сцены в зал, терялся в тумане и возносился под своды. Куплет за куплетом.
– Когда застелет… пепел реки и моря
Когда чернее… ночи светлая земля.
Останется… тебе и мне тогда одно:
Закрыть глаза, и быть вдвоем любой ценой.
На последних словах голос зазвучал глухо, как из-под толщи воды. Низкий всплеск, замерший во времени, на последнем аккорде. Я действительно закрыла глаза, ощущая странные перемены всей кожей: меня захлестывали вихри чужой силы. Словно огни вспыхивали на сомкнувшихся над головой волнах, один за другим. Они же тянули наверх по столпам света, чтобы позволить вдохнуть полной грудью, скользили по коже. Огни внимания иртханов, которые спустя миг переросли в первые аплодисменты, набирающие силу, как прилив.
– Спасибо, – сказала я, когда все стихло. Выдержала паузу и добавила: – Добрый вечер! Рада вас видеть.
Смотреть в зал и видеть сразу всех – привычно. Непривычно было ловить напоенные силой всплески пристального внимания правящих. Особенно когда я поняла, кто именно сидит рядом с моим новым знакомым. Гердехар Аррингсхан. Таким, каким его представляли газеты и пресса: мощь и сила чувствовались даже в спокойствии, седые волосы с едва уловимыми вкраплениями темных нитей, взгляд голубых глаз, от которых дух захватывает. Яростный, пронзительный, словно удар ураганного ветра в грудь. Интересно, если они с Халлораном столкнутся, кого снесет в сторону? Нет, лучше сейчас об этом не думать, так же как и о количестве важных шишек, которых с лишком нападало на местные стульчики.
– Для меня большая честь выступать на вашем празднике, местра Халлоран.
Именница была неотразима утонченной красотой, которая свойственна всем дамам ее положения и возраста. Светлые волосы, гладкие и блестящие, идеальный макияж, классика черного вечернего платья и бриллиантов. Она смотрела на нас с Дрэйком сверху вниз, и взгляд ее отражал снисходительное расположение. Оттененное лишь легкой улыбкой на тонких, красиво очерченных губах. Подозреваю, что улыбка предназначалась обществу, все остальное нам. Ее младший сын широко ухмыльнулся и поднял вверх большой палец, а на старшего я упорно старалась не смотреть. Хотя его взгляд чувствовала всей кожей – гораздо более отчетливо, чем тогда, в Ландстор-Холл.
– Поздравляю от всего сердца, – произнесла негромко. – Сегодня я пою для вас, для вашей семьи и для ваших гостей.
А потом кивнула Дрэйку, и зал снова заполнила музыка. И мой голос.
Не знаю, сколько это продолжалось, я потеряла счет времени. Зато успела посчитать всех и вся: и восхищенные взгляды, и равнодушно-снисходительные, как у местры Халлоран, и пренебрежительно-насмешливые. К последним можно было отнести мимолетное внимание Ирргалии Стоунвилл, которым нас наградили лишь единожды. Потом передернули изящными плечиками и отвернулись. Местрель Стоунвилл сидела за одним из ближайших к сцене столиков: с отцом и еще несколькими иртханами и иртханессами. Роскошная, в алом платье, подчеркивающем аристократичную бледность кожи и цвет волос. Рубины на груди и запястье, попадая под лучи движущегося света, играли кровавыми каплями.
Я тайком изучала ее, что в общем-то было несложно – на меня не смотрели. Демонстративно повернувшись спиной, она что-то рассказывала своей подруге, которая быстро-быстро кивала головой. Мужчины решили поддержать дам и делали вид, что происходящее на сцене их совсем не интересует. Только иногда я ловила украдкой брошенные взгляды с той стороны и мысленно показывала Ирргалии неприличный жест, которым Танни рекомендовала ответить соседу.
Провожали нас рукоплесканиями, но только оказавшись в знакомой комнате, я вздохнула с облегчением. Перерыв, ура! Не просто перерыв, перерывище! Полтора часа до второго выхода, счастье-то какое. А то уже начинало казаться, что меня расплющит от плещущей в лицо силы, перебивающей даже аплодисменты. Совсем неэстетично свалившись на диван рядом с гримершей, я жалобно пропищала Дрэйку:
– Воды!
Пианист не заленился бы, но воду мне тут же подал стилист.
– Надо срочно поправить прическу, – заявил он. – И макияж.
– Дайте отдышаться, а?
Кто ж мог подумать, что так тяжко будет… непонятно с чего.
– Фух, – только и сказал Дрэйк, и присел на вертящийся стульчик, перед прямоугольным зеркалом в обрамлении множества светильников. На лбу пианиста блестели капельки пота, но глаза сверкали азартом потрясающего выступления.
Фух – это не то слово. Всем фухам фух. Фухище просто.
Пила воду маленькими глоточками, с наслаждением унимая бушующий внутри пожар. Не так уж и долго осталось, Леона. Споешь еще разок, а потом… А вот про «потом» пока думать не хотелось, потому что волосы на затылке начинали медленно шевелиться и тлеть. Стилист потоптался рядом, но потом все-таки недовольно отступил. Как раз в ту минуту, когда в дверь постучали. В комнату заглянул охранник, что встречал нас вчера: молодой и чересчур серьезный.
– Эсса Ладэ, с вами желают переговорить.
Волосы на затылке снова шевельнулись: с одной стороны, Халлоран сказал, что говорить мы будем после выступления. С другой, часть выступления уже закончилась, так что против своих слов он не пошел.
– А этот желающий может подождать? – спросила, чтобы заполнить «рекламную паузу», возникшую после слов парня. Разумеется, тот покачал головой.
Нет, ну нельзя же так! Где вообще бродит его иртхамская совесть? Или она от него сбежала еще во младенчестве? У меня, между прочим, законный перерыв, который я собиралась потратить на то, чтобы снять напряжение. Водички попить, наконец, подышать спокойно… может быть, даже свежим воздухом! Не соберусь я и не побегу к нему по первому зову. Не побегу, и даже не пойду. Вообще. Вот.
– До конца выступления я никого не принимаю и ни с кем не беседую, – заявила уверенно. – Это может плохо сказаться на моем голосе.
Вокруг меня с дружной синхронностью отвисали челюсти.
А я что? Я ничего. Я певица, творческая натура. И если у меня случится кризис, никому от этого легче не станет. В том числе его иртхамству. Прикрыла глаза и сделала вид, что отдыхаю. Расслабленно откинулась на спинку, гладкая кожа приятно холодила спину и плечи. Иголочки взглядов продолжали покалывать, но куда им до того шквала аристократической мощи, которой меня чудом не раскатало по сцене в блинчик. Услышала шаги, но даже не пошевелилась. Это по ту сторону кулис они короли, а здесь я – королева.
Негромкое покашливание заставило все-таки открыть глаза. Охранник вручил мне визитку и отступил на несколько шагов. Я буквально чувствовала, как вытягиваются шеи присутствующих, поэтому взвилась с дивана раньше, чем гримерша успела углядеть вензеля и парящего золотого дракона, под лапами которого застыл излом гор, а за спиной плавилась молния. Я держала карточку Гердехара Аррингсхана, и понимала, что хуже моему голосу уже не будет. Если он не сел вот прямо сейчас, все остальное переживет.
– Думаю, – сказала после молчаливой дуэли взглядов, в которой охранник проявил небывалую стойкость и выдержку, – я могу позволить себе одно исключение.
– Благодарю, – парень вздохнул с явным облегчением и посторонился.
Я выплыла в коридор по-прежнему с королевской осанкой. Судя по тому, как заблестели глаза Дрэйка, меня ждет допрос с пристрастием. Сначала от него, потом от Лэм. А может быть, это будет перекрестный допрос. Мысли скакали в голове, отражаясь от стенок черепушки, как шарики в популярной электронной игре. Зачем я понадобилась Аррингсхану? И почему, драконы меня дери, мне так везет на иртханов?
Парень вышагивал впереди, я следовала за ним. Точнее сказать, плыла в густом вязком тумане, потому что иначе мои передвижения обозначить было сложно. Коридоры нашпиговали охраной так, что на каждого гостя, наверное, приходился персональный телохранитель. Возможно, так оно и было.
Со стороны залы доносилась негромкая чарующая музыка: начались танцы. Меня же привели к одной из ниш – наподобие той, где мы с Халлораном обсуждали сегодняшний вечер. Сотрудник службы безопасности отодвинул тяжелую портьеру и отступил в сторону. Мне же не оставалось ничего другого, как шагнуть внутрь. По ощущениям глаза вылезали на лоб, как в анекдоте про сплющенного морского фарда. Я по-прежнему сжимала злосчастный пластик, черное с золотым. Правящий рассматривал что-то на панно, сцепив руки за спиной. Обернулся он столь неожиданно, что остатки мыслей вылетели из головы.
А вот голос звучал на удивление спокойно:
– Местр Аррингсхан.
– Эсса Ладэ. Прошу.
Он лично отодвинул для меня стул, после сел сам. Мужчина поразительной красоты и мощи, неподвластных даже годам.
– Вы хотели меня видеть.
– Да. Хочу лично выразить восхищение вашим талантом. У вас невероятно сильный голос.
Все познается в сравнении. Его голос – глухой и низкий, как предвестник рокочущей в недрах морских бури. Несмотря на это говорить с ним почему-то было просто. В нем чувствовалась сила, способная не просто подавить, а раздавить, но сейчас передо мной сидел просто мужчина в дорогом костюме. Не пытающийся сколь угодно изящно указать на мое положение, или напомнить о своем. Больше того, я не заметила в нем даже толики снисходительности: Гердехар говорил со мной на равных.
– Благодарю, – ответила искренне. – Мне очень приятно это слышать.
– Я рад.
Квадратный волевой подбородок, нос с горбинкой, глаза, обманчиво-ясные, как незатянутое тучами небо в летний день. Интересно, когда он злится, они темнеют? Я помнила, как в их прозрачной глубине закручивались вихри силы, поэтому мысленно пнула себя в сторону панно. Хватит глазеть на правящего. И упаси Небо спросить, почему он так смотрел на меня в зале.
– Вы о чем-то хотели спросить, Леона?
Нет, они издеваются.
– Боюсь, это слишком личное.
Правящий улыбнулся. Губы у него были твердые, плотно сжатые, но улыбка преобразила суровое лицо.
– Хорошо. Тогда один личный вопрос от меня, один личный вопрос с вашей стороны. Все честно.
Ох уж эти мне… иртханы.
– Почему вы так смотрели? Во время первой песни.
– Вы напомнили женщину, которая была мне дорога.
У меня внезапно похолодели руки. А еще они внезапно стали лишними, поэтому я просто убрала их на колени и сцепила пальцы в замок.
– Моего друга.
– Вашего… друга?
– Да. Она была без ума от музыки. Так же, как моя жена.
Голос его не изменился, но сердце мое словно сдавила ледяная рука. И больно стало… как-то совсем по-человечески.
– Соболезную вашей утрате.
Я не собиралась этого говорить, само вырвалось. Закусив губу, почувствовала парфюмерно-сливочный вкус помады.
– Спасибо.
Иртхан не изменился в лице. Разве что стал более далеким, как если бы передо мной сидела лишь оболочка. Краткий миг – и ощущение развеялось без следа.
– Кто ставил вам голос, эсса Ладэ?
– Лирко Невиц, мой учитель в Высшей вокальной школе, – поймала пристальный взгляд и улыбнулась. – Эсстерд Невиц всегда шутил, что рядом со мной ему делать нечего, но именно он заставил меня поверить в себя.
Какое-то время в нише царила тишина. Секунды стекали в нее одна за другой, до той самой грани, когда молчание грозило перерасти в неловкость.
– Вас ждет большое будущее, Леона, – Аррингсхан поднялся и отодвинул мой стул. – Рад был познакомиться с вами лично.
Он легко коснулся губами моей руки и отодвинул портьеру. Слегка оглушенная произошедшим, я принялась озираться, но моего провожатого не было видно. Справедливо рассудив, что немного освежиться и побыть в одиночестве не помешает, направилась в сторону уборных. Их здесь было множество, поэтому я выбрала самые дальние от залы, чтобы случайно ни на кого из высших не наткнуться. Вползла в залитое теплым светом помещение, облокотилась о черную раковину и поняла, что все еще сжимаю визитку Аррингсхана. Ну вот и куда теперь прикажете ее девать?
Накрыла карточку ладонью, разглядывая себя в зеркале. Немного раскосые из-за макияжа глаза возбужденно блестели, сердце колотилось о ребра. Коснулась пальцами пылающих щек: вот чем, спрашивается, я напомнила ему Шайну? Она действительно звезда, да и внешность ее далека от моей. Если честно, когда он заговорил о дорогой женщине, на миг засомневалась в том, что между ними ничего не было, но… оказалось, что все-таки я права. Их с Шайной связывала только дружба и музыка. Он женился через несколько лет после той истории с Зингспридской оперой, а его сердце принадлежало жене и детям. Сердце, которое до сих пор болит.
– Да ладно тебе, девчонка неплохо пела.
– Неплохо? Ты видела, как она себя ведет? Певичка с замашками правящей. Знаешь, Грин, если набла оклеить чешуей и пнуть с горы, драконом он от этого не станет.
Задумавшись, не сразу поняла, откуда доносятся голоса. Дверь распахнулась так резко, что я даже отскочить не успела. В туалетную вплыли, с позволения сказать, Ирргалия Стоунвилл и ее соседка по столику, миловидная блондинка. В тени ослепительной рыжеволосой красотки меркло и эффектное платье телесного цвета с черным узором, и прическа с каскадом локонов. А вот выражение ее лица однозначно было проще, человечнее, хотя бы из-за мелькнувшего сквозь превосходство замешательства.
Краткий миг неожиданной встречи миновал, я же приросла к полу. Сделала вид, что увлечена собой, даже коснулась пальцами прически, когда за спиной раздалось негромкое покашливание. Судя по отражению надменной физиономии Ирргалии это означало примерно следующее: «Дракон не сядет какать рядом с наблом». Ну не сядет так не сядет, пусть гадит в модельные трусики или отправляется искать новое место.
Я не отреагировала. То есть вообще никак. Пригладила пряди – подозреваю, стилист оторвал бы мне руки с корнем, а потом приоткрыла рот и медленно облизнула губы, повторила контур помады пальцем. От топтавшихся за спиной иртханесс, особенно местрель Стоунвилл, разве что дым не пошел. Я же подалась назад, критически рассматривая себя в зеркале, после чего нахмурилась и снова занялась волосами.
– Какая пошлость! – выдала, наконец, рыжая.
И, взметнув за собой облачко убийственно терпких духов, стремительно вылетела за дверь. Вторая последовала за ней, а стоило ручке щелкнуть, как я высунула язык на всю длину со звуком мультяшного героя. А потом пнула ни в чем не повинную стену. Два раза. Так душевно, что даже боли не почувствовала. Зато в такие моменты я начинаю понимать Танни с ее методами, сейчас мне хотелось от души понадергать из этих дракониц… чешуек. Ладно, Леона, успокаиваемся и возвращаемся. Надо еще макияж поправить и прическу, скоро снова в зал.
Обратно, по коридорам, той же дорогой, что и пришла. И не думать, не думать, не думать о том, что Халлоран сейчас возможно танцует с этой рыжей гадиной. А она ослепительно улыбается, положив руки ему на плечи, как бы невзначай касается его бедром… Хотя мне-то какое дело! Сжала кулаки и рванула вперед, мимо закрытых ниш, когда из-за поворота шагнул Энтар Халлоран собственной персоной. Мы влетели друг в друга, как два замечтавшихся дракона на полном ходу. Второй наследник подхватил меня за локти, только благодаря этому я не поцеловала его в подбородок.
– Всегда так бегаешь, милая? – спросил, заглядывая в глаза.
Только иртханы так умеют – глубоко, словно за пределы того, что ты сама о себе знаешь. Но вместе с тем он казался полной противоположностью старшему брату: светлокожий блондин с веселыми искорками в серых глазах. Его движения не отметила присущая Рэйнару жесткость, да и смотрел он гораздо мягче. Поддерживая меня, едва касался пальцами затянутых в перчатки рук. Легко, невесомо, без малейшей настойчивости и напора. Даже голос у него был другим! Сочный, легкий, с какими-то мурчаще-рычащими интонациями, как у разыгравшегося виара.
– Только когда тороплюсь, – вздохнула.
– Умеешь же ты прятаться. Думал, что не найду, – сообщил иртхан, широко улыбаясь.
Ну разумеется. В этом ресторане толпа иртханов, и все ищут меня. Пора заводить специальную дорогую книжечку и записывать в очередь.
– Хотел сказать, что ты шикарно поешь.
– Благодарю, местр Халлоран, – я высвободилась из странных полуобъятий и отступила.
– Не расстраивайся, что матушку не впечатлило, – он поморщился, словно от зубной боли. Сложил руки на груди и приподнял брови. – Дело не в тебе, просто с некоторых пор она терпеть не может эстраду.
Кровь рывком отхлынула от сердца. На миг стало нечем дышать.
– Неужели? – спросила, стараясь чтобы голос звучал как можно более безразлично.
– У отца был короткий роман с эстрадной певичкой. Подозреваю, что это изощренная месть братца за невесту. Он привык все решать сам, а мать спит и видит, как устроить их брак. Пригласила Иргу погостить в нашем замке под Мэйстоном и забыла ему об этом сказать.
Разумеется, Халлоран об этом узнал. Как узнает все обо всем. И обо всех.
Брат Рэйнара по-прежнему улыбался, но улыбка эта сейчас казалась отравой. Чем больше я на него смотрела, тем стремительнее по телу бежал озноб.
– Милая, – иртхан заглянул мне в лицо. – Не переживай, серьезно. В этом зале полно тех, кто от тебя в восторге.
Риинский дракон тебе милая. Всем вам.
– Простите, мне нужно идти.
– Счастливо, – он отступил в сторону, пропуская. – С нетерпением жду второй части!
Последнее прилетело уже мне в спину. На автопилоте добралась до комнаты, уселась на стул и позволила делать с собой все, что желали стилист и гримерша. Да, весело. Вижу, у иртханов «певички» пользуются небывалым спросом. Что, в общем-то логично: вся их магия начинается с голоса, с игры интонаций. Возможно, для них тембр голоса может стать чем-то вроде сильнейшего афродизиака. Мне хотелось зажмуриться, заткнуть уши руками и убежать далеко-далеко, но гримерша как раз взялась за подводку и тени. Поэтому я сидела прямо и смотрела на свое отражение: красивая кукла, да и только.
Могу представить, что испытала местра Халлоран, когда я вышла и запела. Чудесный юбилей. А главное, надолго запомнится.
– Как прошла встреча? – стилист отступил в сторону, скрывая любопытство под оценкой.
– Замечательно.
– Эй, Бри, все в порядке? – насторожился Дрэйк.
Я кивнула.
Ну а что я скажу? Местр Халлоран решил подложить своей мамочке набла, то есть меня – за то, что она подложила ему драконицу?
Нет уж, увольте от таких подробностей. И вообще увольте.
К тому же, встреча с Аррингсханом и правда прошла замечательно.
Гримерша улыбнулась и указала на идеальную меня, которая стала еще более идеальной. А пианист легко дотронулся до моего плеча.
– Эй, я с тобой, детка! Сейчас забацаем им свои самые улетные песни.
Улыбнулась:
– Спасибо. Могу я тебя кое о чем попросить?
– Разумеется.
– Минутку.
Сумочка валялась тут же, на диване, туда я осторожно сбросила карточку Аррингсхана и достала телефон. Мастера образа по-прежнему что-то щебетали, между собой, но явно пытаясь вызвать меня на откровенность, я же просто смотрела на дисплей. Отражение в спящем экране было другим, немного более мрачным и даже чуточку искаженным. Снаружи все было идеально, но внутри, видимо, потекла тушь. Легко провела по лицу своего двойника пальцем, открывая знакомый сайт вызова флайсов и заказала машину к среднему уровню «Драконьего шипа». Сомневаюсь, что Валентен согласится меня отвезти, да и не стоит его во все это втягивать.
Потому как местр Халлоран будет очень-очень зол.
На этот раз зал окутывал мягкий алый флер, в свете которого волосы Ирргалии разве что искры не рассыпали. Под черным потолком трепетали крылья красного дракона, подсвеченные серебром. При таком освещении можно было рассмотреть лица всех двенадцати правящих, всю мэйстонскую аристократию, даже за самыми дальними столиками, но я не спешила в них вглядываться. У меня еще будет такая возможность.
– Надеюсь, вы успели по нам соскучиться, – лукаво сообщила я в микрофон.
Ответа, разумеется, не ждала – здесь вам не Ландстор-Холл, где зрители охотно общаются с музыкантами.
– Изначально наша программа была слишком серьезной и продуманной, – я обхватила микрофонную стойку, чуть подалась вперед, словно она была моим партнером в танце, – и мы с несравненным Дрэйком Беркинсом…
На этих словах пианист привстал, сверкнул ослепительной улыбкой и слегка поклонился. Если честно, я изначально была против того, чтобы называть его имя. Но Дрэйк, выслушав меня и раз двадцать подряд обозвав сумасшедшей, сказал, что разделит со мной все от и до, иначе никак. По-хорошему, нам ничего не угрожало – в контракте оговорено время выступления, от которого мы отступать не собирались. И от списка песен, приложение с которым подписали, тоже. Ну… разве что кроме первой и последней.
– …Решили добавить немного импровизации. Надеюсь, вы оцените мое маленькое хулиганство.
Брови Халлорана стремительно сошлись на переносице, он сложил руки на груди, а волосы на моей буйной голове зашевелились, пытаясь подняться. Я приказала им лежать, как положили: отступать некуда, за нами только узкий коридорчик. И Мэйстон, который принадлежит Халлоранам.
– Ну а чтобы заинтриговать вас еще больше… – я улыбнулась Рингисхарру и в его лице всем тем, кто сейчас действительно с искренним интересом смотрел на сцену. – Скажу, что в самом конце выступления вас тоже ждет сюрприз. Но не будем забегать вперед.
Я вскинула руку, и первые аккорды привычно вплелись в мой голос.
– Запомнилась мне песенка, что пели в кабаре
И ноты там простые, в порядке си-до-ре…
Девчонка ее пела – ну прям ходячий шарм!
Была она, я помню, безумно хороша.
Сняла микрофон со стойки, подхватила платье и спустилась в зал. Слегка склонила голову, когда проходила мимо столика Халлоранов. Незамысловатые слова веселой песенки пузырились, как веоланское. Поднимались ввысь вместе с моим голосом, и таяли под раскрытой пастью дракона-голограммы, от которой захватывало дух. Песенка писалась под мужчину, но я ее очень любила. Именно она стала для меня пропуском в Ландстор-Холл: после ее исполнения на прослушивании Эвель пригласила меня на работу.
Голос мой сейчас звучал по-мальчишески звонко: чуть выше чем мужской, но уже не похоже на женский. Я лавировала между столиков, и мотив стелился за мной шлейфом. Интерес лучших из лучших по-прежнему накатывал волнами, но то ли я с ним смирилась, то ли привыкла. Ничем он не отличался от любопытного взгляда официанта, замершего у выхода, чтобы дослушать. Или от журналиста, постукивающего пальцами по планшету. Правящие или аристократы, журналисты или снующие между столиками официанты, сейчас все они зрители.
Вызов был брошен, поэтому и воспринималось все теперь гораздо проще: наверное, так чувствует себя человек, запрыгнувший верхом на дракона и приказавший ему лететь. Странно, но я ловила все больше улыбок – даже тех, кто изначально пытался держать лицо. И эти улыбки вспыхивали гораздо ярче, чем таинственная и загадочная магия иртханов.
– Прошли года, от города осталась лишь стена
Безмолвными руинами она окружена.
Нет-нет воспоминания возьмут да оглушат…
О той девчонке милой, с кем пил на брудершафт…
Конец песни застал меня рядом со столиком Ирргалии: так же, как мгновения тишины и последовавшие за ними аплодисменты Аррингсхана. Иртханесса отодвинулась, чтобы случайно не коснуться шлейфа моего платья, но рукоплескания правящего уже подхватил зал, один за другим столики присоединялись к шквалу, беснующемуся под сводами. Я отпустила платье и поклонилась – глубоко, как актриса на сцене. На кулисах тоже горел герб Халлоранов: парящий дракон. Если бы я стояла у стойки, крылья раскрылись бы прямо за моей спиной.
– Спасибо, – сказала я, когда все стихло. Выпрямилась и повторила уже громче: – Спасибо!
Пока шла, чувствовала прокатывающиеся по коже волны силы, улыбалась и избегала смотреть лишь на одного-единственного иртхана в этом зале. Внутри меня бегала малюсенькая Леона, с диким оглушительным визгом пытаясь найти пятый угол, в который можно залезть. Он мне голову оторвет. Ну ладно, сначала заставит Эвель меня уволить, а потом оторвет и повесит на стене, как трофей поверженного врага. Но разве оно того не стоило?
Например, вот этого странного взгляда – который я все-таки поймала перед следующей песней: яростного раздражения, смешанного с… восхищением? Да пусть засунет свое восхищение голографическому дракону под посеребренный хвост! Интриган чешуйчатый.
Дальше я просто пела, шаг за шагом, слово за словом приближаясь к тому, что мне предстояло в самом конце. Из-за этого пришлось немного поменять порядок песен – по возрастанию силы голоса. Дрэйк перекатывал аккорды между пальцами так яростно, что они звенели в раскаленном от алого тумана воздухе. А потом, за последней песней, когда звуки рояля затихали в пении каменных стен, я снова заговорила:
– Спасибо всем за теплый прием. Петь для вас было очень приятно.
Чтобы набраться смелости, взглянула на Аррингсхана.
– То, что я буду петь сейчас – мой личный подарок имениннице, – я искренне улыбнулась местре Халлоран, – ее сыновьям и особым гостям, местру Аррингсхану и местрель Стоунвилл. Которая, насколько мне известно, истинная поклонница оперы.
Если белоснежная аристократическая кожа Ирргалии могла стать еще белее, то она только что стала. Внутри что-то натянулось, словно горло сдавила невидимая рука, а потом отпустило. Шагнула вперед и вскинула голову: именно так я мечтала петь всегда. Именно это я всегда мечтала спеть.
Арию Артомеллы.
– Мой голос плачет в небе… а сердце рвется болью
Последние минуты… и мир, покрытый смолью.
Смотреть в зал я сейчас не могла, поэтому смотрела наверх – на дракона.
Мой друг, спасенье это – смешное оправданье
Течет в твои ладони горячее дыханье.
Прощай, прощай, прощай…
Не сразу поняла, что из груди рвется нечто большее, чем голос. Стоны или плач женщины, умирающей на руках возлюбленного. Были ли это мои чувства? Не знаю, я просто пела, звала, кричала – на пределе сил, на пределе чувств. Помнится, как-то Шайну спросили журналисты, есть ли в ее выступлениях какое-то правило, которое она никогда не нарушает. И она ответила: «Никогда не переношу на героев свои чувства. Я чувствую их».
