Майн Рид
Всадник без головы. Морской волчонок
Глава XIV
Манада
Будь Морис Джеральд полным властелином прерии и если бы все обитатели ее были покорны ему, он не мог бы выбрать более удачного места для охоты за дикими лошадьми, чем то, к которому он привел путешественников.
Едва лишь запенилось в бокалах вино из немецких погребков Сан-Антонио и синева неба стала казаться глубже, а зелень еще изумруднее, как «Mustenos!» заглушил гул голосов, и полувысказанные признания были прерваны взрывом веселого смеха. Это крикнул мексиканский вакеро, который был послан дозорным на холм неподалеку.
Морис, приглашенный к столу в качестве гостя, быстро допил свой стакан и, вскочив на лошадь, крикнул:
– Cavallada?[26]
– Нет, – ответил мексиканец, – manada.
– Что они там болтают? – спросил Колхаун.
– Mustenos – по-мексикански значит «мустанги», – ответил майор, – а манадой они называют табун диких кобыл. В эту пору кобылы держатся вместе, отдельно от жеребцов, если только…
– Если что? – нетерпеливо спросил капитан Колхаун, прерывая объяснение.
– Если только на них не нападают ослы, – ответил майор.
Все засмеялись.
Между тем манада приближалась.
– На коней! – раздались со всех сторон голоса.
Едва ли можно было успеть сосчитать до ста, как удила были уже во рту лошадей, не успевших прожевать кукурузу, уздечки переброшены через их плечи, еще влажные от быстрой скачки в духоте тропического утра, и все были уже в седлах, готовые мчаться вперед.
В это время дикий табун появился на гребне возвышенности, на которой только что стоял дозорный. А он – мустангер по профессии – был уже в седле и в одно мгновение оказался среди табуна, пытаясь набросить лассо на одного из мустангов. Дико храпя, лошади мчались бешеным галопом, словно спасаясь от какого-то страшного преследователя. Все время испуганно косясь назад, не замечая ни фургона, ни всадников, они неслись вперед.
– За ними кто-то гонится, – сказал Морис, заметив беспокойное поведение животных. – Что там такое, Креспино? – крикнул он мексиканцу, которому с холма было видно, кто преследует табун.
В ожидании ответа все притихли. На лицах многих отразились тревога и даже страх. Не индейцы ли гонятся за мустангами?
– Un asino cimmaron, – послышался малоутешительный ответ мексиканца. – Un macho[27], – прибавил он.
– Да, так я и думал. Надо остановить негодяя, иначе он испортит нам всю охоту. Когда дикий осел гонится за табуном, мустангов не остановишь никакими силами. Далеко ли он?
– Совсем близко, дон Морисио. Он бежит прямо на меня.
– Попробуй набросить на него лассо. Если не удастся, стреляй. От него надо избавиться.
Почти никто из присутствующих не понял, кто преследует лошадей. Только мустангер знал, что означают слова: «Un asino cimmaron».
– Объясните, Морис, в чем дело, – сказал майор.
– Посмотрите туда, – ответил мустангер, указывая на вершину холма.
Этих двух слов было достаточно. Все взоры устремились на гребень холма, где с быстротой птицы неслось животное, считающееся образцом медлительности и глупости.
Дикий осел очень сильно отличался от своего забитого собрата – домашнего осла. Дикий осел был почти такой же величины, как мустанги, за которыми он гнался. Если он и не бежал быстрее самого быстрого из них, то, во всяком случае, не отставал. Эта живая картина возникла на фоне зеленой прерии с молниеносной быстротой. Наблюдавшие не успели обменяться и несколькими словами, как дикие кобылы оказались почти рядом с ними. Тут, точно впервые заметив группу всадников, мустанги забыли о своем ненавистном преследователе и повернули в сторону.
– Леди и джентльмены! Оставайтесь на месте! – закричал Джеральд, обращаясь к всадникам, пробовавшим сдержать своих лошадей. – Я знаю, где излюбленное пастбище этого табуна. Мустанги помчались туда. Мы отправимся за ними, и там у нас будет хорошая возможность поохотиться. Если же мы начнем охоту сейчас, они скроются вон в тех зарослях, и тогда мы вряд ли их снова увидим… Ну-ка, сеньор Креспино! Пусти пулю в этого негодяя. Ведь он на расстоянии выстрела, не так ли?
Мексиканец снял с седла свое короткоствольное ружье, быстро вскинул его, прицелился и выстрелил в дикого осла.
Осел заревел, но это был, видимо, только вызов с его стороны. Он остался невредим: Креспино промахнулся.
– Надо остановить его, – воскликнул Морис, – иначе он будет гнаться за мустангами до самой ночи!
Резким движением мустангер пришпорил лошадь. Как стрела помчался Кастро в погоню за ослом, который, невзирая ни на что, продолжал свое преследование.
Короткая скачка наперерез ослу – и гнедой вынес хозяина на расстояние, с которого можно было бросить лассо. Еще мгновение – и петля с молниеносной быстротой просвистела над длинными ушами.
Бросая лассо, Морис сделал полуоборот – Кастро повернулся, как будто на шарнирах, и затем так же послушно остановился и весь напрягся, ожидая рывка.
На секунду все затаили дыхание, когда осел, кинувшись вперед, натянул веревку. Потом он поднялся на дыбы и тяжело опрокинулся на спину, точно пораженный пулей в самое сердце.
Однако осел был еще жив – туго затянувшаяся вокруг его шеи петля только придушила его. Острым мачете[28] мексиканец перерезал ему горло.
* * *
Это происшествие задержало начало охоты. Все ждали, что теперь предпримет Морис-мустангер.
Он соскочил с седла и подошел к убитому ослу, чтобы взять свое лассо… Но тут в движениях ирландца почувствовалась поспешность, очевидно вызванная какой-то новой тревогой.
Он бросился к своему коню.
Только немногие из присутствующих заметили неожиданную торопливость мустангера – большинство были заняты своими испуганными лошадьми. Те же, кто заметил, были удивлены. Мустангер незадолго перед этим сам уговаривал их не торопиться. Они не видели причины для такой резкой перемены в его поведении, разве только она была вызвана тем, что Луиза Пойндекстер, внезапно отделившись от группы всадников, понеслась бешеным галопом, как будто решив перегнать всех в погоне за табуном.
Но охотник за дикими лошадьми знал, что это не так. Такой невежливый поступок едва ли был намеренным со стороны всадницы. Скорее, в нем был повинен крапчатый мустанг. Морис заметил, что промчавшаяся манада была та самая, к которой мустанг еще недавно принадлежал. Несомненно, увидев товарищей, он помчался со своей всадницей на спине, чтобы присоединиться к ним.
Так думал Морис-мустангер. Скоро и остальные пришли к тому же выводу.
В рыцарском порыве вслед за девушкой бросились почти все охотники: впереди Колхаун, Генкок и Кроссмен, а за ними около десятка молодых людей – плантаторов, адвокатов, чиновников. Каждый мечтал о том, что ему повезет и он догонит беглянку.
Однако почти никто из них не был серьезно встревожен – все знали, что Луиза Пойндекстер прекрасная наездница; перед ней расстилалась огромная равнина, гладкая, как дорожка ипподрома; мустанг будет скакать, пока не устанет; сбросить всадницу он не может; вряд ли Луизе грозит серьезная опасность…
Только один человек не разделял этого мнения. Он первый проявил тревогу – это был сам мустангер.
Он тронулся с места последним, так как задержался, свертывая лассо. Когда он вскочил в седло и понесся вдогонку, между ним и остальными охотниками было уже около двухсот ярдов.
Впереди всех сломя голову мчался Колхаун, не щадя ни себя, ни своего коня; драгун и стрелок несколько отстали; сзади скакали остальные участники состязания.
Морис постепенно обогнал всех и, пришпорив своего коня, поскакал впереди капитана.
Когда гнедой заслонил удалявшегося крапчатого мустанга, Колхаун, шипя от злобы, послал ему вслед проклятие.
Полуденное солнце осветило совершенно необычную картину. Табун диких лошадей мчался с невероятной быстротой по обширной прерии. Лошадь из этого табуна с девушкой на спине следовала за ними на расстоянии четырехсот ярдов. На таком же расстоянии от нее на гнедом коне скакал молодой человек в живописном наряде, стараясь догнать ее; за ним – целая вереница всадников, штатских и военных. А позади всех мчался полным галопом отряд драгун, только что отделившийся от группы возбужденно жестикулировавших мужчин и женщин, которые тоже сидели на лошадях, но не двигались с места.
Через двадцать минут картина изменилась. Действующие лица на великолепном зеленом ковре прерии были те же, а их расположение стало иным, во всяком случае, расстояние между ними увеличилось: манада выиграла расстояние у крапчатого мустанга, крапчатый мустанг – у гнедого, а соперников последнего уже совсем не было видно, и лишь парящий в сапфировом небе орел мог различить их своим зорким глазом.
Дикие лошади, крапчатый мустанг со своей всадницей, гнедой конь и его всадник остались одни среди простора саванны.
Глава XV
Беглянка настигнута
На протяжении еще одной мили погоня продолжалась без особых перемен.
Дикие кобылы мчались по-прежнему быстро, но больше уже не визжали и не проявляли страха. Позади слышалось отрывистое ржание крапчатого мустанга, но бывшие подруги как будто не замечали его. Всадница сидела спокойно, не проявляя тревоги.
Гнедой был встревожен, хотя и не так, как его хозяин, который, казалось, был близок к отчаянию.
– Быстрей, Кастро! – воскликнул Морис с некоторым раздражением в голосе. – Что с тобой сегодня? Не забывай, что ты догнал ее в прошлый раз, хотя и с трудом. Но ведь теперь она с седоком. Посмотри туда, глупое животное! Эта всадница мне дороже всего на свете, за нее я отдал бы и твою и свою жизнь… Крапчатая кобыла как будто стала проворней. Может быть, оттого, что она объезжена? Или лошади вообще бегают быстрее с седоком на спине? Что, если я потеряю ее из виду? Это в самом деле начинает выглядеть неприятно! Она может попасть в очень трудное положение. Хуже того: ей грозит опасность. Серьезная опасность. Если я потеряю ее из виду, наверняка случится беда.
Рассуждая шепотом сам с собой, Морис мчался, не отрывая глаз от все удаляющейся всадницы. По временам он измерял беспокойным взглядом разделявшее их пространство.
«Не закричать ли? – вдруг мелькнуло у него в голове. – Звук голоса, может быть, и долетит до нее, но вряд ли она расслышит слова и поймет предостережение?» И Морис не окликнул Луизу не только из этих соображений – он не терял еще надежды с минуты на минуту догнать ее, а кроме того, он знал, что не словами, а только действием можно остановить мустанга.
Пока он подбадривал себя мыслью, что вот-вот приблизится настолько, что сможет, накинув лассо на шею мустанга, заставить его повиноваться… Однако теперь надежда постепенно угасала.
Они неслись сейчас среди перелесков, густо покрывавших здесь прерию и местами сливавшихся в сплошные заросли. Это вызвало у мустангера новую тревогу. Крапчатая кобыла могла свернуть в какую-нибудь чащу или просто исчезнуть из виду среди зарослей.
Диких кобыл уже почти не было видно. Вряд ли их бывшая подруга сможет догнать табун.
Однако опасность от этого не уменьшится. Заблудится ли девушка в прерии или в лесной чаще или же окажется среди табуна диких лошадей – все это одинаково страшно. И вдруг он подумал о еще более грозной опасности, такой страшной, что, охваченный сильнейшей тревогой, в ужасе воскликнул:
– Силы небесные! Что, если сюда забегут жеребцы?! Ведь это их излюбленное место. Они были здесь неделю назад. А сейчас, именно в этом месяце, они бесятся!
Снова шпоры мустангера вонзились в бока гнедого. Кастро, мчавшийся во весь опор, повернул голову и с упреком посмотрел через плечо.
В эту напряженную минуту гнедой и его хозяин потеряли диких кобыл из виду – и крапчатый мустанг, вероятно, тоже. Ничего сверхъестественного в этом не было – они скрылись в чаще.
Исчезновение табуна произвело на крапчатого мустанга магическое действие – он вдруг замедлил шаг и через минуту совсем остановился.
Морис, шпоря своего коня, галопом вылетел на поляну и увидел, что крапчатый мустанг стоит там неподвижно, а Луиза невозмутимо сидит в седле, словно поджидая мустангера.
– Мисс Пойндекстер! – с трудом выговорил он, подъезжая. – Как я рад, что лошадь снова покорна вам! Я был очень обеспокоен…
– Чем, сэр? – спросила девушка.
– Той опасностью, которая грозила вам, – ответил он, несколько озадаченный.
– О, благодарю вас, мистер Джеральд! Но разве мне грозила опасность?
– «Грозила опасность»! – повторил ирландец с возрастающим изумлением. – Верхом на дикой лошади, которая понесла, среди пустынной прерии!..
– Пустяки! Вы думаете, она могла меня сбросить? Но ведь я хорошая наездница.
– Я это знаю, мисс Пойндекстер, но представьте себе, что вы заблудились бы в зарослях, где и коренной техасец с трудом находит дорогу, – вряд ли вам помогло бы тогда ваше искусство наездницы.
– О, так вы думали, что я заблудилась? Вот чего мне надо было опасаться!
– Не только этого. Предположим, вы могли столкнуться с…
– С индейцами? – быстро проговорила Луиза, не дав мустангеру закончить фразу. – А если бы это и случилось? Ведь у нас теперь мир с команчами. Я думаю, что они не причинили бы мне никакого вреда. Так сказал майор, когда мы ехали сюда. Даю вам слово, что я была бы даже рада такой встрече и, во всяком случае, не стала бы избегать ее. Как бы мне хотелось видеть этих благородных дикарей, мчащихся верхом на лошадях по родной прерии! Но не таких, каких я видела на днях в поселке, одурманенных «огненной водой» бледнолицых.
– Я восхищен вашей отвагой, мисс Пойндекстер, но, если бы я имел честь быть одним из ваших друзей, я посоветовал бы вам быть немного осторожнее. «Благородный дикарь» не всегда бывает трезвым и в прерии и не всегда столь благороден, как вы думаете. И если бы вы повстречались с ним…
– …и он позволил бы себе что-нибудь, я ускакала бы от него и вернулась бы к своим друзьям. На такой быстроногой лошади, как моя милая Лýна, вряд ли кому удастся догнать меня. Ведь и вам, мистер Джеральд, нелегко это далось? Не правда ли?
Мустангер смотрел на креолку широко открытыми глазами, полными изумления и недоумения.
– Неужели вы хотите сказать, – наконец вымолвил он, – что могли остановить мустанга? Разве он не понес вас? Значит ли это, что…
– Нет-нет-нет! – быстро ответила всадница, немного смутившись. – Мустанг действительно понес меня, но только вначале, а потом я… я увидела – уже под конец, – что могу остановить его, натянув поводья. Я так и поступила – вы ведь видели, не правда ли?
– И вы могли остановить его раньше?
Этот вопрос был вызван неожиданной догадкой, и мустангер с волнением ждал ответа.
– Быть может… Стоило мне покрепче натянуть поводья… Но должна признаться, мистер Джеральд, что я очень люблю мчаться быстрым галопом, в особенности по прерии, где нет опасности раздавить чью-нибудь курицу или поросенка.
Морис был изумлен. Его родина славилась смелыми женщинами, умеющими справиться с самой горячей лошадью, но никогда еще не встречал он такой отважной и искусной наездницы.
Удивление, смешанное с восхищением, помешало ему ответить сразу.
– По правде сказать, – продолжала девушка с чарующей простотой, – я не жалела о том, что лошадь понесла. Пустая болтовня и бесконечные комплименты утомят кого угодно. Мне захотелось подышать свежим воздухом и побыть одной. Так что, в конце концов, мистер Джеральд, все вышло очень удачно.
– Вам хотелось побыть одной? – спросил мустангер с разочарованным видом. – Простите, что я нарушил ваше уединение. Уверяю вас, мисс Пойндекстер, я следовал за вами только потому, что, по моему мнению, вам грозила опасность.
– Это очень любезно с вашей стороны, сэр. И так как теперь я знаю, что опасность действительно была, я искренне благодарна вам. Вы ведь имели в виду индейцев?
– Нет, я, собственно, думал не об индейцах.
– Какая-нибудь другая опасность? Скажите, пожалуйста, какая, и впредь я буду более осторожна.
Морис ответил не сразу. Неожиданный звук заставил его обернуться, он словно не расслышал вопроса собеседницы.
Креолка поняла, что внимание мустангера чем-то отвлечено, и тоже стала прислушиваться. До ее слуха донесся пронзительный визг, за ним еще и еще, потом послышались удары копыт… Звуки нарастали, сотрясая тихий воздух.
Для охотника за лошадьми это не было загадкой, и слова, которые сорвались с его уст, были прямым, хотя и непреднамеренным ответом на вопрос креолки.
– Дикие жеребцы! – воскликнул он взволнованным голосом. – Я знал, что они должны быть в этих зарослях… Так оно и есть!
– Это та опасность, о которой вы говорили?
– Да.
– Но ведь это только мустанги! Что же в них страшного?
– Обычно их нечего бояться. Но именно теперь, в это время года, они становятся свирепыми, как тигры, и такими же коварными. Разъяренный дикий жеребец опаснее волка, пантеры или медведя.
– Что же нам делать? – спросила в испуге Луиза и подъехала поближе к человеку, который однажды уже выручил ее из беды; с тревогой глядя ему в глаза, она ждала ответа.
– Если они нападут, – ответил Морис, – у нас будет только два выхода. Первый – это взобраться на дерево, бросив наших лошадей на растерзание.
– А второй? – спросила креолка со спокойствием, которое говорило о мужестве, способном выдержать самое тяжелое испытание. – Все что угодно, только бы не оставлять наших лошадей! Это недостойный выход из положения.
– Мы и не можем этого сделать. Поблизости не видно ни одного подходящего дерева, и, если они на нас нападут, нам остается только положиться на быстроту наших лошадей. К сожалению, – продолжал он, внимательно оглядев крапчатую кобылу, а затем своего коня, – им слишком много досталось за сегодняшний день, и оба сильно устали. В этом-то и беда. Дикие жеребцы вряд ли утомлены…
– Не пора ли нам трогаться?
– Пока нет. Чем больше наши лошади отдохнут, тем лучше. Жеребцы, может быть, еще и не свернут в нашу сторону. А если и свернут, это еще не значит, что они на нас бросятся. Все зависит от того, в каком они настроении. Если они грызутся между собой, то могут напасть на нас. Они становятся тогда бешеными и бросаются на своих собратьев, даже если у тех седоки на спине… Да, так оно и есть! Они дерутся между собой. Слышите, как они ржут? Они направляются сюда!
– Мистер Джеральд, так почему бы нам сейчас же не поскакать в противоположную сторону?
– Сейчас нет смысла. Впереди – открытая равнина и скрыться негде. Они будут там, прежде чем мы успеем отъехать на достаточное расстояние, и скоро догонят нас. Место, куда мы должны направиться, – единственное безопасное место, о котором я могу вспомнить, – лежит в другом направлении. Судя по звукам, они сейчас как раз отрезали нам дорогу туда. Если мы выедем слишком рано, то столкнемся с ними. Нам надо выждать, а потом попытаться проскользнуть позади них. Если нам это удастся и если они не догонят нас на протяжении двух миль, то мы достигнем места, где будем в неменьшей безопасности, чем за изгородью кораля в Каса-дель-Корво. Уверены ли вы, что справитесь с вашим мустангом?
– Вполне, – быстро ответила креолка; перед лицом опасности притворство было забыто.
Глава XVI
Преследуемые дикими мустангами
Всадники настороженно сидели в своих седлах. Луиза волновалась меньше, чем мустангер, потому что она доверилась ему. Она не вполне понимала, какая опасность им грозит, но догадывалась, что опасность эта очень серьезна, раз такой человек, как Морис Джеральд, проявляет тревогу. Сознание, что эта тревога отчасти вызвана страхом за нее, вопреки всему, наполняло ее сердце радостью.
– Теперь, пожалуй, мы можем рискнуть, – еще раз прислушавшись, сказал Морис. – Они как будто уже миновали ту поляну, через которую лежит наш путь. Умоляю, будьте внимательны! Твердо сидите в седле и крепко держите поводья. Там, где дорога позволит, скачите со мной рядом и ни в коем случае не отставайте больше чем на длину хвоста моей лошади. Мне придется ехать впереди, чтобы показывать путь… Вот они направились к нашей поляне… Почти достигли ее края… Теперь пора!
В глубокую тишину прерии вдруг ворвался неистовый шум, словно из переполненного сумасшедшего дома. Пронзительное ржание диких жеребцов напоминало крики буйных маньяков, только эти звуки были во много раз сильнее. Им вторил громовой топот копыт, свист и треск ломающихся веток, дикое храпенье, сопровождаемое резким лязганьем зубов, глухими ударами копыт по ребрам и крупам и пронзительным визгом злобы и боли. От этих оглушительных звуков дрожало все кругом и, казалось, сама земля колебалась на своей орбите.
Эти звуки свидетельствовали о неистовой схватке диких жеребцов. Их еще не было видно, но они приближались, пробиваясь сквозь заросли и ни на мгновение не прекращая драки.
Едва Морис подал знак трогаться, как пестрый табун диких лошадей появился в узком проходе между зарослями. Еще мгновение – и с неудержимостью горной лавины они вырвались на открытую поляну.
Это была живая лавина самых красивых созданий, которые только существуют в природе, – ибо даже человек должен уступить им первое место. Я не говорю о замученной лошади цивилизованного мира, лошади с худой спиной, кривыми ногами и опущенной головой, лошади, изуродованной ножницами барышника или грума, – нет, речь идет о дикой лошади саванны, рожденной среди зеленых просторов и выросшей на свободе, как полевой цветок.
Нет более великолепного зрелища, чем табун диких жеребцов, скачущих по прерии; особенно в то время, когда в них бушует страсть и они готовы уничтожить друг друга.
Но это прекрасное зрелище пугает человека – оно слишком ужасно, чтобы им мог спокойно любоваться мужчина, не говоря уже о робкой женщине. Особенно когда зритель смотрит на табун диких мустангов с открытого места и рискует сам стать жертвой их нападения.
Вот что грозило всаднику на гнедом коне и всаднице на крапчатом мустанге. Всадник по опыту знал, как опасно такое положение; всадница же не могла не догадаться об этом.
– Сюда! – крикнул Морис и пришпорил коня, чтобы обогнуть табун. – О боже! Они заметили нас! Скорей, скорей, мисс Пойндекстер! Помните, что дело идет о вашей жизни!
Но слова были излишни. Поведение жеребцов достаточно убедительно показывало, что только быстрота может спасти крапчатого мустанга и его всадницу.
Выскочив на открытое место и увидев оседланных лошадей, дикие жеребцы внезапно прекратили свою драку. Они остановились, словно по приказу опытного вожака, и вытянулись в один ряд, как кавалерийский отряд, остановленный в пылу атаки.
На время их взаимная ненависть, казалось, была забыта, как будто они собирались напасть на общего врага или же сопротивляться общей опасности.
Задержка, возможно, произошла от удивления; но, так или иначе, она была на руку беглецам. В эти несколько секунд всадникам удалось обогнуть неприятеля и очутиться у него в тылу, на пути к спасению.
Однако только на пути к спасению. Удастся ли им ускакать от преследователей, оставалось неясным, потому что дикие жеребцы, заметив их хитрость, храпя и визжа, бросились за ними с явным намерением догнать.
Началась стремительная, безудержная погоня через просторы прерии, отчаянное состязание в быстроте между лошадьми без седоков и лошадьми с седоками.
Время от времени Морис оглядывался, и, хотя расстояние, которое им удалось выиграть вначале, не уменьшалось, выражение его лица по-прежнему было тревожным. Будь он один, он не беспокоился бы ни минуты. Он знал, что гнедой – ведь он был тоже мустангом – никому не даст себя обогнать. Беда была в том, что Луна замедляла бег – она скакала медленнее, чем когда бы то ни было, как будто вовсе не хотела спасаться от преследователей.
«Что это может означать? – недоумевал мустангер, сдерживая лошадь, чтобы не обгонять свою спутницу. – Если нас что-нибудь задержит при переправе, мы погибнем. Дорогá каждая секунда».
– Они еще не догоняют нас, не так ли? – спросила Луиза, заметив, что мустангер встревожен.
– Пока еще нет. К несчастью, впереди серьезное препятствие. Я знаю, что вы прекрасная наездница, но ваша лошадь… В ней я не уверен. Вы ее лучше знаете. Сможет ли она перепрыгнуть через…
– Через что, сэр?
– Вы сейчас увидите. Мы уже недалеко от этого места.
И они продолжали скакать бок о бок галопом, делая почти милю в минуту.
Как и говорил мустангер, они скоро увидели препятствие. Это был огромный овраг, зияющий среди необозримой прерии. Он был не менее пятнадцати футов в ширину, столько же в глубину и тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз.
Если бы всадники повернули направо или налево, это дало бы жеребцам возможность сократить путь по диагонали; дать им это преимущество было равносильно самоубийству.
Овраг необходимо перескочить, иначе мустанги настигнут их. Только прыжок в пятнадцать футов длиной мог спасти беглецов. Морис знал, что гнедой не подведет – ему не раз приходилось делать такие прыжки. Но крапчатая кобыла?
– Как вы думаете, сможет ли она взять это препятствие? – с беспокойством спросил мустангер, когда они подъехали к отвесному краю оврага.
– Не сомневаюсь, – уверенно ответила Луиза.
– Но удержитесь ли вы на ней?
– Ха-ха-ха! – иронически засмеялась креолка. – Это очень странный вопрос для ирландца. Я уверена, что ваши соотечественницы сочли бы эти слова оскорблением. Даже я, уроженка болотистой Луизианы, не считаю их слишком любезными. Удержусь ли я? Да я удержусь на ней, куда бы она меня ни понесла!
– Но, мисс Пойндекстер, – пробормотал Морис, все еще не доверяя силам крапчатого мустанга, – а вдруг она не справится? Если вы хоть сколько-нибудь в ней сомневаетесь, не лучше ли оставить ее здесь? Я знаю, что моя лошадь легко перенесет нас обоих на ту сторону. Пожертвовав мустангом, мы, вероятно, избавимся и от дальнейших преследований. Дикие жеребцы…
– Оставить Луну! Бросить ее на растерзание бешеным жеребцам! Нет-нет, мистер Джеральд! Мой мустанг мне слишком дорог. Мы вместе перескочим пропасть, если только сможем. А если нет, то вместе сломаем себе шею… Ну, моя хорошая! Летим! Вот тот, кто охотился за тобой, поймал и покорил тебя. Покажи ему, что ты еще не совсем порабощена, что ты можешь, если нужно, сбросить с себя дружеское или вражеское иго. Покажи ему один из тех прыжков, которые мы так часто с тобой делали за последнюю неделю. Ну, милая, летим!
И отважная креолка, не дожидаясь ободряющего примера, смело поскакала к краю зияющего оврага и взяла это препятствие одним из тех прыжков, которые они с Луной «так часто делали за последнюю неделю».
У мустангера было три мысли, вернее, три чувства, когда он следил за этим прыжком. Первое из них – изумление, второе – преклонение, третье не так просто было определить. Оно зародилось, когда прозвучали слова: «Мой мустанг мне слишком дорог».
«Почему?» – задумался он, когда летел на гнедом над оврагом.
Но, хотя они удачно преодолели препятствие, это не обеспечило безопасность беглецам. Диких жеребцов овраг остановить не мог. Морис это хорошо знал и оглядывался назад с не меньшей тревогой, чем раньше.
Пожалуй, он был встревожен еще сильнее. Задержка, хотя и очень незначительная, дала преимущество их преследователям. За все время погони жеребцы еще ни разу не были так близко. Они перелетят через овраг без всякого промедления одним уверенным прыжком.
А что тогда? Мустангер задал себе этот вопрос и побледнел, не находя ответа.
Взяв препятствие, мустангер не остановился ни на секунду и продолжал скакать галопом; позади него, совсем близко, как и раньше, скакала его спутница. Однако в движениях ирландца не было прежней уверенности, – казалось, он колеблется и никак не может прийти к решению.
Едва отъехав от оврага, Морис натянул поводья и повернул коня, как будто решил скакать обратно.
– Мисс Пойндекстер, – сказал он своей спутнице, которая уже успела поравняться с ним, – поезжайте вперед одна.
– Но почему, сэр? – спросила она, дернув уздечку и резко остановив мустанга.
– Если мы не расстанемся, жеребцы нас догонят. Надо что-то предпринять, чтобы остановить взбесившийся табун. Сейчас еще есть одна возможность. Ради бога, не задавайте вопросов! Десять потерянных секунд – и будет уже поздно. Посмотрите вперед – видите блестящую поверхность воды? Это пруд. Скачите прямо туда. Там вы очутитесь между двумя высокими изгородями. У пруда они сходятся. Вы увидите ворота и около них жерди. Если я не подоспею, скачите прямо в этот загон, сойдите с лошади и загородите вход жердями.
– А вы, сэр? Вы подвергаетесь большой опасности…
– Не бойтесь за меня. Один я ничем не рискую. Если бы не крапчатый мустанг… Скорее же, вперед! Не упускайте из виду пруд. Пусть он служит вам маяком. Не забудьте загородить вход в загон. Скорее же! Скорее!
Одну-две секунды девушка колебалась, не решаясь расстаться с человеком, который ради ее спасения готов отдать свою жизнь.
К счастью, она не принадлежала к числу тех робких девиц, которые в трудную минуту теряют голову и тянут ко дну своего спасителя. Она верила своему советчику, верила в то, что он знает, как поступить, и, снова пустив лошадь галопом, направилась к пруду.
А Морис повернул свою лошадь и поскакал назад, к оврагу, через который они только что перескочили.
Расставшись со своей спутницей, мустангер вынул из седельной сумки самое совершенное оружие, которое когда-либо поднималось против обитателей прерии – для атаки или защиты, – против индейцев, бизонов или медведей. Это был шестизарядный револьвер системы полковника Кольта. Не какая-нибудь дешевая подделка, под видом усовершенствования, фирмы Дина, Адамса и им подобных, а подлинное изделие Страны мускатных орехов[29] с клеймом «Хартфорд» на казенной части.
– Они будут прыгать в том же узком месте, где и мы, – пробормотал он, следя за табуном, все еще находившимся по ту сторону. – Если мне удастся уложить хоть одного из них, это может остановить других или задержать их настолько, что мустанг успеет ускакать. Их вожак – вот этот гнедой жеребец. Он, конечно, прыгнет первым. Мой револьвер бьет на сто шагов. Теперь пора!
Едва успели прозвучать последние слова, как раздался треск револьвера. Самый крупный из жеребцов – гнедой – покатился по траве, преградив путь остальным.
Несколько мустангов, мчавшихся за ним, сразу остановились, а потом и весь табун.
Мустангер не стал следить за дальнейшим поведением жеребцов и больше не стрелял. Воспользовавшись их замешательством и не теряя времени, он повернул на запад и поскакал вслед за крапчатым мустангом, который уже приближался к сверкающему пруду.
Дикие жеребцы больше не преследовали беглецов, – возможно, гибель вожака испугала их или им помешал его труп, загородивший путь в единственном месте, где можно было перескочить через овраг.
Морис спокойно скакал за своей спутницей.
Он догнал ее у самого пруда. Она точно выполнила все его указания, за исключением одного. Вход был открыт, жерди валялись на земле. Девушка все еще сидела в седле, но тревога уже не терзала ее сердца. Однако она не находила слов, чтобы выразить Морису свою благодарность.
